Пекло

ГЛАВА 10 Город первой истины

Прошло несколько дней, а лорд Абигор все не возвращался. Впрочем, любезный хозяин сразу предупредил Кирилла, что у него возникли важные и неотложные дела, и когда он вернется — неизвестно.

За это время Кирилл освоился в замке, привык к ежедневной изысканной еде и, как следствие, разленился. А что уж говорить о Шейле! Бока собаки округлись, и из годовалого — впрочем, немалых размеров щенка — она как-то сразу превратилась в молодую могучую собаку.

Несколько раз Кирилл выезжал в долину на караковом жеребце. Пугающие странные звуки, что одолевали первую ночь, непонятные кошмары больше не повторялись. Сон наладился. Никогда еще Кирилл не чувствовал себя столь хорошо отдохнувшим.

Единственное, что Кирилл никак не мог взять в толк, так это то, отчего поутру после первой ночи на полах его роскошного халата появились весьма ощутимые прорехи.

Плотная материя свисала клочьями, кое-где виднелись отчетливые следы собачьих зубов и мелкие дырочки. Судя по расстоянию меж ними — Шейла. Ее пасть. Это что же получается, милая собачка в первую же ночь изгрызла халат? И зачем ей нужно эдакое безобразие? Что на нее нашло? Вообще-то псы любят с обувью забавляться, одежду во вторую очередь жалуют. Собачьим сердцам милее тапочки…

Поутру Кирилл спокойным голосом пенял Шейлу, а она его участливо разглядывала.

— Объясни мне пожалуйста, милая Шейла! А откуда здесь вот эти дырочки?

Кирилл разложил халат на кровати, разгладил полу и показывал пальцем на десяток мелких дырочек. Все они совпадали с размерами ее пасти. Ниже и сбоку дыр скорбно болтались лохмы изжеванного материала. То же самое с другого боку. И сзади дыры.

Создавалось впечатление, что собака упорно тянула халат на себя. А он так же упорно вырывался. Или же — кто-то этот халат отнимал. Но, в самом деле, кто? Не Кирилл же? Не позволил бы он наглой псине драть себя. Он-то ночью не вставал и никуда не ходил. Знал это точно. Склероза Кирилл за собой пока не замечал. За исключением того, что не помнил — да и не понимал — каким образом он очутился в этом чудном мире.

— Ну, Шейла? У тебя есть что сказать в ответ? — продолжал Кирилл, тихонько усмехаясь добродушному виду собаки. — Знаешь, мне кажется, в твоем возрасте драть одежду — последнее дело. Взрослой годовалой собаке про щенячьи игры пора бы забыть! И вообще — одежда эта не наша! Неважно, что в соседней комнате ее в избытке. Это не значит, что можно портить чужие, не принадлежащие нам — и главное — очень хорошие и изысканные вещи. Пусть это будет даже халат! Что же такое экстраординарное случилось, что ты это сделала? И главное — когда? Ночью, что ли, не спалось? Ладно, пойдем умываться, — заключили Кирилл. — Купаться то есть. В пруд.

И тут Шейла опять высказалась. Мысленно. Кирилл до сих пор не мог поверить, что, оказывается, его собака умеет прекрасно изъясняться. Но факты — вещь упрямая.

«Да будет тебе, вожак! В самом деле — ведь не шкурку же тебе попортили! В конце концов — это всего лишь тряпочка. А портить я ее не хотела — так уж получилось. Ты сам вспомни, что этой ночью творилось! Помнишь? Спасибо б лучше сказал!»

Именно так звучали слова собаки в голове Кирилла. У самой же только язык висел, челюсти не шевелились. Черные глаза Шейлы выражали лукавство: нагловатая псина явно не чувствовала за собой вины.

— Так… — задумчиво протянул Кирилл. — Теперь повтори еще раз. Вслух…

Шейла повторила. Вслух. Ее голос звучал глуховато. Собака запиналась как ребенок, который недавно выучил буквы и сейчас, смущаясь, прочитывал сложный еще для него текст.

Что ж, его собака разговаривает… Кирилл не знал, как к этому относиться. В общем, тот непреложный факт, что человек венец природы — рухнул ниже плинтуса и накрылся медным тазом. Братья наши меньшие — никакие не меньшие. Они равные, если не больше. Молчание, как известно — золото. Так что, кто мудрее — это большой вопрос.

Кирилл грустно вымолвил:

— Учись, тренируйся… Пошли…

С сомнением взглянув на драный халат, все-таки надел его и с глубоким вздохом затянул пояс. Не ходить же голым, в самом деле? Не у себя дома. Затем троица — Кирилл, Шейла и Грей — пошла к замечательному крытому пруду. Или к водоему. Или к бассейну. Называйте, как хотите.

Хотя, это небольшое озерцо нечто потрясающее! Что есть, то есть! Надо же придумать перенести в помещение маленький кусочек природы!

Ничего, что солнышко не всегда там светит: уходит дальше и прячется за высокие стены. На то оно и солнце, чтоб по небу ходить. Зато трава-мурава настоящая, теплый песок по берегам, на дне ил, кувшинки у дальнего берега желтеют. Но все-таки интересно, как эти вольные растения без солнечного света живут?

Кирилл прикинул, что прямой солнечный свет падает на пруд не больше четырех часов. Впрочем, в жизни всякое бывает: живут же домашние растения при лампах или в полумраке. И ничего. Наверно, и тут нечто подобное. Генетика…

Кирилл долго и с наслаждением плескался — сгонял сонную одурь. Но даже прохладная вода мало помогала: все равно чувствовал в теле слабость и разбитость — не выспался.

Такое ощущение, что он всю ночь увлекался тяжелой атлетикой: таскал неподъемные штанги и напропалую тягал гантели. Как говорится — будто ведьмы на нем ездили. Болели спина и мышцы во всем теле.

В дверном проеме появилась Магда. Женщина подошла на край пруда и, не обращая внимания на то, что вода прозрачна, как стекло, — через нее виден каждый камешек на дне, а Кирилл купается голый — поклонилась и чинно поздоровалась.

— Что будет угодно господину Кириллу на завтрак?

Кирилл плеснул водой. Погнал круги. Эта дама смотрела на него совершенно бесстрастно, как на музейный экспонат. Даже не зарделась. Хотя откуда? Этим утром Магда была бледнее, чем вчера днем. Только к вечеру на ее лице появилось подобие румянца.

— Что-нибудь простенькое, Магда. Не надо вчерашнего стола. Ни к чему такие излишества. Зачем? Человеку много не надо.

— Вы же сами просили подать то, что обычно бывает на столе лорда Абигора. Вот и подала. Я хорошо знаю вкусы людей.

Да-а… Прежде чем что-либо сказать в этом замке надо хорошенько подумать. Кто ж знал, что у лорда принято такое изобилие? Впрочем, вся еда была вкусна, слов нет. Кирилл вчера наелся так, что даже уснул за столом. А этого с ним никогда прежде не случалось. Называется — дорвался.

— Давайте в этот раз чего-нибудь попроще. Зачем столько всего? Мне все равно не съесть. А собакам хорошо бы сырого мяса с костями. Если такое есть, сделайте, пожалуйста.

— Хорошо, господин, — коротко ответила Магда, — все будет сделано так, как вы пожелали. Завтрак в столовой.

Слабое подобие улыбки тронуло бескровное лицо женщины. Она поклонилась и вышла. Кириллу показалось, что Магду изнуряет какая-то тяжелая болезнь. Будто хворь засела в женщине и грызет ее, не давая ни секунды покоя.

Странным было поведение собак. Ни Грей, ни Шейла ничем не проявляли непонятной злобы и агрессии к Магде. А ведь вчера днем, и особенно к вечеру, они вели себя иначе. Ротвейлер просто сатанел при виде Якова и Магды. Да и Шейла смотрела на них так, будто хотела сожрать живьем.

А сейчас псы никак не отреагировали на приход Магды. Просто видели ничем не примечательного, немного знакомого человека, от которого нельзя ждать ничего плохого.

Вдоволь поплавав, Кирилл вылез из воды и прошел в одно из помывочных помещений. Вчера он видел там всякого рода бритвенные принадлежности.

Вот уж если есть в мире вещь, что вызывала у него стойкое отвращение, так это мужская борода или запущенная щетина.

Кирилл терпеть не мог ни бород, ни модной многодневной растительности на лице. Все это от лени, считал он. Мерзко и грязно. Хорошо еще, что козлобородые модники не додумались пока помадить свое хозяйство какой-нибудь пахучей гадостью и тем самым улучшать среду обитания насекомых. Большинство мужчин, которые увлекались лицевой растительностью, не в Антарктиде жили, в конце-то концов! Да и творческими людьми — не от мира сего — тоже не были. Так что бриться пало, если не хочешь уподобляться грязному хряку.

Побрившись, как и давеча облачился в килт и прочую шотландскую одежу, на этот раз состоявшую из берета, белой рубахи, толстой безрукавки и крепких сапог. Затем пошел в столовую. На этот раз завтрак выглядел гораздо скромней вчерашнего ужина. Но все равно, еды избыток.

Позавтракав, Кирилл курил трубку и благодушно смотрел, как Шейла и Грей добивают сахарные косточки. Собаки тихо и сыто урчали, прижимая огрызки к полу.

Видя, что грызть уже нечего, он поднялся и тихонечко свистнул.

— Пошли, собаченьки! День начался, и нам в этот день, Шейла, надо много чего осмотреть и узнать.

Выйдя на крыльцо, Кирилл поежился. С гор дул пронизывающий холодный ветер. По небу неслись хмурые тучи. Нынешнее утро не шло ни в какое сравнение со вчерашним днем. Холодно.

Он уже даже пожалел, что из упрямства надел мужскую юбку. Хоть она и шерстяная, но поддувающий снизу ветер сводил на нет удовольствие от мысли, что довелось-таки пощеголять в шотландском наряде.

Он не шотландец. Это они юбки носят, чтобы речки вброд переходить и штанов не мочить. Они поколениями к такой одежке привыкали. Кирилл подумал даже, чтобы вернуться и переодеться, но потом отбросил эту мысль. Из суеверия: возвращаться — пути не будет.

«Ладно, надо привыкать. Не сахарный — не растаю…

В конце концов, прекрасная половина человечества всю жизнь такое носит. И ничего! Правда, молодые сдуру в любую погоду голые шастают, как следствие — в старости болезни. Ну, на то они и молодые! Годы пролетят, поумнеют и поймут, что нет ничего лучше и слаще байковых рейтуз…»

Такие скорбные занудные мысли лезли в голову от холода. Ничего, сейчас разогреется…

Как и накануне вечером, на ступеньках внизу крыльца снова сидел Яков. По всей видимости, поджидал его.

Увидев Кирилла в сопровождении собак, монах вскочил.

— Доброе утро, господин Кирилл! Как вы отдохнули?

— Благодарю вас, Яков. Неплохо. А вы?

— Благодарю вас, господин, — тихо отозвался монах. — Я прекрасно отдохнул. — И чуть слышно пробормотал: — Никогда в этом месте я так еще не отдыхал…

— Что вы сказали? — Кирилл не расслышал последнюю фразу.

— Ничего, господин Кирилл, — торопливо, словно оправдываясь, залепетал Яков. — Это я свои мысли, про себя…

Ну, про себя так про себя. Кирилл не настаивал.

Лицо монаха уже не имело такого бледного вида, как вчера вечером. Он выглядел — насколько это возможно — довольным. Неизбывный печальный вид исчез. На рыхлых щеках даже играло какое-то подобие румянца. И — удивительно! — собаки никак на него не среагировали. Так же, как не обратили особого внимания на Магду.

Шейла неспешно подошла и вежливо обнюхала сутану монаха. Будто вчера при виде его не начинала заводиться. Будто не бурлил в ней утробный рев. Грей же смотрел на Якова умно. Будто что-то оценивал и взвешивал в уме.

В глазах ротвейлера Кирилл не видел злобы. И не вспыхивали они демоническим огнем, будто багровые рубины на ошейнике Шейлы.

Кстати, Кирилл так и не мог решить, какими же все-таки камнями усыпан собачий ошейник. Если настоящими, то этот атрибут бесценен. Хотя что-то ему подсказывало, что эти камни не подделка. К таким догадкам располагала окружающая действительность.

— Господин хотел осмотреть конюшни? Вчера на стене он говорил об этом.

«Ох уже это обращение в третье лице! Мы, самодержец и все такое… — тоскливо подумал Кирилл. — И ведь не отучишь же. Видно, что в кровь въелось…»

— Да, Яков. Пройдемте туда. И вообще, мне хотелось бы осмотреть замок как можно тщательней. Я буду ходить по нему, а вы по возможности комментируйте.

— Простите… — Яков напрягся. — Я не понял, в каком значении вы просите это делать?

«Вот так так! Вроде бы ученый монах, а в каком значении — не понимает. Странно».

— Поясните.

— Я понял, господин. — Яков облегченно вздохнул. — Простите, просто у меня свои мысли, и обычно я употребляю это слово в несколько ином значении.

«Боже! Ну, не надо таких умных слов! А то я тебя, любезный Яков, совсем понимать перестану, — весело думал Кирилл. — Да и самому надо бы прекратить изъясняться столь изысканным и высоким штилем. А то словеса леплю, как какой-нибудь яйцеголовый муж прошедших времен. А мне это не положено. Мы сермяжные и от сохи».

Не торопясь, они миновали воротную башню и направились вглубь замка. Кирилл обратил внимание, что наверху, меж зубцов, высовывалось нечто похожее на орудийное жерло. Вчера он не заметил никаких пушек.

«Вот и оборона, какая-никакая, но есть. А то мне замок беззащитным казался. Интересно, тут на ночь ворота запирают? Почему-то кажется, что нет. Ладно, лорду Абигору лучше знать, что надо делать. Хотя, конечно, бронзовые единороги не слишком сильная защита…»

Конюшня оказалась большим просторным помещением. Все, как полагается: деревянные ясли; на полу соломенные подстилки. Хотя к чему они, Кирилл не понимал — ни разу не видел лежащую лошадь. Даже на фотографии. Лежат ли они вообще — для него до сих пор оставалось загадкой. Что ж, в этом месте он сможет исправить этот пробел в образовании.

Ага, вот и его давешний знакомец — караковый жеребец. Увидев Кирилла, конь вытянул шею и тихонечко и тонко заржал. Затем принялся перебирать копытами и стучать по деревянному настилу. К сожалению, над стойлом таблички с именем, как это принято, не висело. Как обращаться к жеребцу, Кирилл не знал. На всякий случай решил спросить об этом у монаха.

— Простите, Яков, вы не подскажите, как зовут этого чудного жеребца? Даже не знаю, у кого спросить, — замок пуст.

— Отчего же, — легко отозвался монах, — лорд Абигор зовет его Ульв. Странное имя для коня, не правда ли?

Кирилл поразился: из уст Якова прозвучал вопрос. Обычно раньше он обходился стандартными выражениями: «Что изволит господин?» и «Что вам угодно?» В самом деле, этим утром с монахом творилось нечто непонятное. Улыбки на его лице Кирилл не увидел, но зато исчезла мрачная депрессивная грусть.

«Интересно, а в чем же причина? Ты, любезный, прямо на глазах прогрессируешь. А что означает имя Ульв, мы знаем. Искаженное „Вольф“ — волк. В самом деле — для коня необычно…»

Кирилл пожал плечами. Что ответить? Монаху это кажется странным, а ему необычным, не более того.

— Наверное, такое имя нравится лорду. А может, оно соответствует характеру жеребца. Знаете, Яков, я давно пришел к выводу, что в этом мире все взаимосвязано, и случайностей просто-напросто не бывает. Так же и с именем жеребца. А вы что думаете?

Яков неожиданно замкнулся и помрачнел. Глаза монаха потемнели — насколько это было возможно: слишком уж они блеклые и невыразительные. Лицо его окаменело. Наверно, Кирилл задел в душе монаха какую-то струну, и на Якова хлынули тягостные воспоминания.

— Да, вы правы, господин, — односложно ответил Яков. — Случайности в мире редки.

А Кирилл уже здоровался с жеребцом. Тот, как и вчера, тянул к нему мокрые ноздри, всхрапывал и дышал в ухо. Кирилл протянул на ладони большой кус круто посоленного хлеба. Его он прихватил за завтраком и до поры держал в кожаной сумке. Сума на поясе также была принадлежностью шотландского костюма.

— Я помнил о тебе, Ульв! Вот, бери! Только сегодня, боюсь, мы никуда с тобой не поедем. Так что собирай свой гарем и отправляйся, куда знаешь и где тебе лучше. Резвись на просторах. Ты не в обиде?

А на что жеребцу обижаться? Глупый вопрос! С кобылами — так с кобылами. Еще и лучше! Караковый всхрапнул, протяжно заржал — дал знать остальным, что пора на волю — и неспешно загоревал к выходу. Из незапертых стойл за ним потянулись лошади. Табунок процокал по брусчатке, и вскоре последняя кобылица исчезла в темном проходе ворот.

Шейла глухо тявкнула. Улыбаясь всей пастью и аккуратно пряча зубы так, что над черными губами торчали только острые кончики, собака с ехидцей смотрела на Кирилла.

«Что, вожак, понравился длинноногий? Правильно, что отпустил… Ему с кобылками интересней, чем с тобой. А свалиться с него не боишься? Меня-то как? На колени брать будешь? Или за вами бегать придется?»

А Кирилл с сомнением думал: «Какие-то тут животные разумные. Все понимают. Шейла вон вообще разговаривает — или мысленно, или вслух бухтит. И я их понимаю. А если идти от противного, то может — это я разумным становлюсь, язык зверей осваиваю? Кто знает?»

Проводив взглядом последнюю лошадь, он спросил:

— Яков, а их никто не обидит? Хищные звери, люди… И пастуха при них нет.

— Нет, господин. Никто не осмелится причинить лошадям лорда даже малейшего вреда. Это исключено.

— Ну и хорошо. Давайте, Яков, пройдем еще куда-нибудь. Замок велик, интересен сам по себе. Но скажите, есть ли в нем нечто такое, что было бы особенно любопытно?

Монах ненадолго задумался. Осмысливал, что могло бы заинтересовать господина Кирилла. В замке действительно найдется много чего занимательного и любопытного.

— В здании на углу замкового парка вы найдете обширную библиотеку. Думаю, в ней собраны все книги, которые когда-либо были написаны. Иногда я провожу в ней долгие часы. Книги познавательны, отвлекают от тягостных дум. Если вы предпочитаете развлечения иного рода, то в подвале главной башни есть винный погреб. Если вы ценитель тонких вин, то вам несомненно стоит туда заглянуть. Еще у лорда есть собрание всякого рода редкостей. Они таковы, что об иных я даже не имею ни малейшего представления — для чего они предназначены. Даже не догадываюсь, что это. Также у лорда Абигора собрана обширная коллекция оружия. И она постоянно пополняется. Если вы человек военный, то вам будет весьма интересно и познавательно осмотреть оружейную комнату.

«Оружие? На башне вроде бы стоят пушки. А почему бы и не посмотреть? Я ведь раньше частенько в артиллерийский музей наведывался. Что-то в нем есть манящее и привлекательное — в оружии. И неважно, что в жизни много чего видел. Сталкивался с таким, что никакой боевик не покажет! Хотя что может быть интересного в средневековом замке? Мечи и алебарды? Бронзовые пушки и мортиры? Ладно. Посмотрим».

— Хорошо, Яков. Давайте для начала осмотрим оружейную комнату. Это должно быть любопытным. Хотя, наверно, вам, как монаху, это должно претить?

— Вы правы господин. Но моя обязанность — выполнять все ваши желания. Я должен рассказать и показать вам все, что мне дозволено. Это приказ господина лорда…

…Оружейную комнату сложно было назвать комнатой. Во-первых — она находилась в подвале, а во-вторых… Во-вторых, где она кончается, Кирилл так и не понял. Своды потолка уходили вдаль и терялись во мраке. Наверно, хранилище оружие занимало по площади чуть ли не половину замка.

Сначала они вошли в одну из замковых башен, а потом по винтовой лестнице спустились вниз. Спускались долго, пока не оказались в мрачном сводчатом помещении. На этот раз на стенах горели не свечи в жирандолях, а забранные в толстое стекло масляные светильники.

Повсюду, сколько хватало взгляда, тускло мерцало железо. Виднелись висящие на стенах и стоящие на подставках разнообразной формы алебарды и мечи: и короткие, и двуручные с пламенеющим клинком.

Рядами вдоль стен лежали шестоперы и неуклюжие шипастые моргенштейрны — так называемые «утренние звезды». Арбалеты — ручные и станковые — перемежались рядами метательных копий и пик с полуметровыми наконечниками. Вдали смутно темнели рыцарские доспехи. Ну что ж — большая коллекция оружия прошлых эпох. Познавательно, и только…

Но тут до Кирилла кое-что дошло, и у него в буквальном смысле отвисла челюсть! Перехватило дух…

Еще бы!.. Прямо у самого входа, на квадратном мраморном постаменте, на двух ножках-подпорках, уставив ему в глаза хищный круглый зрачок, стоял не какой-нибудь допотопный мушкет или древний кремневый пистоль… Нет!.. На него с легкой издевкой смотрел не кто иной, как старый знакомец — автомат Калашникова. И не какой-нибудь модифицированный. Куда там! Перед Кириллом стояла модель калибра 7,62, такой «АК» состоит на вооружении большинства стран мира. Наверное — самое распространенное армейское оружие на земле.

Кирилл нервно сглотнул. И какое-то время не мог справиться с непонятной дрожью. Средневековый замок, первозданная природа… Даже воздух здесь другой: прозрачней, что ли? Такой свежий и насыщенный ему редко где приходилось встречать — если только в горах. Чужая незнакомая сторона. Средневековье… И вместе с тем — родной, русский автомат! Несоответствие поразительное…

Кирилл аккуратно обошел постамент, не отрывая от «Калаша» глаз. Видно — автомат побывал в деле. Ствол, цевье и приклад были потертыми и слегка побитыми. Впечатление, словно он недавно вышел из боя и сейчас, довольный собой, остывал. Прихорашиваться ему ни к чему, да и незачем — свою работу он и так сделал прекрасно — что еще надо?

«Интересно, сколько народа из него завалено? — всплыла в глубине посторонняя мысль. — А впрочем, не все ли равно? Много…»

Кирилл в раздумье шел вдоль стеллажей и постаментов. На всякого рода мечи и доспехи почти не обращал внимания. Его интересовало другое. Он никак не мог взять в толк — почему ЭТО находится в подвале величественного замка, в неизвестных далях, в неведомой земле! Вот висит американская «М-16». У нее такой же вид, как у Калашникова при входе — изрядно потрепанный и самодовольный. Вот тускло чернеет торпеда. Насколько понимал Кирилл, такие парогазовые торпеды применялись еще в Первой мировой войне. Какие суда они топили? Сколько жизней унесли? Зачем эта торпеда здесь? Что с ней связано?…

Рядом с серьезным оружием лежала хоть и невзрачная, но тоже убойная мелочь. Разнообразной формы ножи, кастеты, дубинки, кистени на цепочках и кожаных ремешках звали со своих мест: «Возьми меня!.. Прикоснись!.. Я тоже умею убивать! И на мне есть кровь! Много крови!.. Взгляни!..»

Кириллу вдруг стало дурно. Казалось — со всего этого железа стекают темные густые капли. Они заполняют щели меж каменными плитами, растекаются по мрамору, собираются в лужицы. Эти лужицы тянутся к нему, хотят прилипнуть к подошвам сапог.

Крови нужен выход. Она заперта, она задыхается в подземелье, а ей хочется на солнце, на ветерок. Казалось, даже в воздух этом подвале вдруг насытился запахом парного мяса…

Внимание Кирилла привлекла тонкая блестящая нить. Нет — это струна. Она кольцом свернулась на мраморном столе. На концах струны две засаленные дощечки.

«Струна… Струна с алмазным напылением… Так называемая „пила Джигли“… Ха! Дурни-садоводы порой пользуются жалким подобием этой пилы. Нет, братцы-кролики! Это штука не для того, чтобы гнилые сучки сшибать… Это хирургический инструмент, используемый спецназом. В умелых руках человеческое бедро перерезает за десять секунд… Голову спецназ отхватывает за полторы-две секунды… Видел. Полезная вещь: и охрана дернутся не успевает, да и голову товарищам без проблем в штабе предъявишь… Не тащить же на себе труп…»

Шейла, жавшаяся к Кириллу, все время водила черным носом, принюхивалась и озиралась. Впрочем, Грей вроде как старался поддержать свою подругу и успокоить. Но это не помогало…

«Надо двигать отсюда. Что-то мне не по себе. ОНО будто живое. То еще ощущеньице!.. Ну и ну, даже и сравнить-то не с чем! Боже! Что это за место?! Прав был треклятый монах Яков — трижды прав! — оставшись за дверью. Нормальному такое тяжело вынести… Хватит уходим…»

Кирилл повернулся и решительно, ни на что не обращая внимания, направился к выходу. Было ясно — что ничего не ясно. За ним облегченно трусила Шейла. Тревога исчезла с ее добродушной морды…

— Ну что, вожак? Насмотрелся? Не ходи больше в такие места! Не ходи!.. Мы, если и убиваем, так только клыками. Другого оружия у нас нет. А вы? Вон сколько все навыдумывали! Как еще живы?

— Сам не знаю, — хмуро отозвался Кирилл. — Не я ж его делал.

— Не ты, верно. Другие… Ладно, хорошо, что ушли. Ты понял, что оно тут живое? Потрогай что-нибудь и не отделаешься, пока сам убивать не начнешь.

— Понял. — Кирилл уже догадался, что скрытое в подвале оружие и впрямь обладает непонятной ему злой волей. Возьми он из любопытства любой клинок — и все! Одолела бы жажда убийства. Не показалось ему — ох, не показалось! — что оружие взывает, просит прикоснуться.

Кирилл с шумом выдохнул, только этого еще не хватало — в маньяка превратиться!

За дверьми поджидал монах. Глаза потуплены, руки спрятаны в рукава сутаны. Кирилл молча пошел наверх. Не хотелось ни говорить с Яковом, ни пользоваться его услугами, ни даже видеть его.

Не так прост, иезуит…

«Сам разберусь, где тут что. Ну его…»

Библиотека, о которой говорил отвернутый Яков, и в самом деле оказалась в своем роде уникальной.

Располагалась она в углу замкового парка, в одном из зданий, чьи окна были наглухо заделаны тяжелыми ставнями. Книги не любят яркий свет. Все три этажа занимали длинные столы и массивные резные шкафы.

На стеллажах лежали упрятанные в деревянные тубусы свитки и — опять же деревянные — коробки. Внутри них покоились провощенные стопки пергамента.

Иные из свитков и листов были покрыты густым бисером напрочь незнакомой и непонятной вязи. Вряд ли на земле сейчас существовали такие языки. А если они когда-то и были, то исчезли так давно, что память людская не сохранила даже намека — какие народы на них говорили. Но на некоторых свитках встречались так называемые иератические письмена, которые в кругах неквалифицированных принято называть иероглифами.

Разница лишь в том, что иератика пишется скорописью. На папирусе, пергаменте или ином удобном носителе информации — например, бумаге. Иероглифы же торжественно высекаются на камне. Вот и все различие.

Наугад Кирилл раскрыл несколько тубусов и коробок. Странно — иные из них были пусты — словно ждали часа, когда в них положат содержимое. А вот в других!

Кирилл с удивлением увидел знакомые рисунки. В свое время он немного интересовался древней историей и знал, что почти все притчи, басни и поговорки имеют уходящие в глубь тысячелетий корни.

Так и есть, вот развернутая последовательность картинок — на манер, как сейчас рисуют комиксы. Сюжет всем известной басни «Квартет». Осел, козел, мартышка… Только вместо косолапого мишки был крокодил. Он дудел в составную флейту. Длинная пасть, а в ней две трубочки, вызвали у Кирилла улыбку. Следующий свиток. Война кошек и мышей — история, которую не обработал Эзоп. Вот лиса и виноград. Вместо лисы — гиена. В общем, как рисунки на Туринском эротическом папирусе, только без эротики.

«Хм, похоже на первоисточник, — задумался Кирилл. — Египтяне все поучительные истории и правила рисовали в одном месте: и сексуальные позы, в сравнении с которыми камасутра нервно курит в сторонке, и незамысловатые басенные сюжеты».

Выше этажом шли более поздние рукописи: толстые книги — так называемые гримуары, трактаты на различные темы.

Гримуары стояли в шкафах, иные лежали раскрытыми на длинном, идущем вдоль окон столе. И опять же — в шкафах иные полки тоже были пусты, будто ждали часа, когда для них найдутся подходящие книги.

Решив вернуться в библиотеку попозже и засесть в ней тогда, когда погода окончательно испортится, Кирилл вышел из здания и направился в том место, где, как говорил Яков, была собрана коллекция редкостей.

Пробыл он там недолго, вернее, совсем не пробыл. Только открыл дверь, как сразу же увидел орудие пытки — массивное жутковатого вида кресло с шипами. «Ведьмино кресло» — так, кажется, оно называется.

Одного взгляда на пыточное приспособление хватило. Кирилл аккуратно прикрыл дверь. Хватит с него и оружейной комнаты! Тем более, за «ведьминым креслом» виднелись еще какие-то уродливые пыточные приспособления. В полумраке стояли большие деревянные колеса, дыба с потемневшим железными блоками и засаленными веревками, скамьи с ремнями…

Если атмосфера в этом помещении такая же, как и в оружейной комнате, то лучше в него не заходить. Кирилл не сомневался, что все эти пыточные машины когда-то плескались в реках крови и океане страданий. А щекотать свои нервы ему совсем не хотелось. Слава Богу, он не зажрался и не пресытился простыми жизненными радостям. Нормальный человек всегда найдет, чем себя занять.

Конечно, всегда нашлась бы масса людей, которые с восторгом и интересом принялись бы все это осматривать, ощупывать и примерять на себя — раз есть такая возможность. Как раз для них пишется кровавая жуть и снимаются тупые чернушные сериалы. Просто эти люди разучились радоваться жизни — так считал Кирилл. Но они сразу бы ей обрадовались и мигом позабыли о своей никчемной дури, если бы оказались в таком вот пыточном кресле. В качестве пытуемого, разумеется…

Так что редкости Кирилла не заинтересовали.

Следующим утром Кирилл в сопровождении собак прошел в конюшню и самостоятельно взнуздал каракового жеребца. Воспоминания о том, как это правильно делать, шли из детства.

Тогда он часто видел, как седлают лошадей. В памяти запало, что недопустимо, чтобы у коня оказались натертыми бока и спина. Кирилл тщательно затянул ремни и потом проверил, как они облегают конский круп. Вроде сделано все правильно, потому что жеребец Ульв перенес облачение в лошадиные причиндалы терпеливо и спокойно.

«Ну, что тут поделаешь, раз ты такой неумеха! — говорили лиловые глаза красавца. — Ладно, научишься. Все мы когда-то жеребятами бегали…»

Кирилл решил выехать в городок, что скрывался под красными черепичными кровлями. Город первой истины — так назвал его монах Яков при первой их встрече. Кирилл хотел посмотреть, кто живет по соседству с замком.

И все увиденное очень ему не понравилось!

Нет, улицы городка сияли чистотой, на тротуарах ни соринки. Домики ухоженные, сверкают свежевымытыми стеклами. И кладка стен тоже казалось чисто вымытой. Все это радовало глаз. Это так. Но вот населяющие городок жители…

Никогда Кирилл не видел столь безрадостных лиц! Редкие встречные прохожие упорно избегали его взгляда и продолжали пристально смотреть себе под ноги. Казалось, весь город пребывает в тоске.

Конечно, у людей случаются беды. Но не у всех же сразу! И переносят они их по-разному! Кто-то бурно выражает эмоции, кто-то замыкается. Кто-то хочет поделиться и рассказать о своих горестях первому встречному, кто-то прячется от остального мира.

В этом же городке те немногочисленные прохожие, которых он увидел, вели себя более чем странно. Они старались прижаться к стенам домов, при виде жеребца в глазах их плескался испуг. Они бросали быстрые, косые взгляды на Кирилла и упорно опускали глаза долу. А на вежливое приветствие или ничего не значащий вопрос отвечали коротко и односложно.

Кирилл заметил, что, увидев его, большинство прохожих старались побыстрей юркнуть в ближайшей переулок.

Причем Кирилл уже не удивлялся тому, что одеты они все были чрезвычайно разномастно. Встречались и относительно современные фасоны. Даже несколько раз он видел людей в тертых джинсах. И тут же некоторые горожане были одеты в нечто весьма древнее. Женщины в строгих платьях викторианской эпохи и в цветастом ситце. Попадались мужчины камзолах и фраках.

Впечатление такое, что Кирилл угодил на какой-то мрачный маскарад. И веселье на этом празднике — табу.

Это разнообразие наводило на некоторое размышление. Кирилл начинал кое о чем догадываться, но упорно отгонял скверные мысли.

Он ехал на караковом, как герой какого-нибудь вестерна. В незамысловатых сюжетах этих фильмов жители маленького городка тоже прячутся, стоит только на главной — и единственной — улице появиться герою-злодею.

Не хватало только, чтоб на середину дороги вдруг вышел бравый шериф и завалил Кирилла из детища полковника Кольта. Уравнял, так сказать, в правах. Тем более и ответить шерифу нечем. Кирилл безоружен. Но никто на встречу не выходил. В городке стояла тишина и окружала Кирилла пустота.

Он заметил, что нигде не видно ни лошадей, ни собак, ни кошек. Не пели птицы.

Жители могли бы проявить элементарное любопытство при виде двух собак, бегущих рядом с караковым жеребцом. Но нет!

Всем им было глубоко безразличны и собаки, и копь. И Кирилл в том числе.

Он обратил внимание, что Шейла и Грей вели себя по-разному, когда им навстречу попадался кто-нибудь из жителей.

На некоторых собаки вообще не обращали внимания. Ну, идет себе человек, пусть идет. А вот на других…

Сначала или Шейла, или Грей — а порой и оба сразу — начинали водить поверху носами, глубоко и часто дыша. Принюхивались. Потом глаза их загорались бешенством. У ротвейлера они начинали пугающе пламенеть — как рубины на ошейнике Шейлы. А у кавказской овчарки закипало глухое утробное рычание. Ничего не понимающему Кириллу стоило большого труда их успокоить.

Чтобы не нажить лишних — да и никчемных — неприятностей, он решил как можно быстрее убраться из этого мрачного городка. Кирилл даже не заглянул ни в одно из питейных заведений. Они изредка встречались на центральной — как он понял — улице.

Ему было любопытно взглянуть, какие напитки пьют здесь люди, как они общаются между собой. Он и сам бы не отказался от кружки-другой настоящего — не бутылочного, а уж тем более не баночного! — пива.

Но нет. Немного побыв в этом городке, Кирилл осознал, что, войдя в пивную и побыв в ней несколько минут, он окажется в гордом одиночестве: пьющие растворятся, а из собутыльников останутся лишь две собаки. Это было бы неприятно и скучно.

Впрочем, пьяные ему не встречались. Наверное, люди тут умеют пить. А может, хмель их не берет.

Так что в городок надо ходить пешим и без собак. Эта мысль пришла Кириллу в голову, когда на следующий день он отправился в горы.

Стоя на крепостной стене, он присмотрел одну довольно удобную — как ему показалось снизу — гору. Кажется, восхождение на нее не сулило особых сложностей. Тем более до горы вела дорога, и Кириллу казалось, что она не обрывается у подошвы, а идет дальше — на пологую, поросшую лесом вершину.

Кирилл почти угадал. Дорога была. На самый верх он, конечно, не доехал, но и увиденного оказалось более чем достаточно. Долина вся как на ладони раскинулась перед ним, стоило только подняться до середины горы.

Оказалось, что долина не замкнута горными хребтами. В них виднелись проходы, узкие ущелья. А вдали, на морском побережье, горы и вовсе отступал от воды.

Так что земля эта оказалось совсем не изолирована от остального мира, как он считал раньше.

«Хорошо бы спросить у Якова, что находится за горами, да вот только чувствую, что не ответит. Сдается мне, что этот вопрос из разряда запретных».

Последнее время Кирилл уже никуда не брал с собой монаха и ни за чем к нему не обращался. Пусть занимается своими делами. Без него лучше. Скажите на милость, кому охота все время видеть возле себя тусклую невыразительную физиономию?

Впрочем, ожидая возвращения рыцаря — лорда Абигора, особо скучать не приходилось. Любознательный человек всегда найдет занятие по душе…

В один из погожих солнечных дней Кирилл весьма развлекла Шейла. Собака с утра где-то пропадала, а когда, наконец, появилась, Кирилл поразился произошедшей с ней переменой.

Шейла подбежала, возбужденно дыша. Глаза собаки светились радостным огоньком, а пушистый хвост нещадно молотил по отъевшимся бокам.

Тут кавказская овчарка стала упитанна и кругла. Вот что значит ежедневно получать такое количество мяса, которое можно проглотить без опаски за жизнь.

Шейла чуть ли не приплясывала от восторга.

— Вожак, пойдем скорей! Грей хочет показать мне свою одежду! Он говорит, что у него есть такие ошейники, поводки и собачьи сбруйки, каких ни у одного пса никогда не будет! Этот ошейник, над которым ты все время насмехаешься, оттуда! — Шейла подбоченилась и повернулась боком, давая возможность еще раз полюбоваться на рубиновую красу. — И Грей говорит, что в его нарядах есть ошейники еще красивей! Может, он подарит еще один? Тогда, когда мы будем ходить на прогулки, так все собаки, глядя на меня, лопнут от зависти. И тебе будет приятно, что рядом идет красивая и нарядная собака.

«Болтушка, — мысленно улыбнулся Кирилл. — Однако быстро она речь освоила. Вон, выпалила все одним махом и даже не запнулась! Так, чего доброго, и грамоту освоит. Различают же собаки цифры, да и считать умеют».

Впрочем, лучше особых поблажек ей не давать. Пусть заслужит.

— Нарядная, говоришь?.. — Кирилл скептически посмотрел на рубиновый ошейник. — Видишь ли, милая Шейла, есть такое правило: цвета должны сочетаться. Вот эти рубины прекрасно подходят к черному окрасу Грея. Красный и черный цвета хорошо дополняют друг друга. При возможности обрати внимание на это, в общем-то, траурное сочетание. А вот к твоей морде и бурому подшерстку красные камни совсем не идут. Тебе более подошли бы… — Кирилл замялся, соображая и вспоминая цветовую палитру, — ну скажем, топазы. Или аквамарины. В общем, что-нибудь спокойное. Голубых или зеленых тонов. Ну ладно, — Кирилл поднялся и отложил тяжелый фолиант, который взял в библиотеке, — пойдем, откликнемся на любезное приглашение господина Грея.

Гардероб Грея располагался в дальнем углу замка, в одной из маленьких башенок. Толкнув грудью массивную дубовую дверь, ротвейлер гордо прошествовал вперед. Грациозно — насколько это возможно для бойцовой собаки — он остановился посреди просторного зала и гордо выпятил грудь.

Да-а… Действительно, в собачьей костюмерной (так Кирилл сразу же окрестил гардероб) было и интересно, и занятно, и… и весело.

Одну из стен украшали ошейники, усыпанные всевозможными драгоценными, полудрагоценными и просто поделочными камнями. Они играли, переливались радужными цветами даже в полумраке. Рядом с ошейниками висели всевозможные собачьи сбруи и шлейки. Они сверкали золотыми, серебряными и просто металлическими пряжками. Все это добро было аккуратно развешано на низко прибитых кронштейнах и подставках в рост собаки.

Далее Кирилл увидел висевшие в ряд собачьи попонки. От холода, от дождя, от снега. Висели собачьи костюмы: тут и фраки с белоснежными манишками и повседневная холщовая одежа — носиться по кустам и собирать репейники.

Стояла собачья обувь, чтобы ходить по льду и острому — так неприятно режущему лапы! — насту.

В следующем помещении находились защитные и боевые облачения. Те же ошейники — но с шипами. Такие же ошипованные пояса, чем-то схожие с поясами тяжелоатлетов, и браслеты на лапы.

Висели нагрудники и безрукавки с приклепанными на них металлическими пластинами. Рядом тускло светились тончайшего и грубого плетения собачьи кольчужные рубахи с широкими и узкими воротами… Враг никогда их не прорвет, а стремительности движений гибкое плетение ничуть не мешает. Если, конечно, поносить немного и привыкнуть.

В глубине стояли блестящие и вороненые латы. Тоже собачьи. Шлемы боевых нарядов украшали длинные цветастые перья.

Кирилл раскрыл рот.

«Не зря сходил! Ой, не зря! Конечно, видел я и чучела боевых собак, что выдрессированы подрывать танки, и собаку-санитара с сумкой, на которой нарисован красный крест. Опять же — одетые собачки на улицах и на выставках сплошь и рядом встречаются. Но сдается, господин Грей всех псовых за пояс заткнул. Молодец!»

— А костюма химзащиты у вас нет? — на полном серьезе спросил Кирилл.

Грей озадаченно мотнул лобастой башкой. Потом, видимо что-то сообразив, недоуменно глянул на Кирилла и раскрыл пасть. Зубы были по возможности прикрыты губами. Пес улыбался.

— Нет! — гулко рявкнул ротвейлер. — Но будет!

Это были первые слова, что Кирилл услышал от пса. До этой поры Грей предпочитал молчать и изъясняться, если можно так выразится, мимикой. Дальше начался увлекательный диалог меж Шейлой и Греем. Кирилл искренне наслаждался. Еще бы! Не каждый сподобится такое услышать!

— Ну, как? — гавкнул Грей. — Нравится?

— Еще бы! — с восторгом отозвалась Шейла. — Я представляю тебя в этих блестящих латах, на которых светит солнце! На нашем кургане ты стал бы знаменитым вожаком.

— Курган? Что это за место? Кажется — это название мне знакомо. И вроде бы я там когда-то бывал. Что-то смутно припоминается… — Ротвейлер склонил голову к полу, потом тихо добавил: — Нет, не вспомнить…

— А ты их часто надеваешь?

Грей качнул головой на тяжелую боевую кольчугу.

— Вы не думайте, что все это просто так тут пылится! Я сопровождал моего лорда в этой броне. Нам надо было выяснить, какие такие нехорошие дела творятся в одном месте. Но тут неожиданно появился ты — Кирилл, и ты — Шейла. И мой лорд приказал сопровождать тебя в замок, а в дальнейшем присматривать за вами. Поэтому мне не удалось испытать прочность этой брони.

— Наверно, в ней ты был восхитителен? — Шейла с восторгом глядела на Грея. Слабо сердце женщины…

— Не знаю. — Польщенный ротвейлер мотнул головой на ошейники: — Выбирай, что тебе нравится.

Шейла с мольбой смотрела на Кирилла. Тому только и оставалось, что махнуть рукой. Мол, делай как хочешь: тебе носить, препятствовать не буду.

Из гардеробной Шейла возвращалась с гордо поднятой головой. На ней красовался еще один ошейник, усыпанный, по всей видимости, изумрудами. Собака красовалась в расшитой серебряной канителью жилетке: тоже подарок. Кирилл шел сзади и не мог удержаться от улыбки — рот сам собой разъезжался…

На следующий день, около полудня, на главной башне рявкнули пушки. Дым повисел в небе и растаял легким облачком. Выскочивший на площадь Кирилл понял причину переполоха. Это вернулся хозяин — лорд Абигор.

Откуда-то вдруг появился народ. Всюду сновали ливрейные лакеи. А ведь Кирилл, бродя по замку, никого не видел. Где они все скрывались? Загадка. Меж зубцов башни он заметил несколько человек в блестящих латах. Вновь громыхнули башенные пушки. Густой клуб дыма заволок зубцы.

Через несколько минут в замок на неторопливо идущим вороном жеребце Селоне въехал лорд Абигор. Грей, нетерпеливо приплясывающий рядом с Шейлой, бросился к хозяину.

И лорд, и его дивный конь выглядели устало. Плащ рыцаря был прожжен в нескольких местах. Пропалины явно не от костра, слишком уж ровные края — будто ножницами вырезаны. Высокие сапоги серы от дорожной пыли. Страусиное перо на шляпе — обломано. На боках жеребца виднелись белые разводы — видимо, от засохшей пены.

«Наверно, в стычке лорд побывал, — решил Кирилл. — Значит, и тут заварушки есть. А ведь казалось, такое тихое и благостное место. Живи да радуйся. Надо же…»

Лорд Абигор выглядело задумчиво. Соскочив с коня, бросил поводья подбежавшему лакею и неторопливо пошел к крыльцу главной башни.

Заметив Кирилла, который все так же щеголял в клетчатом килте, лорд устало улыбнулся и приложил два пальца к полям шляпы.

— Кирилл! Приветствую вас! Рад вас видеть! Как вы тут освоились?

Кирилл подошел. Лорд Абигор положил на его плечо затянутую в кожаную перчатку руку и, приветствуя, легонько похлопал.

Кирилл не знал, как себя вести, поэтому просто почтительно склонил голову. Еще при первой встрече он понял, что лорд Абигор — властитель этих земель — незаурядный человек. Он достоин большого уважения.

— Здравствуйте, лорд. Спасибо, я хорошо устроился. У вас замечательный замок. А как вы?

— Благодарю. Я неплох. Но простите, Кирилл, я несколько утомлен, пришлось потрудиться, знаете ли… Давайте сделаем так: чуть ближе к вечеру я приглашаю вас к себе на обед. Устрою я его наверху, в этой башне. Оттуда открывается превосходный вид на долину. На самый верх подниматься не станем. У нас будет еще один гость, а он не жалует высоты. Нам найдется, о чем побеседовать. Предполагаю, что предстоящий разговор прояснит многие, до сей поры непонятные вам вещи. По вашим глазам вижу, что у вас скопилось немало вопросов. Хорошо?

— Я с удовольствием воспользуюсь вам любезным предложением, лорд. — Кирилл поклонился.

Ближе к вечеру, когда до заката оставалось еще немало времени, Кирилл, в сопровождении Шейлы, поднялся по широким ступеням на третий ярус главной башни.

Там, в большом зале, занимавшем почти весь этаж, должен был пройти обед или ранний ужин.

Лорд Абигор сидел за большим круглым столом, стоящим по центру зала. Увидев Кирилла, хозяин встал и сделал навстречу гостям несколько шагов.

Как и при первой встрече, он был одет в бархатный средневековый наряд. Черные волосы, черный камзол — а глаза голубые. Кирилл снова поразился играющим в них золотым искоркам.

Накрытый стол поражал изобилием яств. Лучи солнца переливались в благородном тончайшем фарфоре. Тускло светило столовое серебро. Хрустальные кубки и графины искрились. На белоснежной скатерти приборы выглядели внушительно и весело. Они манили и располагали к трапезе и неспешной беседе. Вечер обещал быть интересным.

Из больших застекленных бойниц или, скорее, стрельчатых окон на долину открывался чудесный вид. Пылающее закатное солнце перекликалось с красно-желтым цветом опавшей листвы. Земля казалась залитой рыжим — высшей пробы — червонным золотом.

Стены зала выглядели примечательно. На них висели потемневшие от времени гобелены, холодное оружие и головы никогда не виданных Кириллом зверей. Впрочем, встречались и знакомые. По иллюстрациям в книгах.

Вот бычья голова с острыми, длинными и чуть изогнутыми рогами. Она принадлежала туру — дивному лесному быку, которого давно выбили люди. А вот голова тигра. Судя по полуаршинным клыкам — большая саблезубая кошка смилодон. Считается, что вымерла десять тысяч лет назад. Хотя кто знает? Может, зверь до сих нор скрывается в непроходимых лесах Южной Америки и джунглях Африки?

«Ну и клыки! — содрогнулся Кирилл. — Не думал, что в реальности они выглядят так устрашающе!»

Дальше шли головы уж вовсе невиданных чудовищ. Все сплошь и рядом увенчанные шипами и костяными пластинами. То ли драконы, то ли давно вымершие доисторические ящеры.

У камина, в котором жарко полыхали дрова, грелся сонный Грей. Услышав звук шагов, пес поднял голову, довольно проурчал и бросился навстречу гостям.

По случаю приема пес облачился в строгий вечерний костюм. Белая манишка в сочетании с белоснежными манжетами, выглядывающими из рукавов смокинга (кажется, так назывался этот наряд), смотрелись на толстеньком ротвейлере весьма забавно.

Поприветствовав Кирилла обрубочком хвоста, Грей сразу же перенес все свое внимание на Шейлу. Та, в новом расписном жилете и изумрудном ошейнике, выглядела настоящей светской дамой. Важной и чопорной.

Грей повел чинную Шейлу к камину. На рыже-полосатой тигриной шкуре должно хватить места всем.

Глядя на собак, лорд Абигор улыбнулся. Ничего не сказав, рыцарь покачал головой. Мол, они как дети малые.

— Усаживайтесь, Кирилл! Располагайтесь! — Голос лорда отражался от дальних стен зала. — Вы не против, если мы еще немного подождем нашего гостя? — Хозяин взглянул на большие напольные часы в дальнем углу. — Он должен прибыть в замок с минуты на минуту. Этот господин пунктуален. Видите ли, Кирилл. Весть о вашем столь необычном появлении здесь заинтересовала многих. Ваше прибытие ломает все устои и правила. Такое случается крайне редко. Можно сказать, что до вас было всего лишь несколько случаев подобного рода. И тот, кто сейчас скоро здесь будет, уверил меня, что уже видел вас. Правда, в несколько ином месте и при других обстоятельствах. Итак, ждем нашего гостя? Не будем без него начинать?

— Разумеется, лорд. — Кирилл был заинтригован не на шутку. — Вы могли бы и не спрашивать. Вы здесь хозяин — следовательно, решать вам. И, конечно, я ничего не имею против вашего предложения.

— Я рад.

С этими словам рыцарь подошел к окну выходящему на долину и пристально вгляделся вдаль.

— Кирилл, — не поворачиваясь, спросил лорд, — а вас не поразили некоторые, скажем так, странности, что вы увидели здесь? Или некоторые несоответствия привычному — тому, что вы знали до сей поры?

Кирилл задумался. Странности этого места поражали его до сих пор.

— Да, лорд. То, что я здесь вижу — поразительно. Не знаю, что это за земля. Пока даже не могу предположить, где я. Но все, что случилось со мной — сказка. Странностей хватает, лорд. Даже взять, например, столь любезно предоставленного мне слугу — монаха Якова. В первый раз, когда я его увидел, он имел вид бледного, постоянно чего-то боящегося человека. Спустя несколько дней он изменился. Мне показалось, что нечто тяжкое, что над ним довлело и не давало спокойно жить, вдруг исчезло. Такое впечатление, что он внезапно выздоровел.

Лорд резко обернулся. Глаза его сверкнули. Из веселых, голубых они вдруг стали темными — грозовыми. Лицо рыцаря омрачилось. Будто бы его неожиданно посетила неприятная мысль.

— Яков? — Лорд усмехнулся краешком губ. — Ну что же, дайте срок, и вы узнаете, кто такой монах Яков и отчего он переменился в несколько дней. Но это потом: всему свое время, торопить события не следует. Особенно в вашем случае. Понимание само придет к вам. Так лучше. Хоть психика у вас и устойчивая, но не к чему лишний раз искушать ее. Скажу вам, Кирилл, одну вещь. Мне известно, как смело и достойно вы вели себя в первую ночь. Хвала вам. Грей сообщил мне о вашем поведении.

Кирилл недоуменно смотрел на хозяина. О первой ночи, проведенной в замке, он ничего не помнил. Вид его растерянных глаз не ускользнул от внимания лорда.

— Вы ничего не помните? Тем лучше.

Рыцарь взглянул на развалившихся у камина собак. Грей уже сопел, а Шейла лениво щурила глаза и потягивалась.

Впрочем, как только она почувствовала на себе взгляд лорда, то сразу насторожилась и насторожено посмотрела на Кирилла.

«Все в порядке? Тебя не обижают? А когда начнем есть? Мне, например, нравится вон тот чудный прожаренный окорок. Чур, косточку от него ты отдашь мне!»

— Нет, лорд. Ничего не помню, — с сожалением ответил Кирилл. — Вот только гул всю ночь в ушах стоял, позвякиванье цепей, двери хлопали, шаги неожиданно раздавались. Думаю, мне это все снилось.

— Понятно, Кирилл. Хватит. — Лорд сделал рукой отстраняющий жест. Будто закрывал Кириллу рот. — Не думайте, это не праздный вопрос. Когда вы вспомните, что видели, то многое поймете. Возможно — постигнете все и сразу. А объяснения без пришедшего знания мало чем помогут.

— Вы весьма заинтересовали меня, лорд, — улыбнулся Кирилл. — Я постараюсь обязательно вспомнить, что же такое необычное я видел. Хотя, честно скажу, тут все необычно. И у меня уже притупилось чувство удивления. Мне кажется, что меня уже ничто, никогда больше не поразит и не удивит. К тому же, мне и раньше доводилось сталкиваться со странными вещами.

— Ошибаетесь, Кирилл, — серьезно ответил хозяин. — Жизнь для того и создана, чтобы ей удивляться и поражаться. У вас еще все впереди. В человеке изначально заложена тяга к познанию и радость от знакомства с необычным. А познанию предшествует удивление. Кстати, мне известно о роде ваших предыдущих занятий, и я догадываюсь, что поразить чем-либо необычным вас сложно. Но прошу вас, как-нибудь изыщите несколько дней и исследуйте мою библиотеку. Я укажу, с чего вам следует начать, и уверяю — вы найдете ответы на многие вопросы, которые до сей поры остаются для вас загадкой.

Пока Кирилл обмозговывал эту сентенцию и интересное предложение, лорд распахнул окно.

По залу прошла волна свежего осеннего воздуха. Собаки недовольно подняли головы. Грей спросонья даже пробурчал нечто невразумительное. Но за сегодняшний вечер Кирилл не слышал, чтоб псы говорили. Даже мысленно к нему не обращались. И опять же — это тоже было немного странно.

А лорд Абигор вгляделся вдаль. Оглянувшись, улыбнулся.

— Ну вот. Наш гость не заставляет себя ждать. Уверяю вас, он войдет в этот зал с боем часов. Не хотите ли взглянуть на его прибытие? — Хозяин несколько лукаво смотрел на Кирилла. — Думаю, зрелище будет презанятное и стоит того, чтобы его видеть. Гость всегда старается меня — да и не только меня, а, наверное, всех с кем знается, чем-нибудь эпатировать. Впрочем, — тут лорд взглянул на неизменный шотландский костюм, в который был облачен Кирилл, — я думаю, ему весьма понравится ваш наряд. Предполагаю, что он как-нибудь последует вашему примеру. Кажется, такой костюм наш гость еще не носил.

Кирилл внутренне перевел дыхание. Дело в том, что он долго размышлял, что бы такое одеть к обеду? Строгий костюм — банально. Что-то иное, что соответствовало бы эпохе и камзолу хозяина? Но надо еще привыкнуть к новой одежде. Да и не представлял он себя в штанах с буфами. А с килтом Кирилл за эти дни сросся. И, в конце концов, этот наряд не так уж и плох!

«Пойду, как привык, — решил он. — В самом-то деле! Не в свитере же и штанах с карманами идти? Чай, не гопник! А шотландская одежда хороша. И я знаю, что даже на очень важных приемах горцы не стесняются ходить в килте…»

Кирилл подошел к окну. Вдыхал свежий воздух и вглядывался вдаль.

Там, в долине, на дороге по которой он недавно ездил в горы, вился и неторопливо оседал желто-красный шлейф осенней листвы. Казалось, его поднял вихрь.

Шлейф стремительно приближался к замку.

Вскоре Кирилл разглядел странное виденье — этот рыжий шлейф тянулся за маленькой каретой, мчащейся, если можно так выразиться, на всех парах.

Карета сверкала в солнечных лучах зеленоватым цветом и разбрызгивала вокруг себя нестерпимый для глаз блеск золотых искр. Как догадался Кирилл — от чистейших стекол.

Маленькие пони, запряженные цугом, вытянув вперед головы, во весь опор несли карету к воротам замка.

Впереди запряжки бежали нарядные скороходы. В руках они держали древки с плескавшимися по ветру вымпелами. Что на них изображено, Кирилл разобрать не смог — далеко.

Невысоко над каретой кружили два больших черных ворона.

Они по очереди пикировали на крышу: то почти касаясь ее изящных завитков, то резко взмывая ввысь.

На башне, к воротам которой неслась карета, гулко рявкнули пушки. Звук выстрела прокатился внутри замка продолжительным эхом.

Шейла подбежала к окну. Взбудораженная переполохом собака, встав на задние лапы, пристроилась рядом с Кириллом. Она вытянула шею и зорким взглядом смотрела на происходящее.

Овчарка втянула воздух, чуть рыкнула, и шерсть на ее загривке поднялась дыбом.

Вскоре на каменную площадь, вслед за выскочившими из ворот нарядными скороходами, выехала маленькая карета.

Окрашенная в ярко-изумрудный цвет, она сияла стеклами окон и причудливыми золотыми завитушками. Ее высокие обитые железными полосами колеса грохотали так, что казалось, будто карета разваливается на ходу.

Упряжь состояла из шотландских пони. В корне запряжены большие белые коньки. Два посередине — белые в черных яблоках. На спине одного из них сидел малюсенький чем-то схожий с мартышкой форейтор в изумрудного цвета наряде и треуголке. Треуголку украшали длинные, чуть ли не до земли, перья. Подбадривая упряжь, форейтор оглашал воздух дикими воплями.

«Йе-е!.. Йе-е!..» — неслось из-под перьев. Впереди бежали два конька-карлика вороной масти.

Унизанная бубенчиками упряжь пони издавала мелодичный перезвон. На запятках кареты стояли два маленьких лакея. Нестерпимые для глаз ливреи их выглядели подстать упряжи и карете: изумрудно-бархатные, сиявшие золотыми галунами и тоже расшитые позванивающими бубенчиками. На затянутых в белые чулки ногах лакеев сверкали черные лакированные штиблеты.

Из-под железных ободьев летели искры. Пони, резвясь, мчались к крыльцу главной башни.

Карета как вкопанная остановилась прямо перед входом, что делало честь искусству форейтора.

Блестящие скороходы — близнецы лакеев на запятках — добежав до крыльца и встав на одно колено, почтительно опустили древки вымпелов.

Ткань развернулась, и Кирилл увидел, что на них изображен дракон, держащий в клыкастой пасти черный круг с лучами — солнце.

На крышу кареты с карканьем уселись вороны.

Ливрейные лакеи проворно соскочили с запяток и, распахнув дверцы кареты, быстро опустили крытые бархатом ступеньки. Наступила звенящая тишина…