Палач желаний

Глава 10. Или почему ночным гостям стоит бить морды? Часть 2.

Я оказался на другой стороне и, упав на землю, прокатился не меньше метра по инерции. Рывком начал подниматься, но замер в стойке на коленях — я ничего не видел. Нет, уважаемый читатель, я не ослеп. И даже не оказался в кромешной тьме, хотя, безусловно, было темно, но меня окружал вполне привычный ночной полумрак. По-настоящему видеть мешал туман. Густой. Плотный. Тяжёлый. Невозможный. Но тем не менее облепивший тело, словно смирительная рубашка, давивший на лёгкие и превращавший всё на расстоянии дальше вытянутой руки в однородную молочную беспросветность. Даже Феникс, приземлившийся мне на плечо, был едва различим.

Это оказалось неожиданно, с учётом того, что я не знал, чего ожидать — информации о пустошах практически не имелось. Все вылазки, даже исследовательские, запретили годы назад. Информации от удалённого наблюдения тоже не имелось — поле Веры искажало снимки камер и даже спутников. Да что там, при переподготовке на Критика я получал информацию времён Чёрного месяца! Про пустоши постарались забыть — чтобы Вера в эти места угасла и местность очистилась.

Поэтому я с таким интересом вглядывался в окружающее пространство, и это принесло результаты. Сначала стал виден свет. Он был тусклым. Он был разрозненным. Он окружал меня ровными рядами с двух сторон. И тут я понял, что вижу свет газовых фонарей. Но некоторые огни выбивались из ровных рядов, сияя за барьером из фонарей огромными святящимися пятнами — то были окна. Стоило мне это понять, как сквозь туман проступили очертания и самих домов. Архитектура прошлых веков в лучших питерских традициях с красивой лепниной и колонами. Это принесло новую порцию ощущений — под ногами у меня находилась неровная булыжная мостовая. А сквозь стерильность тумана пробились ароматы конского навоза и специй из бакалейной лавки.

Тут я наконец различил звук. Невнятный, но ритмичный и звонкий. И он приближался. Я заозирался, пытаясь определить направление и источник. Но звук становился лишь громче. Не выдержав, усилием воли отправил Феникса вверх — разведать. А звук становился всё оглушительней.

Рывок. Меня дёрнуло назад, так что я чуть не упал, а секунду спустя на месте, где стоял, пронеслась двуколка. И глаза лошади горели алым. Взмах же кнута возничего прошел в считаных миллиметрах от моего лица.

— Не верь тому, что видишь, — выдохнул Глагол, что и вытащил меня из-под удара.

И стоило словам прозвучать, как мой иммунитет словно смахнул с глаз пелену, и я понял, что увиденное лишь морок. Хотя вернее всё же сказать — «эхо прошлого», которое я невольно призвал. Из-под фасадов благопристойных домов выглядывали всё те же постройки, только обветшалые и разрушенные многими бомбёжками. Окна все тёмные и выбитые, а если где-то и виднеется огонёк, то от него веет лишь жутью и опасностью. В воздухе тяжёлый смрад запустения и разрухи. А звуки…

Туман вновь нахлынул и окутал нас, отрезав все чувства. Именно он тут властвовал. Это была его территория. И он оказался не рад нас видеть. Система это подтвердила, выдав сообщение:

"Внимание, внешнее воздействие Веры на ментальную и духовную сферу.

Напряжённость: 1,65 РВ".

— Куда теперь? — стараясь не повышать голоса, уточнил я.

— Вперёд. Не отставай, — Глагол меланхолично погладил свою питомицу, устроившуюся у него на плечах, и его массивная фигура двинулась вперёд.

Мне пришлось поспешить, чтобы не потеряться — уже через несколько шагов всё скрывал туман, и даже Феникс, оказавшийся в поднебесье, не мог увидеть ничего сквозь пелену, на долгие годы закрывшую немалую часть мира.

Глагол старался как можно тише двигаться вдоль домов, вернее того, что от них осталось. Если мне не врала мини-карта, которая больше чем на половину состояла из помех, то мы находились в Петербурге на Варшавской улице и уверенно продолжали движение вдоль неё. Я же крутил головой по сторонам, пытаясь увидеть потенциальную опасность сквозь туман.

И кажется, я что-то заметил. Завихрения тумана вдали. Мне нужно было в него всмотреться, чтобы понять сокрытое. Я вглядывался и, кажется, сумел…

— Не ищи опасность, — одёрнул меня Глагол, и образ рассыпался. — Постарайся расслабиться и не думать. Не питай Пустоши.

Я поморщился. Совет хоть и хороший, но практически невыполнимый. Лазить в аномальные места мне доводилось крайне редко, поэтому я был взволнован. Уважаемому читателю наверняка интересно, чем же так страшны эти Пустоши, да и вообще аномальные локации, особенно после того, как мы встречали различных одержимых людей и даже дома?

Пожалуй, чтобы отвлечься, отвечу: проблема в масштабе. У одержимых источником является человек, реже группа людей, Вера которых и питает образование. Человек обычно воплощает одержимость чем-то одним — на большее не хватает даже тёмной Веры. Дома — может быть несколько вариаций искажений. Но обычно они близки, и к ним можно подготовиться, плюс ограничены лимитом всё той же Веры. Хотя если их долго не нейтрализовывать, то они могут получить свой приток веры и стать аномальными местами.

А вот Пустоши… Они занимают целые кварталы, районы, а то и города! Вера направлена либо в вещи, либо на территорию. Из-за площади их практически невозможно уничтожить или изолировать, лишь массовым артобстрелом и ядерным оружием. В случае уничтожения музея или какого-нибудь памятника — это может ослабить пустошь, но не более. Однако даже подобный вандализм зачастую бесполезен — Пустошами становятся места исторические или просто очень известные, и каждое новое вмешательство лишь увеличивает приток Веры, питая их.

Например, сейчас мы оказались в исторической части Питера. В самом его центре. И хотя Эрмитаж и другие памятники истории давно уничтожены, а сам центр практически полностью лежал в руинах — про город не забыли, и он был всё так же опасен, как и в Чёрный месяц.

И ведь история Питербурга — лишь часть проблемы. На этот великий город завязано бесчисленное количество книг, фильмов, музыки, игр, картин, да и вообще воплощений творчества. А туман, напитанный этой Верой, всегда готов воссоздать один из уже придуманных кошмаров или что-то новенькое. В Пустошах может воплотиться практически всё что угодно, а поэтому подготовиться практически невозможно.

— Ты же часто бывал в Пустошах, может, ещё что-то хорошее посоветуешь? — уточнил я, чувствуя, как туман пытается просочиться сквозь одежду, и по спине уже толпы мурашек убегают от водопадов пота.

— Не суйся сюда. А если попал, то поменьше говори, поменьше думай и постарайся не глазеть по сторонам и не вслушиваться в шёпот города. Если что-то захочет на тебя напасть, то ты это заметишь в любом случае. И старайся оставаться на открытых пространствах. А ещё лучше забраться повыше.

Глагол говорил быстро. Отрывисто. Думая явно о другом. Но я радовался этой краткой справке, хоть она практически дословно повторяла слова лектора при повышении на Критика. Вот только вместе со словами в воздухе начал раздаваться гул. Я честно старался не вслушиваться, но тут меня призвал Феникс, и через его взгляд увидел, как вслед за нами что-то движется — в тумане остаются огромные завихрения.

— В проулок, — приказал Глагол и рывком утащил в указанном направлении.

— Но что… — я прервал себя на полуслове. Знание — лишь усилит врага, а нам лучше убегать. Вместо этого, яростно прошептал: — Может, объяснишь, куда мы идём?

— Мы почти на месте, нам нужно только преодолеть этот двор, — снизошёл до новой порции пояснений Глагол.

Я вновь обратился к мини-карте и чуть не выматерился: если руководствоваться заявлением Глагола, нас ждала «Российская национальная библиотека». Вернее, её развалины, если правильно помнил.

И тут мне пришёл новый сигнал от Феникса. Мой верный напарник не был подвержен эмоциям и лишним мыслям, поэтому патрулировал окрестности верно и смог уловить какое-то возмущение на территории впереди. Там в белизне тумана что-то мелькало. Возникли ассоциации с помехами на сломанном телевизоре.

— Нам туда нельзя. Опасно, — попытался я предупредить Глагола.

И совершенно не удивился, когда тот, проигнорировав моё замечание, двинулся вперёд. Не сдержавшись, сам ухватил Глагола за плечо. Вернее, попытался, ибо Брауни хлёстко ударила хвостом по моей руке, и ту пронзила боль. Но меня было уже не остановить — я попытался схватить Глагола второй рукой, но тут и сам Глагол развернулся и заблокировал руку, которая уже нацелилась ударить.

— Я знаю, что впереди, — ледяным тоном в полный голос провозгласил Глагол, и от его непреклонности я даже невольно отступил.

А затем туман за спиной Глагола покрылся рябью помех, и это был не морок. Один удар сердца спустя, понял, что это были не помехи. Я видел буквы и слова. Множество чёрных букв на белой бумаге, из которой состояла гигантская голова. Настолько гигантская, что мы были для неё на один зуб. Буквально.

Я успел увидеть, как глаза твари, состоящие из обложек, моргнули, а затем пасть сомкнулись вокруг, и нас проглотили целиком. Книжный червь — один из опаснейших монстров пустошей.

— Приходи в себя, — удар наотмашь по лицу заставил меня распахнуть глаза и ударить в ответ.

Атака не достигла цели, так как бил я вслепую. Однако понял, что до сих пор жив, и это довольно странно, после того как тебя съедят. И что ещё более странно, я нахожусь не в нутре бумажного червя, который должен перемалывать, шинковать и резать нас тысячами острых кромок миллионов листов.

— Какого?.. — попытался осмотреться, но голова шла кругом от столь быстрой смены локаций и ситуаций. Да ещё грохот на грани болевого порога бил по ушам.

— Мы в твоём мире, — Глагол возвышался рядом незыблемый и до раздражающего спокойный. — Книжные черви охраняют все библиотеки. Их не победить. Не нашим составом. Но при этом Книжные черви сами от части библиотеки за счёт составляющих их книг. Обычно это позволяет червю одурманивать жертву, пока он её убивает. Но этот червь оказался слишком большим и сильным, а поэтому мы перенеслись в твой мир, словно через филиал библиотеки.

— А рассказать план до того, как я чуть не сошёл с ума от страха, не судьба? — взорвался я в ярости, но даже мой крик едва пробивался сквозь шум.

— Ты не мог на него никак повлиять, — Глагол вещал с таким видом, словно делает мне величайшее одолжение.

Я сумел приподняться на локтях и сфокусировать взгляд. Очнуться мне довелось на каменном выступе. На довольно большом каменном выступе, никак не меньше футбольного поля по площади. Было довольно жарко… вернее, душно. А всё потому, что прямо у нас над головой проносилась огромная масса воды и водопадом обрушивалась чуть в стороне в невидимую нам бездну. Единственное, что возвращалось из бездны — это пар, который клубился облаками, уносясь в небеса и создавая настоящую парилку.

Если я правильно помнил географию своего мира, то мы находились на скрытой локации на стыке Кипящего моря и Реки — единственной реки в этой части мира. Место, где ГГ сражается со своей возлюбленной Оборотнем после ограбления Башни.

— Теперь ты мне нужен. Ты знаешь свой мир. Только ты можешь привести меня к его центру, — Глагол отстранённо погладил Брауни по головке, и та доверчиво прильнула к его руке.

— И на кой он тебе сдался? — я поднялся.

Система в очередной раз радовала видом помех. Я уже начинал сомневаться в её полезности, поэтому убрал всё лишнее из поля зрения.

— Чтобы ты выполнил обещание, — совершенно ничего не разъяснил Глагол, но видя, что я вновь закипаю, сделал над собой усилие, чтобы продолжить: — Отвечая на твой вопрос, зачем тащиться в такую даль: библиотека в Пустошах не просто способна воплотить мир творца, там он становится по-настоящему реальным — всё, что ты сделаешь здесь, отразится на мире твоей истории. Смерть героя — история будет переписана так, словно его никогда и не существовало. Уничтожение предмета — эффект бабочки не заставит себя ждать, мир перепишется. И обратный эффект — если что-то из созданного тобой мира попадёт в реальность, то оно изменит наш мир. Будь осторожен в своих действиях.

— Ты хочешь украсть один из артефактов, которые находятся в башне центра мира, — обдумав слова Глагола, наконец мне удалось сложить головоломку.

Ответа не последовало. Однако я уже не сомневался. Глагол наверняка изучил все мои истории после первой встречи — на всякий случай. И в одной из них сумел найти что-то, что может оказаться полезным. А раз он так удачно поймал меня на крючок обещания, то грех было им не воспользоваться. Жаль только, я в упор не помнил, что среди прочего могло заинтересовать Глагола в башне — в месте власти, а заодно и логове главного злодея моего мира.

Башня находилась относительно недалеко — чуть больше десятка километров вдоль течения Реки. Вот только возможности подняться к Реке из этой точки я не прописал — теперь нас от основной части мира отделяла три десятка метров отвесной скальной породы, не считая тонн воды, несущихся на бешеной скорости.

И тут из струй водопада в ореоле брызг выпорхнул Феникс. Белый ворон смотрелся порождением водной стихии, морской пеной, парящей в воздухе. Но Хугин не был частью стихии — он являлся её властелином. Взмах крыла, и Феникс нырнул вновь в стремительно несущийся поток, и я не столько увидел, сколько почувствовал, как он поплыл против течения, а затем, пронзив воды, насквозь вынырнул над гладью Реки. Над поверхностью своего родного мира.

— У тебя с собой случайно нет пары десятков метров верёвки? — уточнил я у Глагола, чувствуя, как водная взвесь приятно холодит разгорячённое лицо и неприятно пропитывает одежду. Глагол не ответил, лишь вопросительно выгнул бровь. — Тогда твоё шикарное пальто придётся пустить на тряпки, из которых мы сделаем упряжь, с помощью которой Феникс вытащит нас из этого закутка мира. — Уровень скепсиса во взгляде Глагола повысился процентов на 200%, и я нехотя ответил: — Сейчас Феникс потенциально сильнейшее существо в этом мире. Силу Фениксу даёт не столько Вера, сколько магия породившего его кристалла в центре мира.

Только после этого пояснения Глагол наконец-то кивнул. Брауни сползла на камень, а пальто полотном легло рядом. Затем Брауни забралась на пальто, свернулась клубочком и… Сначала я глазам не поверил, но пальто стало жидким и начало обволакивать Брауни, давая ей дополнительную плоть. При этом хвост металлической змейки принялся вытягивать нити из лужицы жидкого металла и буквально на моих глазах плести. В первый миг я даже не понял что, но через пару минут до меня дошло: Брауни делала подвесную систему подобную тому, что используют для парашюта. Только вместо ранца, где обычно и хранится парашют, в конструкции имелась место для Феникса.

Я призвал своего товарища и сначала не получил ответа. Если честно, уважаемый читатель, в этот момент не на шутку испугался. Никакие монстры и странные места, способные убить тело и уничтожить душу, не пугали меня так, как возможность потерять Феникса. Я направил всю волю и все мысли к Хугину и почувствовал, что тот упивается силой и свободой родного мира. Как-никак он первый раз оказался здесь после возрождения.

Однако мои усилия не остались незамеченными, и Феникс нехотя откликнулся. Более того, без лишних просьб устремился к нам. А у меня помимо воли мелькнула мысль: «Не оставить ли Феникса здесь, в том мире, к которому он принадлежит, если находиться со мной ему в тягость?»

К моменту прибытия Феникса пальто Глагола оказалось полностью переработано в подвесную систему. Мы с Глаголом переглянулись, решая, кто первый рискнёт испытать данную, даже на вид, весьма сомнительную систему нашего сотрудничества. И я нехотя шагнул вперёд.

Облачиться самому и помочь Фениксу разобраться в том, как нужно нести меня, оказалось делом пяти минут. Однако, что меня действительно озадачило, так это то, что Брауни оказалась также частью системы, и при предстоящем полёте техно-змейка должна была находиться у меня за плечами, а её голова с клыками всего в нескольких сантиметрах от моей шеи. Для честности должен отметить, что Брауни тоже не была счастлива от данной ситуации — маленькая головка попыталась спрятаться, чтобы я её не видел, но конструкция сбруи подобного не позволяла.

— А твоя змея не могла синтезировать ещё материала, чтобы не пришлось её от тебя отрывать? — уточнил я, когда уже закончил облачаться. — Нанороботы вроде должны уметь перестраивать материю под свои нужды? Она же у тебя из роя нанороботов?

Ответом мне в очередной раз послужила тишина. И тогда я усилием воли попросил Феникса начинать. Ремни мгновенно впились в тело, а дыхание сперло от давления. Хугин же с каждым взмахом крыльев увеличивался в размерах, и его когти все уверенней охватывали ремни упряжи. А затем ветер в ушах засвистел, перекрывая даже грохот водопада.

Целью нашего рывка был не водопад — мне не пережить проход через всю массу воды. Однако если лететь вдоль скалы, то можно достичь самого края потока — там, где масса воды размывалась ветром и была минимальна — практически одни брызги. Чем ниже — тем более рассеянный поток, но больше пара, в котором можно свариться, чем выше — соответственно, наоборот. Проблема, что я не знал оптимальной точки прохода.

В лицо словно вонзили сотни игл, а я чуть не застонал от боли — это Феникс ускорился. А потом удар. Возникло чувство, словно меня пронзила шрапнель, а затем ещё и горячим молотом откуда-то снизу приложило. Воздух выбило из лёгких, а внутри что-то треснуло или порвалось — я не успел понять, ибо сознание помутилось.

Когда взгляд смог вновь сфокусироваться, я почувствовал, как мне в шею что-то впивается. Я дернулся в испуге и оказался прав — это были клыки Брауни. Но мне хватило несколько мгновений, чтобы понять — змейка не пытается меня убить, а всего лишь приводит в чувство, пусть и таким странным образом.

Феникс же, выбравшись из водной круговерти, взмыл в поднебесье, и мне открылась картина моего мира, как его с этого же места некогда описывал ГГ:

'Величественная дамба ГЭС, шириной в несколько километров перекрывала русло Реки. Сама Река уходила вдаль, насколько хватало взгляда, и терялась в тёмно-зелёных лесах и горных хребтах на краю зрения. Нетронутые леса, в которых ещё жила дикая, никому не подчинённая природа. А где-то в недрах этих заснеженных пиков расположились все заводы Купола.

Подо мной край земной тверди, а внизу в нескольких сотнях метров от его края кипящее море, в самом деле бурлившее, но никогда не выкипавшее. В нескольких десятках метров от обрыва возвышались громады домов. Они не просто возвышались — они стояли монолитной стеной серого камня, чтобы невозможно по случайности забрести на обрыв.

Чаша Города, с шестиугольными сотами дворов, хитросплетениями улиц и речных каналов. Поверх в воздухе трассы для полётов, а под землёй никому не ведомый тёмный лабиринт. За его пределами поля с множеством небольших деревень.

Город — огромный мегаполис, в котором перемешались стимпанк, киберпанк и магический реализм — Город моей мечты. И, конечно же, величественная Башня, от одного вида которой становилось неуютно'.

Да, не фанат я созданной Башни, от неё по телу пробегала дрожь — всё из-за магического кристалла над ней, чья суть в корне отличалась от моих способностей. И при этом являлась трепещущим сердцем мира и истории, что питал его магией.

Но имелось в открывшемся виде и то, чего я не прописывал в своей саге о Несуществующих: в нескольких километрах дальше по течению реки находился тайфун. Что весьма странно, с учётом совершенно безоблачного неба. Вокруг этого тайфуна мельтешили едва различимые, но, безусловно, человеческие фигурки, а тот пытался от них отбиться — воздушные протуберанцы пытались ударить по преследователям. И это не говоря о том, что там что-то происходило и в воде — неестественное бурление с алыми оттенками воды настораживало.

Тут Феникс преодолел стену домов и приземлился на улицу, скрыв от меня бой. От упряжи я избавлялся так резво, словно она жгла мне кожу, что недалеко от правды — рывки и манёвры оставили на их месте широкие красные полосы, которые готовились налиться синевой.

Однако я всё равно был благодарен Фениксу, и тот благосклонно отреагировал на мои поглаживания. Но стоило мне попытаться погладить Брауни, как головка змеи тут же спряталась. На это я лишь улыбнулся и прошептал:

— Спасибо. И не нужно стеснять меня, я тебе не враг.

Брауни поддержала традицию своего хозяина — промолчала. А Феникс, подхватив упряжь, полетел вызволять Глагола, пока на скалу не прибыл ГГ. Да, до меня наконец дошло, что происходило на воде: мы попали в момент, когда ГГ убегал от преследователей после ограбления Башни. Это объясняло, почему в этот раз меня никто не встречал. Не очень удобно, но помня заветы Глагола, я не собирался вмешиваться — не хватало ещё переписать свою историю.

Я огляделся. По истории мира в городе жило более пяти миллионов человек. То есть населённый пункт немаленький даже по меркам современности. Однако из-за масштаба я не мог досконально прописать каждую улочку и каждый закоулок. Каждого человека и каждое событие. Я лишь знал, что на окраине жили беднейшие из жителей, а районы недалеко от рукавов реки отданы на откуп рептилоподобным и насекомоподобным существам, чья жизнь завязана на воду. Поэтому с интересом пошёл по улице, рассматривая, к чему это привело. Феникс в любом случае меня найдёт.

Следующие минут пять или десять я просто гулял и любовался своим миром. Надеюсь, уважаемый читатель, не сильно обидится, если я не стану приводить все описания мест, что увидел, и существ, которые тут жили. Вам это ни о чём не скажет, а для меня настоящее счастье наблюдать, как живёт созданный мной мир. И живёт не просто по пинку автора вокруг его главных героев, а в мелочах и обыденной повседневности.

Не скажу, что жители моего мира были счастливыми — для этого они слишком разные. Но я сделал всё, чтобы они чувствовали себя свободными. И они жили.