Пари

Глава сорок третья: Вика

— Два чемодана? — Лекс издевательски вскинув бровь, смотрит на мой багаж, который я тащу к нему на встречу почти как маленький ослик.

— Мы ведь едем на три дня и это чисто деловая поездка. — Пожимаю плечами с видом человека, который именно так и думает.

— Я удивлен, что из всего два, — с нажимом на нужное слово говорит Лекс и, прежде, чем я успеваю сообразить, перехватывает у меня ручку большого чемодана. — Обязательно быть такой упрямой и не дать моему водителю отвезти тебя в аэропорт? Или ты ударилась в одну из тех религий для женщин, которые пропагандируют независимость и сильный женский дух?

— Твоя проницательность просто не знает границ, — тем же язвительным тоном отвечаю я, но мысленно с облегчением выдыхаю.

К этому большому чемодану, пристегнут еще один, поменьше. И хоть он на колесиках, сама конструкция до безобразия громоздкая, и мне было тяжело даже просто толкать ее перед собой. В руках Лекса со стороны все это выглядит просто детской игрушечной горькой, которую он без труда тянет за собой всего одной рукой. Причем делает это так резво, что мне приходится бежать за ним чуть ли не вприпрыжку, чтобы не отбиться по дороге в зону ожидания.

Сам Лекс всего с одной спортивной сумкой, но, конечно, от модного и дорого бренда, известного своими супер-удобными дорожными сумками и чемоданами. Уверена, там внутри минимум пара костюмов, несколько рубашек и пар обуви, не считая личных предметов гигиены. И все это доберется до отеля почти в первозданном виде. Интересно, а какой отель он для нас забронировал? Или в его парадигме отношений со стервой-бывшей, «мы» никак не может проживать в одном отеле даже в разных номерах и на разных этажах? Этот вариант я тоже не сбрасываю со счетов, но он стоит особняком от остальных с пометкой «очень-очень хреново».

— Боже, да куда ты так несешься?! — все-таки не выдерживаю я, когда в попытках догнать его, едва не влетаю носом в прущего на меня тяжеловоза.

— Эй, малыш, осторожнее, — смеется незнакомый голос где-то у меня над головой, и прежде, чем я успеваю поднять взгляд, Лекс оказывается рядом.

— Какие-то проблемы? — с задоринкой интересуется у этого здоровяка, чье лицо я даже толком не успела рассмотреть, потому что Лекс уже загородил меня от мира своей широченной спиной.

Божечки, да ну разве так возможно, чтобы мужчина из обычного долговязого парня за несколько лет превратился в более молодую и лохматую версию Скалы? Ну разве что на чуть-чуть пониже.

— Да нет, мужик, просто девочка мелкая, под ногами путается, — гогочет здоровяк, потом миролюбиво хмыкает и они расходятся на своих.

Лекс разворачивается ко мне лицом, закидывает сумку на плечо и освободившейся рукой железной хваткой берется за мою ладонь. Для вида предпринимаю пару слабых попыток вырваться, а потом оглашаю свою капитуляцию разочарованным вздохом и возведенными к нему очами. Пусть не думает, что я тут вся на взводе от того, что Его Величество выдавило из себя несколько джентльменских жестов. Моя цель — заарканить Лекса Яновского на долгосрочную перспективу, а не расстелиться у его ног просто потому, что он поиграет мускулами.

— Вообще-то, мне больно, — ворчу я, когда ладонь, яростно сжатая его пальцами, и правда начинает деревенеть. — Ты не мог бы…

— Сколько лет прошло — а ты до сих пор не научилась смотреть под ноги, — грубо перебивает он.

«Ну надо же, а ты и не забыл», — мысленно потираю ладони. Что там говорят о свойствах памяти со временем стирать весь негатив и оставлять только хорошее? С моей стороны было бы слишком наивно надеяться, что он простил и забыл мое предательство, да и сам Лекс неоднократно давал понять, что лучше укусит себя за локоть, чем зароет топор войны. Но это никак не отменяет того факта, что в его воспоминаниях все меньше негатива и все больше — ярких картинок о том, как хорошо нам было вместе.

— Очень тяжело бежать за страусом и одновременно не расшибить лоб об полосу препятствий, — ворчу скорее для дела, чтобы поддерживать свой образ «вынуждено смирившейся».

— Страус? — Лекс фыркает. — И откуда это только берется в твоей голове, Виктория.

— Спорим, зато тебя так больше никто не называл!

— Да уж, в основном как-то типа… котиком.

— Как приторно-банально, — тоже фыркаю я. — Все больше убеждаюсь в том, что современные девушки абсолютно деградировали.

— Вик, вообще-то, так меня называла только одна девушка — ты.

Я изумленно моргаю, вдруг вспоминая, что действительно так его называла. И с тех пор больше никого, никак и никогда, потому что для Марата у меня в принципе не могло быть никаких особенных словечек, а других претендентов на роль объекта нежностей просто не было. Эти три года я жила просто в свое удовольствие, в мире, где могла позволить себе все, что угодно и когда угодно. В мире, где среди моих жизненных приоритетов отношения стояли даже не в конце списка, а гораздо-гораздо ниже его. Потому что у меня уже был муж (пусть и чисто номинальный) и потому что мне просто никто не был нужен. Хватало себя самой и своей сытой жизни.

Странно, что только теперь, с возвращением Лекса в мою жизнь, я снова начала об этом задумываться. Как будто все три года жила в добровольной консервации.

— Это было просто по-глупости, — пытаясь оправдать свое прошлое поведение, но Лекс вообще никак не реагирует на мои слова.

Он уже вообще как будто забыл об этом.

Мы сворачиваем в сторону ряда кресел в зале ожидания. Лекс ставит рядом наши вещи, мы одновременно смотрим на табло с расписанием вылетов и потом — на свои наручные часы. Обращаю внимание, что Лекс носит смарт-часы, самые ходовые, пусть и от известного дорогого бренда, хотя раньше видела на его запястье более тяжелый механический хронометр от швейцарцев. Ну да, он всегда предпочитал удобство, даже машину выбирал не по принципу «чтобы дорогобогато», а в первую очередь — безопасно и максимально комфортно всем, а не только тому, кто рулит понтами. И тогда мне это тоже казалось довольно странным. Сейчас же, оглядываясь назад, неприятно осознавать, что он просто был слишком зрелым и слишком… взрослым для той девочки, которая готова была продать душу дьяволу за красивые модные туфли, в которых запросто могла бы сломать себе ноги на первом же променаде.

— Кеды, ну надо же, — словно читает мои мысли Лекс, окидывая небрежным взглядом мой «наряд» — меланжевый спортивный костюм необъятных размеров и оранжевые «Конверсы» из лимитированного выпуска. — Мало вещей, удобная обувь, хвостик вместо укладки. Ты точно та самая Виктория или мне подсунули двойника?

— Как смешно, — цежу сквозь зубы и демонстративно усаживаюсь на диванчик. — А ты до сих пор ни разу не завел свой секундомер. Кажется, в это прекрасное путешествие летят два совершенно посторонних человека. Хорошее решение — так у нас меньше шансов поубивать друг друга еще до того, как взлетит самолет.

— Просто читаешь мои мысли. Я схожу за кофе. Тебе принести чего-нибудь?

Звучит настолько просто и даже искренне, что я придирчиво разглядываю его лицо, в надежде отыскать там замаскированный подвох. Лекс, так и не дождавшись моего ответа, пожимает плечами и уходит.

Только оставшись одна, с облегчением выдыхаю, лезу в боковой карман чемодана за расческой и зеркалом, и наспех переплетаю волосы в косичку, кое-как оформив челку романтическими «волнами». На самом деле, я не успела ничего сделать с волосами, потому что потратила половину драгоценного времени на приступы самобичевания и попытки выпроводить кота обратно на балкон, а не потому, что собиралась представить перед Лексом в образе «дочери маминой соседки». Сейчас хочется в который раз хорошенько оттаскать себя за ухо, чтобы в следующий раз не тратила время на глупости, а сразу переходила к поиску решения.

Пока Лекса нет на горизонте, пользуюсь случаем и заглядываю на страницу к Эстетке. В глубине души еще теплится надежда на то, что Лекс не просто так взял меня с собой, и на самом деле у него с его зазнобой дела окончательно разладились. И конечно же она, как любая нормальная женщина, должна выложить хотя бы парочку сторис на эту тему. Ну хотя бы парочку цитат с намеком на то, что мужик, на которого она потратила столько времени и сил, оказался козлом обыкновенным. Но ничего этого нет. Она снова выложила глубокомысленный пост о прочитанной книге, а в сторис, хоть и есть цитаты, но все они тоже из этой книги и вообще о жизни, а не о том, что истина в песнях Ирины Аллегровой.

Меня так и подмывает сделать пару провокационных фото и отправить их Эстетке с каким-нибудь специфическим многозначительным посланием, типа «ты же умная, догадайся сама». Но я в который раз убираю палец с кнопки отправки сообщения и на всякий случай вообще убираю телефон в дальний карман чемодана.

Ничего страшного. Нужно просто подождать несколько дней, а потом все решится само-собой. Я лично прослежу за тем, чтобы Лекс объяснился с этой умницей-красавицей ровно в том грубом и жестком тоне, после которого она сама его заблокирует везде, где только можно. Как говорится в той поговорке: иногда, чтобы успеть, нужно не спешить.

— Твой кофе.

Перед моим носом возникает рука Лекса с бумажным стаканчиком.

— С чего бы такая забота?

— Считай, что меня впечатлили твои невообразимо синие… — Лекс кривит рот в плохо сдерживаемой улыбке. — Синяки под глазами.

— Ты сегодня в ударе — так и сыпешь остротами. — Беру кофе, делаю глоток и он оказывается на удивление очень даже ничего. — Знаешь, если бы ты хоть иногда читал мои предложения, то твоим сотрудникам в офисе не пришлось бы давиться той бурдой, которую мешают местные кофейные автоматы, почему-то называя «кофе» смесь грязи и пыли.

— Обязательно приму к сведению твои ценные замечания, Виктория. — Лекс плюхается рядом, но между нами все равно остается приличная дистанция. — Жаль только, что сотрудники «Гринтек» не нарабатывают на то, чтобы я захотел потратить некоторую часть доходов на улучшение условий их труда.

— Так может стоит сначала эти самые условия улучшить, а потом — требовать результат?

— Ты точно училась на маркетолога, Виктория? — Лекс запрокидывает голову и прикрывает глаза, подавляя зевоту. Как будто хочет подчеркнуть, что спор со мной навевает на него тоску.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Ну ладно, тогда мне, наверное, лучше прикрыть рот и не перекармливать мужчину своим вниманием. Хорошо, что я прихватила с собой книгу — в последний момент схватила с полки первое, что подвернулось под руку. Оказывается, это «Три товарища» и ее так давно не открывали, что моя попытка раскрыть книгу наугад сопровождается громким хрустом склеившихся и пожелтевших от времени листов. Лекс внимательно наблюдает за мной одним глазом.

— Надо тебя кое с кем познакомить, — бубню себе под нос, вспоминая ровно тот же взгляд у лохматого черного Бармалея.

— С твоим очередным бородатым кошельком? — предполагает Лекс.

— Как грубо, — огрызаюсь я.

— Прости, — неожиданно извиняется он.

— Ага.

Я только теперь осознаю, что мне крайне неуютно рядом с ним… вот таким. Когда Лекс Яновский в костюме, рубашке и галстуке, когда вокруг нас трещат принтеры, раздаются телефонные звонки и повсеместно хлопают двери — все как-то более-менее понятно и укладывается в рамки сугубо деловых отношений. Даже если он чуть было не разложил меня на столе! А сейчас, когда этот строгий Большой Босс упакован в простую толстовку, джинсы и потертые кроссовки, и когда он так сильно похож на того, прошлого Лекса — я чувствую… смятение. О чем нам разговаривать? О погоде? О книгах? А может лучше вообще не разговаривать и хотя бы ненадолго сохранить этот условный нейтралитет?

— Ты уже забронировал нам гостиницу? — Моему языку все-таки не сидится смирно.

— Нам? — Лекс выкраивает едкую ухмылочку. — Виктория Николаевна, только не говорите, что вы не до конца ознакомились с приказом. Или просто недостаточно внимательно вникли в его суть?

Я распрямляюсь так резко, что от хруста в пояснице на секунду темнеет в глазах.

Да он что ли издевается?!

— Я прочла этот проклятый приказ вдоль и поперек! Там было написано, что все сопутствующие на себя расходы берет предприятие! Я видела это собственными глазами! Только попробуй…

Я спотыкаюсь об его громкий заливистый смех. Настолько заразительный, что сначала хочется засмеяться в ответ, но ровно до той минуту, пока не приходит осознание, что все это время Лекс нарочно меня дразнил. От желания немедленно зарядить ему по роже зудят ладони, так что приходится завести руки за спину, от греха подальше. Вряд ли побитая рожа будет хорошим началом нашего нового романа.

— Ты бы видела свое лицо, — немного успокоившись, говорит Лекс, и даже как будто тянется за телефоном, но на этот раз я все-таки останавливаю его занесенным кулаком. — Все, прости. Правда. Черт знает, что на меня нашло.

— Ты сказал это дважды — подбиваю итог нашего короткого разговора. А когда он смотрит с непониманием, объясняю: — Извинился. Дважды. По доброй воле. Кажется, это может стать началом перемирия.

Лекс сначала как будто хочет что-то сказать, но потом в его кармане пищит телефон. Не знаю, как именно, но копчиком чувствую, что это его Эстетка. Сам Лекс почти не меняется в лице, но прежде чем ответить, отходит на приличное расстояние. Как бы сильно я не напрягала слух — вообще не разобрать, о чем они разговаривают. Но он так улыбается…

Вот же черт.

Это что — ревность?!

Да мне всегда и на всех было наплевать, в особенности на мужиков, которых я получала пачками, не прилагая для этого ровно никаких усилий. Когда-то даже на спор с подругами «склеила» троих парне за час, причем в одном клубе! Да какая вообще женщина в здравом уме, не имея отбоя от поклонников, будет тратить нервы и силы на такую чушь, как ревность?

Но чем больше я наблюдаю за тем, как светится его лицо, тем сильнее растет это непонятное чувство обжигающе острой зависти. Почему, блин, он совсем иначе улыбается мне? Между прочим, это я, а не она, носила подаренное им кольцо!

Я силой заставляю себе отвернуться, буквально — пересесть на обратный ряд кресел, чтобы точно не видеть, как он воркует со своей ненаглядной. Вспоминаю о том, что у меня тоже есть телефон, и начинаю бездумно листать ленту в своей социальной сети, пытаясь хоть как-то отвлечься.

Да кто она вообще такая?!

Названивает ему посреди ночи!

«Вика, не будь дурой», — укоризненно говорит внутренний голос, и я даю себе зарок, что в следующий раз, когда Эстетка даст о себе знать, Лекс крепко подумает, стоил ли ей отвечать, если это будет стоить ему моего испорченного настроения.