Отвези меня домой

Глава двадцать четвёртая

Егор сидел на маминой кухне у открытого окна, глядел на мощёную брусчаткой пустынную улицу и мучился похмельем. Час назад, Анюта отказалась его лечить, сказав, что в няньки к алкоголикам она не нанималась и, что тот, кто любит кататься, должен любить таскать за собой и саночки.

— Возить саночки, — поправил Егор.

— В данном случае слово «таскать», по-моему, подходит лучше, — резонно возразила Анюта.

В душе Егор был полностью с Анютой согласен, но всё равно было обидно страдать, зная что есть способ избавиться от мучений безо всяких последствий. Утешало Егора лишь то, что, во-первых, Анюта догадалась вернуться именно к маме, а не в Ростов, например, во-вторых, что у неё это получилось и они не попали куда-нибудь на Северный полюс или в дебри Амазонки и, в третьих, что похмелье было физическим, а не душевным. То есть, голова, конечно, болела, но и только. А уж это можно было перетерпеть, не прибегая к испытанному, но коварному методу, основанному на вышибании клина клином. Опять же мысль о водке или даже пиве ничего, кроме искреннего отвращения, не внушала. Хорошо ещё было то, что мама, когда он явился уже ранним львовским утром абсолютно никакой (правда двери своим ключом смог открыть и даже сумел раздеться, прежде чем рухнул на постель), не сказала худого слова, а, наоборот, пожалела и, уходя по делам оставила на столе пару сваренных всмятку яиц, свежезаваренный чай и ласковую записку.

Егор посмотрел на часы. Два часа дня. Он проснулся час назад и ограничился горячим чаем с лимоном. Пора было заставить себя поесть, после чего опять поспать и уж потом обдумать своё дальнейшее житье.

Вторично за этот день Егор проснулся в пять часов пополудни и понял, что чувствует себя достаточно хорошо для того, чтобы принимать решения и выполнять их.

Какие именно это должны быть решения, а также как и зачем их необходимо выполнять, он пока не знал, но чувствовал, что жизнь его с появлением в ней Анюты и Зои приобрела вместе с яркими красками и некоторую, так сказать, неопределённость и даже двойственность, чего он, как и любой нормальный мужчина, не любил, предпочитая уверенность в завтрашнем дне и ясность отношений. Опять же что-то нужно было делать с самим собой, так как продолжать зарабатывать деньги за баранкой собственной машины, которая давно и не машина вовсе, а добрый товарищ и даже — будем говорить прямо — любовница (вот бред-то, а?), было просто глупо, а учитывая Анютины возможности, глупо вдвойне.

Может, отправиться в путешествие? — размышлял Егор, лёжа на кровати и закинув руки за голову. Мир посмотреть, себя показать… Когда ещё такая возможность представится? Чтобы безо всяких там виз и прочих хлопот… Например, я никогда не был во Флоренции и в Париже. И в Буэнос-Айресе тоже не был. Дело, правда, это противоправное по всем международным законам и, если, не дай бог, прихватит где-нибудь полиция — так, совершенно случайно и потребует показать документы… Ничего, Анюта выручит. И потом, если потихоньку, незаметно, одним, так сказать, глазком… Ага, потихоньку. Как же! То-то ему последнее время удаётся вести себя потихоньку… Ну просто самый незаметный человек во всей Европе и Америке! Чёрт, магнитом все эти проблемы притягиваются, что ли? Или просто срабатывает некий закон компенсации? То есть, если уж тебе судьба подбросила некое чудодейственное средство в виде чуть ли не волшебной палочки, то, будь добр, и сам пользуйся и про друзей и родных не забывай. А что? Вполне может быть. Но если это верно, и такой закон действительно существует, то, значит, он должен внутренне готовиться к ещё большим сюрпризам, потому как «волшебная палочка» и она же Анюта, судя по всему, совершенствуется не по дням, а по часам, и на что она будет способна завтра, одному Аллаху известно. И с мамой нужно, вероятно, что-то решать. Хотя это как раз самое простое. Захочет — переедет жить к нему. Не захочет — он будет пока приезжать в гости, а там видно будет. Хотя особо гостеприимным этот город назвать нельзя, но, во-первых, все в наше время быстро меняется, а во-вторых, уж больно он красив, этот Львов. Красив и как-то по-особому уютен. Кстати, а где мама?

Егор прислушался и уловил на кухне бормотание телевизора и звяканье посуды.

Ага, значит мама уже дома. Что ж, пора вставать, подумал он, поднялся и пошёл на кухню.

Переезжать в Ростов мама отказалась.

— Нет, сынок, — вздохнула она. — Может, потом когда-нибудь… Меня там все давно забыли, а здесь друзья и работа. Ученики. И город, который, несмотря ни на что, я очень люблю. Ты же вряд ли согласишься переехать сейчас на Украину, верно?

— Да уж конечно! — энергично подтвердил мамино предположение Егор.

— Вот и я об этом. Тем более, что сейчас я благодаря тебе и Богу совершенно здорова. Мне даже говорят, что я помолодела лет на десять, представляешь?

— Ты действительно помолодела, — кивнул Егор. — Говорю тебе как сын и мужчина.

— И я себя именно так и чувствую, — слегка разрумянилась мама. — В конце концов, мне ещё нет и шестидесяти. А если учесть эти десять лет, на которые я помолодела, то даже пятидесяти! — она задорно тряхнула головой. — Чем чёрт не шутит, может, я ещё замуж выйду! А в Ростове… Ты ведь тоже не вечно будешь холостым ходить, а свекровь в доме — не лучший подарок молодой жене. Нет. Лучше ты пока будешь ко мне в гости приезжать, а я к тебе. Хорошо?

— Как скажешь, мам, — вздохнул Егор. — Но если передумаешь, то учти, что это предложение, что бы ни случилось, остаётся в силе.

Родной Ростов-папа встретил Егора затяжным дождём и противным сырым северо-восточным ветром, что вообще-то для данного времени года было совершенно не характерно. Но Егор все равно обрадовался. Возвращаться домой всегда хорошо, а если учесть то количество разнообразных впечатлений на единицу времени, которые он получил в это, казалось бы, короткое путешествие к маме, то возвращаться было хорошо вдвойне.

— Анюта, — позвал он, садясь снова в машину после того, как засвидетельствовал своё прибытие соседу дяде Лене, коту Тихону и всему дому в целом, а также поспал и позавтракал, — тобой можно воспользоваться в качестве телефона?

— И только? — игриво осведомилась Анюта.

— А что, у меня ещё есть шанс? — не отстал Егор.

— У такого мужчины как ты, он всегда есть, — торжественно заверила его она. — Звони.

Мелькнула мысль позвонить Зое, но Егор вовремя сообразил, откуда именно он звонит, продиктовал номер Валерки Четвертакова и посмотрел на часы. Двенадцать дня. Нормально. Валерка вполне может быть дома.

— Але! — отрывисто бросил в трубку Валерка, и Егор, давно угадывающий состояние друга по одному сказанному слову, понял, что тот или куда-то спешит или находится в запарке.

— Это я, — сказал Егор.

— Старик! — обрадовался Валерка. — Привет, ты где?!

— Здесь, в Ростове.

— Приехать сейчас можешь?

— Не вижу препятствий.

— Давай, а то я тут весь в сборах.

— Уезжать, что ли, куда собрался?

— Да, в командировку в Москву надо смотаться.

— И когда?

— Завтра. Приезжай, расскажу. И ты заодно расскажешь где был да что видел. Пива только возьми, ага?

— Ага, — засмеялся Егор. — Жди. Через полчаса буду.

В это время дождь кончился, и в мир вернулось солнце.

— Ну что, Анюта, — спросил Егор, — навестим Володьку?

— Навестим, — согласилась та. — Хороший у тебя друг. Мне он нравится.

— Мне самому нравится. Признайся, это ты вылечила ему гастрит?

— И гастрит тоже.

— Что-то серьёзное было? — встревожился Егор.

— Нет, мелочи. Но неприятные.

— А вот скажи, ты что, в принципе любую болезнь вылечить можешь?

— Из тех, что вам известны — любую.

— Ну да, что это я спрашиваю… ты вон даже матушку мою воскресила, а тут какой-то гастрит!

— Если ты думаешь, что это легко, то ошибаешься. Энергии уходит уйма. И не только энергии.

— Да я верю. Только одного вот не пойму…

— Чего именно?

Они уже выехали на проспект Стачки, и Егор повернул направо, к центру.

— Вернее, не одного. Двух.

— Ты не можешь понять двух?

— Да. Двух вещей.

— И каких именно?

— Первое. Или первая. Я не понимаю, откуда ты такая взялась.

— Ага. А вторая?

— А вторая… Почему ты мне помогаешь?

— А что, не нужно?

— Да нет, я тебе очень благодарен и вообще… Но, понимаешь, мне все кажется, что мои скромные достоинства не соответствуют объёму и качеству той помощи, которую ты оказываешь мне, а также моим друзьям и близким.

— А что, разве в этом деле могут быть какие-то счёты?

— Не знаю… Раньше, в юности, я думал, что нет. А потом понял, что счёты все равно существуют. Просто мы их зачастую не осознаем. Конечно, это не прямые расчёты типа «я тебе помогаю, потому что ты мне помог», но… Понимаешь, в конечном итоге всё равно за всё приходится платить.

— Согласна. Только с чего ты взял, что не платишь?

— Как… Да ведь я ничего для тебя не сделал пока! Только ты и делаешь, а я так, рядом нахожусь.

— А вот это самое «рядом», по-твоему, ничего не стоит?

— Э-э… ну, в каком-то смысле… смотря как посмотреть, конечно… — Егор окончательно запутался и смутился.

— Странные вы, люди, существа, — помолчав, сказала Анюта. — Особенно мужчины. То вы совершенно бескорыстны и готовы отдать первому встречному последнее и самое дорогое, а то вдруг пытаетесь подсчитать во сколько вам обойдётся любовь.

— Ну, знаешь! — возмутился Егор. — Когда это я подсчитывал во сколько мне обойдётся любовь?!

— Только что, — невозмутимо ответила Анюта. — Только что подсчитывал. Ты правильно сказал, что за всё надо платить. Только… Вот скажи, если за всё надо платить, то сколько и чем надо платить за любовь?

— За любовь, — назидательно и сердито сказал Егор, — вообще можно заплатить или ответной любовью или ничем.

— Вот видишь… Если ты такой умный, то отчего задаёшь глупые вопросы?

«То есть, ты хочешь сказать, что ты меня любишь?» — чуть было не ляпнул Егор, но вовремя захлопнул рот и сказал совсем другое:

— Вообще-то, ты очень ловко избежала ответа на мой первый вопрос, перейдя сразу ко второму.

— А… — Анюта еле заметно вздохнула. — Егор, милый, оно тебе надо? Ты ведь давно понял и сам, что я, так сказать, не местная. А всё остальное… Я живая. И разумная. И это, по-моему, главное. Мне просто на самом деле не очень хочется объяснять. И не потому, что сие есть какая-то страшная тайна, нет. Все достаточно прозаично. Я, скажем так, путешествовала по служебной надобности и со мной случилась крупная неприятность. Настолько крупная, что если бы не твоя машина, которая подвернулась мне просто чудом и не та маленькая толика энергии, которая хранилась в аккумуляторе этой машины, и, в конечном итоге, не ты сам и вообще не твоя планета, то я бы погибла самым обычным образом, как погибают и умирают все живые существа. Так что ты мне жизнь спас в прямом смысле слова. Покинуть твою планету я сразу не могла — нужно было восстановить силы. Этим я и занялась. Ну а заодно и с тобой познакомилась, и с друзьями твоими и вообще со всей жизнью вашей. Очень, надо сказать, забавной, но интересной жизнью. Только очень жестокой.

— Значит, мы жестокие?

— Очень. Я не знаю в известной мне части вселенной более жестокой расы, чем вы, люди.

— А много их, этих рас?

— Хватает для того, чтобы можно было не волноваться о том, что мир останется непознанным.

— Ишь ты, загнула… Что ж, я рад, что мы не одиноки. А вообще, странно…

— Что странно?

— Все! — засмеялся Егор. — Еду себе и, как само собой разумеется, разговариваю с инопланетянкой, которая живёт в моей машине! Кстати, спасибо, что вернула ей прежний облик, а то объяснять лишний раз, что да откуда…

— Если быть точным, то меня нельзя назвать инопланетянкой.

— Ты же сама призналась!

— Я не говорила, что я с другой планеты.

— А… А откуда же тогда?

— По-твоему, только на других планетах может быть жизнь?

— Ну… а что ещё там есть, в космосе? Звезды, туманности, эти… пылевые и газовые облака. Что ещё… А, «чёрные дыры» есть, квазары какие-то — забыл, правда, что это такое, но, вроде, есть. Э-э… ну, поля, там, разные магнитные и прочие. И вакуум, разумеется. Пустота, то есть. Так ты что, в пустоте живёшь? Вроде как рыба в воде?

— Скорее, как дельфин, — серьёзно ответила Анюта. — Только во вселенной абсолютной пустоты не бывает. Пустота — понятие абстрактное. Философское, можно сказать, понятие. Философское и математическое. Так что про пустоту забудь. Там, где я живу, нет пустоты. Там есть красота и там хватает ужаса, но пустоты там нет.

— Мир прекрасен и удивителен? — спросил взволнованный Егор.

— Именно так. Ты, кстати, не забыл, что обещал Четвертакову взять пива? А то мы уже почти приехали.

В доме у Володьки царил и торжествовал весёлый бардак. Жена Надя что-то спешно шила на машинке и одновременно готовила обед, сын Генка и дочь Саша громко спорили о том, чья сейчас очередь играть на компьютере, а собака Дружбан старалась принять посильное и в то же время активное участие во всех этих делах и событиях.

— Заходи! — провозгласил Володька, распахнув дверь. — Вообще-то я уже практически собрался. Так что самое время нам попить пивка. Или ты за рулём?

— Последнее время меня это не колышет, — небрежно похвастался Егор, проходя в квартиру и с удовольствием пожимая крепкую руку друга. — Анюта любому инспектору глаза отведёт. Или, на крайний случай, меня протрезвит. Мгновенно. И запаха не останется.

— Даже так?

— А ты думал! Тут, старик, такое открылось за последнее время… Я даже рассказывать боюсь — всё равно не поверишь.

— Ну-ка, ну-ка… Ты давай проходи, я сейчас стаканы принесу.

Они выпили по стакану пива, и Егор вкратце рассказал Четвертакову о своих последних приключениях, опустив только эпизод эротический (чтобы такое рассказать даже ближайшему другу, одного пива было мало). Владимир Александрович только глазами хлопал да время от времени хмыкал то недоверчиво, то изумлённо. Даже про пиво забыл. И только когда Егор закончил, снова наполнил стакан, закурил и твёрдо начал:

— Пока сам не увижу и не услышу… — потом задумался и спросил. — А она со мной на контакт пойдёт?

— Не знаю, не спрашивал. Но вообще-то она не далее как сегодня сказала мне, что ты ей нравишься. Потому как хороший человек.

Володька опять хмыкнул (на этот раз несколько смущённо) и сказал:

— Так, может, это… пойдём пообщаемся?

— Пошли, — легко согласился Егор. — А пиво с собой возьмём. Только позвоню сейчас от тебя Зое, и пойдём.

— Давай, а я пока оденусь.

— Кстати, — спросил Егор, берясь за телефон, — забыл спросить. Что там с этим французом, Симоном, кажется? Починил ты ему его мотоцикл?

— А! — засмеялся Володька. — Мотоцикл-то я ему починил, но он никуда пока не уезжает. Решил остаться на лето и поработать в экспедиции. Всю жизнь, говорит, мечтал раскапывать древние города. Правда, я подозреваю, что не древнегреческие тайны его манят, а душевные и физические качества ростовчанок. И в особенности — ростовчанок-танаиток. Но тут уж не он первый, так сказать, не он и последний.

— Да уж… А что Черемша?

— А что Черемша? Рад. Его ж музею это бесплатная реклама. Об этой истории уже все местные газеты раструбили, из Москвы телевизионщики приезжали снимать сюжет про француза-романтика, а теперь, вот, ждут журналистов уже из Франции.

— Лихо, — покачал головой Егор и набрал номер Зои.