Парадокс чести

Глава X Весеннее Равноденствие

37-й день весны

Весеннее равноденствие пришлось на тридцать седьмой день весны, очередной пример того, что Кенцират не только не до конца соответствовал своему новому миру, но и вовсе не спешил под него подстраиваться, на протяжении всей этой тройки тысячелетий или сколько они тут были.

Кроме того, это был свободный, седьмой день недели Тентира, так что Джейм не чувствовала за собой никакой вины, выскальзывая наружу ранним утром, чтобы найти и оседлать Черепа. Помня о своём прошлом опоздании на праздник солнцестояния, она отправилась в дорогу загодя, ещё до того, как училище успело зашевелиться, а, заодно, и до того, как Досада начал изводить её своими насмешками над её шалостями с исконными «дикарями», будто бы мерикиты были людьми второго сорта.

Она, как обычно, сосредоточилась на своей цели и предоставила раторну полную свободу[80]. Это было намного проще, чем пытаться направлять его лишёнными лезвий удилами, превозмогая его упрямое сопротивление, даже знай она дорогу. Лучше было просто положиться на его добрую волю и складки земли: путешествие по Новой Дороге должно было занять слишком много времени, ведь до Киторна была добрая сотня миль на север.

Кроме того, путешествуя по дороге она рисковала нагнать Коменданта и Горбела, вызванных к их лорду в Рестомир.

— В разгар учебного года? Ради чего? — спросила она Горбела.

Он хмыкнул. — Мой отец нервничает. По его прикидкам, тебя уже давным-давно должны были отослать из Тентира в ящике. Однако у меня нет ни малейшего представления, что он собирается делать.

Как и у Джейм, но она полагала, что обязательно выяснит это на своей собственной шкуре.

По мере того, как они с раторном продвигались всё дальше на север, поднимаясь к небу вместе с землёй, зима вновь вступала в свои права. Снег по-прежнему лежал под деревьями и сверкающими вуалями задувал с высот, поминутно затемняя ландшафт. Пело всего несколько птиц, и не двигалось ни одно дерево. Когда они увидели Серебряную, та была покрыта серо-белыми полосами замёрзшей воды. Тем не менее, они взяли хороший темп, прибыв к Киторну сразу после полудня.

На этот раз внутренний двор замка был под завязку набит мерикитами, а ещё больше толпой облепили двери сторожки. Изнутри раздавались голоса и смех.

Ощутив прилив любопытства, но не видя никакого способа пробиться внутрь, Джейм двинулась вокруг стены. Сияющие от радости лица на её макушке повернулись и поглядели вниз на неё.

— Сюда, Любимчик Земляной Женщины! Поднимайся сюда!

Джейм встала в седле и вцепилась когтями в рассыпающуюся каменную кладку. Череп быстренько из-под неё выскочил. Она вскарабкалась наверх и присоединилась к детям.

— Ты как раз вовремя, — прошептала Прид. — Девица[81] как раз собирается отвергнуть всех своих поклонников.

Внизу только сакральный квадрат вокруг прикрытого крышкой зева колодца оставался сравнительно чистым. Внутри его границ находилась фантастическая фигура, облачённая в остатки белого придворного платья, которая надменно расхаживала туда-сюда и прихорашивалась перед публикой, как будто перед стеной зеркал.

— Жила-была девица, ох, такая прекрасная, такая горделивая, — промурлыкала Джейм, вспоминая своё предыдущее рискованное вторжение в сакральное пространство мерикит.

Свишш, свишш, шелестела расшитая узорами кайма. И где они только раздобыли это платье?

Затем она вспомнила: здесь же был родной замок Марка, ещё до того, как мерикиты вырезали здесь всех до единого. Кто-то успел утащить это платье прежде, чем до него добрался огонь. Она напомнила себе, что эта бойня случилось больше восьмидесяти лет тому назад и была результатом недопонимания, а не злого умысла, а Марк уже давным-давно собрал за неё кровавую цену. И всё же она задумалась о том, что за леди хайборн последней надевала этот изодранный костюм и что бы она подумала, увидев его снова сейчас.

Но в данный момент платье, конечно, носила не женщина. Только шаманы могли разыгрывать пантомимы перед своими богами. А этот, к тому же, надел маску, чтобы скрыть иссохшееся лицо старого дружка Индекса, Маслола[82].

Остальные шаманы, нарядившиеся в ветхие наряды той же эпохи, поочередно приближались к Девице, но были отшиты её высокомерными жестами и персональными насмешками, которые заставляли аудиторию просто реветь от смеха.

— И даже сын вождя не достоин её, о нет. Прид, а почему в этом маскараде участвует только одно божество?

— Торжество равноденствия посвящено Съеденной Однажды. Нам нужно её дозволение, чтобы рыбачить в Серебряной, а она нуждается в нас, чтобы сломать лёд. Слушай!

— Я скорее стану девой войны и последую заветам дикой игры, — продекламировал шаман, к приглушенному возгласу восторга Прид. Сидящий по другую сторону от неё её кузен Хатч бросил на неё тоскливый взгляд.

Незаметно появившаяся мать Девицы принялась её укорять. — Возьми себе наконец супруга и стань нормальной жиной[83], - визжала она тоненьким голоском. — У меня отличный домик. Кому же мне его оставить, если не тебе?

— Разве я нуждаюсь в очаге или муже-по-дому[84]? Что есть домик, если не житейский капкан скучного быта[85]?

Зрители задвигали ногами. Некоторые из них принялись топать, пока барабанный ритм не подхватили все без исключения.

— О нет! — закричала мать, выкручивая руки. — Земля сотрясается! Речной Змей, должно быть, голоден. Кто же нас теперь спасёт?

Девица обольстительно повела бёдрами, к ещё большему смеху толпы. — Нет нужды в герое. Я вполне справлюсь сама, разве какой-то Змей сможет устоять перед моими чарами?

Как только мать удалилась, Девица принялась изображать, как она осторожно идёт по льду. Камни двора смещались под её ногами, очерченные по краям яркими линиями сакрального пространства. — Оох! Это тяжелее, чем я думала.

В квадрат вполз шаман, облачённый в накидку из шкуры сома.

— Оглянись назад, оглянись назад! — закричали со стены дети.

— Мне кажется, я слышу, как щебечут птички? Ваки, ваки, снаки, снаки,[86]! — Она поскользнулась. — Ой. Я свалилась в воду. О нет!

Человек-рыба скользнул поверх неё.

— Хрум, хрум, хрум.

— И съел он её в-в-всю целиком! — проревел победоносный хор зрителей.

А затем они все разом развернулись и принялись сплошным потоком покидать внутренний двор, оставляя квадрат пустым и заброшенным.

— Живей, — сказала Прид. — Давай-ка поспешим к столу.

Джейм отправилась вместе с ней. Она не сомневалась в том, что только что стала свидетельницей одной из версий трансформации этой неудачливой девицы из простой смертной в бессмертную, хотя и вечно идущую на компромисс, Съеденную Когда-то. И в тоже время, в этой пародии, похоже, звучали отзвуки и других историй, других девушек и других судеб — чего-то трагического, проникновенно-возвышенного и, в общем и целом, низведённого до фарса. Гордыня должна быть наказана, но почему же отвага и нежелание кого-то выбирать привели к такому финалу? Почему зрители вовсю смеялись, вместо того, чтобы плакать?

И тут она вспомнила, как Прид ссылалась на эту пантомиму во время зимнего солнцестояния. Неудивительно, что Бабка Сид предостерегала её этого не делать, учитывая судьбу Девицы.

Они подошли к заново отстроенным домикам девочек и мальчиков, предназначенных для мерикит вроде Прид, слишком взрослых, чтобы оставаться дома, но ещё слишком юных, чтобы знать, чем они хотят заниматься в жизни.

— Я переехал в домик мужчин, — сказал ей Хатч. — Это на западной стороне деревни, рядом с домиком дев войны.

— Теперь, когда ты наконец вырос, что ты будешь делать?

Он ответил ей кривой улыбкой. — То же самое, что и всегда: ждать Прид.

В общем и целом, подумала Джейм, он имел счастье жить в обществе, которое давало ему свободу заниматься тем, чем захочется, или отказываться от этого, пока не почувствует себя готовым. Домики мужчин и женщин, похоже, были промежуточным вариантом. Джейм бросила быстрый взгляд на девушку со светло-коричневой гривой, скачущую рядом с ней, и задумалась, перерастёт ли та когда-нибудь своё страстное желание бегать на воле вместе с девами войны. По разумению Джейм, любой должен был или со временем подчиниться общему порядку или рисковать так никогда и не вырасти.

С другой стороны, кто она такая, чтобы осуждать жизнь воинов?

Вот и деревня, на своём огороженном частоколом холме, и аккуратные холмики внутри, обозначающие отдельные подземные жилища. Ма, Да и их девочки-близняшки поприветствовали Джейм от своего порога. Среди мерикит даже две женщины могли образовать семью, после того, как мать решала, кто станет отцом её детей. Другие домикохозяйки махали ей руками. Большинство из них полагало отличной шуткой то, что Джейм была Любимчиком Земляной Женщины и наследником Чингетая, а следовательно, формально, мужчиной.

Бабка Сид ждала её у дверей своего домика, просто великолепная в своём малиново-красном, украшенном золотом, одеянии, с роскошной меховой накидкой, ниспадающей с её голых плеч. Её тёмно-красные волосы, тщательно заплетенные в косы, ярко горели на фоне белого меха. Её окружало сияние женщины, ждущей ребёнка, но пока это было практически единственным признаком её беременности, за которую (к её смущению) была ответственна сама Джейм, как и за беременность ещё с полудюжины домикохозяек.

— Идём, — поздоровалась она с Джейм. — Нам нужно спешить к месту пиршества у Серебряных Ступеней[87].

Джейм слегка огорчилась. Сидение на стене заставило её содрогаться от холода и она с нетерпением предвкушала тепло подземного общего зала. Королева заметила её дрожь.

— Погоди. — Бабка Сид спустилась в свой домик и вернулась с чёрной шерстяной мантией, почти такой же роскошной, как и её собственная. — Подарок, — сказала она, накидывая её на плечи Джейм и не обращая внимания на её протесты.

— Что за Серебряные Ступени? — спросила Джейм, пока они покидали деревню, в сопровождении толпы мерикит, состоящей, по большей части, из женщин и детей.

— Увидишь.

Они прошли порядка мили вверх по течению, по тропинке, пробитой в снегу ушедшими до них мужчинами. В этом районе лёд Серебряной был покрыт глубокими трещинами и перемешан с кусками земли силой несущегося под ним стремительного потока.

К этому времени уже перевалило за середину второй половины дня и солнце начало своё падение через небо к пикам западных гор. Джейм с беспокойством разглядывала всё удлиняющиеся тени. Она не появлялась так далеко на севере со времени зимнего солнцестояния, а ещё меньше её радовало наступление ночи.

— Чем занимаются Сожжённые Однажды, пока их хозяин спит в земле? — спросила она Бабку Сид.

Королева приподняла бровь. — А почему ты спрашиваешь?

— Я видела их во время солнцестояния, с кем-то, кого я совсем не ожидала там увидеть. Кендаром по имени Вант.

— Так-так-так. — Она задумчиво сделала несколько широких шагов. — Возможно, это служит объяснением одной истории. Обычно, от солнцестояния до Кануна Лета гончие Сгоревшего Человека спят. Однако, этой зимой в домике мужчин случилась резня между родичами, один брат убил другого. Такое порой случается, когда погода плохая и все сидят взаперти. Стены давят и смыкаются. Характер становиться раздражительным, а терпение хрупким. Как бы то ни было, мы выгнали убийцу прочь, полагая, что он погибнет от холода; но вместо этого явились Сожжённые Однажды, ведомые тем из них, кто почти не горел, за исключением его глаз. Возможно, это был твой кендар.

— Возможно, — согласилась Джейм, вздрагивая от холода. Ей всё ещё казалось странным, что Вант охотился со стаей Сгоревшего Человека, но пылающая в нём ярость была так сильна, что, по-видимому, пережила смерть от огня. К тому же, он был внуком Грешана, который столь же упорно цеплялся за жизнь.

— Я всё же получу правосудие, или же я получу месть.

Месть кому? Торисену? Чернослив? Ей самой?

— Если так, — сказала Бабка Сид, думая о своём, — то он не доведёт своих товарищей ни до чего хорошего. Они должны спать всё холодное время года, чтобы сберечь свой огонь. Когда они явились за нашим убийцей, они с трудом тащились сквозь сугробы. Если он их не накормит, то я сомневаюсь, что они смогут пережить зиму.

Это звучало очень похоже на Ванта, который так и не научился тому, что руководить это значит так же и служить.

Кроме того, это объясняло, почему он не привёл Сожжённых Однажды на юг, для охоты на свою настоящую добычу: они были слишком слабы.

И всё же, где они теперь? И нужно ли ей их опасаться, как она опасалась другого охотника за виной, Тёмного Судью?

Но на небе всё ещё сияло солнце, да и вообще, разве есть что-то, за что её должна мучить совесть или вина?

Не отвечай на это.

Они миновали несколько водопадов, а затем их каскады стали ярусами вздыматься к кромке обрыва, с которой свисали ледяные наросты. В поле под ними мужчины установили эстакады столов и готовили что-то в огромных котлах, подвешенных над прозрачными, яркими кострами.

— Вот и Ступени, — сказала Бабка Сид. — Взберись на них и узри чудо.

Джейм отыскала вьющуюся тропинку рядом с рекой и принялась карабкаться по ней, цепляясь за голые ветки кустов. Оказавшись на вершине, она вгляделась через закованное в лёд озеро, извивающееся между крутыми, темными горами во мрак ранних сумерек. Лучи зимнего солнца синевато мерцали на льду ближайшего берега, переходя в глубокий зеленовато-синий (кобальтовый) под полосками дрейфующего по нему снега. Сверкающие тут и там искорки отражались от ледяных ручейков и казалось, что ночное небо опрокинулось в океан.

— Это истоки[88] Серебряной? — спросила Джейм, присоединившись обратно к королеве.

— Да. Она тянется через цепь озёр дальше на север, к подножию ледника, лежащего в тени великой тьмы.

Это звучало довольно тревожно, напоминая о Барьере и Тёмном Пороге по ту сторону. Некоторые имели склонность забывать, что они всё ещё были там, просто вне поля зрения.

— Говорят, там водятся черноголовки[89]. Мы пока ещё ни одной не видели. Северные племена рассказывают о рыбе типа миноги, обычной для тех погружённых во мрак ночи вод, что откладывает свои яйца в других рыб и пытается мигрировать вместе с ними, даже когда её личинки выводятся и начитают поглощать своих хозяев. Если они когда-нибудь смогут найти дорогу в Серебряную.

За их спинами расхохотался Чингетай, заставив Джейм вздрогнуть. — Страшилка, чтобы пугать детей. Они даже клянутся, что эти личинки могут оживлять мёртвых. Это ж надо додуматься!

Сид повернулась к нему лицом к лицу и уперла руки в бёдра. — Ты, без сомнения, отличный охотник и налётчик (рейдер), муж-мой-по-дому, но никак не рыбак на льду. Глубины под ним тебя ужасают.

Вождь раздулся от возмущения. Он и в самом деле здоровяк, подумала Джейм, глядя на него снизу вверх и видя, по большей части, только его грудь и нижнюю часть выступающего, бородатого подбородка. И всё же он не вполне соответствовал фигуре Марка, в любом смысле этого слова.

— Меня ничто не пугает! — провозгласил он. — Когда моему больному другу вдруг захотелось свежего лосося, разве я не отправился на лёд и не поймал ему одного? Он так обрадовался, что проглотил рыбу сырьём и таким образом восстановил свои силы.

— Не слишком-то это заметно, — с кривой ухмылкой сказала королева.

Она показала на измождённого человека, слоняющегося вокруг кипящих котлов, как будто его тянул туда его нос. Его глаза казались стеклянными, тело было худым, а живот распух как у беременной женщины. Повара шарахались от него в разные стороны.

Чингетай невнятно выругался и зашагал прочь.

— Свежий лосось, в это время года. Я скорее подумаю, что он поймал одну из матерей целого косяка рыб, уже не первый раз возвращавшуюся сюда для икрометания, вот только этот был самцом. С яйцами. Тем не менее, — Бабка Сид понизила голос и доверительно склонилась к Джейм, — для него это было актом отчаянной смелости, выйти на лёд. Он боится глубокой воды во всех её проявлениях, и всегда боялся, с тех пор, как его сестру избрали, ещё когда они оба были детьми.

— Избрали для чего?

— А. — Королева от неё отвернулась. — Вот и моя сестра Анку, лидер дев войны.

Анку, вероятно, была одного возраста с королевой или немного старше; учитывая её обветренное лицо и крепкое, находящееся в хорошей форме тело, было трудно сказать наверняка. Она улыбнулась Джейм. — Я слышала, что ты совсем очаровала мою внучатую племянницу Прид. Она только о тебе и говорит.

— Я этого не заслуживаю.

— Ах, но кто ещё среди кенцир лучше тебя соответствует званию девы битвы, да ещё такой, что сумела сразиться с Речной Змеёй и победить! Прид завидует тому, что кажется ей нашей свободной жизнью.

— Едва ли её можно таковой считать, — сказала Джейм, думая об испытаниях Тентира.

— Ну, мы-то с тобой отлично это знаем. Но Прид помнит о своей матери, которая умерла при родах. Для неё домики деревни воняют рутиной и смертью. Такая жалость для этого симпатичного паренька Хатча, ведь уже она почти подошла к возрасту выбора.

Толпа мерикит зашевелилась. — Вот и наступил пир! — провозгласило множество голосов.

Мужчины поднесли им дымящиеся чашки рыбной похлебки — окунь, щука, пучеглаз[90] и голубой окунь[91] — все плоды зимнего подледного лова, сваренные с последними корнеплодами прошлого сезона. В качестве питья к ним прилагались высокие кружки крепкого эля. Повсюду распространилось шумное, почти лихорадочное веселье. В отличие от предыдущего раза, когда Джейм довелось пировать в их компании, в этот раз мерикиты скорее старались как можно быстрее напиться, чем просто усладить себя.

Один из мужчин, присматривающих за огнём, внезапно встал на колени, вытащил длинную палку, с шишковатыми наростами на каждом конце, и с криком триумфа замахал ею над головой. Мерикиты разразись аплодисментами.

— Кость Сгоревшего Человека, — сказала обрадованная Бабка Сид. — Вероятно, бедренная. Они появляются в наших очагах со времени зимнего солнцестояния. У нас уже есть, наверное, не меньше половины всех костей скелета, сложенных в сторонке и дожидающихся костяных костров Кануна Лета.

Когда он наступит, Чингетай использует их, чтобы магическим образом закрыть границы мерикит; но если хотя бы одна из них пропадёт, как это уже случилось в прошлом году из-за непреднамеренного вмешательства Джейм, то ритуал сорвётся. Подобные моменты жизни холмов были однозначно сложными и запутанными.

— Вы выглядите очень обрадованными, — сказала Джейм королеве, под прикрытием шумной, пустой болтовни. — Неужели опека Сгоревшего Человека в качестве стража границ всецело покрывает все события прошлого года?

— Ох, но так оно и есть. Однако, не то, чтобы он не слабел каждый год в промежуток между сожжением его образа и возвращением костей к Кануну Лета. Мы всегда чем-то рискуем, жертвуя одним из Четырёх, а затем ожидая его воскрешения. Отсюда и важность нынешнего ритуала, призывающего покровительство Съеденной Когда-то.

— Я всё ещё сбита с толку, — сказала Джейм. — Вам нужно специальное дозволение, чтобы рыбачить в Серебряной, но отнюдь не для Серебряной Головы (Истока Серебряной)[92]?

— Водопады озера не принадлежат ни Речной Змее, ни Съеденной Когда-то. С тем, что там плавает, мы встречаемся на свой собственный страх и риск.

— Кроме того, одна из ваших историй гласит, что Девицу съела Речная Змея, а другая, что она застряла на полпути в желудок гигантского сома.

Проходивший мимо них Маслол задержался. — Леди, это мистерии мужчин и не тема для обсуждений или сомнений.

— Тогда ступай дальше, старина, — беззлобно сказала королева, — дабы не оскорблять свой слух нашей пустой болтовнёй.

Шаман пожал плечами и продолжил свой путь к столу.

— Мне будет жаль его когда-нибудь потерять. У него столько здравого смысла, сколько дозволяет его религия, а может даже и больше, как мне кажется. Посмотри, Любимчик Земляной Женщины.

Она вытащила из сумки, что висела у неё на талии, каменную фигурку и передала её Джейм. Та напоминала собой грубый ромб, раздуваясь к середине и сужаясь на концах. Только через несколько секунд до Джейм дошёл смысл нацарапанных на ней линий. Две свисающие груди, обвисший живот и никаких признаков головы, рук или ног, достойных упоминания. все акценты подчёркивали плодородность и фертильность, а не личность, как таковую. — Это Земляная Женщина?

— Её грубая версия, очень и очень старая и совсем, совсем нездешняя. А вот ещё. — Сид макнула пальцем в эль и обвела им три круга, вырезанных внутри четвёртого на поверхности стола.

Джейм поражённо на них уставилась. Хотя это напоминало собой грубое лицо, но его так же можно было считать ещё более грубой, скруглённой версией статуэтки. — Это же иму!

— Так оно и есть. И в те времена, когда Матушка Рвагга ещё только родилась, оба этих символа уже были древними.

Другие девицы, другие судьбы, подумала Джейм.

Понимание пришло к ней сквозь напластования множества истин, затуманивающих друг друга сквозь века. Однажды она спросила Земляную Женщину, кто же всё-таки установил правила, управляющие её переменчивой, эксцентричной натурой и услышала в ответ: «Я не знаю. Они просто есть».

Если она догадалась правильно, то Четверо воплотились в свои нынешние формы где-то три тысячелетия назад, с прибытием в Ратиллиен её собственного народа и их храмов. Но что если образцы, по которым они сформировались, к тому времени уже существовали, столь же многочисленные, как и создавшие их культуры? Это могло объяснить, почему их роли были столь многообразными и зачастую противоречащими. Не удивительно, что трансформировавшиеся Четверо до сих пор пытались разобраться в самих себе и своих ритуалах.

— Ой! — сказала Прид, сидящая за соседним столом. Она уставилась на что-то у себя в руке, что она обнаружила в своей похлёбке. Это была маленькая рыбка, вырезанная из горного хрусталя.

Её друзья отступили назад в растущем круге тишины.

— Ох, правнучка, — пробормотала королева в явном горе. — Только не ты.

Мерикиты встали и бесшумно ликвидировали все следы торжества. Котлы опрокинули в снег, их содержимое закопали. Костры залили водой, столы убрали.

— Рыбка поймана, — побежал по толпе тихий шёпот. — Рыбка поймана.

— Что происходит? — потребовала Джейм, но не получила никакого ответа.

Прид стояла в одиночестве, дрожа.

Бабка Сид завернула девушку в свой белый меховой плащ.

— Будь смелой, дитя, — сказала она. — Ты же знаешь, что кто-нибудь из домика девиц должен был обязательно вытянуть этот жребий.

Прид сглотнула и кивнула, но так и не смогла унять дрожь.

— Жила-была девица, такая прекрасная, такая горделивая, — прошептала она, а толпа ответила:

— И даже сын вождя не достоин её, о нет.

В стороне, Хатч вырывался из хватки друзей.

Джейм открыла рот для протеста, а затем снова его захлопнула. Ей уже приходилось видеть, какой вред могло нанести вмешательство в церемонии мерикит, но милосердные Трое.!

Речной лёд заскрежетал своими кристаллическими зубами. Под ним плавало нечто огромное, намного больше, чем полагалось для такого мелководья. Речная Змея или Съеденная Когда-то? Прид осторожно шагнула на лёд, перешагнув через его грязную прибрежную полоску, судорожно цепляясь за свою накидку.

Её сородичи принялись напевать: «Жила-была девица, жила-была девица.»

Этим они пытались придать себе храбрости, как и всем этим элем.

Прид поскользнулась, по колено провалившись в снежную жижу. Лёд вокруг неё был щербатым и тусклым и тревожно потрескивал под ногами.

— Ой, — дрожащим голосом сказала Прид. — Я свалилась в воду.

С мучительной медлительностью она переместила свой вес и выбралась обратно на лёд, таща за собой свою промокшую ногу так, как будто та онемела. Было едва ли не слышно, как стучат друг о друга её зубы.

Джейм едва сдерживалась на месте. — Что, если она благополучно переберётся на тот берег?

— Тогда Съеденная Когда-то отвергнет её и мы лишимся её благословения.

Громадная тень под тёмным льдом ударила в свою ледяную крышу и по ней во все стороны брызнули белые трещины. Льдины стали незаметно расползаться. Среди них шаталась фигурка Прид.

Тревожный крик привлёк всеобщее внимание к берегу выше по течению. Друг Чингетая склонился к открытой воде у подножия Ступеней и, шатаясь, выворачивал в неё свой желудок. Его губы отгибались всё дальше назад, разорвавшись сначала до суставов челюстей, а затем и до ушей, пока чёрные, извивающиеся создания извергались из его рта в воды реки.

— Черноголовки[93]! — закричал кто-то.

Мерикиты рванулись вперёд, чтобы отдёрнуть его от реки, но он, похоже, уже изверг в неё половину своего собственного веса, а бурлящий поток всё продолжался. К тому времени, когда до него добрался Чингетай, он уже опустился на колени. Его плоть растаяла и он рухнул на землю, ничего, кроме голых костей в мешке его кожи.

Тёмные, змеевидные формы стремительно метнулись под лёд и столкнулись с речным левиафаном. Тот проломил над собой лёд, огромный, усатый рот широко распахнут, паразиты-черноголовки подобно вымпелам присосались к его серым бокам, а потом с хрустом рухнул обратно. Ото льда откололась целая плавучая льдина.

Прид зашаталась, взвизгнула и свалилась в воду.

Хатч издал вопль ужаса.

Джейм выругалась и метнулась вперёд.

Бабка Сид вцепилась в неё, но поймала только её чёрную накидку.

Стремительный рывок Джейм запнулся, когда она ощутила, как под ней смещается лёд. Он был неровно изъеден пустотами там, где несущийся поток изгрыз его нижнюю сторону, и теперь во все стороны расходился трещинами. Как же можно отличить хороший лёд от плохого? Она собиралась нырнуть за Прид, но теперь каждый её нерв твердил ей стоять очень и очень тихо.

А затем осколок, на котором она балансировала, стал опрокидываться. Она соскользнула вниз, в ледяную воду, а лёд сомкнулся над её головой.

Первой мыслью Джейм было: Я оглохла. После беспорядка и суеты вверху, тишина внизу сдавила её подобно неким челюстям. Нет, это вода проникала в её одежду. Окоченевшая и отяжелевшая, она тонула. Свет наверху угасал. Где Прид? Где дно? Какой бы мелководной не должна была быть здесь река, она, похоже, погружалась в бездну. В её глубинах, раздражённо мутя воду могучими бурунами, Съеденная Когда-то боролась со своими противниками. Один за другим, они отцеплялись, разматывались и рассыпались на куски, подобно лентам из тени.

Уголком глаза Джейм поймала что-то белое. Это была меховая накидка Прид, всё ещё обёрнутая вокруг неё, промокшая и тянущая вниз. Джейм вцепилась в её край. Её пальцы так окоченели, что она даже не могла сказать, поймала ли она её, пока та не стала разворачиваться, вытряхивая Прид наружу. Быстро, выпустить мех и схватить девушку. Глаза Прид были широко распахнуты и наполнены ужасом.

Нам обеим следовало бы быть уже без сознания, даже мёртвыми, подумала Джейм.

Вместо этого, они определённо попали в сакральное пространство, где боролись боги и монстры. Здесь даже можно было осторожно дышать, хотя ледяная вода почти остановила сердце.

Сом-левиафан поднялся им навстречу, ощетинившийся усами рот распахнулся настолько широко, что мог поглощать суда целиком. В его утробе, подобно жемчужине, к ним повернулось прекрасное, недовольно надувшееся, бледно-зелёное лицо. Съеденная Когда-то заговорила взрывом быстро расширяющихся пузырьков, безмолвных, пока они не окутали пару пловцов и не потащили их к поверхности: ОНА. МОЯ. НЕТ.

Извергнутые пузыри растолкали в стороны лёд. Холодный воздух опалил голую кожу подобно огню. Ах, что за боль! Прид отключилась. Джейм держала её одной рукой, а другой вцепилась в лёд. Они выскочили наружу почти у самого берега, но значительно ниже по течению, снесённые быстрым потоком. Кто-то кричал. Хатч. Чьи-то руки схватили их промокшую одежду и выдернули их из воды. Как же может холод так жечь? Джейм свернулась в клубок на берегу, трясясь от холода, выташнивая воду и рыбную похлёбку.

Над ней стояла Бабка Сид.

— Ох, дитя, — сказала она. — Что же ты наделала?