Парадокс чести

Глава IX Эха Котифира

20-21-й день весны

Вся в пятнышках подсыхающей крови, кадет скаут Коман, задыхаясь, вскарабкалась на гребень холма, пробираясь меж безлистных деревьев.

— Их штаб у Котла Тёмного Порога, — доложила она. — Они нас заметили. Харла забросали яйцами.

— Первый потерянный кадет и он обязательно оказался моим, — сказал главный десятник Команов Клэри. — Тем не менее, это ценная информация. Мы можем пойти на штурм, пока у нас ещё полные мешки.

Джейм только вздохнула, выпустив облачко пара, которое повисло в морозном воздухе. Над головой по яркому небу неслись облака, а случайные снежинки дрейфовали к земле. Всё ещё неустойчивая весенняя погода повернулась на зиму.

Коман раздражающе настойчиво жаждал сломя голову нестись вперёд. Возможно, его нервировала неизвестность или, быть может, он хотел, чтобы его половина команды выглядела лучше, чем её, что было просто глупым. Ну почему из всех домов, с которыми можно было объединиться на этот редкий и долгожданный двойной урок, нельзя было выбрать Бренданов или их естественных союзников, Даниоров? А вместо этого, и те, и другие стали командой её противников.

И кроме того, разве она не заметила, как Клэри общался перед уроком с Досадой? Досада был привычно развесёлым. Клэри выглядел стеснённым. Все знали, что лорд Коман так до сих пор и не определился, кого же ему поддерживать, Норфа или же Каинрона, который, в конце концов, приходился ему родичем. Затруднение для него и несправедливость для его кадетов, которые не могли решить, кому же хранить верность.

Однако в Тентире все они были одной большой семьей, безразличной к политике домов. По крайней мере, согласно Коменданту.

Ха.

— Такое нападение можно устроить только от отчаянья, если у нас закончится время, — сказала она, повторяя давнишние советы саргантов. — А что касается последнего, то, если понадобится, в нашем распоряжении всё ещё есть большая часть дня. Никто из нас ещё не нашёл цели, а это наша основная задача.

— Нам бы сильно помогло, знай мы, что искать, — проворчал Клэри.

У него явно был какой-то повод для беспокойства и он создавал ещё один, не желая встречаться с ней глазами, что её тоже раздражало. Спустя два отбора, она, без сомнения, должна была оставить эту проблему в прошлом. Её десятка беспокойно зашевелилась, подстёгнутая его тоном и её недовольством.

— По словам саргантов, мы её сразу узнаем, как только увидим, — сказала она.

— Лагерь, внимание, — позвал часовой.

Кто-то карабкался по северному склону, обращённому к Тентиру, хрустя остатками прошлогодней листвы. Меж белых берёзовых стволов вспыхнули яркие пятна, темно-красный, переходящий в пурпурный, с бирюзовыми узорами. Кто же носит придворную мантию в такой глуши? Затем появилось худое, болезненно желтоватое лицо, ярко блестящее от пота под копной гладких, чёрных волос.

— Серод, что ты здесь делаешь, да ещё в таком костюме?

Её слуга южанин подтянулся, стараясь, достоинства ради, привести в норму дыхание, и любовно скользнул ладонями по своему изящному, шёлковому наряду.

— Красивый, правда? Я путешествую с караваном торговцев. И должен одеваться соответственно.

— За счёт миледи, да? — встряла подошедшая Рута.

Она неоднократно жаловалась на то, сколь значительную часть своего денежного довольствия Джейм отрядила своему слуге, не подозревая о том чувстве вины, которое та перед ним испытывала из-за своего прошлого пренебрежения его нуждами. В конце концов, до заключения соглашения с Бренданами, ни у неё, ни у Тори, не было ни единого свободного золотого. А теперь, или Тори про всё позабыл (опять), или это ей следовало позаботиться о снаряжении всех кадетов Норф. Хотя до сих пор у неё не было для этого никакой возможности.

— Разве тебе не полагается изучать Южные Пустоши в Обители Летописцев? — потребовала она у Серода.

Он мрачно на неё поглядел поверх своего длинного носа и фыркнул. — На Горе Албан я уже выучил всё, что сумел, спасибо тебе большое. А теперь пришла пора отправляться в поле, а точнее, на юг, в Котифир, чтобы проторить вам дорогу, Лордан.

И всё же, почему Джейм так сильно раздражал этот титул, когда он исходил из его уст? Вполне возможно потому, что, как её самоназначенный шпион-пролаза, он приравнивал свою значимость к её, а это казалось ей практически манией величия.

Над ними замаячила громада Шиповник, позднее утреннее солнце обращало кончики её коротких, красных волос в огненное гало. Она нахмурилась. — Этот твой караван, он что, пришёл с юга, а торговать своим барахлом начал только у северного конца Заречья? Это вообще, санкционированная экспедиция?

— Санкционированная кем? — потребовала Рута. Будучи оболтусом из северного пограничного замка, она была очень ограничена в своих познаниях о Юге, полученных из первых уст, и это её определённо раздражало.

Шиповник, которая сама родилась южанкой, сжалилась над ней и, по случайности, над самой Джейм.

— Королём Кротеном из Котифира. Через его жирные руки проходит вся добыча из Пустошей, так что он свободно заявляет права на сбор всяких пошлин и вообще всё, что привлечёт его внимание. Отсюда проистекает источник его обширного личного богатства и, опосредованно, причина существования Южного Воинства. Караваны торговцев всегда пытаются его перехитрить, но в конечном итоге, всё, чего он не коснулся, куда бы оно ни ушло, обязательно рассыпается в прах.

Серод вцепился в свой драгоценный наряд. — Что, даже это?

— Очень может быть. Вполне возможно, вот почему твои новые друзья так стремятся обогнать своих клиентов, но это им не слишком поможет: большинство кенцир знакомы с бытом южан.

— Ну, а я нет, — сказала Джейм. — Что ещё есть в Южных Пустошах, кроме песка, мёртвых городов и непонятного, непостоянного солёного моря?

— Это великая загадка, — сказал Дар, который бессовестно подслушивал, вместе с Мятой у локтя. — Искатели отправляются в пустыню, ведя за собой караваны, а обратно возвращаются с сокровищами. Порой кенцир нанимают охранниками на случай столкновения с некренами, пустошами или карнидами, но тогда они клянутся хранить тайну. Лорд Калдан отдал бы половину всех своих богатств, чтобы только узнать, куда они ходят и почему никто не держит стражу из Каинронов.

— Насколько я слышал, Котифир и сам по себе странное место, — Добавил Ёрим в своей обычной, спокойной и размеренной манере. Всегда казалось, что он брякнет что-нибудь глупое, но этого никогда не бывало. — Местные храмы продолжают терять своих богов и пытаются найти их снова. Целые месяцы проходят в ощущении того, что ничто не работает так, как надо.

Кадеты беспокойно поёжились. До её знакомства с Тай-Тестигоном, от подобного заявления и саму Джейм вполне могло бы бросить в дрожь. Что, другие боги, кроме их собственного, Трёхликого, будь это он, или она, или оно, неважно? Кенцират волей-неволей был монотеистическим, тесно связанным со своим таинственным божеством, и всё же, в Ратиллиене определённо существовали и другие силы. Она впервые ощутила прилив энергии при мысли об изучении этого странного нового города — если только она пройдёт финальный отбор и получит туда назначение.

Рута переминалась с ноги на ногу. — Может у купцов всё же найдется что-нибудь, что не рассыпаться в прах у вас на глазах. Леди, прошу! Вам нужно что-нибудь поизящней, чем ваша верховая куртка.

Бедная Рута. Она определённо не забыла то позорное зрелище, которое, как ей казалось, являло собой появление Джейм перед Верховным Советом.

Серод вручил Джейм мешок монет. — Ты не имеешь не малейшего понятия о том, сколько это стоит, — сказал он. — Я взял достаточно на свои нужды. Можешь пустить остальное на ветер (промотать), если захочешь.

А мне его послал мой брат, подумала Джейм, взвешивая на ладони далеко не маленький вес мешочка. Ему не следовало этого делать. Быть может, на каком-то уровне, он тоже скучает по тем дням, когда мы делили между собой всё и вся, до того, как между нами встал Отец.

Она передала мешок Руте. — Трать сколько хочешь, в пределах разумного. Вряд ли мы сможем продуть из-за отсутствия одного кадета — я надеюсь, — добавила она для десятника Комана, который выглядел всё более нетерпеливым.

— Может вы продолжите обсуждение после урока? — потребовал он.

— Меня здесь может и не быть, когда вы закончите, — сказал Серод, и сам начиная беспокоиться. — Караван тронется в путь, как только разберётся здесь с делами.

— Определённо, не санкционированными, — пробормотала Шиповник.

-. а я не хотел бы отстать.

И всё же он остался, беспокойно переминаясь с ноги на ногу. У него на уме явно было что-то ещё.

— Серый, что ты мне не сказал?

Он заговорил тихой скороговоркой, наклонившись вперед к ней. — Ты дала Киндри узелковое письмо и он его перевёл.

— Что? — Джейм ощутила сильное потрясение. Она уже успела напрочь позабыть про тот клочок полотна Кинци.

— Тогда он что, его украл?

— Нет. Оно, должно быть, просто лежало в рюкзаке вместе с. неважно. Что там говорится?

— Эта чёртова певица мерлонг запретила мне тебе рассказывать — мне, твоему личному змею-пролазе! Тебе нужно будет спросить своего кузена.

Джейм пожевала нижнюю губу, пытаясь прикинуть, когда она сможет взять небольшой отгул, чтобы навестить Гору Албан.

— Лагерь! — пришёл возбуждённый крик часового, за которым сразу последовал ракетный залп.

Шиповник толкнула Джейм за Серода, который хрюкнул и тяжело осел вниз, едва разминувшись с её головой. Кадеты кинулись на поиски неприятеля, хватая рогатки с поясов и белые яйцеобразные предметы из сумок.

— Погляди, что ты со мной сделала! — хрипел Серод, хватаясь за грудь. — Я мёртв!

Джейм встала за ним на колени. — Ой, не глупи. Это только яйцо.

— Это? — Он широко развёл руки, демонстрируя кроваво-красные осколки.

— Ну, если быть точным, яйцо с выпущенным желтком, заполненное той кровью, что оказалась у мясника под рукой, и снова запечатанное воском. Довольно мерзко и грязно, я с тобой согласна, но едва ли фатально.

— Но моя мантия! — взвыл бедный Серод.

— Натри её солью и замочи в холодной воде, перед тем, как стирать. Это то, что должны сделать со всей грязной одеждой проигравшие в этой перестрелке. Это, а ещё прыгнуть со Скалы Шееломки[74] в поток Крепыша[75], что не слишком приятно в это время года.

Коман почти приплясывал от нетерпения. — Нам нужно сменить лагерь. Сейчас же.

— Хорошо, хорошо. Серый, если я не успею вернуться в Тентир вовремя, увидимся в Котифире.

Когда Серод, шатаясь, ушёл, Джейм повернулась к Коману. — Я предлагаю двигаться на запад в направлении зарослей кустов облако-колючек. Под ними есть прекрасные проходы, если нам придётся удирать. Ниалл, оставайся здесь и скажи скаутам, когда они вернутся, куда мы направились.

Они выдвинулись.

Все старались проводить в этой области как можно меньше времени, и теперь Джейм видела почему. Будучи так близко к Тентиру и сравнительно небольшой, она, казалось, воплощала в себе все странности неисследованного Заречья. Потеряв из виду училище, они двигались то через участки, по щиколотку покрытые снегом, где всё ещё властвовала зима, то через луга, горящие весенними цветами. Земля изгибалась рябью морен, которые большей частью бежали с севера на юг, спускаясь к распухшему от снега Крепышу; но этот приток Серебряной казался абсурдно далёким — скорее шум воды, чем близкое соседство — а скрытое теперь маревом солнце, казалось, скакало с одного края неба на другой. Где-то кричали невидимые птицы, а под неосторожной ногой хрустели листья.

Они всё время продолжали сохранять бдительность, не только в поисках другой команды, но и на случай неуловимого «чего-то», что и было целью всего занятия.

Через некоторое время они добрались до зарослей кустов облако-колючек, за которыми громко ревела река, и к Скале Шееломке за нею.

— Нас здесь пятнадцать человек, восемнадцать, когда прибудет Ниалл с последними скаутами, — сказала Джейм. — Мы вполне сможем прочесать эту часть зарослей от края до края.

— Разделиться? Ты думаешь, это разумно?

Она почти могла видеть, как Коман оценивает риски и старается прикинуть, как бы свалить на неё всю ответственность. Досада, должно быть, был ну просто очень убедительным. И тем не менее, Клэри выглядел встревоженным. Что же ему всё-таки сказал этот жалкий Каинрон?

— Мы могли бы, конечно, сбиться здесь в кучу и дожидаться сумерек, оставив лес нашим скаутам и другой команде. Такой вариант тебя больше устраивает?

Определённо, нет.

— Становитесь цепочкой и развёртывайтесь, — велела она кадетам двух десяток. — Держитесь в пределах видимости соседей по обе стороны. Мне почему-то думается, что сегодня здесь будет очень легко потеряться.

Кадеты подчинились, Клэри продолжал ворчать. Справа была Шиповник; слева Тернослив. Она заметила, что Команы тяготели к той стороне, что ближе к Тентиру, выдавливая Норфов к реке. Она покрепче стиснула свою рогатку и пересчитала неповрежденные скорлупки яиц, угнездившиеся во мху её сумки, что висела у неё на поясе. Две дюжины. За прошедшие две недели они уже вконец пресытились омлетами. Это всё-таки лучшее им применение. Вниз по линии пробежал сигнал, от берегов Крепыша до тени Тентира.

Всё верно, подумала она, командуя отряду вперёд. Мы отправляемся.

Шиповник, возможно, держалась ближе, чем следовало, как будто твёрдо решила ни в коем случае не упускать Джейм из виду.

Чёрт возьми, подумала Джейм, неужели я такая же хрупкая, как какая-та белая скорлупка, наполненная кровью и запечатанная воском? Что такого плохого может здесь со мной случиться?

Как насчёт того, чтобы напороться на Тёмного Судью? С тех пор, как началась весна, об этой громадной кошке было мало что слышно, но он по-прежнему обитал где-то в Заречье, и Джейм всё ещё побаивалась шляться слишком далеко от училища после наступления темноты. Порой она чувствовала его беспокойное присутствие в своих снах, но что-то удерживало его на поводке. Кто его знает, сколько ещё это будет продолжаться.

Справа от неё Тернослив скрылась за ветками покрытой почками сирени. Кусты, казалось, двигались вместе с ней, отрезая её теперь и от Шиповник. На фоне основных зарослей из земли выступали новые, усеянные почками, побеги, которые скрипуче тёрлись друг о друга. В конце концов, сейчас был сезон древесного дрейфа. Вероятно, всё в долине вполне могло прийти в движение, стремясь к солнечным склонам, свежей воде, подальше от хищников с топорами.

Кто-то кричал?

— Ва. Ва. Ва. Что. Что. Что[76].

Джейм застыла на месте, воздух застрял у неё в горле. Она думала о Тёмном Судье, но никак не о Сожжённых Однажды. Неужели они всё же сумели пробраться так далеко на юг, да ещё в отсутствие своего хозяина, который покоился в земле со времени зимнего солнцестояния? Стебли сирени и малины шуршали и поднимались, ограждая её живой изгородью. Звуки снаружи доходили до неё приглушенными и искажёнными. Её собственный голос, когда она окликнула других кадетов, был поглощен распускающимися листьями.

На неё внезапно упала некая тень. Она сощурилась против низко стоящего солнца на что-то чёрное, что нависало у неё над головой. Оно имело почти человеческую форму — по крайней мере, широко разведённые руки, а между ними виднелось что-то, что, похоже, было сгорбленной головой. Но ни следа ног. Оно слегка колыхалось, хотя у земли не было никакого ветра, а лучи солнца обрамляли огнём его края.

— Шшшааааа[77]. Забыла про меня, а?

Она вгляделась в голову фигуры. — Вант? Во имя Порога, что ты там делаешь?

— Ооххх, просто шшляюсь по окрестностям, высматривая тебя. Мои новые друзья тоже где-то здесь, по крайней мере, духовно.

Был ли это настоящий голос или просто шуршание ветра по листьям? День вокруг неё становился всё более и более нереально сказочным, как будто попав в этот необычный кармашек, она оказалась отрезанной от реальности. И вообще, чего ради её бывшему заму преследовать её, когда она не имела ни малейшего отношения к его смерти? Однако он явился именно ей, а не Тернослив, которая должна была быть, самое большее, в дюжине ярдов в сторону, и которая совсем не беспокоилась о своём добром имени.

Как будто услышав своё имя, из кустов появилась Тернослив, с трудом пробивая себе дорогу сквозь заросли. — Вот вы где, Десятка! С кем это вы разговариваете?

Вверху затрещала рвущаяся ткань и на Джейм обрушилось нечто тёмное, заливая чернилами солнце. Она попыталась отбить это в сторону, но оно метнуло свои изуродованные руки вокруг её шеи и повалило на землю. С боем вырвавшись на свободу с помощью Тернослив, она обнаружила, что борется со старой, кожаной курткой Коменданта.

— Должно быть, за этим нас и послали, — сказала Тернослив.

До их ложбинки в зарослях донеслись звуки приглушённых выкриков. Две команды, должно быть, сцепились прямо в окрестностях рощи. Тернослив ломанулась наружу, чтобы присоединиться к стычке. Джейм задержалась, решив пару раз хлестнуть курткой по обломку скалы, просто на всякий случай, а затем поспешила вслед за кадеткой. За сиренью воздух пронзали белые снаряды в сопровождении пронзительных воплей и насмешек. Здесь был Клэри, устанавливающий на свою пращу яйцо. Увидев её, он замешкался, сменил яйцо, и дёрнул резинку. Джейм быстро оглянулась назад, ища взглядом его цель, и тут её висок, казалось, взорвался.

Я задолжала Сероду извинение, подумала она, соскальзывая во тьму; Быть подбитым яйцом оказывается гораздо больнее, чем я себе представляла. А потом кто-то вырвал куртку из её хватки и она упала.

Похоже, прошло много времени. Побеги сирени проползли мимо, а крики отдалились. Она прислонилась спиной к дереву, безмолвно проклиная свою пульсирующую голову и кровь, тонкой струйкой бегущую по лицу.

— Чёрт! — сказал кто-то, почти прямо ей в ухо, да ещё голосом брата. — Больно.

Он поёрзал по обратной стороне дерева, его куртка скрипела по коре.

— Тори?

— Джейм?

— Что ты здесь делаешь? — спросили они хором, а затем, — Где это «здесь»?

— Час пути на север от Готрегора.

— Пятнадцать минут на юг от Тентира. Что с тобой стряслось?

— Меня сбросил Шторм. Мы выслеживали бродячую золотистую иву, и, в итоге, она на нас накинулась.

— Ты же не стал её рубить, правда?

— Для этого, она, как минимум, должна стоять на месте. Трое, я просто ненавижу древесный дрейф. А что приключилось с тобой?

— Я не уверена. Меня что-то ударило.

— Небрежно, небрежно.

— Не больше, чем ты, когда позволил переехать себя дереву.

— По крайней мере, основная угроза тебе миновала.

— Что? — спросила она, сбитая с толку. Она услышала, как он напрягся и выпрямился.

— Комендант сказал, что до конца учебного года, кто-нибудь обязательно вызовет тебя на дуэль. А это уже случилось на встрече Верховного Совета. Почему ещё, как ты думаешь, я позволил этому ублюдку Досаде бросить тебе вызов? И даже так, в присутствии всех нас, он осмелился на большее, чем я ожидал.

— О, это был вовсе не официальный вызов, а просто один из маленьких трюков Лорда Калдана, чтобы унизить нас обоих.

Она ощутила смятение брата, даже когда его голос стал выцветать.

— Тогда тебе нужно поскорее оттуда выбираться. Послушай, Джейм, я не смогу тебя защитить. Только не в Тентире. И уже тем более, в столь отдалённом месте, как Котифир. Я не могу позволить, чтобы ты туда поехала.

— Если так решат рандоны, ты не сможешь мне помешать.

— Кто не сможет? — спросил новый голос, приложенный к двум большим, удивительно аккуратным рукам. — И что ты на этот раз с собой сотворила?

Джейм мигнула на склонившуюся к ней Шиповник. Ей не было нужды оборачиваться, чтобы узнать, что Тори пропал.

— Клэри вернулся в лагерь вместе с курткой Коменданта, но без тебя. Что стряслось?

Джейм почти хихикнула. — Я думаю, он сварил свои яйца вкрутую.

Большая ладонь Шиповник была полна осколками яичной скорлупы, собранными с одежды Джейм. Среди них лежал окровавленный камушек.

— Но не до такой степени, — мрачно сказала она. — А учитывая силу резинки за ним.

— Неважно. — Джейм оттолкнула её в сторону и, покачиваясь, встала на ноги, вспоминая выражение лица Комана. — Его попутал Досада.

Позади себя они услышали крики, смех и плескания: проигравшие платили своё штрафное пенальти в ледяных водах Крепыша. Джейм отёрла лоб рукавом и решила не вмешиваться. Всё обошлось малой кровью. Кроме того, её команда выиграла. Однако, она почему-то не думала, что Клэри так уж радуется этой победе.

Они вернулись обратно в Тентир, который, как обнаружилось, уже покинули Серод и купцы, нашедшие среди его проницательных рандонов всего нескольких покупателей.

Рута, тем не менее, купила мерцающий отрез белой парчи, который она почти вызывающе продемонстрировала Джейм.

— Он был потрясающе дешёвым, — сказала она, — и мне кажется, я смогу разузнать, как удержать его от постепенного распада.

— Ну тогда, удачи тебе, — сказала Джейм и больше об этом не думала.

Поддавшись внезапному порыву, она отправилась к берлоге Медведя и уселась у его двери.

— Как может кто-то из нас руководить? — спросила она сквозь решётку. — Братья и сёстры. почему мне и Тори, чтобы говорить так свободно, нужно обязательно или спать, или быть в экстремальной ситуации? Как ты общаешься с Комендантом, имея в запасе всего несколько слов? И всё же, я клянусь, он любит тебя, а ты — его.

Она поразмыслила над виной Шета. Он последовал приказам своего лорда, что Медведя надо или посадить в клетку, или убить. Кто же мог предположить, в те давние дни, что эта пытка будет продолжаться столь долго?

Контроль: Калдана над Шетом, Шета над Медведем, Тори над ней. В сторону Коменданта, как можно освободиться, когда любовь стала узами?

— Тори постарается остановить меня, если сможет, ради моего же собственного блага. Ха. И всё же он дал мне это. — Она покрутила в руках резную, деревянную кошку, с отломанной задней ногой, покалеченный символ их прошлого. — А в самом ли деле мы хоть когда-нибудь делили между собой всё и вся, без исключения?

Моё, моё! Нет, моё!

— Он верит мне, и всё же не доверяет. А могу ли я доверять ему?

Медведь сопел и пыхтел в темноте за дверью. Сквозь решётку просунулись громадные, ищущие когти, цвета слоновой кости. Джейм импульсивно сунула ему поделку. Ещё больше сопения, затем резкий щелчок: он отломил у кошки вторую заднюю ногу.

Джейм вздохнула.

Я тебя остановлю.

Ну уж нет, если только я сама не решу остановиться, подумала она.

Несколькими часами ранее Киндри наблюдал за тем, как торговцы упаковывают своё барахло и покидают тренировочный квадрат, вместе с Серодом в его кричаще пышном наряде, который успел присоединиться к ним в самый последний момент. Целитель намеревался отправиться вместе с ними на юг из Тентира, до Готрегора, но теперь этому определённо не бывать. Южанин бросил быстрый взгляд вверх, на окно общей комнаты на третьем этаже, где стоял целитель, вздрогнул и отвернулся. Киндри задумался, а сказал ли Серод Джейм вообще, что её кузен прибыл и ждёт её в её покоях.

Казармы были пусты, все ушли на занятия. Вокруг него жужжала жизнь, эхом отдаваясь в пустых комнатах, как внутри морской раковины. Он уже успел свыкнуться с постоянной суетой Горы Албан и своим местом в ней. А это напомнила ему о его прошлой изоляции в Училище Жрецов в Глуши, когда ему не говорили ничего, кроме редкой ругани. Лучшее, на что он мог тогда рассчитывать, так это остаться одному и сбежать в Лунный Сад, который был его образом души и где никто не мог его ранить.

Интересно, почему он никогда не встречал там свою мать, кроме как в виде узора из мха и лишайника на каменной стене? Это расплывчатое лицо безмолвно наблюдало за ним всё его детство, а он никогда его не узнавал, пока оно не явилось за ним в образе той жуткой штуки из шнуров и голода.

Но теперь всё изменилось. У него есть семья. У него есть друзья.

Так он твердил сам себе. И всё же, в данный момент, он ощущал одиночество, и холод, и голод.

Кто ты такой, чтобы хоть кто-нибудь обращал на тебя внимание? шептали призраки его прошлого.

В обеденном зале двумя этажами ниже звенела посуда и разносился запах готовки. Кадеты возвращались с уроков, смеясь и переговариваясь. По лестнице зазвучали шаги. В комнату вошла стройная фигура, разговаривая с кем-то через плечо. Затем она повернулась и увидела его.

— Киндри! Так ты всё это время ждал меня здесь? Этот негодник Серод мне ничего не сказал!

Она шагнула вперёд и взяла его за руки, её — теплые в своих чёрных перчатках, его — холодные в её пожатии, пока её охотничий барс Жур обнюхивал ему ноги.

— Что у тебя с лицом?

Она коснулась тёмного синяка и рассмеялась. — Местные детишки играют довольно грубо, но вот отделаться от меня у них пока не получилось.

Нет, подумал Киндри, и не получится. Как минимум один из них оказался на редкость тупым учеником, раз уж до сих пор не смог этого усвоить. Он позавидовал её неунывающей стойкости, столь неожиданной в ком-то, казавшемся столь хрупким.

Она повернулась и позвала вниз по лестнице. — Рута, принеси еду сюда. Этим вечером я обедаю со своим кузеном. И разожги огонь. Вечер, похоже, будет прохладным.

Белобрысая кадетка принесла чашки с супом-пюре, свежий хлеб и кувшин эля. Пока они ели, а барс настырно выпрашивал у них объедки, Рута сложила груду растопки под большим бронзовым бассейном и разожгла огонь. Прошло время, и холод медленно покинул кости и душу Киндри.

— Он служит мне в качестве ванны, — сказала Джейм, махнув рукой в сторону бассейна, — но ты и так это знаешь, со времени своего последнего визита. Хочешь, чтобы его наполнили? Нет? Ну тогда, что насчёт перевода письма Кинци?

Киндри объяснил.

Джейм выругалась, встала и принялась мерить шагами комнату. Жур поспешно убрался у неё с дороги.

— Мне следовало уделить ему больше внимания, — сказала она. — Пусть даже Лура проглотила половину письма, а я не могла прочесть остальное. Перевод Тришен определённо наводит на некоторые размышления и согласуется с моими собственными подозрениями, но и что с того? Кирен права: это ещё не доказательство. И я едва ли знаю, что им может быть, разве только признание от самой Ранет.

— Значит, ей удастся выкрутиться? — От этой мысли у Киндри сжалось горло. Так много жертв, все женщины его семьи, кроме его матери, да и та оказалась в одиноком изгнании.

— Ну, до сих пор, Сука Глуши хранила свой секрет на протяжении десятилетий. А использовать письмо Кинци означает предательство драгоценного узелкового кода благородных леди.

— Это так важно?

— Не особенно. Зима, которую я провела под ласковой опекой Женского Мира, была почти столь же плоха, как и твоя в Училище Жрецов в Глуши. Я им ничем не обязана. Но нас теперь трое. И один из нас просто обязан её остановить, так или иначе.

— Вероятно, это будешь ты.

В ответ Джейм улыбнулась, мелькнули белые, плотно сжатые зубы. — О, мне бы этого очень и очень хотелось.

Киндри наблюдал, как она шагает. Её сжатые в кулаки руки погрузили ногти в её ладони, а глаза мерцали серебром в свете огня. Через образ души[78] пробежала дрожь. До него внезапно дошло, что она только что подавила зарождающуюся вспышку берсерка. Её самоконтроль пугал его почти столь же сильно, как и её потенциальная жестокость.

— Ты опасный человек, ты это знаешь?

— Порой, даже слишком опасный. А в остальном, я спотыкаюсь о свои собственные ноги. Но в качестве добавки ко всей этой мешанине, можешь передать Кирен следующее: в ту ночь пожара, когда был подписан твой контракт, тёмный переврат Мразиль[79] изображал из себя слугу Ранет.

Киндри поражённо на неё уставился. — Откуда ты знаешь?

Джейм скорчила рожу. — Это довольно сложно объяснить. Порой у меня бывают видения, как будто разные места пытаются мне что-то показать. В Канун Осени, в зале посмертных знамён Готрегора и в Лунном Саду, я углядела много того, что по-прежнему сбивает меня с толку. Но Мразиль там определённо был. Больше того, я не думаю, что Ранет имела хоть малейшее представление о том, кем или чем он являлся. Она не из тех, кто уделяет много внимания слугам.

— Таким образом, это может значить, — медленно сказал Киндри, складывая вместе кусочки мозаики, — что отцом Лорда Рандира, вероятно, является Мразиль.

— И дедушкой Тени, откуда понятно, как она сумела унаследовать свою порцию тёмной крови. Чего мы не знаем точно, так это чьё лицо показал Мразиль Ранет, когда они занимались любовью.

— Может, Грешана? — спросил, сбитый с толку Киндри.

— Нет. Она сначала и думала, что это был Грешан, но затем он изменился, и не обратно в Мразиля. Кинци говорит, что Ранет была довольна. А я не вижу причины ей радоваться, обнаружив, что её обманом принудили к связи с лакеем.

— Тогда, кто? Геррант?

— Нет. Как я полагаю, твой отец, Герридон.

— Но Мастер же не переврат?

— Нет. Мой дорогой дядя Герридон старается как можно меньше общаться с тенями. За его кажущееся бессмертие платят другие. Но Ранет этого не знала. Мне всегда казалось, что Милорд Кенан мне кого-то напоминает. Теперь я знаю кого: Мразиля.

— Так Кенан тоже переврат?

— Этого я не знаю. Возможно, эта способность перепрыгнула через одно поколение, но учитывая, насколько скрытны Рандиры, разве можно это узнать, пока он не потеряет контроль и не разоблачит сам себя? Ранет наблюдала или продолжает наблюдать за Тенью через её змею Эдди, вероятно, чтобы увидеть, если в ней начнёт проявляться её происхождение. Некоторые кадеты её дома уже ополчились на неё, но не из-за этого.

Она рассказала Киндри о попытке утопить Тень в подвале Рандиров во время Дня Безвластия.

— Всё это сильно запутывает, — сказал Киндри, ероша свои белые волосы и застревая пальцами в их непокорных вихрах. — Ты говоришь, что кадеты, пытавшиеся убить Тень, привязаны вовсе не к её бабушке? А тогда, к кому?

— Не к Рандироку, и быть может даже не к Кенану. Ты знаешь Рандиров лучше, чем я. Кто ещё там есть?

Киндри вернулся в мыслях к своей жизни в Глуши, большая часть которой была потрачена на Училище Жрецов. — Некоторые хайборны Рандиры служат Ранет только из страха. В училище есть несколько шаниров Рандиров, и не все из них здесь добровольно. Некоторые из них, возможно, способны привязывать.

— Ха. Не удивительно, что кадеты Рандиры так сбиты с толку, за исключением тех, кто привязан напрямую к Ранет. Вся ситуация в целом такая же мрачная и мерзкая как суп из грязи. Тем не менее, я очень обязана тебе за доставку новостей. Ты только поэтому заскочил в Тентир?

— Нет. Я направляюсь в Готрегор, чтобы вручить Торисену вот это. — Он пошарил в своём рюкзаке и вытащил кожаный цилиндр, содержащий свиток пергамента. Они развернули его на полу, к радости Жура, который попытался на нём развалиться, но был изгнан прочь. Каждый дюйм бумаги усеивали имена, некоторые вместе с миниатюрными чернильными портретами, черты лиц были умело подмечены всего несколькими мазками кисти.

— Это просто замечательно, — сказала Джейм, изучая свиток. — Здесь, должно быть, каждый из привязанных к Тори.

— Можно сказать и так, — признался Киндри, радуясь, что его горделивый румянец маскируется светом огня. — Я начал с имён, что мы собрали прошлой осенью, и продолжил дальше. В этом мне сильно помогли летописцы Норф.

— Тори будет очень рад. — Её слова согрели его. Он наконец-то сделал хоть что-то ценное для своей новообретённой семьи — но довольно ли, чтобы его кузен простил ему его природу шанира? Это ещё предстояло выяснить.

— Однако, тебе придётся подождать с его вручением. Твой эскорт из торговцев ушёл, а я не думаю, чтобы в Тентире был хоть кто-то готовый отправиться на юг прямо сейчас.

Досада Киндри удивила его самого. В конце концов, Торисен вовсе не нуждался в списке немедленно, но он так предвкушал, как вручит ему свиток.

Всё пытаешься доказать свою значимость? подумал он с долей презрения. Что, так жаждешь того, чтобы он прижал тебя к своей груди? Чёрт возьми, да.

Рута вычистила тарелки и принесла для Киндри спальный матрас. Он уселся на него и принялся сонно наблюдать, как его кузина раздевается для сна. Её светлая кожа казалась мозаикой из разноцветных синяков, старых и новых — общий удел всех кадетов, решил он. Исходя из своего прошлого опыта работы с её образом души, он остерегался предлагать своё целительное прикосновение, вовсе не желая стукнуться лбом о ближайшую стенку. В конце концов, она могла изменить свою суть не больше, чем он свою. Так близко, так далеко, и всё же, одна семья.

— Спокойной ночи, кузина.

— Спокойной ночи.

Утром Киндри встал вместе с кадетами, и разделил с ними их завтрак. Джейм махнула ему рукой от дверей главного зала, а затем повернулась и растворилась в Старом Тентире, спеша на первое занятие этого дня.

Киндри вышел на Новую Дорогу и заколебался. Было бы намного мудрее повернуть на север, обратно к Горе Албан. Его рука тайком опустилась вниз и коснулась кожаного цилиндра. Ох, но ему так хотелось показать Торисену свою работу. Насколько это может быть действительно опасным, особенно, если он будет держаться западного берега? Он мог бы остановиться на ночь в безопасности Призрачной Скалы, которую, в конце концов, держал его дальний родич, Холли, Лорд Даниор. А стали бы колебаться Джейм или Тори? Нет. Эта мысль помогла ему принять решение, он свернул направо и поехал на юг, к Готрегору и всему, что лежало между ними.