Пернач V

Глава 4

Дорога наматывалась на старые убитые покрышки моего драндулета. И ведь я не обратил внимания, но Дорога Проклятых изменилась! Нет, она все так же была черная, ровная, и монолитная, но… Даже по ощущениям, она перестала пружинить, и выглядела мертвой. Сомневаюсь, что она сможет поглотить какую-нибудь зараженную тварюку, как когда-то сожрала ухокрыла. Но по ней я все еще могу гнать на максимальной скорости

По ощущениям, “максимальная скорость” была километров пятьдесят в час. Я ехал и впадал в уныние, этак я до Москвы полгода ехать буду… А вот трогг был взволнован. Езда на мотоцикле его поразила и удивила, сидишь, лапами не шевелишь, а мчишься так же, как за дичью! Чудеса! Да и чего ты распереживался, если копался в моей памяти — должен был еще и не такое видеть.

“Видеть — это другое. Чувствовать — это совсем другое”, пояснил мне трогг.

В общем-то, он прав. Смотреть фильмы про байкеров, и кататься на мотоцикле — это абсолютно разные вещи. Я поглядывал по сторонам, но пустошь вокруг была мертва: ни какого движения. А ведь все налаживалось, караваны ходить начали… И опять все пошло по одному месту. А в целом, когда становилось лучше? Вот прямо хоп — и хорошо? Никогда. Жили, работали, улучшение жизни не воспринималось чем-то из ряда вон. Ну вышел новый смартфон с расширенным функционалом — хорошо, машины с автопилотом появляться стали — замечательно. Все это воспринималось как должное. Вот если б телепортацию изобрели — это был бы скачок. Наверное. А вот если б телепортацию потом запретили — народ бы расстроился, это был бы шаг назад в качестве жизни. А потом случался какой-нибудь социальный катаклизм, росли цены, народ роптал, ибо съездить в отпуск в диснейлэнд не получалось, хватало только на турцию, и люди были недовольны разной ерундой. Потому что настоящих потрясений не видели.

Погрузившись в свои мысли я не заметил, как добрался до поворота к Елаге, но даже не заезжая в город, я понял, что он погиб. Часть стены упала, видневшиеся строения были поломаны. Я остановился, глядя на останки города, и думал, заехать, или нет? Я боялся увидеть свидетельства того, что погибли моим одноклубники, Фарг и Арда, и не хотел этого видеть. Но там есть слепой. Был. Вряд ли его убили, слепых не убивали. Раньше — точно. А вдруг? Я свернул к городу. Взобравшись на верх большого холма, где располагалась Елага, я увидел следы битв, что здесь происходили несколько сезонов назад. Стена была смята и разворочена, ворота чем-то уронили внутрь, видимо таранили, все вокруг покрывали пробоины от пуль и дроби, но ни тел, ни каких либо предметов одежды или оружия я не видел.

Медленно катясь по улице, я осматривал разрушенный город. Таверну сожгли, какие-то дома относительно уцелели, какие-то сложились. Трупов не было: это самая ценная добыча. Досталось даже экскаватору, вокруг которого раскинулась Елага: в него стреляли, его жгли, но ржавый монумент устоял. Прошлое оказалось крепче настоящего. Дом слепого относительно уцелел, хоть и был покрыт пулевыми отверстиями, окна разбиты, и выломанная дверь болталась на одной петле. Внутри царил сумрак и запустенье, сквозняки гоняли пыль по углам. Одежду слепого потрепала непогода, а самого его покрывала пыль, но я видел, что он жив, и активен.

— Здравствуй, Бортник, давно не виделись.

Слепой медленно поднял голову, и уставился на меня блестящими, чуть светящимися черными глазами.

— Здравствуй, Александр. — сказал он каким-то механическим голосом.

При этом он назвал имя, которым я представился в первой капсуле.

— Кидаться на меня не будешь? — с опаской уточнил я, — Ты знай, я когда тебя шлепнуть обещал — я шутил.

Слепой помолчал несколько секунд.

— Я знаю. Я все знаю.

Нет, это точно не Бортник. Готов поспорить на щелбан.

— Кто ты?

— Ты называешь меня скверной. Я — Сознание.

По моему телу пробежали мурашки, которые удивили трогга. Похоже, в этот раз я встретился со скверной лицом к лицу. Напрямую, без посредников.

— Сознание? Не понимаю.

Слепой опять замолчал.

— Мне сложно говорить, — сказало оно немного спустя, — я повреждено, связь не устойчивая, я теряю части себя и по долгу не могу их найти.

Сложно что-то понять, но похоже у скверны проблемы, и да, то, что я слышал до этого — было правдой. У вируса сознание роя, или чего-то типа того, это как нейросеть, и когда часть отвалилась — оно потеряло часть себя. Но одно я понял точно — наша встреча не случайна.

— Чего ты хочешь?

— Я хочу… — слепой запнулся, — …существовать.

— Хорошо. Кто тебе мешает?

— Есть враг, пытающийся меня погасить.

— Где он?

— Там.

Я четко увидел в своем сознании, где расположен враг скверны. Это Москва. Значит, Институт? Они борются с заражением, но заражение приобрело такой уровень самосознания, что может нападать и защищаться?

— Уничтожь врага.

Как я и думал…

— Но почему я?!

— Ты — идеальный симбиот, ты принял Сознание. Ты — наше идеальное творение.

Час от часу не легче… Но одно я понял точно: никакой я не избранный, просто удобное оружие, которое хорошо лежит в руке. Но есть тут какие-то нестыковки… Вроде все понятно — есть мы, и есть те, кто против нас. Но я не хочу действовать слепо, я хочу понять и познать суть вещей. Понятно только одно: мою физическую форму и память используют для достижения цели. Трогг не может попасть в Москву, Александр Трубеев — может. Вот и весь хрен, до копейки. Пока я размышлял, слепой опустил голову и затих.

— Бортник! — позвал я его.

Ноль реакции.

— Сознание! — с тем же результатом.

Вот и поговорили. В принципе, кое-что стало складываться. Все вокруг — скверна. Она живет, что-то там делает, куда-то двигается, развивается, одна скверна ест другую, и этот круговорот постепенно прогрессировал, и на пике этой эволюции стою я. Помесь носорога с самокатом. Случайность или нет — не знаю. Может быть бракованный чип вживляли всем, но у кого-то побочных эффектов не было. А может быть чип был и не бракованный… Просто подошел он только мне. Ведь чистых дергали не для того, чтобы они тут дичь творили, была цель. И кажется я убедился, что чистых дергал не Институт. Но… Это мне точно не известно. Была еще и игра. Вот же черт, только с одной загадкой вроде бы разобрался, как всплыла следующая. Будем решать эти загадки, похоже сейчас я на пике развития, и больше реинкарнаций не будет. Меня создали, и отправили делать дело. Плохо… подыхать нельзя. И хорошо! Можно наконец подохнуть! Навсегда!

От этих мыслей мне стало как-то легче, появилась некоторая определенность. Я вышел из дома слепого и побрел к ангару механиков. Ангар также пострадал, похоже было, что его брали штурмом: около входа баррикада, в стенах рваные дыры, внутри следы пожара и разруха. Но я не увидел пикап, а это значит две вещи: либо Фарг и Арда спаслись, либо пикап угнали. Второе вероятнее. Вернувшись к мотоциклу, который оставил у экскаватора, я заметил тень, которая пряталась в уцелевшей хижине. Точнее, заметил ее трогг, а только потом я. Выживший? Не может быть. Но это точно человек. Я сделал шаг к его укрытию, и скрывающийся отпрянул. Боится…

Хоть я и нелюдь, но человеческое во мне осталось. Я достал из котомки сверток с сушеными овощами и бутылку с водой, и положил это перед собой, сделав шаг назад. Трогг почувствовал, что скрывшийся от нас человек напрягся: он увидел еду. Мне хотелось поговорить с ним, а трогг планировал его сожрать, поэтому я развернулся, подошел к мотоциклу и запустил двигатель. Пора убираться… Надо попасть в Усть-Катав. Доехав до ворот, я обернулся, и увидел мелькнувшую тень, которая унесла оставленные мною припасы. Я не пропаду, наверное, трогг нас прокормит, надеюсь. А вот ему помочь некому, Сознание больше не опекает своих детей.

Трогг.

“Что?”

Ты тоже связан с Сознанием?

“Я связан с Матерью.”

Мать и Сознание — одно и тоже?

“Можно и так сказать. У них одно начало, но сути разные”.

Скажи, когда человек умирает, что с ним происходит?

“Он сливается с Матерью”.

И ты тоже сольешься с Матерью, когда умрешь?

“Да”.

Понятно. Смерти нет. Тело — лишь телесная форма. Поэтому я видел Каспера как живого, и Артема из подвала. Они не умерли, они просто перестали существовать в физическом мире. Все, как и говорила слепая, которая и сама часть скверны, но что-то с ней не так, есть там что-то еще… Найду ее — пытать буду, пока не расскажет, или не умрет. Умрет, но не расскажет, ежу понятно. Она — исполнитель с небольшой долей свободы. Дерьмовый все-таки мир, дерьмовый. Не нравится он мне. И не понятно, что есть “Сознание”, а что “Мать”?..

Дорога наматывалась на старые колеса, обутые в растрескавшуюся резину. И тут я понял, что Дорога осталась. Скверна не убита, но ей нанесен существенный урон. Из меня делали оружие, но противник ударил раньше. Или я очухался позже… Может быть, план был ввести в дело меня раньше, но что-то не срослось. Море предположений, и крупицы информации. По крайней мере, меня никто никуда не гонит, значит есть некоторая свобода действий, и торопиться мне некуда, а значит я могу провести свое расследование. Небольшое.

Меня начал донимать голод и жажда, поэтому я тормознул на окраине дороги. Еды у меня не осталось, голод я потерплю, а вот жажду утолить у меня есть чем. Покопавшись в сумке, я обнаружил, что у меня осталась одна бутылка чистой воды, и одна с тухлой. Одну бутылку с чистой водой я оставил выжившему. Ладно. Оставлю тухляк на потом. Я сделал четыре глотка из бутылки, и убрал ее: следует экономить живительную влагу. Вода имела металлический привкус, но в целом вполне съедобно.

До Усть-Катава я ехать устал, жопа стала квадратная и перестала что-либо ощущать. Даа, сиденье тут жесткое… Подушка из тряпки в четыре слоя не спасала, от слова “совсем”, уж про поролон можно было и не вспоминать. Знакомый поворот, я скинул газ и съехал с Дороги Проклятых. Интересно, сожрет она меня, если босяком наступлю? Нет, наверное, не та уже Дорога, ох не та… Было любопытно, но проверять не хотелось. Все та же деревня в тумане слева, интересно, тот черный еще живет там? Да вру, на самом деле не интересно. Проехав по знакомому маршруту, я остановился около ворот базы механиков, и поднял руки вверх. Да, механики убрали дозорный пост, и построили укрепленные ворота с огневыми точками, на прицеле меня держали два пулемета.

— Еду к старшему, от Андатра! — крикнул я, но ничего не поменялось.

Может передают информацию, кто знает. Ничего не происходило минут пять, и когда я уже собрался опускать затекшие руки, над воротами показалась знакомая голова. Дядька Вург изменился: рожа потеряла былую ширину, черты лица заострились, на голове и в бороде появилась седена. Не дожидаясь вопросов я обратился к коменданту:

— Вург, нужно срочно поговорить с Филом! Это касается Андатра и его расследования! Свяжись со старшим!

Вург пристально смотрел на меня, и только минуту спустя достал рацию и что-то туда пробубнил. Дождавшись ответа, махнул кому-то рукой, и скрылся из виду. Спустя минуту ворота приоткрылись настолько, чтобы прошел мой мотоцикл, и я не задерживаясь прошмыгнул внутрь. Ворота сразу захлопнулись за моей спиной, а меня окружили четверо боевиков в добротной металлической броне с разномастным огнестрелом. Меня ссадили с мотоцикла и скрутили руки за спиной, следом потащили в штаб.

Даа, сколько раз здесь был, и живым, и полумертвым, но вот такого еще небыло. Понятно конечно, времена такие. Я обратил внимание, что все встреченные мной механики были вооружены. Но территорию свою они поддерживали в чистоте и порядке, в штабе ничего не облезло и не отваливалось. Дойдя до кабинета Фила, Вург постучал, и открыл знакомую дверь, запустив меня внутрь, и войдя следом. Двое охранников остались снаружи, двое встали по бокам около двери внутри. Фил что-то писал карандашом в старом журнале. Подняв голову, он внимательно посмотрел на меня, а я улыбнулся. Все-таки, увидеть друга чертовски приятно. Фил тоже сдал, но железная воля старшего никуда не делась.

— Рассказывай. — приказал он.

— Фил, Андатр — это я. Я опять умер.

Было заметно, что старший мне не доверяет.

— У меня нет планшета Сани, обстоятельства смерти я тебе расскажу, но с глазу на глаз. Фил, дело очень серьезное.

Филипп задумался, и покрутил карандаш в пальцах. Я специально выдал информацию, которую могут знать немногие. Точнее, только я. Приняв решение, он махнул рукой, и мы остались в кабинете вдвоем. Я пригляделся к Филу, в надежде увидеть подсказку системы, но нет. Система молчала.

— Ты не видишь моего имени, понимаю. Я твоего тоже не вижу, просто выслушай меня, мне нужен твой совет.

— Если это действительно ты, то рассказывай. А там посмотрим.

Я вздохнул, и приступил к повествованию.

— Я добрался до Москвы. Там все не так! Там почти нормальная жизнь! В пригороде своя валюта, работают магазины, больница, в банке есть обменник, меняют золотые рубли на кредиты, у людей есть электронные паспорта. Там есть своя служба безопасности, которая меня вычислила, и я тебе скажу так: интриги и подковерная возня там везде.

Филипп слушал меня внимательно, постукивая карандашом по столу.

— Но в саму Москву я не попал, Лия убила меня. Я не знаю почему… Она больше не слепая, в клинике ей вернули зрение.

Я замолчал, и смотрел на старшего. Вторую часть рассказа я приберег на потом.

— Ты не мог возродиться. Ты стал нечистью. — печатая слова сказал Фил.

Ненадолго хватило моего придерживания.

— Да, ты прав. А вот тут начинается вторая часть моего рассказа. Фил, здесь все намного, намного сложнее. Капсулы и скверна связаны, но разделены, это тебе известно. Неизвестно никому то, что скверне не нужны капсулы. Фил, я монстр. Я очнулся около Карабаша, в очаге скверны, мое тело не человеческое, у меня в башке два сознания.

Рука Филлипа, державшая карандаш замерла.

— Кто-то, я подозреваю кто, научился управлять скверной, и создал капсулы. Может быть он же запрограммировал слепых. Но и ты, и я очутились здесь не по воле науки, нас дергала скверна. Мы — заготовки оружия, и я стал чем-то больше, чем заготовка. Фил, я не знаю что дальше, я не знаю, что мне делать.

“Я знаю”, сказал мне трогг.

Вот в тебе-то я не сомневался. Фил опять начал постукивать карандашом по столу.

— Очень интересная история, и знаешь что? Мне следуют убить тебя здесь и сейчас. Я не знаю кто ты и что ты. А все неизвестное лучше устранить, ибо оно опасно. Говоришь, вернул зрение Лие? Уж не поэтому ли наступил Конец?

— Нет, Фил, врядли. Конец произошел через год после этого, я очнулся еще через три года. Есть мысль, что скверна не успела меня доделать, и ее противник нанес удар первым. А знаешь, как скверна себя называет?

— Как? — безэмоционально спросил старший.

— Сознание.

— Сознание?

— Сознание. Она разумна. Монстр, внутри которого я нахожусь — разумен.

— И как ты можешь доказать, что не врешь? — спросил он.

— Никак, нваверное…

Мы помолчали, глядя друг на друга. Я искал союзника, но могу найти только пулю в лоб.

— Ну спроси меня о том, что знаю только ты и я. Кофе, я так понимаю, больше нет?

Фил пристально смотрел на меня, и я не мог догадаться, о чем он думает.

— Кофе нет, кончился. Я думал у тебя уже не получится меня удивить, но нет, ты способный малый.

Кажется, меня признали.

— Знаешь, мне бы хватило второй смерти, но меня не отпускают. Расскажи мне, что произошло, меня четыре года небыло.

Филипп побарабанил карандашом по столу.

— Что тебе рассказать? За тот год, что прошел до глобального пиздеца два-ноль не было ни одного нового чистого. По крайней мере, я о них не слышал. Сам понимаешь, каждый чистый — это событие. То там резню устроит, то тут. И тишина, как будто перестали появляться. Получилось эдакое затишье перед бурей. А потом скверна сказала пока-пока. Первым делом у нас встали мастерские, потому что отказали сварочники. Первые пару дней я думал, что это сбой, но нет, скверна как будто выключилась. И да, система в моей башке тоже отключилась. Все сделанное до этого времени работало, но что-то новое произвести уже не удавалось. Потом начался сущий ад, люди одичали, начали убивать и жрать друг-друга, потому что земледелие встало.

— Да, слышал об этом…

— Наступил хаос. Слепые отключились, скверна перестала кормить, встало все, встали фабрики, перестали падать “дары небес”.

— Это тоже уже слышал.

— Значит, больше мне рассказать нечего. И куда ты теперь?

— В Москву.

Мы помолчали, глядя друг на друга.

— Только постарайся больше ничего не сломать. И не сдохнуть.

— Ладно. А ведь в прошлую нашу встречу жизнь была хорошая…

— Дааа… — протянул Фил, — Ко мне Фарг заезжал два сезона назад.

Услышав имя друга, я встрепенулся.

— Да?! Что говорил??

— Да ничего особенного. Взял немного припасов и уехал, не сказал куда.

Это меня расстроило. Хотя… Что я скажу Фаргу? Не знаю… Но увидеть живого уже хорошо.

— Еще кто-нибудь из моих заглядывал?

— Да. Виль.

Вот это уже интересно.

— Когда?

— Он был четыре сезона назад, и второй раз примерно два месяца назад.

— Что говорит?

— Ничего. Он никогда ничего не рассказывает.

Значит, мои друзья еще живы. Хорошо. Может быть собрать их заново… Но… Чтобы что? Что мы будем делать?.. Не знаю. Пока — не знаю. Но придумаю. А когда придумаю, тогда и соберу.

— Если кто-нибудь заявится — передай привет от Андатра, скажи, что смерти нет.

Филипп ухмыльнулся.

— Думаешь ее нет?

— Я это точно знаю, Фил. Я видел многих мертвых во сне, пока скверна работала. А сейчас я и снов не вижу, но точно знаю — смерти нет. Она хранит всех нас. Всех. Понимаешь? Я хочу докопаться до сути, что здесь происходит, почему байкеры, кто замутил этот пиздец.

Старший вздохнул, положил карандаш и закрыл журнал.

— Не думаешь, что не по Сеньке шапка? — спросил он меня.

— Думаю. — честно признался я, — Но другого пути не вижу. Планшет Ферзя еще у тебя?

— Да.

— Работает?

Филипп кивнул.

— Отлично! У меня есть некоторые соображения. Мне нужно найти слепую, я думаю мой планшет у нее, и тогда смогу связаться с тобой. Я хочу слить тебе любую инфу, которую нарою, если меня опять шлепнут — хоть кто-то будет в курсе.

— Это очень опасные игры. И твое тело… Ты уверен в нем?

— Не знаю, Фил, я ничерта не знаю. Но оно значительно сильнее человеческого.

Я почувствовал, как трогг ухмыльнулся. Да, теперь он и такое умеет.

— Держи себя в руках, — посоветовал мне старший, — в прошлый раз это не сработало, но постарайся хотя бы сейчас.

— Обязательно. — улыбнулся я, — И знаешь, что еще?

— Нет, не знаю.

— Мне показалось, что в пригороде Москвы жизнь не настоящая, муляж.

Старший почесал затылок.

— Может быть, ты просто от такой жизни отвык?

— Может быть…

Мы молча посмотрели друг на друга.

— Если хочешь — оставайся на ночь, но мы запрем тебя в клетке.

Эта идея показалась мне вполне обоснованной, и я согласился.

— И это, не рассказывай никому, кто ты есть. Люди могут неправильно понять. — посоветовал он.

— Знаю. — согласился я.

Меня привели в добротную клетку из толстой арматуры, дали матрас, старое мятое ведро под отходы жизнедеятельности, тарелку холодных макарон, и кружку воды, которая не воняла тухлятиной. Свои шмотки я сдал Вургу, и он обещал присмотреть за ними, и вернуть в целости и сохранности. Я поблагодарил коменданта, поел, растягивая удовольствие, и слушая бубнеж трогга о том, что эта пища ему не подходит, а затем растянулся на матрасе, и попытался уснуть. Сон не шел, я испробовал все известные мне техники засыпания.