Павлов И.П. Полное собрание сочинений. Том 2. Часть 1.

Возражения профессору Герцену [127]

Многоуважаемые товарищи! Я не желаю утомлять вашего внимания тем, что уже разъяснено мною публике в газетах, и сделаю лишь маленькое к тому добавление. О бывшем заседании нашего Общества, чрез неделю после моего доклада, в "Новом времени» появился правильный отчет, кроме одной опечатки, совершенно очевидной. Между тем этот отчет странным образом вызвал весьма неожиданно и с неожиданными особенностями письмо профессора Герцена. Это письмо насквозь проникнуто мыслью, будто бы докладчик или репортер (он совершенно не различает этих двух лиц) все дело перепутал и, надо думать, по его словам, умышленно, причем в конце концов даже заявляется пс моему адресу, что когда будет напечатана работа моя, то он, Герцен, посмотрит, будет ли он отвечать на нее. Совершенно неожиданная полемика. На это письмо я вчера послал в "Новое время» ответ, где все разъясняется и указывается на вкравшуюся в отчет ошибку; что же касается второй собаки Герцена, то здесь у нас с ним выходит странный казус. Герцен относительно второй собаки замечает, что будто срок, мною показанный для этой собаки в докладе и правильно воспроизведенный репортером, есть срок сочиненный, так как (говорит Герцен) у него сказано только, что спустя 3 месяца после того, как собака снова начала принимать пищу через рот, она была еще жива и здорова, следовательно, литературно смерть ее не заявлена. Далее Герцен пишет: «Каким же образом автор упомянутой статьи утверждает, что одна из моих собак жила 23 суток, а другая - 3 месяца и 3 недели?». Совершенно очевидно, по Герцену, я не нмел права говорить, что вторая собака умерла, что, может быть, она живет и теперь. Между тем, как ни странно, а вне всякого сомнения, что она умерла. Об этой собаке в 1894 г. в местном медицинском обшестве, где Герцен председательствует, им было доложено совершенно отчетливо, что собака эта через 3 месяца и 3 недели умерла. Я приглашаю гг. членов догадаться, как это противоречие можно объяснить. Автор не знает о том, что он докладывал. Надо допустить, что Герцен забыл две вещи: во-первых, что он докладывал и, во-вторых, что вторая собака действительно жила 3 месяца и 3 недели. Затем Герцен пробует полемизировать. В моем письме в «Новом времени» насчет этого я заявляю, что не нахожу возможным полемизировать пред общей публикой, но могу сказать кое-что по адресу Герцена здесь, тем более, что вы слышали мой доклад. Ясно с самого начала, раз человек рискнул на такое странное положение - подвергать научной критике доклад, основываясь на репортерской заметке в общей газете, то он, очевидно, будет говорить общими фразами и в суть дела не войдет. Первая собака была подвергнута мною критике по отдельным периодам, причем я доказывал, что срок 4 месяца и 23 дня, прошедший со времени второй перевязки блуждающего нерва, нельзя считать сроком уничтоженной проводимости нерва. Когда я это говорил, то, само собою разумеется, на то имел основание. Перевязка в одном отношении существенно отличается от перерезки. Раз я хорошо перевязал и нерв разъединил вполне, то, она, конечно, равносильна перерезке, но при перевязке всегда возможна та случайность, что узел не затянется до конца, что этому чтолибо помешает. Кто занимался хирургией, тот отлично знает про какие случайности. В случае Герцена речь идет именно об этой случайности, и тогда лишаются значения все его слова вроде таких: «Если г. Павлов действительно отрицал это (т. е. перерыв проводимости), то он просто ошибся; не мог же он в самом деле отвергать вообще тождественность результатов перерезки и перевязки нерва и т. д.». В докладе я представил для данного случая положительные доказательства, что тут имелась эта случайность; это я доказывал тщательным разбором всех явлений у этого животного, как они представлены в подлинном протоколе. Я опирался на то, что мои собаки выживали дольше всех других собак, подвергнутых двойной ваготомии. Значит, если они живут, то стоят в более нормальных условиях, чем в предшествовавших им опытах. Но у этих собак существенный и постоянный признак замедление дыхания, дыхание останавливается на чрезвычайно удаленной от нормы цифре, у одной на 4-5, у другой на 6 -7, и не меняется; следовательно, это есть настоящий признак перерезки блуждающего нерва, являясь критериумом тех случаев, где есть эта перерезка. Это же заявляется и другими авторами, а если у большинства авторов дыхание возвращается иногда или делается нерегулярным, то смысл этого теперь ясен, так как их собаки болеют, и, следовательно, можно думать, что это патологическое изменение дыхания, мнимый возврат к норме, одолженный, например, лихорадочному повышению температуры и т. д. Установив эти положения, я в докладе перехожу к опытам epцена и утверждаю, что у первой его собаки не было перерыва проводимости, так как изменение дыхания произошло чрезвычайно ничтожное, даже никакого; Герцев упоминает лишь 15 дыханиях, а это нормальная величина. После такой перевязки собака живет в течение 3'/2 месяцев. Затем Шифф предлагает перерезать этот нерв. Тотчас после перерезки не было ничего заметно, но чрез две-три недели собака начинает болеть, начинается рвота, редкое дыхание, и потом собака умирает, как большинство собак после этой операции. Я проиу теперь подумать, каким образом от болезни могло произойти замедление дыхания? Я не знаю таких форм (кроме разве кровоизлияний в мозг), при которых за неделю до смерти дыхание делалось редким. Вы видите, господа, что все мои основания совершенно фактичны, с ними нужно спорить другими опытами, а не разговором по поводу репортерскотчета. Вот все, что я хотел сказать.

A. А. Кадьян: Очень возможно, что Герцен - не автор этого письма.

И. П. Па в л о в: Мне хотелось бы знать, не найдет ли Общество возможным послать запрос Герцену насчет казуса со второй собакой?

В. М. Б е х т е р е в: Обществу впутываться в это неловко.

Председатель: Я полагал бы тоже, что здесь нужна ваша личная инициатива. Мы ваши данные приняли сведению, выразили сочувствие; теперь завязывается полемика и чисто газетная, притом газеты неспециальной. Мне кажется, вопрос не настолько назрел, чтобы Общество должно было относиться с такс го рода запросами; такой путь вряд ли обещает быть плодогворным.

B. Н. С и р о т и н и н: Я думал бы также, что Обществу неудобно вступать в сношение с Герценом, потому что раз в общей прессе появляется заметка, то автор остается точно неизвестным. Положим, мы обратимся к герцену, а он скажет, что не ему принадлежит это письмо.

Лукьянов: Мне казалось, Общество могло бы отнестись к этому случаю несколько энергичнее. Отчего бы не обратиться председателю нашему от имени Общества с запросом к председателю того Общества, где читался доклад Герцена, и удостоверить, можно ли рассматривать протоколы, напечатанные в этом издании, как подлинные, как точное воспроизведение того, что происходит в заседаниях Общества, и если это издание уполномоченное, то обратиться к Обществу без всякой полемики за разъяснением этого недоразумения.

Председатель: Эти протокопубликованы давным давно, и коррекций не было. Но прекрасно, мы получим ответ, что это верно; что же будем делать тогда? Мы должны подумать о дальнейшем ходе дела.

Лукьянов: Трудно предвидеть, какой будет ответ, но думаю, вряд ли Общество затруднится дать достойный ответ.

B. М. Б е х т е р е в: Я вполне понимаю, что профессор Павлов, сделав свой доклад в нашем Обществе, ввиду появления письма Герцена, имел полное право сделать разъяснения, но рассуждения о дальнейшем ходе этого дела должно оставить до административного заседания, а теперь следует дать возможность выслушать доклады.

Председатель: Я и хотел это предложить, а дальнейшие прения перенести или на особое заседание, или отложить до административного заседания.