Пекло

ГЛАВА 7 У волхва Хранибора

По другую сторону Радужного Пути, в вендском лесу, к избе волхва Хранибора двигалось удивительное шествие.

Впереди, важно задрав голову и твердо впечатывая клюку в дерн, вышагивал леший Дубыня.

За ним, оглашая лес жалобным ревом, косолапили два бера: мать и годовалый подросток пестун.

На вытянутых передних лапах мать осторожно держала бесчувственного человека. Мужчину, в необычной для Альтиде одежде.

Около беров, громко взлаивая, вился неизвестный волхву зверь.

Хранибор поначалу решил, что это волк. Уж очень он походил на лесных разбойников.

Но нет: могучий зверь больше любого крупного волка; безухий; пушистый хвост, в отличие от волчьего, загнут кольцом. И дикие волки не носят украшений, а сильную шею этого диковинного зверя охватывал широки!*}, усыпанный багровыми самоцветами ошейник.

Он бегал вокруг беров, помахивал мохнатым хвостом, припадал к земле, шумел, понукал их и даже пытался тяпнуть пестуна за мохнатые ляжки.

Беры недобро косились, но отогнать досадную помеху не пытались: мать несла мужчину — ее лапы заняты, а пестун к ней робко жался — незнакомый зверь его пугал. Детёныш еще! Мал.

Впрочем, зверь не просто так шумел. Хранибор увидел, что он выбирает берам путь: увидя вылезший из-под дерна корень, зверь становился над ним и несколько раз коротко взлаивал. Обозначал: мол, тут осторожней, не запнитесь, косолапые.

Когда беры проходили опасное место, зверь снова выбегал вперед и вертел головой отыскивая, только ему видимые бугры и ямки.

Видя такую небывальщину, Хранибор развеселился.

«Экий Дубыня выдумщик! Лесных хозяев ношей загрузил… А ведь старается, бережно несет. Ну да леший умеет со зверьми ладить. Все, что ни попросит, сделают. Ну и ну!»

Позади шли две девушки. Одну из них, рыжеволосую русалку Ярину, волхв давно знал. А вот другую… Белокурую девушку с большими темными глазами он видел впервые. «Кто же она? — обожгла мысль. — Неужто?»

— Доброго дня тебе, Хранибор! — издалека крикнула Ярина.

— И тебе доброго, Яринка! Поздорову ли живешь?

— Поздорову, Хранибор! Поздорову! Спасибо! — улыбалась Ярина. — Принимай гостей! Радость у нас нежданная, Хранибор. Это Снежана. — Русалка повела рукой на незнакомую девушку. — А беров погоняет Шейла, она псица, собака.

Услышав свое имя и, видимо, решив, что все сделано как нельзя лучше и ее помощь Дубыне уже не нужна, Шейла пару раз гавкнула для острастки. Затем пристроилась рядом со Снежаной и зашагала степенным шагом.

Хранибор и леший уже виделись этим утром, и поэтому приветствовать друг друга не стали.

Дубыня повел бронью, цыкнул языком и указал клюкой на тень от сосны, что росла рядом с избой волхва.

Мать положила человека на землю и с видимым облегчением стала на передние лапы. Пестун, жалобно попискивая, прижался к ней.

Что ж, Дубыня не стал дальше изнурять безобидных зверей. Беры отлично справились. Леший что-то тихо шепнул матери на ухо и похлопал по лобастой башке малыша.

Звери с радостным ревом бросились в лес.

Дубыня молча стоял над человеком. Пусть Хранибор и Ярина поговорят. Пусть волхв познакомится со Снежа-ной и Шейлой. Он подождет. Леший положил диковинного вида заплечную суму Кирилла на землю и перевел дух. Тяжелая, чувствуется, что в ней лежит что-то твердое и угловатое, будто ящик.

Одной рукой Снежана теребила кисточку плетеного пояса, а другую положила на загривок Шейлы. Они на удивление быстро сдружились. Видимо, их действительно что-то связывало раньше. По пути к волхву псица просто разрывалась меж охраной своего драгоценного вожака, которого нес этот неуклюжий бер, и Снежаной.

Волхв выжидательно смотрел на гостей.

— Хранибор! — улыбнулась Ярина. — Не смотри на нас так пристально. Не смутимся! Сам понимаешь, мы не люди! Снежана ночью появилась. Она наша новая подруга. Русава к морю плавала, ее в реке увидела и к нам привела. И псицу Шейлу она нашла, и вот… — Ярина кивнула на человека, — его. Он плох, только и смог свое имя назвать. Его Кирилл зовут. Он из другого мира. Он и псица. Еще она себя называет собакой.

— Сколько всего сразу… — волхв, покачивая головой, с любопытством смотрел на собаку. Потом перевел взгляд на Снежану, и его серые глаза потемнели.

Хранибор знал, как появляются русалки. Они утопленницы. Нечасто утопшая девушка обращается в берегиню. Нечасто… На то воля богов…

— Волхв, — мягким голосом сказала Ярина, — мы потом поговорим и получше узнаем друг друга. Нам есть о чем побеседовать. А сейчас у нас к тебе просьба. — Русалка указала на мужчину, что недвижно и безмолвно лежал под сосной: — Помоги ему.

Русалка стала на колени рядом с Кириллом и откинула с его мокрого лба прядь волос. Коснулась его бледного лица:

— Жара нет. Хорошо… Помоги, волхв.

Хранибор кивнул. Он знал, за каким делом к нему пришли. Леший Дубыня еще утром предупредил, что произошло нечто необычное. Времени на пояснения не было, и леший убежал дальше: мол, важное дело и не терпит отлагательств.

Хранибор склонился над человеком, закатал ему штанину и размотал наложенные русалками повязки.

Слой за слоем он снимал пласты бурого болотного мха.

Ярина облегченно вздохнула. Сейчас рана не выглядела такой страшной, как поутру. Исчезла окаймляющая колено чернота, спала опухоль. Средство, подсказанное собакой Шейлой, помогло замечательно. Болотный мох и слюна псицы победили болотную трясуницу.

Рыжеволосая русалка не удержалась и еще раз провела рукой по лбу Кирилла. Отчего-то — она сама не могла понять почему — ей было приятно это делать.

И тут Шейла вздрогнула. Собака почувствовала, что до того ласковая рука Снежаны вдруг неприятно сдавила складку за ее ухом.

Шейла подняла голову. Темные глаза Снежаны смотрели на Ярину и Кирилла спокойно и вроде дружелюбно. Но собака ощутила, что творится что-то неладное: пальцы, до того ласковые и теплые, внезапно показались недобрыми и чужими. Шейла это хорошо почувствовала. Собака освободила голову: поглаживания Снежаны вдруг стали ей неприятны.

Хранибор проворными пальцами щупал колено Кирилла. Казалось, он выбивает ими замысловатую дробь.

Псица подошла к волхву. Посмотрев, что он делает, она вдруг раскрыла пасть и внятным — правда несколько глуховатым голосом — произнесла:

— Ты поможешь вожаку? Вылечишь?

Волхв — хоть и был предупрежден Дубыней о том, что псица Шейла может изъясняться по-людски — приподнял густые брови. Но больше ничем своего удивления не высказал. Ну что же, если потомок Семаргла умеет говорить — это замечательно.

— Не тревожься, Шейла. Я ему помогу. Такие раны я видел и умею лечить. Все будет хорошо… Для этого придется разрезать кожу тут, — он описал на колене Кирилла полукруг, показывая, где собирается резать. — Потом можно добраться до косточки на колене и вправить сломанную часть. Это несложно. Не переживай, чудная псица! Потом он даже хромать не будет, нога заживет. Сейчас…

Хранибор встал и ненадолго пропал в избе. Надо кое-что достать со дна заветного сундучка. В нем лежат необходимые в лекарском деле травы. Ими можно пользовать и животных, и людей. Особенно людей.

Под руки волхву попался сверток. В нем корень апрамеи, страшного, небывалого, невиданного в этом мире растения. Даже сквозь плотную холстину пробивался его непривычный приторный запах. Когда-то с помощью этого корня его друг — дружинник Велислав — справился с нашествием дикарей-бруктеров.

Хранибор добрался до дна укладки. Густой запах сушеных трав бил ему в ноздри. Но травы сейчас не нужны, они не помогут Кириллу.

Вскоре волхв вышел обратно. В руках он держал небольшую кожаную сумку и большой кусок беленого холста. Расстелив его возле Кирилла, волхв неспешно раскрыл сумку и — опять же неторопливо — принялся извлекать из нее различного вида ножи и ножнички; замысловато изогнутые щипцы и маленькие щипчики; пилочки, крючки, ножнички и иные любопытные предметы.

Ко всем этому поблескивающему золотистой бронзой добру Хранибор добавил маленький стеклянный светильник.

— Пустой… — пробормотал волхв. — Наполнить надо. Ярина, на полке маленькая склянка стоит…

Хранибор не договорил. Русалка метнулась в избу и тут же выскочила обратно. В руке она держала небольшую склянку темного зеленого стекла.

— Эта?

— Она самая. В ней водка наикрепчайшая.

Вид блестящих лекарских приспособлений навевал на русалок уныние. Леший морщился — слишком уж эти мелкие ножички походили на большое оружие охотников.

Хранибор это заметил.

— Вы, девушки, в избе переждите. Лишние глаза тут пи к чему. Я недолго. И часа не пройдет, как болящего исцелю. Ты, Дубыня, останься. Помогать будешь, мало ли что…

Русалки поспешили в избу.

Хранибор раскупорил склянку и наполнил светильник прозрачной жидкостью. В воздухе тонко запахло водкой.

Стукнув кресалом о кремень, Хранибор запалил фитиль.

— А это зачем? — Дубыня приподнял бровь.

— Водкой протру инструментарий, а потом на огне прокалю. Тогда ни трясунице, ни иным хворям, что Морана насылает, хода не будет.

— Инструментарий?

— Да. Инструментарий… инструмент… В Руме так лекарские и иные приспособления называют. Тамошние лекари хорошо врачуют. Много от них чего полезного взял. Раны же прижигают, верно? Когда рану прижжешь, она не загноится. — Говоря все это, волхв споро протирал кожу вокруг раны: — Мне доводилось раненых воинов врачевать. Дело знакомое… Потом рану нитками затянем. Поможешь края сжимать…

Дубыня молча выставил на холстину расписную бадеечку.

— Вот, Хранибор. Я тебе еще не говорил. Это настой перетертого чудодейственного корня. Сегодня ночью им уже пользовали Кирилла. У него еще голова была разбита. Видишь шрам на лбу? Это остаток раны. Почти не видно. Это все этот настой сделал! Только ногу я лечить не стал, не знаю как…

— Хорошо, — улыбнулся волхв, — затягивать нитями не будем…

Вскоре, как и сулил Хранибор, лечение подошло к концу. Дубыня смазал надрез чудодейственным снадобьем. Так же, как и ночью, оно на глазах всосалось, и скоро на колене розовел лишь тонкий шрам.

Причем этим же настоем Хранибор соединял разорванные мышцы. Разрывов было мало, растяжки в основном. Но это как раз плохо. То, что растянулось, еще долго будет заживать и становиться как надо. Но ничего — время все лечит…

Хранибор протер инструмент водкой, бережливо спрятал его в сумку, загасил светильник, свернул холстину и сейчас полоскал водкой руки.

— Девушки! Ярина! Снежана! — крикнул волхв. — Теперь вы. Кто ему так хорошо ногу укрепил? Сделайте еще раз, примотайте палки как прежде. Растянутые мышцы плохо держат. Если Кирилл неосторожно встанет, то они ему ни стоять, ни ходить толком не дадут. Время потребно… Как сделаете, золотого корня ему дадим. Дубыня говорит, что псица сразу же от хмари отошла.

Сказано — сделано. Вскоре на ногу Кирилла вновь наложили палки и туго ее спеленали. Ярина зачерпнула ложечку настоя, и поднесла к его губам…

Кирилл раскрыл глаза. Над ним крона уходящей в голубое небо сосны. Дерево загораживает солнце.

Ноздри защекотал насыщенный густым ароматом трав воздух. Легкий ветерок опахивает лицо. Не жарко… До того им владело какое-то душное тяжелое забытье. Одолевали тяжелые видения… Что ему виделось, Кирилл не помнил.

Кто-то лизнул его в щеку. Шейла! Кто же еще?! Вон она радостно повизгивает, пасть до ушей. Радуется псина. Слышно, как молотит себя хвостом по бокам.

— Шейла! — сказал Кирилл и не узнал своего голоса. Хриплый и слабый. Что же с ним? Где он?

Послышался тихий смех. Откуда?

Над ним, загораживая небо, склонились четыре головы. Кирилл не сразу разглядел кто: на фоне ясного неба лица казались темными и расплывчатыми. Постепенно зрение прояснилось. Кирилл присмотрелся и сразу же попытался встать. Неудобно лежать эдаким бесчувственным трупом, когда на тебя смотрят четыре пары любопытных глаз.

Он лежит на земле в сосновом лесу. Под руками чувствуется опавшая хвоя.

Около него две симпатичные девушки. Высокие, стройные. Наряжены в короткие, чуть выше колена, платья. Это они смеются. Одна рыжая, чем-то схожая с лисичкой, вторая белокурая — лицо ее странно знакомо. Рядом с девчонками двое мужчин. Мужчины в возрасте. Один постарше. Другой… Кирилл затруднился бы сказать, сколько им лет. Судя по морщинам — за шестьдесят.

— Лежи, лежи! — прогудел величественный седой старец. — Слаб еще!..

— Успеешь еще! — вторил другой незнакомец, помоложе.

Голос у него не такой густой и обряжен иначе.

Старик выглядел прямо-таки патриархом. Седые волосы, перехваченные тесьмой с узорами, пронзительные серые глаза и кустистые — опять же седые — брови. Тонкие черты лица. Длинная выгоревшая хламида перехвачена поясом, на котором висят длинные ножны и какие-то обереги на тонких ремешках.

«Будто с полотен Васнецова сошел! — поразился Кирилл. — Древняя Русь!»

Второй мужчина выглядел пожиже, но не менее занятно. Дружелюбно скалился, глядя на Кирилла. Зубы белоснежные, ровные. Только с маленьким изъяном: не хватает одного верхнего, причем на самом видном месте. Щербат. И одет тоже странно: на голове замызганная шапка, отороченная вытертой опушкой, а на самом затасканный — латаный-перелатаный! — старинный кафтан. В руке изогнутая клюка.

Две красивые девушки одеты в простые белые рубахи, украшенные по воротам вышивкой. Тонкие талии перехвачены плетеными поясками. На них тоже висят разные чудные штучки.

Во что обуты эти люди, Кирилл приглядываться не стал. Неудобно как-то… Вроде что-то похожее на мягкие кожаные мокасины.

«Ну и ну? Кто они? Где я?» — Кирилл приподнялся и оперся руками о теплую землю.

— Да лежи ты, непоседа! — засмеялся щербатый. — Набегаешься еще! Поздоровайся поначалу. Глянь, как твоя подруга радуется.

«Это о Шейле, — понял Кирилл».

Собака и впрямь изнемогала. Повизгивала, вертелась всем туловищем, били хвостом по круглым бокам, улыбалась, и… В общем, радовалась.

— Вожак! Вожак! Ты жив! Как я рада! Я так переживала! Ты со мной!..

Бесхитростные слова Шейлы заставили улыбнуться даже сурового на вид волхва. А что уж говорить о русалках и Дубыне! Леший прямо-таки млел над ее словами. Будет о чем беседовать с потомком бога Семаргла!

Кирилл обнял собаку за шею:

— Шейла, милая! Как же я мог тебя бросить! О чем говоришь!

На лесной поляне у избы волхва витали улыбки.

Кирилл отпустил Шейлу. Подал знак рукой и собака послушна уселась рядом. Выучена… Он снова обвел пристальным взглядом незнакомых людей. Нет, их он раньше никогда не видел. Хотя… Взгляд Кирилла задержался на Снежане…

Он отвел глаза, потом снова пристально посмотрел. Русалка улыбалась… На лице Кирилла появилось раздумье. Казалось, он что-то вспоминал…

Его размышления прервал Дубыня. Лешему не терпелось узнать, откуда этот человек, зачем он появился в их лесу. Причем появился необычно: был найден на плохом месте, именуемом Гнилая Топь. Этой ночью на древнем болоте происходили страшные вещи, из него лезла в мир невиданная нежить.

— Как прикажешь называть тебя, незнакомец? — высокопарно начал леший. — Одно из имен ты называл. В бреду, как только мы тебя нашли. Так скажи нам то имя, к которому ты привык. Сам знаешь — настоящее имя дается при рождении, и никто не должен его знать. Иначе вместе с именем можно отдать в злобные руки свою душу!

«Точно, языческие традиции! — понял Кирилл. — Ну что же, мне скрывать нечего. Своего настоящего и данного при рождении имени у меня нет. Только то, что ношу сейчас. А оно и есть самое настоящее. Впрочем, об этом никому неизвестно…»

— Кирилл. Это мое имя.

По очереди называли свои имена волхв, леший, русалки. Странно звучали для Кирилла их имена. Странно, и… и до боли знакомо. В каждом сквозила Древняя Русь. Он среди своих…

Кирилл вновь попытался встать, по Хранибор остановил его.

— Погодь, погодь, Кирилл! Говорю тебе — не спеши! Не утруждай пока ногу, погоди покамест.

Кирилл недоуменно смотрел на свои ноги. Только сейчас он заметил, что на левую ногу наложена импровизированная шина. На штанине уже подсохло большое кровавое пятно, темное и бурое.

«Как же это получается? Когда это я? Боли нет, непонятно…»

Кирилл не мог взять в толк, что с ним случилось. Оказалось, что чудодейственный настой лешего вдобавок ко всему еще и прекрасное болеутоляющее.

— Это хорошо, что боли нет, — улыбался Дубыня. — И не будет! На тебя Морана болотную трясуницу наслала. От этой хвори спасения нет! Но… — леший хитро прищурился, — у нас нашлось средство.

— Трясуница? — Кирилл пожал плечами. — Болотная? Не слышал…

— Откуда? — усмехнулся леший. — Хворь эта редка. Поцарапался на болоте, и всё. Сначала ранка распухает, потом вокруг нее чернота появляется, чернота рукой или ногой овладевает и потом на тело перекидывается… Долго не живут, когда трясуница тело сжирает. От восхода до заката срок. Ночью приходит Морана, и… Быстрая эта хворь, смертельная.

О том, что Кирилл выздоровел благодаря чудодейственному средству, леший промолчал. Как-нибудь потом расскажет.

«Морана… — думал Кирилл. — Вроде знакомое слово. Морана, Морана… Где-то слышал. Наверно, слово „мор“ от этого имени идет. Мор — смерть… Богиня смерти наших предков, вот кто такая Морана… Это что ж получается, она тут наяву ходит?..»

Откуда ему знать, что ночью над ним кружил зазубренный серп богини смерти? Русалки и леший не дали прервать нить его жизни.

— Ты, Кирилл первый, кто смертельную хворь одолел, — улыбнулась Ярина. — И нога цела.

А Хранибор добавил:

— Если ногу немного поломит, не переживай. Кость на колене сломалась. Мы ее подправили, срастили. Но вот мышцы как прежде сделать не получилось. Растянуты они… Пока ходи с опаскою. Жди, когда нога окрепнет.

Кирилл слушал волхва и удивлялся. Кое-какие представления о ранах он имел. Но откуда такие подробности известны в этом чудном и незнакомом мире? Загадка. Такая же загадка — куда он попал? Когда ногу сломал? Память молчала. Провал…

Единственное, что Кирилл знал твердо, это то, что он из России, из славного города Санкт-Петербурга. Это помнил. А вот события последних дней начисто вылетели из головы. И дней ли? Кириллу казалось, что времени от того вечера, когда он шел с Шейлой по кургану, и до сегодняшнего утра, пролетело гораздо больше. В памяти всплывала осенняя долина и величественный замок на ее краю. За замком горы. Их вершины то озарены солнцем, то скрыты облаками.

Впрочем, и в Питере, и в этой осенней долине всегда рядом его собака — кавказская овчарка Шейла. Она и сейчас здесь… Тыкает в лицо мокрым носом и что-то доброжелательно урчит.

Тот факт, что Шейла вдруг заговорила человеческим языком, Кирилла нисколько не удивлял. Разговаривает — значит, так надо. Ему казалось, что он вообще раз и навсегда отучился удивляться. Последнее время с ним происходили удивительные вещи. Такая вот у него амнезия…

«Ладно, придет время, вспомню! — не стал отчаиваться Кирилл. — Сдается мне, что не так уж всё и плохо, и этот провал — явление временное.

Однако Дубыня говорит, я умудрился ногу поломать так, что кость торчала! Надо же, коленная чашечка — это не шуточки! Система сложная. Сколько спортсменов ногами маются, даже не ломая их. От нагрузок все беды. А в моем случае — хромота.

Но вот удивительно — я сейчас ничего не чувствую. Нога как нога, только в шине. Что ж это за такая классная анестезия? Не доморощенный больничный наркоз, который, кстати, в наших живодернях иной раз сделать забывают! Нет, с наркозом это обезболивание ничего общего не имеет. А кто операцию делал? И где? Неужели прямо тут?»

Кирилл даже удивился, откуда это вдруг в памяти всплыли все прелести отечественного здравоохранения. Не те «прелести», которые для тех, кто способен выбросить на ерунду пару готовых зарплат квалифицированного рабочего, — а те, с чем сталкиваются простые, не обремененные деньгами люди.

Кирилл огляделся. Так и есть! Рядом лежала большая холстина, вся в пятнах свежей крови. На нее Хранибор клал свои инструменты и пока не убрал. Видимо, не до того.

Ан нет! Заметив взгляд Кирилла, волхв поднял испачканный холст и бережливо его свернул. Простирнёт потом. Еще послужит.

Кириллу только и оставалось, что качать головой. В жизни всякое бывает — удивляться нечему. Операция прошла в полевых условиях.

Почему-то он никак не мог отвести глаз от Снежаны. Кириллу казалось, что с этой белокурой девчонкой они встречались и раньше. Давно, еще в той жизни — в Петербурге. И русалка не отводила от него больших карих глаз. Но лицо ее было бесстрастно и не выражало ровным счетом ничего.

А вот Ярина! Рыжеволосая русалка только и делала, что бросала лукавые взгляды. Даже пышность ресниц не могла приглушить блеск её синих глаз.

Молодец пришелся ей по душе. Хотя странно: русалка и человек. О таком не слышали, такого не бывает. Ярина сама не понимала, что с ней происходит.

Уж больно по сердцу пришелся этот человек иного мира. Особенно нравились его глаза: цвет их необычный, как в глубокой стоячей воде болот.

«Какие глаза болотные! Никогда не встречала таких! Есть зеленые, есть карие, а тут — будто два цвета смешались. Ох, точно он не нашего мира, таких глаз в Альтиде нет. Уверена!..»

Русалка бросила взгляд на новую подругу, Снежану, и краска схлынула с ее лица. Ярина уловила, что та смотрит на Кирилла так, будто давным-давно его знает.

«Но ведь так не бывает! — У Ярины защемило сердце. — Став русалкой, забываешь прошлую жизнь. Все прошедшее будто мраком скрыто. Это чтобы ни о чем не жалеть. Но ведь она его знает, и он ее…»

Ярина не знала, что и подумать. На душе вдруг стало тоскливо и пусто.

Меж тем волхв Хранибор устраивал жизнь нежданного и необычного гостя.

— Тебе, Кирилл, на первое время посох нужен. И поначалу, и потом пригодится…

Волхв многозначительно замолчал. Кирилл не понял этого перерыва во фразе — значительного, продолжительного.

Зато Ярина и леший сразу смекнули, в чем дело! Сердце Ярины опахнула радость: мудрый Хранибор станет учить этого человека тому, что знает сам. А это много, очень много! Волхв — это не охотник и не воин. Волхв близок к духам и богам. Волхв — это не совсем человек.

И леший радовался. Уж очень он уважал Хранибора и понимал, что не просто так волхв предложил Кириллу пойти в ученики. Значит, знает, как лучше.

Ведь Хранибор не носил одежду, построенную из шкур лесного зверя. Лесные жители были для него как братья. Хранибор одевался просто. Зимой в тканый толстый плащ, летом в холщовую рубаху и такие же порты. Отчего-то иные волхвы считали, что они, как существа близкие к богам, должны носить вывернутые мехом наружу шкуры. Ведь бог Велес — бог волхвов — был волохатым, то есть волосатым змеем.

Дубыня знал, что это не так. Но никого не разубеждал. А то, что Хранибор жалел зверей и всемерно помогал им, наполняло Дубынину душу благодарностью. Хранибор ему друг и таким и останется!

А Хранибор продолжал:

— Дубыня, друг! Сделай Кириллу хороший посох.

— Сделаю, сделаю… — леший подмигнул волхву и русалкам. — Только погодите чуток. А пока… Пока пусть мою клюку возьмет!

Дубыня протянул Кириллу свою хитро изогнутую на конце клюку.

Хранибор поднял бровь и переглянулся с Яриной. Она понимает, что это значит! Это Снежане пока невдомек, какое доверие оказывает леший Кириллу. Он предложил человеку свою волшебную клюку! Ключ от леса! Что только с ее помощью сделать нельзя! Нет цены этой клюке!

И на памяти Хранибора и Ярины, леший никогда никому ее не давал и даже выпускать из рук старался как можно реже.

Поняв, что они думают, Дубыня широко улыбнулся. Он вообще последнее время часто улыбался. Настроение радужное, весеннее — отчего бы и не порадоваться?

— Он же с ней ничего не сделает? Верно? Чтобы клюкой владеть, надо слова нужные знать. И помимо слов еще кое-что нужно уметь. — Что именно нужно уметь, Дубыня пояснять не стал. — Пусть с ее помощью пока ходит. Ему ж и до избы добраться надо, и лес оглядеть. Клюка ему поможет, не даст упасть. А чуть погодя я ему посох сделаю. Вместе с Хранибором посоху этому силу дадим. Я свою, волхв свою… А чтоб посох на славу удался, поспешность не нужна. Обдумать надо да деревце на заветной полянке выбрать.

Дубыня протянул Кириллу руку и помог встать на ноги. Стоя, Кирилл хоть и опирался на клюку, пошатнулся. В колене неожиданно стрельнула далекая, будто застарелая боль. Он неуверенно сделал шаг, потом еще.

Что ж, ходить получается. На больную ногу он ступает, хоть и не всем весом. Но не все сразу, привыкнуть надо. Шейла, радостно урча, нарезала около драгоценного вожака круги.

Кирилл сделал несколько шагов и обернулся.

— Что-то мне нехорошо. Вот на ногах стою, а сам думаю: не свалиться бы. Тяжело мне.

— Нога? — спросил Хранибор.

— Нет. Боль далекая. Внимания не обращаю. Слабость непонятная. И тошнота… Я, пожалуй, снова присяду. Хорошо бы вздремнуть.

Кирилл уселся на мягкий, покрытый толстым слоем прошлогодней травы дерн. Лоб его взмок, к нему прилипла прядь темных волос. Он закрыл глаза.

— Вид у тебя хворый, — сочувственно сказала Ярина. — Что ж такое?

Дубыня перестал улыбаться и с сомнением качал головой.

— Думаю, не просто так он с ног валится. Видимо, помучила его нежить с Гнилой Топи. Видишь, даже золотой корень — и тот не враз помогает.

— А как же Шейла? Она сразу отошла от хворости, и потом ей плохо уже не было. — Ярина обратилась к обеспокоено ткнувшейся в колени Кирилла собаке: — Шейла, ведь тебе плохо не было? Ты сразу же на ноги встала? Верно?

— Верно! Вы меня сразу вылечили. Хотя и мне сначала плохо было. Но все быстро прошло. Может, это потому, что мне оберег помогает?

— Оберег? — Недоуменно спросил волхв. — Какой?

А леший и русалки сразу поняли, о каком обереге говорит собака. Ведь еще ночью кто-то из них сказал, что таких больших яхонтов, что украшают собачий ошейник, не бывает. И что такие крупные самоцветы непременно должны волшебной силой обладать. А ведь ошейник прямо-таки усеян ими.

Снежана блеснула глазами и осторожно прикоснулась к самоцветам.

— Оберег — это твой ошейник? Красивые, в них есть сила. От самоцветов чем-то знакомым веет.

— Да, ошейник. Мне его подарил один смелый парень. Сказал, что камни от меня беду отведут. Этот ошейник не простой.

Шейла сказало это как-то странно. Четко и раздельно, без обычного урчания. Собака смотрела Снежане в глаза прямо, будто хотела сообщить ей нечто важное.

Впрочем, никто не обратил на это внимания. Слова Шейлы поясняли многое. И то, что еще на Гнилой Топи, когда вокруг нее буйствовала нежить, она не пострадала. И то, что как только собаке действовали чудодейственный настой, она сразу отошла от хмари. Все дело в ошейнике.

— Кирилл, мы тебя до избы доведем, — предложил Хранибор. — В ней на лавке приляжешь. Земля пока весенняя, не прогрелась как следует. Хворому не дело на ней лежать. Ярина! Снежана! Постелите там что-нибудь. У стены, в укладке, холсты и покрывала найдутся. А мы поведем. Давай-ка, Дубыня, наляжем!

Валившегося с ног Кирилла, хоть и с трудом, довелось довести до избы и уложить на застланную лавку. Он сразу уснул. Но это было уже не давешнее тяжелое забытье, а целебный легкий сон.

Шейла беспокойно смотрела на распахнутую дверь.

— Ничего, ничего, — утешал собаку Дубыня. — Сон это ведь дар, ниспосланный богами. Сон лечит, силы придает. Вот увидишь — поспит и воспрянет. Сама знаешь: набегаешься днем, вечером приляжешь, а поутру усталость как не бывало.

Шейла соглашалась — сон великое дело. После того, как устроили Кирилла и вышли наружу, Дубыня серьезно сказал:

— Я сейчас стол разобью, Хранибор. Поедим, кто чего желает, напитков изопьем. А ты послушай, какие дела этой ночью на проклятущем болоте — Гнилой Топи — творились.

Так же как и ночью, у озера, Дубыня сотворил большой пень и обставил его маленькими удобными пеньками. Клюка Кириллу пока не нужна, а как проснется, так у него будет уже другой — свой посох.

Собака Шейла получила точно такое же мясо на кости, как и утром у озера. На этот раз ей наверняка удастся погрызть эту роскошь и без помех насладиться сочным мясом. Ведь сейчас никуда не надо спешить…

Шейла оттащила кус мяса к избе и, зажав его между лапами, принялась за дело. Участия в беседе она не принимала. Спросят — ответит.

И опять леший с прибаутками уставил большой пень различными яствами, которые доставал из своей волшебной сумы.

— Так слушай, Хранибор, — после того как все насытились и со пня были убраны остатки еды, сказал леший. — Помнишь, я тебе рассказывал, что по полнолуниям открывается дорога, что в иной мир ведет? Та дорога, что у Древнего Колодца проходит. Так вот, слушай. Этой ночью, в полнолуние дорога открылась, и по ней прошли люди!

Хранибор знал об этой Древней Дороге. И еще он знал, что из иного мира веет непонятной злой силой. Волхв и сам давно пытался разузнать, что творится в лежащем рядом мире, кто в него ходит. Если ходит, конечно…

— Так вот, Хранибор, — продолжил Дубыня, — знаешь, кого я на Древней Дороге увидел? По ней прошли венды из княжеской дружины, из охранного отряда маленького княжича.

Краска спала с бледных щек волхва. Он глухо вымолвил:

— Говори…

— Венды-то туда прошли. Да вот видел я, что не по своему хотению они в иной мир попали! С дружинниками маленький княжич ехал. Верно, слышал о нем? Добромилом звать. Будущий властитель виннетской крепости. Подъехали венды к туману, а он возьми и раскройся! Проход обозначился. И тут белый жеребец княжича ни с того ни с сего на дыбы встал — да как понесет мальца в иной мир! За Добромилом дружинники поскакали: три воина и старик Любомысл — княжеский наставник. Двоих из них я давно знаю: морехода Любомысла как-то раз в карты обыграл, а другой — Прозор. Великий охотник. В лесу его не раз видел. Поскакали они за княжичем: дружинники ведь не могут его в беде оставить! Они проскакали, а туман — раз! — возьми и захлопнись! Так вот… На рассвете в иной мир простые люди проскакали — а не злые чародеи!

Пока Дубыня это рассказывал, волхв бледнел все больше и больше. Лицо его стало белее седых волос. Губы Хранибора что-то шептали. По лицу пробежала мимолетная судорога; пальцы рук подергивались. Хранибор уже не слушал, что говорит леший.

То, что с доселе спокойным волхвом творится неладное, первой заметила Ярина. Русалка тронула лешего за руку и прервала его многословие. Дубыня замолк на полуслове, а потом взглянул на волхва Хранибора и испугался. Что с ним? Он никогда не видел своего друга таким!

— Что случилось, волхв? Что с тобой?!

Хранибор поднял белое лицо. В серых глазах стояли мука и тоска.

— Это наказание, посланное мне богами, — еле слышно вымолвил волхв. — А я-то — глупец! — думал, что все уже искупил… Как я ошибся!

— Погоди, какое наказание? За что?

Хранибор глубоко вздохнул.

— Никто в этих лесах не знал, кто я на самом деле. Никто, кроме одного достойного венда. Его имя — Велислав Старой. Он предводитель дружины, что охраняет княжича Добромила. Велислав догадался, кто я. Он знал это и молчал. Он тоже считал, что я давно искупил свою вину перед Альтидой! Ведь это я дал ему средство, с помощью которого венды победили дикарей-бруктеров…

— Да в чем твоя вина-то, Хранибор? — не выдержала Ярина. — Что ты все загадками говоришь?

Хранибор решился. Все равно его тщательно сберегаемая тайна станет известна. Пусть кроме Велислава ее знают русалки и леший. Они друзья ему, они поймут… Они не расскажут о его позоре. Но как он будет смотреть им в глаза? Волхв был в отчаянии.

— Помните, тридцать лет назад на Триград напали вестфолдинги? — начал Хранибор. — Они все полегли там. Почти все… Но бед натворили немало.

— А как же! — отозвался Дубыня. — Я хоть людскими делами не очень-то увлечен, но об этом слышал. Вся Альтида к триградским стенам подошла. Сам видел, как хеннигсвагский ярл по Ледаве на своих золотистых драккарах улепетывал. Ох, и красиво они плыли! Драккары будто птицы над водой летели! И цепи виннетской крепости им не помеха! Прыгали через них, как рыбки! Куда там альтидским ладьям! За викингами никому не угнаться!

— Тогда утопленникам вся Ледава была забита, — добавила Ярина. — Я помню… Тяжело в реке было. Вода мертвым духом насытилась. Викингов огню не предали, а просто в воду побросали. Вот мертвецы и плыли до самого моря. Мы в лесу переждали, пока они все через устье к Морскому Хозяину не прошли.

Казалось, каждое слово лешего и русалки добавляет Хранибору все больше и больше страданий. Волхв заново переживал те страшные дни.

Дубыня продолжал:

— Я знаю, что если бы тысяцкий воевода, что тогда в Триграде воеводил, викингам ворота детинца не отпер, то и Триградом они бы не овладели. Говорят, его хворь неведомая одолевала — хеннигсвагский ярл воеводу опоил. Потом дочь тысяцкого взял в жены властитель Виннеты — молодой князь Молнезар. Дочь-то не виновата, что ее отец родину предал. Не она же викингов в Триграде привечала и помогала им. Но не отреклась от отца. А потом у нее и князя Молнезара сын родился. Вот его-то утром и унес жеребец в иной мир…

Дубыня неожиданно замолк. Его поразила страшная догадка. Леший уставился на волхва и приоткрыл рот. Потом несмело продолжил:

— Уж не хочешь ли ты сказать, Хранибор…

Но не договорил. Волхв поднял руку и резко, громко сказал:

— Да! Этим воеводой был я! Я носил славное имя, я вершил славные дела. Мое тело покрыто шрамами от тех ран, что я получил, защищая Альтиду! — Волхв повесил голову и уже тихо продолжил: — Я все потерял из-за своей слабости. Меня прокляли и изгнали люди. И они правы — такое не забывается. Не забывается и не прощается. Со мной поступили милосердно, а я ведь был достоин лютой казни. Тогда меня звали Годослав. Воевода Годослав — тысяцкий Триграда. А маленький княжич Добро-мил — мой внук!

В это время Кирилл спал легким сном. В этом сне к нему неторопливо возвращалась память. Он вспоминал о прошлой жизни, об осенней долине и о чудном замке, что стоял в ней, о его владельце — лорде Абигоре, и о своем провожатом — монахе-доминиканце Якове…