Отвези меня домой

Глава двадцать третья

Ночной клуб с лихим названием «Не забуду мать Россию» располагался минутах в десяти небыстрой езды от Сениного дома на первом и втором этажах тридцатипятиэтажного, видимо, ещё довоенного небоскрёба, а ныне просто довольно высокого здания тёмно-красного, почти коричневого кирпича. И само здание стояло очень удобно — в глубине района, довольно далеко от шумных и людных улиц, а также от полицейских и праздношатающихся прохожих.

Они остановились на другой стороне улицы, прямо напротив входа, возле которого маячил внушительного вида коротко стриженый охранник, до зевотной тоски напомнивший Егору сотни и сотни таких же охранников, мода на которых, как началась в постсоветской России в первой ещё половине девяностых годов, так и по сию пору никак не могла пройти. Егор, как и любой взрослый мужчина с умелыми руками и нормально соображающей головой, всегда с жалостливым недоумением смотрел на этих молодых и здоровых мужиков, целыми днями торчащих на входах и выходах всевозможных фирм, компаний и офисов средней руки и откровенно мающихся от безделья. Это было тем более странно, что он никогда не слышал, чтобы охрана хоть кого-нибудь защитила в случае серьёзного «наезда» на подобную фирму крутых конкурентов или — тем паче! — от произвола властей.

Впрочем, здесь была не Россия, и Егор, отбросив сомнения и лишние мысли, кивнул Семёну:

— Выходим, Сеня.

— А может…

— Не может. Принял решение — выполняй, как говаривал капитан Холод, мой ротный и отличный мужик. Не дрейфь, старик, всё получится!

Они вылезли из машины, и Егор с некоторым замиранием сердца открыл багажник.

Солнечный луч, вырвавшийся из внезапно образовавшегося разрыва в плотных облаках, обложивших в этот день нью-йоркское небо, ударился в груду золотых монет царской чеканки и замер в восхищении.

Замер и охранник у входа в клуб. Оттуда, с другой стороны улицы, ему не было видно, что находится в багажнике машины марки «Фольксваген Гольф», которая минуту назад остановилась напротив охраняемого им заведения, но зато он заметил мерцающий золотой отблеск, лёгший на лица двух мужиков (длинного и широкоплечего с усами и маленького рыжеволосого, которого он уже видел несколько раз в клубе), этот самый багажник открывших.

— Ни хрена себе… Положили одну монету, а теперь… Это что, хорошо наведённая галлюцинация? — видимо, припомнив «Понедельник» братьев Стругацких, присвистнул Сеня.

— Червонцы настоящие, — процитировал в ответ Булгакова Егор.

— Браво! — подыграл Сеня, — но всё же хотелось бы…

— Да и сам не знаю, старик. Это всё Анюта.

— Я понимаю, что не королева английская. Кто такая Анюта и где ты её раскопал?

— На первый вопрос ответить не могу, — сказал Егор, насыпая золотые десятки в старую замасленную холщовую сумку из-под инструментов, из которой предварительно эти самые инструменты безжалостно вывалил. — Помогай давай, чего встал как засватанный… Я буду держать, а ты сыпь.

— Вот, ёлки… а сколько ещё сыпать-то?

— Пять пригоршней и, думаю, хватит, — определил на глаз Егор. — А что касается твоего второго вопроса, то нигде я её не раскапывал. Сама в одну прекрасную ночь появилась и стала жить в моей машине. Так что, если хочешь, спроси её сам, кто она такая и откуда взялась. Ты же у нас обаятельный, может, тебе и расскажет. Мне вот не рассказала.

— М-мда… — промолвил Сеня, задумчиво ссыпая золото в сумку. — Четыре… Вот уж не думал, что меня хоть что-то в этой жизни может ещё удивить. Пять. Всё, хватит. А то слишком жирно будет.

— Хватит, так хватит, — Егор вытащил сумку и захлопнул багажник. — Ну, мы пошли, — сказал он и хлопнул ладонью по корпусу машины.

Анюта мигнула задними габаритными огнями.

— Вперёд? — осведомился Сеня.

— Вперёд! — ответил Егор.

И они решительно направились прямиком к охраннику.

— Привет, — сказал по-русски Семён, когда тот заступил им дорогу. — Мы к Валентину Георгиевичу. Он нас ждёт. Скажи, пришёл фотограф с товарищем.

Сеня не врал. Ещё по дороге он с помощью Анюты связался с формальным хозяином заведения Валентином Георгиевичем Сербским, бывшим в России редактором какой-то городской вечерней газеты, а ныне усердно служившим некоронованным королям русской мафии в Нью-Йорке.

Охранник окинул их профессиональным подозрительным взглядом, пробормотал что-то в рацию на груди, выслушал невнятный ответ и неохотно пропустил друзей внутрь. Видимо, его интуиция едва слышно ему шепнула, что ничего хорошего от этой непонятной парочки ждать не стоит.

Через ресторанный зал, совершенно пустой в это время, они прошли к внутренней деревянной лестнице и поднялись на второй этаж. Здесь они миновали ещё двух охранников, подвергнувшись на этот раз процедуре обыска на наличие огнестрельного и прочего оружия. Впрочем обыскали их весьма деликатно — видимо золото в сумке, которую, судя по её виду, десять минут назад подобрали на мусорной свалке, произвело на охрану должное впечатление.

По длинному, уютно освещённому спрятанными в подвесном потолке светильниками коридору, минуя несколько совершенно одинаковых дверей, Егор и Сеня подошли к последней, более высокой, широкой и вдобавок обшитой натуральным дубом двери, в которую Сеня и постучал.

— Можно! — разрешил за дверью гнусавый голос, и они вошли.

В обширной, обставленной дорогой и современной, но несколько разностильной мебелью комнате с окнами, выходящими на улицу, находилось четверо мужчин: двое постарше, лет, наверное, пятидесяти с хвостиком и двое помоложе, приблизительно Егорова возраста. Все четверо были одеты в чёрные, хорошо сшитые костюмы и дорогие рубашки без галстуков. Трое из четверых держали в руках тяжёлого стекла стаканы с виски. То что это было именно виски, сомневаться не приходилось — на столе стояла ополовиненная, квадратного сечения бутылка этого национального американского напитка.

— А вот и Сеня! — с преувеличенным оживлением воскликнул полный обрюзгший мужчина в очках и сильно косящим правым глазом навыкате. Только у него не было в руках стакана, и тут же стало понятно, что гнусавый противный голос принадлежит именно ему.

— Здравствуйте, Валентин Георгиевич, — вежливо сказал Семён. — Познакомьтесь, это мой друг Егор, и он хочет сделать вам выгодное предложение.

— А я почему-то думал, что это ты хочешь сделать нам выгодное предложение, — загрустил косоглазый и выжидательно посмотрел на остальных.

Остальные, однако, вступать в беседу не спешили, — стояли себе вокруг стола, покачивали в руках стаканы и холодно разглядывали Сеню и Егора.

— Его предложение, — нахально ответил Семён, — это моё предложение, Валентин Георгиевич.

— Что ж, я очень рад, что у тебя появились такие друзья, которые от твоего имени могут нам делать предложение, — Сербский подчеркнул слово нам, но было видно, что он несколько растерян, так как троица настоящих боссов (а Сеня и Егор сразу поняли, кто находится перед ними) продолжала хранить молчание. — Итак…э-э… Егор, кажется? Мы вас слушаем. Только, пожалуйста, быстро, точно и внятно.

— Моё предложение будет очень внятным, — пообещал Егор. После чего подошёл к столу и с ухмылкой Брюса Уилисса на губах опрокинул над ним сумку.

Золото со сладким звоном хлынуло на хорошо отполированное дерево и через две секунды улеглось рядом с бутылкой виски небольшой, но очень симпатичной грудой.

Три или четыре монетки скатились на пол, но Егор не стал нагибаться, чтобы их поднять.

Один из молчавшей доселе троицы, тот, что постарше, сухопарый и седой, с бледно-голубыми глазами и тонкогубым ртом человек переложил стакан из правой руки в левую, взял со стола одну монету, небрежно повертел её в пальцах и бросил обратно на стол.

— Сколько здесь? — спросил он почти равнодушно.

— Чёрт его знает, — слегка пожал плечами Егор. — Я не считал. Что-то около двухсот наверное.

— Валентин, посчитай, — кивнул сухопарый.

— Но… — обескуражено начал Сербский.

— Я сказал — посчитай. И побыстрее, у нас мало времени.

Минут пять прошло в полной тишине, нарушаемой только шорохом золота по столу и обиженным сопением Валентина Георгиевича.

— Двести четыре, — сообщил он наконец и после паузы неуверенно добавил. — Если я не ошибся.

— Хорошо, — кивнул сухопарый и, повернувшись, как волк — всем телом — к Егору, в упор спросил. — Насколько я понимаю, вы предлагаете это в качестве отступного за вашего друга?

— Именно, — медленно кивнул Егор. — Я хочу, чтобы вы от Семена отстали раз и навсегда.

— Ваша забота о друге, молодой человек, похвальна, но в этих стенах только я могу чего-нибудь хотеть. Это вам ясно?

— Мне-то ясно, — пожал плечами Егор. — Мне одно не ясно, достаточно денег или нет?

— Денег всегда недостаточно. Мы очень много теряем из-за отказа Семена работать. Опять же страдает наше реноме или, как говорят теперь, имидж. А это такая вещь, что её стоимость вообще определить проблематично.

— Другими словами, вам мало. И сколько же вы хотите?

— Скажем… сумма в десять раз большая, думается, будет достаточной компенсацией нашим потерям, — улыбнулся одними губами сухопарый.

— И ключ от квартиры? — осведомился Егор и тоже улыбнулся, но наглой улыбкой.

— Юноша, — вкрадчиво осведомился сухопарый и аккуратно поставил стакан с виски на стол, — вы отдаёте себе отчёт в том с кем разговариваете?

И тут же остальные двое повторили жест своего босса и поставили стаканы на стол.

— А вы? — спросил в ответ Егор и, предупреждая следующий вопрос или даже команду сказал. — Вижу, что не очень. Да и с чего бы? Ладно, сейчас я вам кое-что продемонстрирую, а потом вы посмотрите в окно, и мы снова поговорим. Хорошо?

Он наклонил голову к воротнику рубашки так, словно у него там был спрятан микрофон и негромко сказал:

— Над Испанией безоблачное небо!

Сухопарый вздрогнул и машинально посмотрел на часы.

И тут же из всех окон и витрин клуба на первом и втором этажах вылетели стёкла. Как будто кто-то невидимый мягким но быстрым движением вдавил их одновременно внутрь помещений.

Где-то закричали, взвыла и снова умолкла сигнализация, в руках молодых помощников сухопарого босса невесть откуда появились большие и блестящие пистолеты.

— И что всё это значит? — к чести сухопарого он не утратил спокойствия, хоть и заметно побледнел.

— А вы посмотрите в окно, — дружелюбно посоветовал Егор. — Да и мы лишний раз полюбуемся.

Господа мафиози, хрустя каблуками по стеклу, покорно подошли к окнам и посмотрели вниз.

То же самое сделали и Семён с Егором.

Внизу, на противоположной стороне неширокой улицы стояла Анюта в облике сверхсовременного, существующего доселе только в опытных образцах, супертанка Т-2000.

Она была великолепна.

Приземистая, исполненная грозной грациозности махина на широких титановых гусеницах, с ощетинившейся противоПТУРСовой защитой широкой приплюснутой башней, соблюдая правила парковки, замерла у тротуара. Однако башня у этой бронированной смерти была развёрнута, и жерло стоддвадцатипятимиллиметрового орудия ласково смотрело прямо в проем окна второго этажа, в котором сгрудились особо заинтересованные зрители.

— Ни… себе! — вырвалось у одного из молодых. — Это же Т-2000, шеф! Такой пока только на секретной картинке увидеть можно… Серьёзная вещь. — И он с явным уважением и некоторой опаской покосился на Егора.

— Так-так… — задумчиво произнёс сухопарый. — А что вы, интересно, будете делать, если сейчас приедет полиция и увидит на улице ЭТО?

— На подобный случай, — любезно улыбнулся в лицо «шефу» Егор у нас имеются соответствующие документы, подписанные, между прочим, директором ЦРУ. И документы, заметьте, настоящие, — на Егора снизошло весёлое вдохновение, и он чувствовал, что именно сейчас, в этот конкретный момент времени, у него пройдёт любой, самый фантастический блеф. Разумеется, такие важные бумаги мы с собой не носим. Они там, за броней, у командира танка.

— Что ж, — пожал плечами сухопарый, — теперь я понимаю, что вы имели в виду под весомыми аргументами. Но кое-чего я всё же, признаться, не понял.

— И что же именно?

— При таких аргументах, — он кивнул головой за окно. — Зачем вы ещё и деньги предлагали?

— В качестве жеста доброй воли, — серьёзно ответил Егор. — Понимаете, мы не бандиты, а обычные люди и до сих пор считаем, что лучше всего договариваться без взаимных угроз и устрашений. Однако, если нас не понимают, как произошло, к сожалению, в данном случае, приходится действовать иными методами. Помните песню? — и он, нещадно фальшивя, пропел: «Мы мирные люди, но наш бронепоезд…»

— Стоит на запасном пути! — чисто закончил, обладающий практически абсолютным слухом, Семён.

— Да, — с неожиданной грустью вздохнул сухопарый, — хорошая была песня… Ну что ж, молодые люди, признаюсь что вы меня убедили. До свидания и… вы не хотели бы рассмотреть вопрос о нашем сотрудничестве, но уже на качественно иных условиях?

— Вряд ли, — сказал Егор, поворачиваясь к выходу. — Тут ведь не в условиях все дело. Всё дело в мировоззрении. А оно у нас, увы, разное. Пошли, Сеня.

И они, не попрощавшись, вышли.

Поздним нью-йоркским вечером, уже совсем плохо соображающий Егор, уложив на диван вырубившегося прямо за кухонным столом друга Сеню, накарябал кое-как на первом подвернувшемся под руку листке записку, вышел во двор и сел в машину.

— Домой хочу, — объявил он громко и просительно, завалился на бок и уже через секунду спал непробудным пьяным сном.