Парадокс чести

Глава XIII Секреты

44-й день весны

Долгий затяжной ливень наконец стих, но серое небо всё ещё тяжело сдавливало собой всё Заречье. Низкие, торопливые облака укутывали собой верхушки гор, периодически сплёвывая водой на промокшую землю внизу, как будто в раздумье.

— Помни, — говорила, казалось, каждая капля. — То, что я устроила перед этим, я легко могу повторить снова.

Торисен стоял посреди своих разорённых посевов, оценивая ущерб. Хотя сам Готрегор стоял на высоком утёсе и потому избежал разлива, посевные поля, лежащие вниз по течению у извива Серебряной, оказались полностью уничтоженными. Земляные плотины заливного луга, где выращивали сено, исчезли бесследно. От террас для зерна выше по склону остались только отдельные полосы, уцелевшие от разрушения вязким месивом оползней. Озимая пшеница и рожь были ободраны до стеблей, а затем прибиты к земле. Весенние посевы, которые так недавно сеяли с такими надеждами, были смыты прочь. Из-за поздней, холодной весны, лён и ячмень ещё не успели посеять, но теперь это тоже было невозможно, пока не будут восстановлены террасы.

— Так что со временем у нас будет ячменный хлеб, пиво и достаточно прочной верёвки, чтобы нам всем на ней повеситься, — сказал Торисен кисло.

Его управляющая Рябина бросила на него косой взгляд. Её лицо, как обычно, совершено ничего не выражало, замороженное шрамами через весь её лоб, которые складывались в буквы имени бога карнидов. — Мы всё ещё можем превратить внутренний двор замка в огород, как только стада вернутся на луга.

Торисен против своей воли рассмеялся. — Могу представить себе рожу Калдана, когда он услышит, что я выращиваю капусту прямо у своего порога.

— Она очень питательная, капуста. А заодно и морковь, и лук, и пастернак, и свеклу.

— Так что в итоге мы сможем сварить овощной суп. А как насчёт следующего урожая сена?

— Корни всё ещё здесь, под всем этим слоем ила и грязи. Они должны оправиться. По крайней мере, у вас теперь есть деньги, чтобы закупить новые семена.

— Хмммм, — сказал Торисен несчастно.

Он повернулся и захлюпал обратно к лошадям и Уайс, которые ждали их на возвышенности. Рябина захромала следом. Оба кенцира носили ботфорты[103] и были очень этому рады, поскольку липкая речная грязь облепила их ноги почти до колена.

Хлюп, плюх, хлюп, плюх.

Это правда, у него был выкуп за Эрулан, но как же он ненавидел тянуться к этому (по его мнению) нечестивому источнику. Его отец Гант потребовал за бессрочный контракт девушки неприлично большую сумму, а Лорд Брендан настоял на том, чтобы выплатить её за её посмертное знамя. Торисен хотел просто ему его отдать. Ему казалось неправильным извлекать выгоду из старой боли. Однако, и Матрона Яран Тришен, и Джейм сказали ему, что отказываться от платы будет даже ещё большим злом и вредом, хотя он так до конца и не понял почему.

Его так же малость смущало то, что Эрулан оказалось возлюбленной не самого Бранта, а его сестры проклинающей Бренвир, той, чьё проклятие превратило нижнее бельё Торисена в изодранные ленты и отразилось на неё самою, искромсав в клочья её собственную одежду. Внутри Женского Мира определённо существовало ещё много всего того, чего он по-прежнему не понимал, впрочем, не то, чтобы он очень жаждал собираться с силами и спрашивать свою сестру о зиме, что она провела в женских залах.

Трус, сказал голос отца за закрытой дверью в его душе. И опять, разве ты нуждаешься в столь ничтожных знаниях?

Ему хотелось рявкнуть в ответ, Пытаешься поймать двух зайцев разом, Отец? но с этим задиристым внутренним голосом лучше всего работало сохранение полного спокойствия.

Его люди должны стоять выше его гордости. Это было его ответственностью, его наивысшей честью. Он уже использовал приданое, чтобы купить семена на этот год, предыдущий урожай был полностью уничтожен градом и пеплом, порождёнными прошлогодним вулканическим извержением далеко на севере. И если понадобится, он был готов снова обратиться к щедрому дару Эрулан.

И приползти на коленях к своей сестре, чтобы спросить её, что она знает о Женском Мире?

И это тоже, если потребуется. Странно, как когда-то немыслимое потихоньку становилось возможным — почти возможным. Не случилось ничего особо драматичного, у него просто было немного времени, благословенно свободного от ночных кошмаров, чтобы подумать. И теперь его врождённый здравый смысл предупреждал его, что ему следует побольше узнать о таинственном прошлом Джейм, пока это незнание не вышло боком им обоим.

Ответственность. Сколь многие формы она принимает.

Этим утром кендар Крон пришёл его повидать.

— Лорд, вы знаете, что этой зимой умер мой маленький сын Гилл.

Торисен помнил — как он мог забыть? Мальчик попытался оседлать одного из телят-одногодок, загнанных внутрь для защиты от бурь, и неудачно упал, сломав себе шею. Хуже того, несчастный случай его не убил. Когда его родители увидели, что он оказался парализованным, они попросили о Белом Ноже. Торисену ещё никогда прежде не приходилось приносить смерть кому-то столь юному или столь смелому.

Крон держался очень спокойно, но его глаза светились беспокойством. — Я и моя подруга хотели бы завести другого ребёнка. Никто не сможет заменить нам того, что мы потеряли, но без него в нашей комнате так тихо.

Официальное одобрение рождения младенца должно гарантировать ему место в доме. Милосердные Трое, ещё одно имя, чтобы помнить.

Правда, он ещё никого не забыл со дня смерти Муллена, но всё же, он как будто отдавал кусочек души каждому связанному с ним кендару и от неё уже мало что осталось.

Кроме того, он получил прошение от Рандир Вороной, которая оказалась бывшей Клятвопреступницей Норф. Он и не знал, что в Глуши есть Норфы. Тревожная мысль, и в тоже время, интригующая. Что за возможность узнать о Рандирах изнутри. Он вовсе не порицал каждого Норфа, у которого хватило здравого смысла, чтобы не последовать в изгнание за его отцом. И всё же, его беспокоило то, что их нужда привела их в подобную гавань. Тут была слабая вероятность того, что пригласить любого из них вернуться, означало сказать добро пожаловать шпиону Рандир внутри его дома. В конце концов, некоторые из них вполне могли рассматривать безумие Ганта как предательство, как делал и сам Торисен.

Итак, два претендента, одно место. Чему же следует сохранять верность, прошлому или будущему?

Рябина издала приглушенное восклицание. Торисен обернулся и обнаружил, что она погрузилась по бёдра и барахтается в грязи.

— Не подходите ближе, милорд, — поспешно сказала она, когда он двинулся на помощь. — Чёртов Порог. я провалилась в ловушку шваппа[104].

— Чего?

— А, верно, — сказала она скорее самой себе, чем ему. — Вы обычно не бываете здесь по весне, да и к тому же она ещё никогда не выдавалась такой мокрой. Достаньте мне жердь и я буду в порядке. Упс.

С этим она погрузилась снова, уже по талию. Грязь издавала неприличные, сосущие звуки, подобно языку, ощупывающему гнилой зуб. Она откинулась на подрагивающую трясину, чтобы перераспределить свой вес и попыталась выкрутить на свободу свои ноги.

С зыбучим песком это вполне могло бы сработать. Но в данном случае, Торисен был не так уж в этом уверен. Может у неё и замороженное лицо, но Рябина воспринимала своё нынешнее затруднение как-то уж чересчур хладнокровно.

— Вы могли бы пойти за помощью, — предложила она.

— И оставить тебя в этой грязевой ванне?

Он, осторожно ступая, обошёл её кругом. Грязь вокруг кендар, потревоженная её попытками сбежать, была определённо более жидкой, чем земля вокруг. К этому времени, вода должна была уже просочиться в её сапоги. И вообще, насколько глубокая эта нора?

— Мне кажется, ты просто хочешь от меня отделаться, — сказал он.

— Хочешь остаться и посмеяться? Достаточно плохо и то, что наговорят сегодня вечером в казармах. Ну почему, из всех глупых несчастных случаев.

— Что именно ты не хочешь мне говорить?

Он рискнул сделать шаг вперёд, нагнулся и подхватил её под руки. Однако, очень скоро стало ясным, что вытащить её на свободу чистой силой не представляется хоть сколько-то возможным; пока земля сохраняла свою хватку, он скорее вывихнет себе обе руки, если только не разорвёт её пополам. И всё же, он мог не дать ей погружаться всё дальше и дальше и ждать, пока ей на выручку не придёт её естественная плавучесть.

— Вот, к примеру, что такое швапп?

Блууп.

Из грязи, серией мелких, влажных взрывов, стали подниматься пузыри. Они приближались.

— Мой лорд. Черныш. Просто иди.

Блууп, Блупп. Появлялось всё больше следов, идущих со всех направлений.

Уайс зашлёпала вперёд к ним. Легче, чем они, на громадных лапах, она бежала по грязи, как через тающий снег, хотя была забрызгана коричневым по самые брови. Затем она приостановилась, уши торчком, голова высоко поднята.

Блууп, блупп, блуу.

Затем она внезапно набросилась на конец цепочки из пузырьков и принялась яростно копать. Из земли вырвалась скользкая голова, безглазая и на вид состоящая из одних зубов. Грязь взбивали перепончатые когти. Непонятное создание закричало, когда челюсти щенка сомкнулись на его шее. Затем Уайс бросилась на другой след, и ещё один, но их было слишком много и все они сходились на скрытой яме-ловушке.

Ноги Рябины выскочили на свободу, её сапоги превратились в лохмотья. Заполненная водой яма бурлила множеством грязных тел, напоминая собой какую-то мерзкую похлебку из угрей. Тори вытащил её на твёрдую поверхность и помог подняться.

— Уайс, идём!

Два кенцира побрели к своим лошадям, со щенком волвера в качестве яростного арьергарда. Торисен помог Рябине забраться в её седло, а затем запрыгнул в своё собственное. Уайс ухмыльнулась ему снизу, белые зубы, свисающий красный язык и голубые глаза в маске из грязи.

— Хорошая девочка.

День уже клонился к закату, когда они вернулись в крепость. Торисен остановился в воротах караулки, разглядывая запертый в замке крупнорогатый скот, который уже почти полностью уничтожил внутренний двор. После разорительного налёта коров, коз, овец и свиней, то, что от него осталось, можно было спокойно распахивать под огород Рябины. Предки видят, он уже хорошо удобрен.

Вокруг двора располагались вспомогательные и жилые помещения его гарнизона; через него, старый замок; за замком, Женские Залы, а за ними целый акр запустения — и всё это внутри стен огромной крепости. Вот если бы его образ души был таким же большим, как Готрегор, с его тысячами пустых комнат, тогда бы ему не пришлось никому отказывать в укрытии там. Мысли об этом болезненно его задели; благодаря запертой двери в его душе, он имел доступ едва ли к её трети.

И что же на самом деле скрывалось за этой дверью?

Ему не давал покоя их последний разговор с Тришен. Что-то случилось, что-то, чего он тогда не смог запомнить, но что потихоньку возвращалось обратно, как будто медленно всплывая из колодца сна.

— Просто капля крови на кончике его ножа, не достаточно сильно, чтобы привязать больше, чем на час или два, но достаточно долго, чтобы сделать игру более интересной. «Дорогой, маленький Гангрена,» называл он меня.

Это был его отец, говорящий о его мерзком дяде Грешане, говорящий через него. Грешан на время привязывал Ганта кровью — сколько раз, и какой непотребной игрой он тогда с ним занимался?

И всё же, там было нечто большее.

Он вспомнил, как Тришен стоит, прижав ладони к губам, разговаривая не с ним, а с его отцом: «Гант. Ты не хочешь, чтобы твой сын покидал тебя, поступал против твоей воли. Только не говори мне, что ты… ты…»

Торисен вздрогнул. Хватит уже. В прах мёртвых и прошлое.

Он повернулся к Рябине. — Будь добра, найди Крона. Скажи ему, что у него есть моё благословение.

Когда Торисен устало вскарабкался по ступенькам в покои Верховного Совета, Марк сделал паузу в процессе смешивания свежих ингредиентов для новой порции стекла.

— Ты выглядишь по уши в грязи, парень.

— Точно так же, как и поля.

Торисен опустился в своё кресло. Скорее коричневая от грязи, чем белая, следом за ним в покои Верховного Совета прорысила Уайс и нашла убежище под эбеновым столом.

— Я должен радоваться, что их вообще не смыло прочь. С большей частью пепла так и случилось. Мы не можем и думать о том, чтобы снова что-то посеять, пока они хоть немного не подсохнут.

— Время ещё есть, — сказал Марк успокаивающе. — И в любом случае, у вас теперь есть денежные резервы, чтобы справиться с этим, если летний урожай провалится.

— Как все не устают мне напоминать.

Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, он поглядел вверх, на карту. Марк снабдил зияющую каменную амбразуру решёткой из горизонтальных железных полос. Пока что он смог заполнить только самый верхний слот, включающий в себя всё Заречье. Неуместно стреляя рубиновым, чтобы обозначить золотоносный песок, вниз спускались извивы Серебряной, со сверкающими стеклянными кластерами по обе стороны, обозначающими большинство замков Заречья. Каждая секция была сделана из веществ, естественных для каждого конкретного региона, плюс стеклобой из старого окна, чтобы довести сырьё до нужного объёма. Странно, но участки стекла, обозначающие смежные географические области, легко сплавлялись между собой, без всякого тепла, швов или необходимости в свинцовой проставке. Результат, пока что, выглядел подобно перекрученной лозе, стреляющей во все стороны комкообразными фруктами, раскрашенными в дюжину сияющих оттенков и расположенными через более или менее регулярные интервалы.

— Это самосплавляющееся стекло удивительно прочное, — сказал Марк, созерцая работу своих рук. — Я думаю, я мог бы забивать им гвозди. Возможно, когда карта будет наконец готова, ей вообще не потребуется крепёж.

— Ты думаешь, это когда-нибудь случится — полная готовность, я имею в виду?

Большой кендар пожал плечами и бросил раздосадованный взгляд на пустые Южные Земли. Восточные были почти столь же голыми, а между ними зияли многочисленные провалы. — Здесь осталось много свободного место, которое можно будет заполнить этими маленькими кусочками, большинство из них обозначают районы, где кенциры никогда не бывали. Материал для некоторых из них обеспечила Матушка Рвагга, а твои агенты каждый день приносят домой всё новое сырьё, отовсюду, куда мы только можем дотянуться. — Он рассмеялся. — В некоторой степени, это стало почти состязанием. Хотя пока что, далеко не все эти кусочки объединяются в единое целое.

Он указал на эбеновый стол, на котором мелом была начерчена грубая карта. Маленькие мешочки и осколки отлитого стекла испещряли её подобно произвольным кусочкам головоломки, ещё не приложенным к общей картине.

— Я думаю, — сказал он, скребя свой щетинистый подбородок, — я мог бы заполнить пробелы одним переплавленным стеклобоем от первоначального окна с добавкой исключительно местного сырья и соединить всё свинцовыми полосками. Собственно говоря, так обычно и делается.

Торисен, однако, слышал в его голосе явное нежелание, мастер-искусник колебался, идти ли ему на компромисс.

— Нет, — сказал Тори, — продолжай использовать все, что тебе доступно, смешивая сырьё со старым стеклом, чтобы растянуть его в единое целое, как ты и делал до сих пор. Возможно, эта работа для нескольких поколений, но это — хорошее начало.

Марк бросил на Торисена быстрый взгляд из-под своих лохматых, опалённых бровей. — Я заметил кое-что ещё. Путешественники сообщают о том, что недавние дождевые паводки снова изменили русло Серебряной, особенно на участке между Призрачной Скалой и Глушью. Погляди: прежде река делала здесь несколько петлевых извивов[105], но теперь вода срезала горловину самого большого из них и потекла напрямик.

— Ну будь я проклят. Так вот о чём говорил Холли. Сегодня утром я получил от него послание, в котором он жаловался, что Рандиры посягают на его земли там где их речная граница изменилась. Ну, разумеется, он расстроен: эта петля окружает самую богатую речную пойму во всех его владениях.

В состоянии возбуждения Холли имел склонность карябать как курица лапой. Карта разъяснила то, что не смогли передать его письмена.

— Я так понимаю, Рандиры заявили права на всё, что лежит по их сторону реки, — сказал Марк. — Это может вызвать проблемы?

— А как же иначе? Рандиры вклиниваются везде, где только можно, а Даниоры слишком малы, чтобы дать им нормальный отпор. Об этом придётся побеспокоиться мне, — и надеяться, что у меня достанет авторитета, чтобы заставить их слушать. — Но послушай, — озадаченно продолжал он. — Эти изменения только-только случились. Как ты догадался внести их в карту?

Марк пожал плечами. — Я этого и не делал. Они случились сами собой.

— Ты имеешь в виду, что готовое стекло снова потекло? Как такое возможно?

— Будь я проклят, если знаю. Если хотите знать моё мнение, так во всём этом проекте есть нечто магическое. Я имею в виду, ну разве можно так просто изготовить из пригоршни песка, соды и извести хотя бы даже простое стекло, не говоря уж о чём-то вроде этого? — Он указал на растущие просторы стекла, неуловимо мерцающих огнём в последних отсветах сумерек. — В нём могут заключаться возможности, о которых мы не могли и мечтать. Вы ещё не пытались на нём гадать?

Торисен раздражённо потряс головой. — Всё, что я получил от этого, так это плохие сны. Я смотрю на лагерь Южного Воинства и что я вижу? Харн, одетый в розовое платье. Можешь представить себе такое!

— Эй, Тори!

Пришёл крик из лестничного пролёта, а следом за ним появилось мохнатое, ухмыляющееся лицо волвера Лютого[106]. Из-под стола раздалось гулкое рычание. Уайс стрелой метнулась наружу и отбросила гостя обратно к лестнице. Они оба с визгом покатились вниз.

Торисен ринулся вслед за ними.

Внизу, в зале посмертных знамён, серый и белый мех крутились по плитам пола, рыча и лязгая челюстями. Лютый сохранял наполовину человеческую форму, чтобы удерживать юную фурию на расстоянии вытянутой руки. А щенок, похоже, отрастила свои собственные недоразвитые руки, которыми она старалась схватить его и затолкнуть в свои мощные челюсти.

— Я проделал весь этот долгий путь от Норы и так-то ты меня встречаешь? Ой!

— Уайс, прекрати! — Торисен закружился вокруг них, не совсем понимая, как же ему вмешаться в схватку.

— В сторону, парень. — Это был Марк с ведром холодной воды, которую он выплеснул на противников.

Они с шипением отскочили в разные стороны. Тори обхватил щенка руками и потащил назад. Жидкая грязь, как и её яростны извивы, сделали её скользкой и увёртливой. Она защёлкнула на него зубами, разрывая его рукава, но не кожу. Её завывания имели ритм и, практически, форму ругательств.

— Я сказал, хватит!

В команде сосредоточилась вся его сила и щенок в его хватке наконец затих, тяжело пыхтя.

— Прости, — сказал он. — Я не знаю, что на неё нашло.

Лютый встал и встряхнулся, проверяя каждую конечность по отдельности, как будто, чтобы убедиться, что они всё ещё прицеплены, куда нужно. — А я знаю, отчасти. Это обычное приветствие волверов Глубокой Глуши[107], чтобы утвердить доминирование. Мы, в Норе, выбираем своих лидеров по их пению. Но наши дикие сородичи доверяют только силе. А ты видел эти руки? Она уже начинает меняться. По мере взросления на сможет принимать всё более и более человеческую форму. И, Тори, учитывая, как её к тебе тянет, я бы, на твоём месте, был бы настороже.

Дверь замка открылась и внутрь вошёл Бурр, несущий закрытый поднос. Он остановился, разглядывая собравшуюся компанию, и сунул свою ношу в руки Марка.

— Я принёс ещё еды.

Вскоре после того Торисен и Лютый расположились в покоях Верховного Совета за пустым концом стола, с чашками оленьего тушенья, свежим хлебом и терпким сидром. Поддавшись на их уговоры, к ним присоединился Марк, пока Бурр оставался стоять упрямым зрителем. Уайс удалилась под стол, чтобы погрызть мозговые косточки.

— Бурр полагает, что без его надзора я ничего не съем, — заметил Торисен, прокалывая печёное яблоко.

Волвер оглядел худое лицо своего друга. — В этом что-то есть. Ты же Норф. Тебя так трудно сохранить живым, и даже ещё труднее убить. И что же портит твой аппетит в этот раз?

— Ничего. Не раздражай меня Лютый.

— Даже так, а? Ладно, ладно. Марк, вот немного разного хлама с края Глубокой Глуши, в добавление к твоему шедевру.

Кендар с благодарностями принял предложенный кожаный мешочек. — А есть какие-нибудь шансы получить сырьё из глубины леса? — спросил он с изрядной долей тоски в голосе.

— Возможно. Ты же знаешь, что мы, обитатели Норы, не слишком-то общаемся с жителями Глуши. И всё же, когда я собирал это мешочек, я услышал любопытную историю. Король Леса разослал разведчиков, в поисках новостей о его отпрыске, пропавшем прошлым летом. Они сказали, белый мех, голубые глаза. Редкая комбинация.

Уайс под столом хрустнула костью.

— Думаешь, наш щенок заблудился?

— Не совсем так. Если она покинула свою стаю, то у неё было на это веское основание.

— Возможно, ей овладело любопытство и она отправилась на исследования, — предположил Марк. — Как и ты в своё время, когда покинул Нору и направился ко двору Короля Крейна в Котифире.

— Я всё же был старше и имел приглашение. Как бы то ни было, моей стаей она не удовлетворилась. Возможно, я для неё недостаточно суровый[108].

— И она запала на меня? Не глупи.

— И не думаю. Я же сказал: волверов Глубокой Глуши привлекает в первую очередь сила. А это ты.

Торисен рассмеялся, но Марк только улыбнулся.

— Ну так что, я должен отправить её к отцу?

— Только, если хочешь, чтобы её убили. Есть ещё одна причина, по которой она могла сбежать. Остальная часть её помёта была перебита, как и весь предыдущий. Лесной Король не желает никаких соперников. Так стало с тех пор, как он пришёл к власти. А до этого он притворялся человеком в Котифире. Я не первый волвер, что принял приглашение Короля Крейна.

Торисен опустил свой нож. По его позвоночнику пробежала холодная дрожь. — Лютый, ты говоришь о Гнашаре?

— Думаю, да. Пока меня не нашли его разведчики, у меня не даже было ни малейшего представления о том, что он вернулся в Глушь, тем более, что он стал там королём. Поэтому я прибыл сюда частично для того, чтобы предупредить тебя, ради щенка. Он неминуемо, раньше или позже, выяснит, где она. А вот придёт ли он за ней, это другое дело.

— Если мне будет дозволено спросить, — сказал Марк, — кто такой Гнашар?

Торисен припомнил это подавляющее присутствие и эти холодные, голубые глаза, большой человек с тенью и зубами волка.

— Когда Король Крейн заболел, он использовал Гнашара как палача и наёмного убийцу, чтобы проредить стадо своих потенциальных наследников.

Лютый фыркнул. — Проредить? Он собирался ликвидировать их всех. Крейн, похоже, думал, что если не останется ни одного преемника, он будет жить вечно.

— Но Кротен выжил, — сказал Марк.

— Да, с некоторой помощью.

Торисен и Лютый подняли глаза на карту, вспоминая те отчаянные дни. На витраже горел хаотический водоворот стекла, обозначающий собой Котифир, а внизу, в более спокойном убранстве, постоянный лагерь Южного Воинства, маленький городок, живущий по своим собственным законам.

Торисен внезапно хихикнул. — Я просто вспомнил свою попытку погадать на стекле и этот сон про Харна в розовом платье.

Волвер и Бурр обменялись быстрыми взглядами. Они были непривычны к Торисену, так мимоходом говорящему о своих снах, пусть даже и самых тривиальных, учитывая то, что он однажды едва не убил себя, пытаясь их избежать.

— Что, — осторожно спросил Лютый, аккуратно прощупывая почву, — вроде того, что носила твоя сестра после битвы у Водопадов?

— Я и забыл про это.

— Ну, если и так, — сухо сказал Лютый, — то ты единственный, с кем это случилось. Я ни на мгновение не могу представить себе Харна Удава наряженного, как Каскадская шлюха — разве только я не серьёзно в нём ошибаюсь. И всё же, я вот думаю: учитывая, как тесно вы связаны, не может ли оказаться так, что ты случайно прозрел один из его ночных кошмаров?

Торисен попытался отмести это прочь, даже когда вспомнил о ещё более странных снах, которые он разделял со своей сестрой, впрочем, он не собирался делиться ни одним из них. — Даже если и так, то почему ему должно сниться нечто столь абсурдное?

— Ну, когда твоя сестра закончит Тентир, она, вероятно, перейдёт под его руководство. И кстати говоря, разве не Лордан Норф обычно командует Южным Воинством?

— Только не Джейм, — сказал Торисен твёрдо. — У неё недостаточно опыта.

— Как и у Передана. Это было политическим назначением, чтобы порадовать его отца.

— И из этого вышли только одни сплошные неприятности.

— Верно, но, думается, Харн может бессознательно бояться мести, которую способна учинить твоя сестричка за его прошлое обращение с ней.

— Харн не имеет к этому никого отношения. Скорее уж это меня она запихает в розовые рюшки.

— А вот на это, — сказал волвер, — Я бы хотел поглядеть.

Смех Торисена внезапно умер. — Ты сказал «когда она закончит Тентир.» Возможно, следует поставить «если.» Шет предупредил меня, что как Лордана Норф её ожидает встреча с финальным, потенциально смертельным вызовом. Я думал, что мы прошли через это во время встречи Верховного Совета, но, по-видимому, это не так. Грешану это стоило жизни.

— Девочке уже доводилось встречаться с вызовами и прежде, — мягко сказал Марк. — И никто не умеет справляться с ними лучше неё.

Ну вот опять, тонкое напоминание о том, что большой кендар знает о прошлом его сестры больше, чем он сам. Он мог бы спросить Марка прямо здесь и сейчас или подождать, когда они останутся один на один. Но нет. Это секреты Джейм и только ей решать, рассказывать ли об этом или же нет. Он спросит её, если она справится со своим испытанием, если конечно он вообще дозволит ей встретиться с ним.

Торисен поглядел наверх, на карту Заречья, на кусочек, отмеченный свечением его собственной крови внутри отливки, обозначающей Тентир.

А если ты вмешается в это последнее столкновение с неизвестным[109], то простит ли она тебя хоть когда-нибудь? А простят ли рандоны? И всё же, живая лучше, чем мёртвая. не так ли?

Так крутились мысли в голове Торисена, извиваясь то так, то эдак. И когда остальные затихли, наблюдая за ним, он этого даже не заметил.