Пекло

ГЛАВА 8 В замке лорда Автора

…Кирилл еще раз окинул взглядом ворота замка. Ширина и высота их удивляла. В проеме запросто мог бы развернуться карьерный самосвал. Кирилл чувствовал себя маленьким и слабым. Еще подходя к замку, он понял, что только на то, чтобы обойти его по периметру, потребуется день, а может и больше. Это не замок — это целый город! Выдохнув, Кирилл решительно шагнул вперед.

В лицо пахнуло холодом камня, а но телу пробежал озноб. Камень есть камень: как ни грей его солнышко, все равно таит прохладу.

Толщина крепостных стен поражала. Яркое пятно дневного света придавало проходу сходство с длинным, идущим вверх туннелем.

На стенах через равные промежутки висели зажженные факелы. Они давали тускловатый свет, трещали, но, как ни странно, ни копоти, ни вони не было.

Хотя Кирилл и не страдал клаустрофобней, по ощущеньице возникло еще то! Стрельчатый свод нависал и незримо давил.

«Не меньше ста метров идти, — отметил он. — Это же надо такое соорудить! Проход будто из целикового камня вырублен. А может, и вправду вся стена из сплошной скалы? Щелей-то не видно. Сколько ж времени на этакую постройку ушло? Верно, не один десяток лет. Такие стены ни одна стенобитная машина не возьмет. Интересно, сколько бы понадобилось времени хорошей средневековой армии, чтоб взять такой замок? При налаженной обороне, при запасах питься и продовольствия точно бы жизни не хватило!»

Сзади раздавалось шумные шаги и сиплое дыхание. Это монах Яков поспешал за Кириллом. Слабоват святой отец, рыхл… Деревянные сандалии грохотали. Эхо монашьих шагов било по ушам.

«И как он в них ходит? — поморщился Кирилл. — Это ж целое искусство — такие колодки носить. Ну, зачем же так грохотать? Можно же потише!» Кирилл чуть смерил шаг. Пусть монах не так частит. Сам Кирилл в своих легких туристских ботинках передвигался почти бесшумно: по многолетней привычке ступал с пятки на носок. Кирилл продолжал размышлять.

«Вон, греки под Троей на десять лет застряли. Но там причина иная: банальная и смешная до безобразия. Каждый день у героев пир: жарили бычка, вино рекой текло. Те разбойники просто пожрать любили, и уходить от такой благодати никому не хотелось. Что им дома делать? На скалистых островах ничего не растет. Овощеводство не развито: лишь лук, чеснок… ну, не знаю, что там у них еще росло. Ни помидоров, ни картофеля. Из живности тощие козы. Кислая брынза, лепешки… Нет, под Троей сидеть было выгодно. Благо все знали, что и Елены-то там нет, в Египте царевна.

И не Елена им была нужна, за медью охота шла Елена — это предлог. Зато какой миф слепили, все гладенько и красиво! Любовь-морковь…

А такой замок взять и современная армия не смогла бы. Пешая, ясно дело. С обычным стрелковым оружием и орудийными расчетами. Без воздушных атак. Эти стены ничем не прошибешь, если только ядерным оружием…»

Светлое стрельчатое пятно близилось, проход подходил к концу. Кирилл вышел на широкую, вымощенную серой брусчаткой замковую площадь. Вся залитая ярким солнцем, просторная, с растущими то тут, то там деревьями, она являла собой разительный контраст с мрачноватыми стенами прохода.

— Как это говорится? Свет в конце туннеля? — с любопытством оглядываясь, пробормотал Кирилл. — Верно подмечено.

И впрямь, было на что дивиться.

Солнечные лучи удивительным образом оттеняли тона и полутона башен и башенок; зубцов, шпилей и замковых строений, соединенных бесчисленными крытыми переходами.

Все это хитроумное переплетение наверняка привело бы в восторг самого Мориса Эшера — художника, мастера иллюзий, создателя картин с невозможными фигурами и ситуациями. Ведь все это чудо существовало наяву.

Странным было то, что, войдя в замок, Кирилл никого не увидел. Ни души! Хотя на дальней галерее вроде бы мелькнула чья-то тень. За ней еще одна…

Захотелось курить. Кирилл потянулся было к карману куртки, но передумал: сигарет не так уж много, надо экономить — ведь неизвестно, как тут обстоят дела с табаком. Кирилл обернулся. Сзади стоял неизменный монах. Яков тяжело дышал и по-прежнему упорно держал глаза долу. Кирилла это начало немного раздражать. Человеку, прячущему глаза, есть что скрывать.

— Куда дальше, Яков?

— Извольте проследовать в ту сторону.

Монах указал на большое высокое здание на краю площади. Как и у всех остальных замковых строений, стиль его чем-то походил на готический. Стрельчатые витражные окна, стрельчатые ниши и входная дверь. Над ними выложен замысловатый орнамент. На крыше высокие узкие шпили. Только, пожалуй, средневековая готика мрачней. Кирилл понял почему: в замке царил простор, а не теснота средневековых городков.

Яков прошелестел своим обычным елейным голосом:

— Это здание предназначено для вас, господин Кирилл. В нем уже все подготовлено к вашему прибытию.

Кирилл поднял бровь.

— Всё здание?!

— Всё, господин. Будьте так благорасположены проследовать туда. Там вас встретят.

«Ох уж эта витиеватая речь! — у Кирилла дернулся глаз. — Неужели нельзя сказать просто: вам в тот дом. А то чувствуешь себя какой-то ви-ай-пи персоной, или в просторечии вип. Випы к этому привыкли, для них это как дышать. А мне-то каково! Простому-то смертному! Так и хочется внушить, чтоб выражался проще!»

Но резких слов Кирилл говорить не стал. Он в гостях. Раз монаху так привычно, то пусть говорит. Он стерпит и даже ответит.

Поэтому со всевозможной любезностью на грани сарказма Кирилл проговорил:

— Благодарю, вас Яков. Я с удовольствием воспользуюсь вашими любезными указаниями.

Кирилл направился к высокому полукруглому крыльцу своих неожиданных апартаментов.

Высокие стрельчатые двери здания неторопливо распахнулись, и на пороге появилась привлекательная женщина, обряженная в платье несколько старомодного фасона.

«Лет около сорока, — отметил Кирилл. — Симпатичная, только слишком уж бледная. Экий странный покрой у ее платья. Такие носили, пожалуй, в тридцатых-пятидесятых годах прошлого столетия. Точно не знаю, но похоже на тот период. И прическа подстать стилю…»

Странно все это: средневековый монах в затасканной сутане; изысканный лорд Абигор в бархатном камзоле, высоких сапогах и шляпе с пером; и дикий мужик с лопатой — щеголяющий в драном костюме и при галстуке!

Кирилл уже даже не ожидал увидеть еще что-нибудь близкое к своей эпохе, как платье этой женщины, например.

Сзади сопел Яков. Монах, приставленный в качестве слуги и поводыря, стал уже немного раздражать Кирилла.

«Ну что же, пойду знакомиться с домоправительницей…»

Поднимаясь на крыльцо, Кирилл неторопливо пересчитывал ступеньки. На каждой свой изысканный орнамент. «Вроде рисунки по стилю разные, а вот сочетаются. Ровно сорок две штуки, господа! Странное число. В круглом зале, куда я так неожиданно попал, тоже было ровно сорок две двери».

Поднявшись, приветливо улыбнулся женщине. Краем глаза отметил, что сзади нее, в глубине прохода, застыл человек. Видимо, он и распахивал дверь.

«Лакей, — решил Кирилл. — Вон на нем какая богатая ливрея. Разряжен, будто полковник из какой-нибудь банановой республики. Однако почему же молчит хозяйка? И ведет себя чудно…»

В самом деле, женщина, бросив на Кирилла мимолетный взгляд, так же, как и Яков, потупила глаза. Затем присела, изобразив нечто вроде реверанса. В лицо Кириллу она больше не смотрела, во всяком случае, ее взгляд не поднимался выше уровня его плеч.

«Что тут они все в глаза не смотрят?! Будто виноваты, или задолжали…»

— Магда, — низким грудным голосом произнесла женщина. — Меня зовут Магда. Здравствуйте, господин… — Она замялась: не знала, как продолжить.

Кирилл поспешил помочь.

— Кирилл. Зовите меня Кирилл. Здравствуйте, Магда.

— Здравствуйте, господин Кирилл.

И у нее движения губ не совпадали со звуками! Вроде бы незаметно, но если приглядеться, то ощущалось.

Впрочем, Кирилл решил не проверять — так ли это на самом деле. Знал, что говорят местные жители на незнакомом языке, но он их каким-то чудным образом понимает.

Уже на Якове убедился, что написанное по-немецки слово мама — «mutter» — монах произносит будто по-русски. Во всяком случае, именно так это слышалось Кириллу. Он уже почти не обращал внимания на несовпадение артикуляции со слышимыми звуками.

— Все готово к вашему прибытию, господин Кирилл, — все так же не поднимая глаз, продолжила Магда. — Что бы хотел господин Кирилл в первую очередь?

«В самом деле, что бы хотел господин Кирилл в первую очередь? Я и сам не знаю. Освоиться надо. Однако, какие они тут все зашуганные. Кем? Или чем? Их поведение не имеет ничего общего с обычной вежливостью. Ну что же, пожалуй, в первую очередь не мешало бы пройти в дом…»

— Давайте для начала в дом зайдем, — мягко ответил Кирилл. — А там решим. Пожалуй, я бы не отказался поесть.

Кирилл уже давно чувствовал, как сосет в желудке. Времени с обеда там — еще в Петербурге! — прошло немало.

— Проходите, прошу вас! — торопливо отозвалась Магда. — А я пойду, накрою на стол. Что вы желаете на обед?

— Спасибо, Магда. Если вас не затруднит, то что-нибудь попроще. Ну, допустим, что вы обычно подаете лорду.

— Как вам будет угодно.

Магда склонила голову, и чуть присела, пропуская Кирилла.

Проходя, он снова подумал: «Господи, да кто ж это вас так вымуштровал! Уж не лорд ли Абигор случаем? Странно, мне он показался иным: весьма приветливым и изысканным господином. Хотя, может, он придерживается строгих правил? Не знаю… Во всяком случае — в чужой монастырь со своим уставом не суйся. Будем начеку и держать хвост пистолетом».

Сзади не слышалось привычных уже звуков одышки и сопения. Оглянувшись, Кирилл увидел, что Яков все так же стоит на каменной мостовой и подниматься наверх не собирается. Вместе с ним идти в дом монах не желает.

— Что же вы, Яков? Прошу следовать за мной. Ведь лорд Абигор, кажется, наказал вам сопровождать меня и выполнять все мои желания? Не так ли? Я жду вас.

И тут Кирилл увидел, что при этих словах остатки крови отхлынули от и без того бледных щек Магды. Губы ее исказились, будто она хотела их закусить, и задрожали. Руки женщины мелко тряслись. Она бесцельно перебирала оборки платья.

Монах подобрал рясу и, как показалось Кириллу, неохотно взошел на крыльцо. Причем старался ставить ноги осторожно, чтобы лишний раз не стукнуть своими деревянными сандалиями.

Подойдя к Кириллу, он по обыкновению потупил голову и вдруг неожиданно бросил на Магду сверкающий — насколько можно это было ожидать от его бледных глаз — взгляд.

— Да, это так, Магда! — Монах неожиданно возвысил голос. — Лорд Абигор пожелал, чтобы именно я сопровождал и показывал господину Кириллу все, что он пожелает! Чтобы я ему оказывал услуги! Лорд был так добр, что на то время, что я нахожусь при господине Кирилле, освободил меня от искупления. Это великая награда! Она даст мне время собраться с силами, озарит меня пониманием — что нужно сделать! Лорд Абигор сказал мне такие слова: «На то время, что вы находитесь у господина Кирилла в услужении, я освобождаю вас от ВСЕХ остальных обязанностей…» Вот так, Магда! Лорд обнадежил меня. Позволь, я пройду. — Монах снова пристроился сзади.

Кирилл не понимал, о чем идет речь, но видел, что при каждом слове монаха Магда бледнела все больше и больше. Она будто осунулась и сразу постарела на несколько лет. Казалось, женщина вот-вот разразится рыданиями, но ее глаза остались сухи.

Проходя мимо ливрейного лакея, Кирилл вновь подивился его мертвенному взгляду и истуканской неподвижности. Что там вымуштрованные солдаты кремлевской роты! Они показались бы расшалившимися детишками в сравнении с этим привратником! Экспонат из музея восковых фигур — вот кто этот лакей!

«Да живой ли он вообще? Может, это манекен?»

Но лакей манекеном не был. Стоило им войти, как он выверенными и плавными движениями робота запахнул дверь, отступил, поклонился и бесшумно исчез в неприметной нише.

Длинный сводчатый зал освещали воткнутые в настенные подсвечники толстые витые свечи. По несколько штук в каждом.

«Жирандоли, — всплыло в памяти полузабытое слово. — Разницы меж канделябром нет, такой же многосвечник, но жирандоль может еще висеть на стене. То, что ставится — канделябр. То, что висит — бра. То, что или ставится или висит — жирандоль. Экий я молодец! Такие слова помню!»

В глубине зала, на другом его конце, виднелась мраморная лестница. По всей видимости, она вела на верхние этажи. Сводчатые проходы в стенах перемежались такими же сводчатыми нишами. В нишах стояли рыцарские доспехи, а проходы, скорей всего, вели в другие помещения или служили для перехода в иные места замка.

На стенах висели потускневшие от времени прямоугольные гобелены. Изображенные на них сюжеты был сплошь и рядом заимствованы из рыцарских романов.

Вот дева, прельщающая единорога, вот рыцарь, одолевающий дракона. Вот такой же рыцарь (впрочем, Кирилл особо не приглядывался) преклоняет колена перед девой, оседлавший единорога. Вдали виднелись миниатюрные замки на фоне голубого неба и барашковых облаков.

Иной раз вместо гобеленов простенок украшало — опять же старинное — оружие. Но, несмотря на полумрак (стрельчатые витражные окна и свечи давали не так уж много света), зал не выглядел мрачно и не подавлял. Скорее всего, оттого, что кое-где прямо на наборном мраморном полу были разбиты круглые газончики с высаженными на них небольшими деревцами.

Причем видно, что деревца эти росли как им вздумается, вольно. Ни ровных подрезанных ветвей, ни иных садово-парковых изысков Кирилл не увидел. Веселая зелень сочеталась с мрачноватой обстановкой и все это придавало залу какой-то неожиданно-изысканный вид.

Насколько понимал Кирилл, на такое обустройство потратился не день и не два. Все выверено. Все подобрано, развешано и расставлено тщательно и со вкусом.

Кирилл немного постоял, с любопытство осматриваясь. Раньше он нередко посещал музеи — старина прельщала и была его страстью. Но музей — это одно: в нем в разных залах собраны вещи разных эпох, и порой гармонии в экспонатах не видно. Музеи же за рубежом — это сплошь и рядом просто выставки.

В этом же зале соблюдалось единство. Все выглядело естественно, ненадуманно и дополняло друг друга.

— Наверху ваши покои, господин Кирилл, — сказала Магда. — Все приготовлено для вас. Одежда, обувь… Если вам интересно, — тут в бесстрастном голосе женщины просквозил огонек, — то вы первый, кто будет жить в этом здании.

«Инте-е-е-ресно!.. Первый! А что, у лорда Абигора гостей не бывает? Что-то тут не так, какое-то несоответствие. Такой изысканный рыцарь, и…»

Вслух же сказал:

— Благодарю вас, Магда. Буду весьма признателен, если вы покажете и расскажете, что здесь еще есть и как это отыскать…

Магда склонила голову и, поведя в сторону лестницы рукой, повторила:

— Ваши апартаменты наверху.

Кирилл кивнул, оглянулся на безмолвного Якова, чуть вздернул бровь (не брать же его с собой дальше, в самом-то деле, да и вид монаха не говорил о его особом желании двигаться дальше) и направился к лестнице.

Магда и монах остались стоять. Кирилл шел не спеша и осматривал обстановку. Да, новорусской лачугой тут и не пахло. В ней дизайнер где-нибудь да схалтурит. А хозяин внесет свою лепту и усугубит безвкусицу.

Кирилл неприметно улыбнулся: вспомнил, как ему довелось побывать в загородном доме одного свежеобрубленного магната, и как в необъятной кухне он среди изысков дизайнерской мысли увидел стоящий на видном месте расписной самовар. Рядом лежало такое расписное черпало. Наверно, из кадки чего-нибудь вычерпывать. Но кадки не было.

Предметы быта были, как и водится, выкрашены в кислотные с золотом цвета. Эдакая дикарская хохлома. Такие фишки — а-ля рюсс — любят покупать иностранцы. Они тоже украшают свой быт такой же псевдонародной кухонной утварью.

На фоне нежных, светло-пастельных тонов кухни самовар и черпало смотрелись дикими цветовыми пятнами. Тогда еще мысль мелькнула: «Он что, со своими корнями расстаться не может? А ведь на вид лощеный, утверждает, что без ума от русского искусства. Только это не искусство, а низкопробная поделка».

В замке лорда Абигора, и в частности в этом здании, все иначе. Ни убавить, ни прибавить. Любая мелочь нарушит всю гармонию. Такое создается десятилетиями, как английские газоны.

Кирилл не успел пройти и треть зала, как наверху послышался отдаленный шум.

«Кто-то тут еще есть? Магда сказала, что я первый гость. Слуги?..»

Кирилл оглянулся и увидел, что лицо Магды стало прямо-таки меловым — будто лист бумаги. Черты ее лица окаменели. Монах Яков застыл и, стоя рядом с женщиной, трясся мелкой дрожью.

Шум стремительно нарастал, переходя в быстрый топот. Раздался протяжный вой, и наверху лестницы возникла черная тень. Тень стремительно покатилась вниз по ступеням, и опешивший поначалу Кирилл разглядел, что к нему огромными прыжками несется обезумевший ротвейлер.

Могучая собака скалила пасть, с зубов стекала вязкая пена — будто ротвейлера одолевало бешенство. Глаза горели кроваво-красным огнем. Полыхающий взгляд больше всего поразил Кирилла.

Таких сверкающих, бешеных глаз он у собак не встречал. Только в фильмах ужасов можно увидеть подобные глазищи.

Кирилл понял намерения ротвейлера. Они просты и очевидны. Собака испытывала непреодолимое желание кого-нибудь убить. И убить как можно скорее. И судя по тому, как ротвейлер не отрывал от него кровавых глаз, жертвой должен был стать именно он, Кирилл…

Дикий предок человек легко разгонял стаю диких псов. Но он не дикий человек, а вот этот ротвейлер точно дикий.

Кирилл приготовился отразить удар: тут главное не телепаться и не упустить момент прыжка. А там, если получится, ухватить собаку за челюсть и, пропуская монстра дальше, отпрянуть и легонечко крутануть его вокруг себя. Придется отпустить, пускай летит. Но желательно ударить обо что-нибудь угловатое, твердое и, желательно, острое.

Еще можно кулаком стукнуть в нос. Встретить, так сказать, на лету. Нанести упреждающий удар. И удар это должен быть серьезным и четким — на кону не то что твое здоровье, тут идет речь о жизни!

Но двинуть по носу проблематично — у ротвейлеров притуплено чувство боли. Порода такая! Так что на разбитый нос он, может, и внимания не обратит. Значит, за челюсть…

Эти мысли вихрем пронеслись в голове Кирилла. Он изготовился к атаке. Однако ничего этого делать не пришлось. Никого не покусали, не покалечили и не убили.

Откуда-то сбоку вдруг вылетела молчаливая серо-бурая тень и, развернувшись в прыжке, превратилась в большую пушистую собаку. Она мощной грудью сбила прыгнувшего ротвейлера.

Черный пес отлетел в сторону и кубарем покатился по полированному мраморному полу. Однако вскакивать ротвейлер не стал. Наоборот: быстренько перевернулся на спину и, чуть повизгивая, заболтал в воздухе лапами.

Если бы у ротвейлера не был обрублен хвост, то наверняка он вертел бы им, как пропеллером. Выражал этим, так сказать, свое глубочайшее раскаяние в том, что хотел сотворить. А так вертелся и постукивал по камню лишь небольшой обрубочек.

Глаза пса потухли, зрачки стали нормального черного цвета. Жуткая, зловещая, так поразившая Кирилла краснота исчезла.

Над поверженным ротвейлером, чуть порыкивая и показывая меж черных губ великолепные острейшие клыки, стояла собака Кирилла — пушистая кавказская овчарка Шейла.

Собака взглянула на Кирилла черно-желтыми блестящими глазами и, чуть вильнув хвостом — мол, я тебя вижу, драгоценный хозяин, но подожди немного, дай докончить начатое, — гулким басом гавкнула на ротвейлера. Эхо отразилось от стен, от потолка и замерло не сразу. В ушах Кирилла зазвенело.

Затем, чтобы закрепить успех и надолго вдолбить неразумному псу жесткий урок, Шейла куснула ротвейлера за ухо.

Большой пес заскулил и заверещал, как щенок: не сколько больно, сколько обидно и страшно. Давно известно, что даже самая шелудивая сучка сможет совладать с гордым красавцем-кобелем любой породы. На то она и сучка. Впрочем, шелудивой сучкой Шейлу мог назвать лишь полный идиот. Ухоженная и лощеная, с мощными передними лапами, она делала честь славной породе волкодавов.

Удостоверившись, что хозяину опасность больше не грозит, враг повержен и готов, зализывая раны убраться, Шейла повернулась к Кириллу.

Радостно повизгивая, извиваясь всем телом и стуча по круглым бокам пушистым хвостом, собака бросилась к нему. Ее вид выражал радость и одновременно смущение.

«Ты простишь меня, что я тебе бросила, драгоценный хозяин?! Я этого не хотела, так получилось! Прости!»

Кирилл присел на корточки и протянул к собаке руки.

— Шейла! Шейлочка! Жива, моя хорошая! Я уж и не знал, что подумать! Куда ж ты пропала! Как же так мы растерялись!..

Собака ластилась и лизала Кириллу лицо шершавым, как мокрый наждак, языком.

«Теперь мы снова вместе, и уже никто нас не разлучит! И пусть только какой-нибудь невоспитанный хам попробует на тебя косо глянуть!..»

Шейла недобро насупилась на ротвейлера и зарычала. Черный пес уже боязливо поднялся и унижено-прибито стоял неподалеку. Он со смущением смотрел на Кирилла: «Мол, извини, незнакомец. Ошибочка вышла…»

Ротвейлер перевел взгляд на Якова и Магду. Его глаза вновь засверкали, заполыхали бешеным красным огнем. Но, видимо, пес решил больше не испытывать судьбу — неизвестно, как к этому отнесется прекрасная пушистая дама.

Он ограничился тем, что по очереди глянул на монаха и Магду и так же по очереди оскалил им зубы.

«Мол, не смотрите, что я немного прилег! Это я из уважения к даме! А хозяин тут я! И если я что-то замечу и мне не понравится, то вам несдобровать. Понятно?»

И монаху, и Магде все было понятно. Они стояли ни живы ни мертвы — бледные, трясущиеся. Теперь и Кирилл догадался, отчего Яков не хотел идти в дом и не спешил за ним.

Монах догадывался, что грозный черный пес бродит где-то неподалеку. Видимо, Яков от него уже настрадался. Кирилл понял, отчего сутана монаха сплошь и рядом покрыта тщательно заштопанными прорехами. И у Магды ее старомодного фасона платье тоже, кажется, кое-где подштопано.

По одутловатому лицу Якова стекали крупные капли пота. Магда стояла бледно-зеленая. Но все-таки на их лицах Кирилл увидел некоторое облегчение. Опасность миновала, черный злобный пес их больше не тронет.

«Ну и ну! Оказывается, лорд Абигор в своем замке — настоящий феодал! Ладно, отойдут… А я с сочувствием лезть не буду — не мой ротвейлер, в конце концов! А Шейлу я приструню, чтоб и не думала косо на них смотреть! Впрочем, она ученая…»

Затем Кирилл присмотрелся к Шейле. Впопыхах не заметил перемены в ее наряде. Что-то в знакомой собаке было не то. А, вот! В суматохе и не заметил, что на ней был надет еще один ошейник. Да какой! Богатый! Кроваво-блестящий! Весь усыпанный крупными самоцветными камнями! Причем весьма похожими на настоящие!

Кирилл решил, что это рубины. Вот только он что-то не слышал, что существуют рубины такой величины. А если такие и есть, то сразу — зараз! — в одном месте они не встречаются. Да еще вдобавок одного и того же оттенка! Такого подбора, наверно, нет даже в алмазном фонде бывшего СССР. Кто ж это нарядил его любимую собаку?

— Так-так!.. — нарочито строгим голосом начал Кирилл. — А позвольте мне узнать, сударыня, с каких это пор служебно-розыскные, а также пастушьи собаки носят такие драгоценные вещи! — Кирилл потрогал ошейник. Неожиданно его пальцы обожгло странным теплом. Камни казались горячими.

Причем ошейник болтался на шее собаки и не был застегнут. Мотни она головой, и быстро слетит.

— Вам, сударыня, по долгу вашей суровой породы просто не положено принимать в дар всякого рода подношения. Будь это даже кусок мяса на сахарной кости или, как в данном случае, вот такой богатый блестящий ошейник. Я, конечно, понимаю: вы девушка и падки на всякого рода бижутерию. Но нужно же знать меру! И притом, вы могли бы сначала посоветоваться со мной. Вдруг он вам совсем не к лицу. Откуда это у вас?

Менторский тон Кирилла напоминал голос рогатого мужа, выясняющего у любимой жены, откуда у нее вдруг неожиданно появилась та или иная занятная дорогая вещица.

Хотя говорил Кирилл все это просто так, чтоб отвлечься и собраться с мыслями. Релаксировался, так сказать. Разряжал обстановку. Слишком уж неожиданно налетел на него этот большой ротвейлер, что сейчас тихонечко сидит в сторонке и виновато смотрит в их сторону.

Кириллу показалось, что он прислушивается. Слишком уж умные глаза для простого пса. Пожалуй, в этом замке надо держать ухо востро, неизвестно, какие сюрпризы могут тут поджидать. А он расслабился, обстановку разглядывал…

Странно, однако, что ни монах Яков, ни Магда не сказали, что по замку бродит такая злобная собака. Уж они-то наверняка страдали от этого ротвейлера! Вон какие бледные стоят. Что это, злой умысел или недомыслие? Добро, как-нибудь разберемся, дайте срок!

Отчего-то Кирилл вдруг стал ощущать себя очень значимой фигурой. С чего бы это? В этом месте он без году неделя, ничего не знает, и вообще чужак, а тут этот непонятный снобизм. Откуда ему взяться? Непонятно.

Меж тем Шейла выслушала речь Кирилла и — как ему показалось — впала в раздумье. Неудивительно, собаки прекрасно все понимают — на то они и собаки. Даже маленькая глупая тявкалка соображает, за что ее ругают хозяева. А серьезные породы — тем более.

Видимо, Шейла прекрасно понимала интонацию Кирилла и, вполне вероятно, смысл сказанного. Она повернулась к ротвейлеру и что-то тихонечко проскулила. Скулеж звучал извинительно, будто собака оправдывалась и о чем-то просила. Проскулив, как бы в подтверждение сказанного, Шейла мотнула головой на Кирилла.

Он не знал, что и подумать! Так и сидел на корточках ошарашенный. Оказывается, в этом чудном месте собаки изъясняются жестами! Иначе как можно расценить кивок в его сторону?

Меж тем ротвейлер подобрался, перебрал передними лапами и как бы подбоченился. Вид у собаки получился серьезный и уморительный. Пес, насколько это было возможно, поднял голову и вильнул обрубочком хвоста.

«Да, это я ее одарил! А что, разве она недостойна? Если вам не нравится, то отчитывайте меня. Но согласитесь, Кирилл, — разве ей не идут эти изумительные камни, которые так напоминают мои глаза, когда я страшен и в гневе? Бросьте. Это все пустое. Давайте лучше заключим мир…»

Именно так Кирилл понял мимолетные — не жесты, нет, у собак ведь нет ни жестов, ни мимики! — движения туловища черного пса и перебор его лап. Причем Кириллу показалось, что эти слова прозвучали у него в голове.

«Ну, вот, — мелькнула мысль. — Я понимаю речь живущих тут людей, и теперь я стал понимать мысли собак. Или мне кажется?..»

Нет, ему не показалось. Ротвейлер неспешно подошел поближе и, не обращая на вновь обратившихся в соляные столбы Якова и Магду, важно уселся. Пес взглянул на Шейлу, что-то тихонечко проурчал и, по-видимому получив согласие, протянул Кириллу переднюю правую лапу.

Что тут оставалось делать? Вежливость дорогого стоит. Конечно, Кирилл пожал теплую лапу собаки. Когда тебе предлагают дружбу, не следует от нее отказываться. Тем более что другом ему хочет стать такой разумный нес, у которого — когда он в гневе — глаза сверкают, как рубины!

— Здравствуйте. Меня — впрочем, это вам известно — зовут Кирилл. Извините, что не знаю вашего имени, — в шутку представился Кирилл. — Если хотите, мы станем друзьями.

Черный пес довольно уркнул и перебрал лапами. На морде — насколько это возможно для собаки — появилось хитрое выражение, будто он хочет что-то сказать. Дернулись губы, приоткрылась пасть. Потом ротвейлер неожиданно важно кивнул и сверкнул глазами в сторону.

Якова. — Его зовут господин Грей, — тихонько прошелестел монах. — Он друг господина лорда.

«Господин Грей! Ну и ну!.. Так вот о ком говорил Яков, когда я спросил про Шейлу».

В памяти Кирилла всплыли слова монаха: «Вы сами его увидите, господин Кирилл. В замок ее приказал отвести наш властитель — лорд Абигор. Видите ли, на утес он пошел вместе с господином Греем. Господин Грей был очень обрадован госпоже».

Кирилл с любопытством смотрел на ротвейлера и только и мог, что скрывать улыбку. Надо же, какой важный пес. Головой кивает. Собаки умны — это факт. Известно много случаев, когда хозяева оставляли своим любимцам многомиллионные состояния. И, судя по всему, этот ротвейлер очень важная персона в замке. Важная… и умная. Но отчего же он так не любит монаха и Магду? И Шейла на них недобро косится.

Провожатые Кирилла стояли ни живы ни мертвы. Головы потуплены, исподволь бросают быстрые боязливые взгляды на собак.

«Что еще может выкинуть такой своенравный господин? Бросится на них? Не знаю. Да и Шейла может поддаться порыву — тоже кинется. А оно мне это надо? Нет!»

Кирилл быстро принял решение.

— Знаете что, Магда! Я, пожалуй, сам разберусь, что делать дальше. Сам найду, куда идти. Возьму их с собой, — Кирилл кивнул на собак, — а вы пока приготовьте поесть. И вы Яков, идите. Если вы мне понадобитесь, я вас разыщу. Я пойду наверх. Так будет лучше. Верно?

— Как вам будет угодно, господин, — отозвалась Магда. — Наверху гардеробная, если пройти дальше и спуститься вниз, то найдете небольшой бассейн. Вода нагрета. Обед будет подан в трапезную. Вход в нее около лестницы, во-он та дверь.

Магда указала на дверь в конце зала, поклонилась и скрылась в одном из стрельчатых проходов. Монах же, облегченно вздохнув, сразу устремился к выходу. Вновь из неприметной ниши появился лакей-истукан и бесшумно открыл дверь. Стук деревянных сандалий смолк.

Тихонько свистнув псам, Кирилл направился к мраморной лестнице. Его снедало любопытство…

…Кирилл сидел за богато накрытым столом. Его одолевали веселые мысли. «Вот и спросил на обед что-нибудь простое и незамысловатое! Мол, не утруждайтесь, Магда. Накройте так, как обычно лорду Абигору накрываете. Не надо изысков. Ничего себе — незамысловатое!»

Большой круглый стол чем-то походил на небольшой универсам. Это сравнение пришло в голову, как только Кирилл увидел все разнообразие выставленного на белоснежную скатерть съестного.

Мудреной формы графины и графинчики с напитками; кувшинчики и менажницы с подливами и специями; соусники; солонки наполненные солью нескольких видов; щедро пересыпанные зеленью мясо и рыба на больших блюдах; фарфоровые салатницы с разнообразными холодными закусками; блюда, с красиво разложенными на них морскими (как их называл Кирилл) гадами; фарфоровые судки с…

В общем, на перечисление всего, что стояло перед ним, ушло бы немало времени. На столе еще стояло нечто такое, чему Кирилл просто не мог подобрать названия.

По левую и правую руку от него лежал ряд серебряных ножей и ножичков, диковинного вида ложек и вилок, щипчиков и иных мудреных — иначе не назовешь — инструментов. Всего не перечесть.

Как пользоваться всем этим, Кирилл представлял слабо. Ладно, освоится.

Накрытый стол напоминал огромный натюрморт.

Кириллу неожиданно пришла в голову веселая мысль о том, что все это продуктовое изобилие могло бы дать вдохновение не одному десятку бездарных гениев. Если, ясно дело, можно было бы каким-то чудом собрать и запереть гениев наедине с этим столом и оставить им предметы труда — кисти, холст и краски. Ну, или карандаши со шпателями. В общем — кто чем привык ваять.

Гениям поставить задачу: писать свои картины нормально, чтобы было понятно, что на них изображено, а не абы как.

Кто нарисует простыми и доступными пониманию линиями — тому разрешить сесть за стол, выпить и закусить. Ведь известно, что гениям ничего не надо: они только творят свое виденье мира, а питаются воздухом.

Это свое виденье гении преподносят нормальным безобидным людям. Наверно, поначалу голодные гении, соревнуясь между собой (голод не тетка, это даже им известно), писали бы натюрморты нормально. То есть все понимали, что изображено на холстах.

Потом гении, начав отъедаться от этакой щедрой благодати и чуточку обрастя жирком, стали бы рисовать все хуже и хуже. То есть со своим виденьем окружающего мира.

У них притупился бы инстинкт самосохранения. Сытое брюхо к работе глухо. В итоге через определенный промежуток времени наступил бы такой момент, когда гении вновь начали бы голодать, потому что на холстах снова выходило бы сплошное параноидальное непотребство. И это непотребство никому бы не нравилось. Кроме, разумеется, таких же шизанутых поклонников творчества гениев.

Поклонники ничего не понимают в шизе, но делают вид, что в ней разбираются. В подтверждение этого, поклонники готовы платить за непотребство большие деньги.

Кстати, поклонникам, понимающим творчество гениев, тоже не мешало бы поголодать. Устроить, так сказать, пост и режим жесточайшей экономии. Ну а потом покормить, коль возникнет желание, чем-нибудь малосъедобным — тем, что изображено на картинах.

Поголодав чуток, гении опять стали бы писать картины красивыми и аппетитными.

Таким образом, и гении, и поклонники со временем излечились бы от пагубной страсти и начинали видеть окружающий мир как остальные люди.

Поклонники прекратили бы платить за шизу деньги, потому что узнали бы, что такое голод. А так как спрос на шизу исчез, то и гении стали бы творить, как полагается. Ведь желудок надо чем-то питать.

Естественно, аппетитно творили те, кто действительно умеет рисовать. У Кирилла было сильное подозрение, что большинство гениев не умело держать в руках ни карандаша, ни шпателя.

Если гению наливное яблочко видится квадратным и трупных цветов, то пусть жрет его сам. Если вместо красивой женщины он рисует краснорожую уродину с треугольными сисочками (причем эти сисочки весьма рознятся своими размерами — одна гигантская, другой почти не видно), то пусть сам и пользует такую женщину. Моральным уродам — уродливый продукт…

«Боже, что за мысли в голову лезут! — подумал Кирилл, усаживаясь за стол. Это, наверно, от голода. Хорошо, что я не гений! И чего это я на них окрысился? Они-то причем? Странно. Даже эллинское искусство не сразу появилось. В Элладе вся их красота возникла сразу, если можно так выразиться — одномоментно…»

Невдалеке от растопленного камина расположились собаки. Огонь давал блаженное тепло.

Грей смотрел на Кирилла все еще настороженно. И это понятно — незнакомый человек. А Шейла? Собака глядела доброжелательно — он ведь все-таки хозяин — но несколько удивленно. Овчарка никак не могла привыкнуть к новой одежде Кирилла. Все дело в том, что он обрядился в шотландский килт.

Магда явно поскромничала, сказав, что вода в небольшом бассейне уже нагрета. Нет, вода теплая, это так. Только наполнен ею был не заурядный, выложенный кафелем — пусть даже и большой — бассейн. Нет, Кирилл увидел обширный водоем. Эдакий большой пруд или маленькое озеро.

У самой воды золотистый теплый песок, чуть дальше от берега изумрудная трава-мурава. В озерце кувшинки растут, на дне темнеют зеленоватые бархатные камни. И размерами это озерцо или пруд (нет, скорее всего, пруд) никак не меньше хоккейного поля. Этот чудо-бассейн Кирилл обнаружил, пройдя по второму этажу и вновь спустившись вниз.

На втором этаже он сначала увидел по обе стороны коридора ряд одинаковых дверей. Наугад ткнувшись в первую, понял, что очутился в гардеробной.

Вдоль стен стояли высокие зеркала, створки массивных изукрашенных резьбой шкафов были гостеприимно распахнуты. Мол, подходи, и выбирай, что тебе по душе.

Удивительно было то (хотя Кирилл тут уже ничему не удивлялся), что висевшая в шкафах одежда принадлежала не только разным народам, но и разным эпохам.

— Ничего себе! — не удержался Кирилл. — И к чему все это? Я ж не красна девица, чтоб по сто раз на дню наряды менять!

Потом, поразмыслив, решил переоблачиться. Когда еще выпадет такой случай? Если в этом мире есть средневековый монах-доминиканец, женщина в платье фасона середины прошлого века, изысканный лорд в камзоле, бархатных штанах и ботфортах, так отчего бы ему тоже не вырядиться?

Сначала его внимание привлекла древнеримская тога. Но, решив, что ходить обернутым в простыню, хоть и тонкой шерсти, будет несколько неудобно — да и климат не тот — Кирилл остановил свой выбор на шотландском национальном наряде. В этом есть какой-то свой шик…

И пусть не говорят, что если горцы ходят в юбках, значит, сражаться не умеют. Как бы не так! Англичане всю свою историю получали от них по рогам, причем жестоко. Горцы есть горцы.

Решив вернуться сюда позже, Кирилл стал исследовать этаж дальше. Следующая комната представляла собой спальню, со стоящей по центру немалых размеров кроватью под балдахином. Из спальни в гардеробную вела отдельная дверь.

— Ясно, — протянул Кирилл. — Удобно…

Смотреть, что находится в остальных комнатах, Кирилл не стал. Зачем? Успеет. Одежда есть. Спать тоже есть где. Что еще надо? Правильно, помыться и поесть! Бросив рюкзак с ноутбуком на необъятную кровать, отправился дальше.

В конце коридора Кирилл увидел еще одну ведущую вниз лестницу. Магда говорила, что там бассейн.

Ну что же, ополоснуться не мешает. Кирилл спустился, и… И увидел этот водоем под стеклянной крышей.

По одной стене вдоль водоема он увидел несколько дверей. А за ними целый помывочный комплекс! Тут тебе и нагретая сауна, и парная на манер турецкой, и нечто вроде жарких римских терм с маленькими бассейнами полными горячей воды. Не хватало лишь русской парной с веничками да квасным духом. На да ладно, спасибо и на этом!

Кирилл сбегал наверх, прихватил из гардеробной килт и мигом вернулся.

Оставив собак на песочке возле пруда (так он мысленно стал называть этот чудный водоемчик), Кирилл для начала отправился в парную. Вдоволь там настрадавшись, выскочил наружу и на глазах изумленных собак с криком «Ура!» плюхнулся в тепловатую — в самый раз — воду пруда.

Вдоволь наплескавшись и наплававшись, Кирилл выбрался на берег и вольготно развалился на мягкой травке.

Шейла печально смотрела на его мокрое тело, и в глазах ее стоял немой укор. Мол, что же ты делаешь, хозяин! Разве можно над собой так издеваться? Побереги силы. Ведь известно, что нет ничего слаще, чем сухое теплое место. А ты? Вон как вымок! Зачем?..

— Хочешь, и тебя окуну? — предложил Кирилл. — Ты ж у нас не трусиха, верно? Вода в пруду прекрасна, в меру тепловата, и жаль, что ты у нас не гордая британка. Иначе ты бы оценила эту воду по достоинству! Поясню. Видишь ли, Шейла, знающие люди рассказывают, что в Британии в ванных комнатах всего два крана — для горячей и для холодной воды. Сам я там не был, поэтому не знаю. Но предполагаю, что если есть два крана, то должно быть и два душа. Из одного брызжет горячая вода, из другого, соответственно, холодная. Это называется контрастный душ. Полезен для здоровья. Думаю, твои собачьи блошки были бы в восторге от такого помыва.

Говоря все это, Кирилл ловко стянул через голову собаки украшенный красными стекляшками (или все-таки рубинами?) ошейник и расстегнул родной, простой кожаный. Бросил собачьи атрибуты рядом и выжидательно смотрел на Шейлу.

— Пошли, снял твои камни-финики. Вперед! Да не бойся ты, однова погибать!

Не обращая внимания на некоторое сопротивление, он поднял нелегкую собачку на руки и снова забрался в пруд. Воду Шейла, как и всякая собака, терпела, хотя купаться не любила.

Но на берег выбираться не спешила, плавала вокруг Кирилла кругами. Видя, что подруга не собирается вылезать, к ним присоединился и Грей. Вся троица сидела в воде еще где-то минут десять.

Наконец выбравшись на берег окончательно, Кирилл взял килт и для начала показал отряхивающимся Шейле и Грею.

— Видите? Это моя новая одежда. Я сейчас ее надену и буду в ней ходить. Знайте, в ней буду я — а не кто-нибудь другой! Не вздумайте бросаться! Вот, нюхайте ее, запоминайте! А то я вам!..

Что значит — «А то я вам!..» — Кирилл не досказал. Главное — предупредить. Ведь известно — зрение у собак не очень хорошее. Они больше полагаются на нюх. Собака запросто может наброситься и покусать своего хозяина, если он неожиданно появится перед ней в незнакомой ей одежде. Ведь пахнет-то он по-другому!

А незнакомый человек — это угроза. Тем более доверчивость к незнакомым людям у такого рода серьезных собак, как кавказская овчарка и ротвейлер, проявляется крайне медленно. Если проявляется вообще…

Кирилл не хотел быть погрызенным ни за что ни про что. Дал понюхать одежду еще раз. Ведь он собирался появиться перед Шейлой в клетчатой юбке.

Кирилл неспешно одевался. Развернув каждую часть своего нового наряда, еще какое-то время вертел его перед глазами собак и подносил к их носам.

Юбка из тяжелой шерстяной ткани в крупную темно-зеленую клетку, длинный черный пиджак с металлическими пуговицами, кожаный ремень, набедренная сумка, назначение которой — охранять детородный орган, рубаха, наконец, гетры — все это было внимательно изучено собаками.

Башмаки Кирилл решил оставить свои. Привык, да они, в общем-то, сочетались с нарядом горцев, потому что ботинки его тоже были хоть и туристскими, но горными. Ну а берет, или гленгарри, потом наденет, носить головные уборы он не привык.

Но все равно, когда Кирилл оделся, то вылизывающиеся собаки вскочили и недоуменно уставились на него.

«Чёрти что! — говорил взгляд Шейлы. — И ты собираешься так ходить? Тебе не стыдно?»

— Ладно, подружка, успокойся, — довольно пробурчал Кирилл. — Я же не возбраняю тебе носить на шее бижутерию. — Кирилл кивнул на необычный ошейник. — Тебе же не стыдно?

«Я дама! — вильнула хвостом Шейла. — Мне позволено…»

В общем, первоначальные ощущения от шотландского наряда были так себе, не очень… В килте ходить неудобно — снизу нещадно поддувало. Да вдобавок под юбку он ничего не поддел. Свои трусы Кирилл простирнул и оставил сушиться.

Все дело в том, что в этом безумно богатом нарядами гардеробе он не обнаружил этой столь необходимой любому мужчине детали туалета. Нашлись какие-то порты с завязочками сверху и снизу, но согласитесь, если надеть этот белоснежный шедевр, то торчащие из-под килта нижние части портов выглядели бы чуточку прикольно. Если не омерзительно.

Поэтому пришлось довольствоваться тем, что есть. То есть ничем.

«Ладно, не беда, привыкну. В конце концов — эти портки можно и обрезать, превратить — как сказали классики — в элегантные шорты. Так что проблем не существует!»

Полностью одевшись и разобравшись с хитроумными шотландскими застежками, он кивнул Шейле и важно, как глава какого-нибудь горного клана, прошествовал в то место, где по уверениям Магды его будет ждать обед.

Кирилл бросил взгляд на часы, это уже не обед — это, скорее, получится ранний ужин.

По пути он не удержался и заглянул в гардеробную. Надо взглянуть на себя глазами бедной Шейлы. Ну, что ж… Выглядел он ничем не хуже исконных горцев.

— Эх, волынки не хватает… или волыны… — Кирилл на секунду представил себя в таком наряде и с «АК» наперевес. Автомат никак не хотел вписываться. — Ладно, Шейла. Успеем еще налюбоваться. Пошли обедать.