Отвези меня домой

Глава двадцатая

Дважды потерять сознание за один день, который, кстати, ещё отнюдь не кончился, — это слишком, подумал Егор, открывая глаза. Или я просто уснул? Ага, уснул, спя, перебрался в машину, где и продолжил спать. И спал до ночи, потому что, если за окном не самая чёрная ночь какую я когда — либо встречал в своей жизни, то тогда я не знаю, что это. Значит, день, всё-таки кончился… Блин с горохом, не так давно подобный казус уже со мной произошёл. А именно, когда в нас попали из десантного гранатомёта РПГ-16 типа «Удар»… Не очень ли часто? Сознание теряю часто, засыпаю где ни попадя и в самых, можно сказать, пикантных ситуациях… Реакция организма? Что-то раньше я за своим организмом подобной реакции не замечал. Нужно было очень много выпить, чтобы он, организм, повёл себя похожим образом. Впрочем, раньше в моей жизни не было Анюты. Да. Анюта. Как-то все неожиданно получилось… Э, да что там неожиданно! Тебя, мой друг, трахнули самым настоящим образом. За рога, можно сказать, и в стойло. Трахнули и фамилии не спросили. Правда, надо признать, что трахнули отменно. Эксклюзивно, прямо скажем, трахнули.

Егор припомнил процесс и непроизвольно облизал губы.

Однако, господа, неплохо бы определиться во времени и пространстве…

Он поднёс руку с часами поближе к лицу и разглядел, что чуть светящиеся стрелки показывают четыре часа. Видимо, ночи, подумал Егор, раз снаружи ночь. И попытался выбраться из машины.

Дверца не открывалась.

Не мудрствуя лукаво, по старой русской привычке Егор крепко двинул её плечом и выругался. Не помогло.

Попытки открыть окна и три остальные дверцы также не дали никакого результата. Точнее, результата был. Даже два. Он отшиб себе плечо и заволновался.

Ну и темень снаружи, однако. Вот уж, действительно, хоть глаз выколи… Но что же происходит и где, спрашивается, недопитая бутылка французского коньяка?

Бутылку, после недолгих поисков, он обнаружил под собой на полу. Отвинтил крышку, сделал пару глотков и включил радио. Тишина на всех частотах…

— Анюта! — позвал он. — Ты где?

Ни ответа, ни привета.

Егор попробовал завести двигатель. Безрезультатно.

Итак. Двигатель не заводится, двери и окна не открываются, Анюта молчит, как рыба об лёд, а за окнами какая-то совершенно непонятная ночь без малейшего проблеска света. Что, в городе Львове повсеместно кончилось электричество? Тогда где свет от керосиновых ламп и свечей? И звёзды. Где звёзды, господа?

Он подвинулся вплотную к левой дверце, полулёг на сиденье и попытался посмотреть сквозь стекло вверх на небо.

Что-то, кажется, мерцает. Но как-то бледно, тускло и неопределённо. Дымка какая-то мешает, что ли…

И тут он заметил, что непроницаемо чёрная тьма на горизонте чуть-чуть прояснилась.

Значит, это всё-таки была ночь, сообразил Егор, с облегчением закурил и приготовился ждать пока окончательно рассветёт.

Сначала густо-чернильную тьму на востоке как будто кто-то разбавил изрядной порцией воды, и тут же в ещё влажную сиреневую полоску капнули тёмной венозной кровью, и она сразу окрасила алым цветом половину окоёма. Яркие сиреневые сполохи потянулись из-за горизонта к зениту, и окончательно стало ясно то, во что ещё полминуты назад Егор не хотел и не мог поверить: машина и он внутри неё находились не на зелёном холме над красивым городом Львовом, а посреди совершенно незнакомой, каменистой и, судя по всему, безжизненной пустыни.

Это уже слишком, решил Егор, после чего основательно приложился к спасительному коньяку и с сожалением отметил, что чудесной влаги в бутылке осталось не больше, чем на три пальца.

Теперь уже светало стремительно, и Егор, ещё раз пристально оглядев окружающий мир, понял, что машина всё-таки стоит на плоской вершине холма. И даже не холма, а, скорее, целой горы. И даже не горы, а…

Вот, блин, да это же какая-то невероятных размеров пирамида! И он вместе с Анютой торчит как раз на срезанной верхушке этой… этого… сооружения!

И тут на небо, словно граната из руки убитого великана, выкатилось маленькое ослепительно-белое солнце.

— Анюта! — заорал он так, что чуть не оглох сам и с размаху треснул сверху кулаком по панели управления. — … где мы?!!

— Ну чего ты орёшь? — осведомился тихий Анютин голос из радиоприёмника. — Все ещё спят.

— К-кто спит? — испуганно не понял Егор.

— Например, я. Ну и души твоих предков, разумеется.

— Каких ещё, на фиг, предков? Слушай, Анюта, где это мы, а?

— На Марсе.

— Ч… то?

— На Марсе, — терпеливо пояснила Анюта. — Планета такая в вашей… то есть, я хотела сказать…

— Ага! — вскричал Егор и обличающе ткнул указательным пальцем в шкалу настройки приёмника. — Вот ты и попалась. Инопланетянка!

— И вовсе я не инопланетянка, — запротестовала Анюта.

— А мы правда на Марсе?

— Правда, — тихо призналась она.

— С ума сойти. — Егор потрясённо огляделся. — Всю жизнь мечтал побывать на Марсе. Но… Как?!

— Видишь ли, я и сама толком не очень понимаю. Когда я… когда мы… ну… это…

— Ну-ну, — усмехнулся Егор и машинально подкрутил усы. — Смелее.

— В общем, когда мы соединились, и наши эмоции… как бы это выразиться…

— Достигли апогея, — подсказал Егор.

— Как? Да, пожалуй, можно и так сказать. Действительно эмоции и действительно апогея. Понимаешь, для меня это была даже не вершина, не апогей, а… взрыв. Я просто исчезла в этом взрыве. Вернее, я сама этим взрывом и была. Плюс к этому примешались ещё и твои чувства. Очень, надо сказать…э-э… своеобразные и сильные. Я ведь не читаю мысли, но состояние, чувства, эмоции… это я хорошо ощущаю даже на расстоянии. Помнишь, когда тебя били в парке?

— Тебе не кажется, что напоминать мне об этом несколько неэтично?

— А причём здесь этика? — искренне удивилась Анюта.

— Ладно, — махнул рукой Егор. — Проехали. Продолжай.

— Так вот я издалека услышала твои чувства и поняла, что тебе очень плохо. Даже направление и расстояние определила.

— По-моему, мы отвлеклись.

— Да. В общем, когда я несколько пришла в себя, то оказалось, что мы уже на Марсе.

— То есть, ты хочешь сказать, — прищурился Егор, — что мы так с тобой увлеклись, что не заметили, как в мгновение ока преодолели миллионы и миллионы километров?

— Именно.

— Велика же, блин с горохом, сила любви!

— Ты даже представить себе не можешь насколько она велика, — серьёзно подтвердила Анюта.

— А почему я тогда до сих пор жив? — опомнился Егор.

— То есть?

— То есть, на Марсе, насколько мне известно, кислорода недостаточно для того, чтобы человек мог дышать. И давление атмосфетное совсем слабое. И холодно очень, если я правильно помню.

— Всё верно, — вздохнула Анюта. — Очень вы, люди, неприспособленные к жизни существа. Пришлось мне о тебе позаботиться.

— Сама себе противоречишь, — не унимался Егор. — Как же ты могла обо мне позаботиться, когда, как сама говоришь, попала на Марс в полном беспамятстве?

— Вероятно сработал чисто женский инстинкт, — предположила Анюта.

— Это какой? — подозрительно осведомился Егор.

— Оберегать ребёнка и… любимого.

Последнее слово было произнесено с чувством. Но твёрдо. «Приплыл! — вспыхнуло в Егоровом мозгу. — Этого мне только… Но ведь… О,Господи!»

— А почему ты считаешь, что это чисто женский инстинкт? — быстро спросил он, чтобы как-то скрыть охватившее его волнение пополам с самой настоящей паникой. — Мы, мужчины, тоже, знаешь ли, время от времени… это… оберегаем своих детей и любимых.

— Согласна. Но мужчины это делают не на уровне инстинкта, а на уровне разума.

— Это ещё почему?

— Не знаю, почему. Так уж вы устроены.

— А у тебя, значит, тоже есть инстинкты.

— Как и у любого живого существа.

Тем временем солнце, которое было здесь размером с чайное блюдце, а не с тарелку, как на Земле, поднялось довольно высоко, и Егор с восхищением и страхом разглядывал холмистую, цвета светлой охры равнину, раскинувшуюся под ним на километровой (а то и поболе!) глубине.

И иззубренную горную гряду на горизонте. И едва различимые, геометрически правильные остатки кварталов города слева. И чудовищных размеров каменное (?) женское лицо с застывшей на щеке слезой, смотрящее из земли прямо в тёмно-сиреневое небо справа.

Он тут же вспомнил снимки марсианской поверхности, сделанные какой-то американской автоматической станцией, и от волнения у него перехватило горло. На тех снимках, помнится, предположительно тоже была видна пирамида и невероятных размеров каменное женское лицо. И, вроде бы, остатки неких сооружений.

Получается, что он сейчас именно в этом месте?

Сразу, будто прорвав, возведённую временем и горьким опытом взрослой жизни незримую, но чертовски прочную плотину, хлынули в душу несбыточные детские мечты.

Чужие планеты. Погибшие цивилизации. Невообразимо древние, полные опасных и чудесных тайн, города.

— Значит, это правда… — полувопросительно прошептал Егор.

— Что? — с готовностью откликнулась Анюта.

— Что на Марсе была разумная жизнь?

— Да. Это правда. Мало того. Насколько я в курсе, ваша цивилизация — это то ли порождение, то ли продолжение цивилизации марсианской.

— Это как? — не понял Егор.

— Я сама не могу разобраться. Возможно, ваши далёкие предки могли в своё время колонизировать Марс, а потом колония вымерла. Или же колонисты вернулись на Землю. Впрочем, возможно и другое: Земля была заселена марсианами, которые позже полностью здесь ассимилировались, одичали и, в результате, забыли о своей родине. Правда, у этой последней гипотезы шансов на истинность меньше, чем у первой.

— Где-то я обо всём этом читал, — припомнил Егор.

— Не сомневаюсь. Любая, даже самая безумная гипотеза или идея, если она может быть высказана, будет высказана обязательно. И неоднократно. Это закон. Правда, я пользовалась иными, несколько более надёжными источниками информации, нежели ваши книги.

— Какими?

— Видишь ли, всякая, я повторяю — всякая! — информация, она… неуничтожима, понимаешь? Она как бы разлита в неком информационном поле, зачастую находится в нём в совершенно закодированном и недоступном виде, но если уметь этим самым полем пользоваться, если уметь по нему ходить и видеть то, что скрыто для обычного взгляда, то можно узнать многое из того, о чём ты хочешь узнать. Зачастую не всё. Но, повторяю, многое.

— А ты, значит, по этому самому информационному полю ходить умеешь?

— Скорее, ковылять.

— А мы? Мы, люди?

— Вы пока, в лучшем случае, по нему ползаете.

— Опять я тебя поймал! — торжественно заявил Егор.

— На чём это?

— На том, что ты не человек.

— А я никогда этого и не скрывала. Я действительно не гуманоид. И вообще, данный факт, по-моему, заметен невооружённым глазом.

— Как же, как же! Невооружённым… А с кем я тогда занимался самым, что ни на есть, гуманоидным сексом не далее, чем пару часов назад… О, чёрт!

— Что случилось?

— Блин с горохом! Я тут на Марсе, а дома мама, наверное, волнуется! Я же не позвонил ей утром!

— Так позвони. Подумаешь, проблема!

— Издеваешься, да? Вот все вы, инопланетяне-негуманоиды, такие. — Егор чувствовал, что его понесло. — Так и норовите при малейшей возможности показать нам, бедным и невежественным землянам своё интеллектуальное, научное и техническое превосходство.

— А нравственное? — поинтересовалась Анюта.

— Фиг вам! — радостно объявил Егор. — Фиг вам нравственное превосходство! Недаром нас называют гуманоидами, что означает гуманные разумные существа. Гуманные, понимаешь? Нет, куда там тебе, негуманоидке, это понять…

— Болтун, — фыркнула Анюта. — Звони уже маме… гуманоид!

— Погоди… Ты это серьёзно?

— Абсолютно. Диктуй номер, я соединю.

— Постой. Я, конечно, верю, что ты можешь нас соединить. Но ведь до Марса хрен знает сколько миллионов километров, а скорость электрического сигнала ограничена скоростью света. Как же мы будем разговаривать?

— Этой физики ты всё равно не поймёшь. И вообще странно, что ты меня об этом спрашиваешь.

— Почему?

— Потому что ты не спросил, например, о том, как мы попали на Марс.

— А что тут спрашивать? — небрежно пожал плечами Егор. — Обыкновенная телепортация, насколько я понимаю.

— Обыкновенная… Ах ты, поросёнок! По-твоему, значит, телепортация — это в порядке вещей? Ты что, каждый день телепортируешься? И когда, сэр, позвольте спросить, вы занимались этим последний раз?

— Эй, успокойся! Чего ты, в самом деле… Сама приучила меня к тому, что, практически, всесильна, а теперь обижаешься. Откуда мне знать, что ты можешь, а что нет? Ты же не рассказываешь…

— Не рассказываешь… Всего не расскажешь. А телепортация, чтобы ты знал, наиболее сложный способ перемещения в пространстве. Этому не просто нужно долго и трудно учиться. К этому ещё и талант нужно иметь. А я после… В общем, я боялась, что утратила эту способность. И сейчас боюсь.

— Чего?

— Что утратила.

— Способность к телепортации?

— Ага.

— Но… мы ведь попали на Марс именно этим способом?

— Этим. Ну и что? Я ведь тебе говорила, что была в бессознательном состоянии. А нынче моё состояние вполне сознательное, и я не знаю, смогу ли вернуться обратно тем же способом. То есть, я надеюсь, что смогу, но…

— Что «но»? — с нехорошим замиранием сердца осведомился Егор.

— Боюсь пробовать, — вздохнула Анюта. — А вдруг не получится? — и, помолчав, добавила ворчливо. — Ты будешь звонить матери или нет?

— Блин с горохом! — Егор нашарил на полу коньяк и торопливо отхлебнул из горлышка. — Ну и дела… Звонить! А может и звонить не стоит? Может, мы сначала попробуем вернуться, а уж потом я позвоню? А то позвоню, обнадёжу, а сам… Э, Анюта, ты давай меня не пугай!

— Я и не пугаю. Просто стараюсь быть искренней. Ты всё-таки позвони. Если мне удастся вас соединить, то это уже кое-что, понимаешь? Я буду знать, что хотя бы связь могу осуществлять мгновенно. А если могу связь, то, возможно, могу и всё остальное. Да ты не волнуйся. Сюда же мы попали? Попали. Значит, на самом деле я это могу. Надо только окончательно в это поверить.

— Слушай! — Егора вдруг осенило. — А что если нам попробовать… это… ну…

— Смелее! — засмеялась Анюта.

— Ну, ты поняла, да?

— Ты хочешь повторить?

— А почему бы и нет? Тебе разве не понравилось?

— Это было замечательно, — промурлыкала Анюта. — Но здесь повторение невозможно.

— Почему?

— Потому что это Марс, и у меня слишком много энергии уходит на поддержание твоей жизнедеятельности. Я не могу здесь опять принять облик человеческого существа.

— А жаль, — вздохнул Егор.

— И мне. Но не переживай, вот вернёмся на Землю… Ты будешь, блин с горохом, звонить или нет?!

— Давай, барышня, — беспечно махнул рукой Егор и допил коньяк. — Соединяй!