Павлов И.П. Полное собрание сочинений. Том 2. Часть 1.

Дальнейшие материалы к физиологии поджелудочной железы [19]

(Из Физиологической лаборатории проф. К. Устимовича в С.-Петербурге)

Моему пребыванию в Бреславле во время летнего семестра 1877 г. я обязан тем, что мне удалось продемонстрировать проф. Гейденгайну, согласно его желанию, два из наших опытов, сообщенных совместно с Афанасьевым, 2 [20] о тормозном действии атропина на секрецию поджелудочной железы. Только один опыт, а именно с постоянной фистулой Бернштейна, 3 [21] дал желаемый результат, тогда как на другом, проведенном на собаке, оперированной по способу Гейденгайна, не удалось доказать никакого действия атропина.

Последнее обстоятельство дало глубокоуважаемому профессору повод к целому ряду возражений против нашего утверждения о тормозящем действии атропина на секрецию поджелудочной железы, которое он, как известно, совершенно отрицает.

С тех пор мы сочли себя вынужденными подвергнуть наши прежние данные более строгому испытанию посредством новой серии исследований. Это нам казалось тем более уместным, что после напечатания упомянутых сообщений обнаружились, кроме того, различные, прежде нами не замеченные ошибки и неточные данные, а также существенная опечатка.

Стало быть, прежде всего надлежало обстоятельнее распознать действие атропина. Неужели действительно замечание проф. Гейденгайна, что в наших опытах остановка секреции поджелудочной железы происходит от оперативного вмешательства при наложении бернштейновской фистулы, а не от атропина, окажется правильным? Проф. Гейденгайн считал себя тем более вправе стать на такую точку зрения, что не только при его оперативном методе наложения фистул атропин потерпел неудачу, но и в ряде исследований Ландау на атропинизированных животных с временными фистулами, при которых деятельность железы, по Гейденгайну, должна рассматриваться исключительно как нормальная, никогда не получалось торможение при помощи атропина. Далее мне стало известно из устного сообщения проф. Гейденгайна, что в новом ряде наблюдений над кроликами (несмотря на иммунитет панкреатической секреции этих животных к оперативным вмешательствам) Ландау также показал бездейственность атропина.

В моих новых исследованиях гейденгайновские фистулы были наложены четырем собакам. В двух случаях канюля крепко держалась вплоть до дня опыта, тогда как в двух остальных она выпала раньше, так что сок пришлось собирать при помощи стеклянной воронки. Все четыре случая самым решительным образом подтверждают наши прежние данные: атропин вызывал во всех без исключения случаях либо торможение, либо полную остановку панкреатической секреции. Когда я наблюдал некураризированных собак, то дачи атропина приноравливались к общему состоянию собаки. При этом выяснилось, что небольшие дозы обнаруживали свое действие сравнительно поздно и оно ограничивалось лишь уменьшением секреции. Позднее всего торможение секреции наступало при 0.0005 г, тогда как 0.020 г быстро вызывали полную остановку. Кроме того, бросалось в глаза, что остановка секреции совпадала с наступлением максимального расширения зрачков. Нижеследующий пример может служить доказательством сказанного.

1877 XII 21. 3-й послеоперационный день. Канюля держится крепко. Собака накормлена. Секреция отмечается каждые

Впрыснуто подкожно 2 куб. см воды. Собака кричит и делает бурные движения

Впрыскивание воды может служить прямым доказательством, что болевые влияния сами по себе не в состоянии понизить секрецию. Таким образом хотя бы в этом случае отклоняется подозрение против самостоятельного действия атропина.

Неудача нашего опыта, демонстрированного проф. Тейденгайну, объясняется исключительно и единственно недостаточной дозой атропина.

Далее казалось важным получить более точные числовые данные о величинах секреции у кролика под влиянием атропина. Все три имеющиеся в нашем распоряжении наблюдения дают совершенно согласные результаты, аменно - наивозможно большими дозами атропина не удалось вызвать даже самого незначительного замедления секреции кроликов.

И на этих опытах были наложены фистулы по способу Гейденгайна, что мне было тем удобнее, что я им свободно овладел при моих исследованиях о последствиях перевязки панкреатического протока у кролика, выполненных в Бреславльском институте. Вышеназванные наблюдения я предпочел провести на неотравленных (ни кураре, ни морфием) кромеках. Незначительные нарушения, ограничивающиеся только началом операции, ничто в сравнении с преимуществом иметь дело с значительными количествами сока, которые никогда не в состоянии сецернировать отравленное животное.

Мы приводим здесь лишь некоторые наблюдения.

1877 XII 31. Маленький кролик. Не отравлен. Стеклянная трубка прикреплена на миллиметровой шкале, диаметр трубки приблизительно равен 2.5 мм. Секреция отмечается каждые 2 минуты.

Таким образом кролик получил громадное количество 15 куб. см 1% 0/ раствора атропина, т. е. 0.15 г атропина, без какого-либо заметного уменьшения секреции; более гого, секреция сока как будто даже увеличилась.

Теперь важно было выяснить: является ли атропин вообще секреторным ядом для кроликов?

Чт. Чтобы разрешить этот вопрос, был поставлен опыт над действием атропина на слюноотделение у кролика. В виде слюногонного средства, по примеру Грюцнера, непосредственно раздражался выводной проток. Этот опыт показал, что у кролика слюна от атропина останавливается, хотя здесь для этого нужны большие дозы атропина, чем у собак. Во время приостановки слюноотделения у того же кролика панкреатическая секреция продолжалась в совершенно неизмененном виде.

Теперь оставалось еще только одно предположение, от которого можно было ожидать данных о продолжении панкреатической секреции, несмотря на атропинизацию. Разве не невозможно, чтобы панкреатическая секреция останавливалась лишь косвенным путем, благодаря прекращению перистальтики, т. е. продвижения пищевых масс как нормального раздражителя? Несмотря на общепризнанный факт, что перистальтика прекращается атропином, нам казалось крайне желательным более обстоятельное выяснение взаимоотношения обоих процессов: деятельности панкреатического сока потношению к перистальтике, а также влияния атропина на каждый процесс как таковой. С этой целью были обследованы две собаки, из которых у одной была дуоденальная фистула, а у другой, кроме того, еще и панкреатическая.

Уже первые опыты показали, что 2-3 мг атропина достаточны (к сожалению, еще меньшие количества не испытывались) для того, чтобы прекратить через 3--4 минуты выход через дуоденальную фистулу. Это явление наступило гораздо раньше, чем зрачок достиг своего максимального расширения, а также раньше, чем ротовая полость стала сухой. Параллельный опыт с собакой с двойной фистулой удалось поставить лишь один единственный раз, так как панкреатическая фистула слишком скоро заживает. Но так как этот опыт содержит также другие немаловажные результаты, мы позволяем себе сообщить здесь in extenso.

1878 4. 4-й день после операции. В панкреатический проток вставлена стеклянная канюля. Сок и пищевая кашица собирались через стеклянную воронку в градуированные сосуды. Каждые. 2 минуты делались отметки.

Из приведенного опыта прежде всего выясняется значительный параллелизм колебаний секреции и колебаний эвакуации пищи. Большая степень его едва ли достижима, с одной стороны, вследствие несовершенства собирания и вообще потому, что величины раздражения секреторных нервов нарастают так же медленно, а их последействие проходит не сразу, что вряд ли имеет место для перистальтических движений. Далее следует принять в соображение, что эвакуация пищи прекратилась раньше, чем панкреатическая секреция упала до минимума и зрачок достиг своего максимального расширения. Наконец, хотя холодная вода еще не попала в кишечник, она также не вызвала никаких нарушений секреции. Таким образом как будто дозволителен вывод, что как перистальтика, так и панкреатическая секреция пострадали от атропина совершенно независимо друг от друга. Это явствует уже из того, что оба явления наступают не одновременно, причем перистальтика заметно предшествует падению панкреатической секреции и одновременно с ней происходящему максимальному расширению зрачка. При этом следует признать, что обратный случаи, а именно, приостановка секреции сока при все еще продолжающейся перистальтике, - был бы убедительнее. С другой стороны, при не пострадавших от атропина секреторных нервах холодная вода должна была бы, уже благодаря обусловоенному ею температурному колебанию как раздражителю, все же вызвать хотя бы только преходящее ускорение секреции сока. Но решающим для этого вопроса мог бы считаться только опыт, где бы через кишечную фистулу механически раздражалась санзистая кишечника после приостановленной при помощи атропина секреции сока. Но такого рода опыта у нас, к сожалению, до сих пор нет.

Во второй серии опытов исследовалось влияние чувствительных раздражений на панкреатическую секрецию.

Более подробное изыскание в этом направлении казалось нам тем важнее, что в нашем совместном с Афанасьевым сообщении количество опытов было недостаточно велико; с другой стороны, они страдают отсутствием решающей доказательности вследствие неудовлетворительного сокоотделения, почему может казаться, что эффекты раздражений могли бы быть отнесены за счет возможных побочных обстоятельств (можно было бы заподозрить, например, что вызванные энергичными движениями механические раздражения вызвали отток сока в рану и т. п.). Наконец лучший опыт нашего сообщения приведен со значительной ошибкой (8-й опыт), так как результат кормления выпущен, а он-то как раз и служил примером влияния атропина и должен был доказать уменьшение сокоотделения после отравления.

Настоящие опыты поставлены на собаках. Фистулы - по способу Гейденгайна. При наличии канюли сок собирался непосредственно, там же, где она выпала, - через стеклянную воронку.

1-й о п ы т. 1877 XII 24. 4-й послеоперационный день. Никакой секреции. Собака получает мясную похлебку, после чего секреция отмечается каждые 2 минуты. Канюля выпала.

Средней силы электрическое раздражение нерва в течение 15-25 секунд, причем животное сильно кричит и делает бурные движения. После этого за 40 минут наблюдения не выделилось ни одной капли сока

2-й о п ы т. 1878 I 20. Другая собака. 3-й послеоперационный день. Канюля крепко сидит в фистуле. В этот день собаку не кормили.

N. dorsalis pedis взят на нитку. Секреция отмечается каждые 2 минуты

Средней силы электрическое раздражение нерва (n. dorsalis pedis) в течение 20 20 секунд. Вследствие бурных движений наблюдение пришлось отложить на 3 минуты. После этого

Возобновлено раздражение нерва. 3 минуты секреция не записывалась

3-й о п ы т. 1878 I 23. 6-й послеоперационный день. Канюля выпала. Собака не кормлена 10 часов. N. dorsalis pedis обнажается. Животное кажется мало чувствительным. Секреция отмечается каждые 2 минуты.

4-й о п ы т. 1878 I 24. Та же собака. 7-й послеоперационный день. Мивотному дается корм, после чего через 40 минут секреция записывается за каждые 2 минуты.

Электрическое раздражение раны, которая за день перед этим была нанесена при обнажении n. dorsalis pedis. 3 минуть запись секреции не ведется

Более сильное раздражение той же раны. 5 минут секреция не записывается

Наблюдение прерывается на 20 минут. Собака укрепляется на доске, r. cruralis dexter обнажается, перерезается и раздражается электрическим током 1 минуту. Во время этих вмешательств - никакой секреции (может быть, вследствие сдавливания железы при бурных движениях)

5-й о п ы т. 1878 I 25. Та же собака. 8-й послеоперационный день. Через 25 минут после кормления секреция записывается каждые 2 минуты.

15 - минутная пауза. Собака укрепляется на доске. Отыскивается n. cruralis sinister, перерезается и в течение одной минуты раздражается электрически, причем нет заметной секреции. Через 3-4 минуты после раздражения отмечается

6-й о п ы т. 1878 I 26. Та же собака. 9-й послеоперационный день. Раздражение n. vagus. Собака не кормлена 8 часов. За каждые 2 минуты сецернируется

Пауза на 15 минут. Отыскивается n. vagus dexter, перерезается и в течение 1 минуты электрически после раздражения секреция

Приведенные данные не оставляют более никакого сомнения, что каждое чувствительное раздражение тормозит панкреатическую секрецию. Самыми действенными, со стойким последствием, являются продолжительные, средней силы, электрические раздражения нервов. При точном сравнении результатов различных нервных раздражений n. vagus как будто действовал благоприятнее всего. Это обстоятельство, благодаря одним лишь количественным различиям секреции, должно быть, вероятно, отнесено за счет более значительной в соответственных случаях раздражимости n. vagus.

Протоколы наших опытов содержат, кроме того, еще одно достойное внимания обстоятельство, а именно, что остановленная чувствительным раздражением секреция снова вызывается кормлением, что особенно недвусмысленно имеет место на опытах с раздражением n. vagus.

Здесь, как и в опытах с атропином, могло бы также быть уместно возражение: застой секреции можно-де объяснить прекращением перистальтики. Чтобы и в этом случае представить дело вполне ясным, нам казались необходимыми особые опыты над собаками с кишечными фистулами. Так как нам не известны подобные опыты других исследователей, то я нашел целесообразным сообщить здесь некоторые извлечения из моих собственных наблюдений.

I. Собака с фистулой, наложенной 8 дней тому назад. Пищевая кашица собирается через стеклянную воронку в стеклянный градуированный на сантиметры цилиндр и отмечается каждые 5 5 минут. Собаке давался размоченный черный хлеб.

II. II. Та же собака на следующий день. Получает мясо с хлебом. Каждые 5 минут делаются отметки.

III. Та же собака. Днем позже. Каждые 5 минут отмечается выход пищи. Слегка размоченный хлеб в виде корма перед опытом.

Несмотря на уменьшение эвакуации пищи после раздражения, все же нам кажется, что перистальтика скорее возбуждается, чем затормаживается чувствительными раздражениями. За это говорят уже сильные кишечные шумы, сопровождающие раздражения. Что же касается количеств эвакуированной кашицы, то это могло бы произойти оттого, что жидкие части пищи проходят быстрее и не могут выйти наружу через фистулу вследствие ее закупорки более густым кишечным содержимым. Так же было бы нетрудно объяснить сгущение пищевой кашицы прекращением панкреатической секреции во время раздражения. Кто знает не относится ли это же самое и к желудочному соку? Итак, эти наблюдения в согласии с наблюдениями над раздражением n. vagus делают, по нашему мнению, как будто совершенно неясновательным предположение какой бы то ни было связи между эффектами раздражения в отношении секреции и перистальтики.

Мы не можем закончить, не посвятив несколько слов собаке, использованной на 3-м, 4-м, 5-м и 6-м опытах. Насколько я знаком с литературой предмета, эта собака представляет первый пример того, что через панкреатическую фистулу еще на 10-й день в состоянии выделять сок. До последнего опытного дня наблюдалась также совершенно очевидная зависимость величины секреции от кормления, так же как и обратно - от чувствительного раздражения (9-й день); 8-й день опыта дал также обычное дейэтвие атропина. Точный просмотр величин секреции показывает далее, что, начиная с 6-го послеоперационного дня, стало быть с первого опыта, среднее количество секреции сока после кормления было сплошь во всех опытах одно и то же. Что касается, наконец, свойств сока, то данные оказались еще гораздо более неожиданными. Собранный на 9-й послеоперационный день сок содержал 2.37% плотного остатка и переваривал при 30--40° кусок фибрина в течение полутора часов. Сок, полученный на 10-й послеоперационный день, переваривал порядочный кусок свежего фибрина за полчаса, а в следующие полчаса - такую же большую порцию.

Едва ли кто-нибудь будет отрицать за таким соком очень высокую активность. И поэтому наше наблюдение затруднительно примирить с данными Гейденгайна, согласно которым поджелудочная железа дает нормальный сок только при свеженаложенных фистулах и постепенно теряет свои нормальные свойства, почему постоянные фистулы и должны будто бы быть признаны негодными.

Собака, по всей вероятности, погибла от истощения. Это обстоятельство тем более достойно сожаления, что на вскрытии выяснилось, что выводной проток очень удачно сросся с отверстием фистулы. Наше страстное желание - расширить серию опытов на таком редкостном живскорило смерть последнего вследствие длительного голодания и ряда ранений. Эта смерть является причиной того, что ожидаемое решение многих важных спорных вопросов откладывается до тех пор, пока не представится новая подобная возможность.

Считаю приятным долгом выразить здесь мою сердечную признательность студенту Г. Косяковскому за любезную помощь, оказанную им при настоящих исследованиях.