На вершине Расколотой горы не было свободного места, одних телеканалов со всей их техникой - штук двадцать. С основной группой исследователей в подземелье брали только трех операторов. Остальные останутся наверху, и будут получать картинку в готовом виде. Крови в мире в последние дни хватало. В Индонезии трупы на улицах лежали. Не в первый раз в этом мире. Великая лондонская чума, ветряная оспа в Лиме, блокада Ленинграда и пенсионная реформа красных кхмеров в Камбодже приучили человечество счет покойников на миллионы вести. Очередной эпизод до итогов второй мировой войны еще не дотягивал. В Азии миллионов пять погибло. В Европе тысяч четыреста. Всех попробовавших новый наркотик вывозили в Центральноафриканское королевство. В бывшей республике вождь зулусов Ингози по просьбе местных старейшин принял на себя тяжкий груз и стал королем. Прежнего президента оставили советником по дворцовому протоколу. И на виду, и испортить ничего не сможет. Гарем ему оставили, так что он не сильно расстроился. Народам мира был срочно нужен позитив, и сегодня его предполагалось выдать в полном объеме.
В толпе экспертов и искусствоведов присутствовали мировые знаменитости. Музеи Италии и Испании были представлены очень достойно. Здесь же позировали городские советы Рима и Неаполя в ставших невероятно модными тогах. В толпе советников легко выделялись сенаторы. Ведь они имели право на красную кайму и золотые застежки.
На стыке серпантина и площадки вокруг мавзолея стоял первый банковский фургон для перевозки ценностей. Он был пока пуст и конвой из легионеров и карабинеров перекуривал в сторонке.
- Интересно, на сколько здесь древностей? – усмехнулся один из немцев.
- Какая разница. Главное – пнуть наших американских друзей и укрепить курс евро. Даже если там всего одна древняя статуя, сегодняшнее шоу уже принесло десятки миллионов и принесет еще сотню на одной рекламе. Сейчас появится Скрип со своей свитой, затем наместница Африки Паола в короне и начнут шоу. Декорации великолепные, массовка – то есть мы, еще лучше, можно вообще ничего не делать, никто канал не переключит. А если еще девиц легата через минуту показывать, то даже вечерний футбол нам не помеха.
- Ходят слухи, что мы признаем верховную власть Папы Римского над светскими правителями, - протянул один из офицеров.
- Умный ход. Папа сразу утвердил Ингози королем. Осенью проведут коронацию в прямом эфире. И никаких согласований с ООН. Решение Папы – закон. Очень удобно.
- Далай-лама, наверное, другого мнения, - усмехнулся другой легионер.
- Это его проблемы, - развеселились все. – В следующей жизни пусть выбирает истинную веру, где монастыри богаче и вино слаще.
Из двух подъехавших машин легко выскочили полуголые девицы в туниках.
- Есть что-то привлекательное в античной одежде, - оживились часовые.
Следом вылез Скрип, легат второго Коринфского легиона и кардинал Неаполя Чезаре Абруццио. Скрипа немцы уважали. Видели, как он в свободное время на плацу с мечом работает. Руки укрепляет. Ценили они его упорство. И жестокость тоже. Римскую тюрьму он за час разгрузил. Воров высекли и в каменоломни отправили.
После проверки бюджета городов сразу деньги нашлись на ремонт дорог и развалин. А то в Аквилле все еще люди в палатках жили, хотя после землетрясения уже несколько лет прошло.
- Сенаторы Рима и представители городов Империи, - властно сказал Скрип-Север, - в тяжкий час бедствий мы открываем сокровищницу королей Двух Сицилий. Ваша мудрость должна помочь стране использовать их с максимальной пользой.
Это он точно сказал. Многое в жизни зависит от правителей. Жили-были два государства, довольно большие. Почти одновременно в каждом из них закончилась война. И стали они мирно развиваться. В одном цари тупо деньги копили, а в другом сенат и конгресс за золото землю покупали. То острова в дальнем море-океане приобретут, то у соседей глупых Аляску с Калифорнией прикупят. Отдали за них всего восемь миллионов рублей, а добыли оттуда золота на миллиард. Поэтому, когда отрекшихся от трона бывших царей в подвале расстреливали, надо признать, было за что. Простота – хуже воровства.
Напомнил Скрип об ответственности народным избранникам и пошел с Паолой вперед. Двери в мавзолей были уже широко распахнуты. Все видели голые стены, и мало кто понимал, что будет дальше.
В полной тишине скользнула в сторону каменная плита, открывая вход в подземелье. Кинулись вперед саперы, закрепить ее намертво, чтоб обратно не вернулась. Инженерно-технические части в итальянской армии всегда лучшими были. С фантазией и машинами у латинян все замечательно. Успехов в войне у них не было, и на этом фоне не заметно было их превосходство в вооружении. А ведь у них и катера торпедные, и корабли класса «лидер» и мины всех типов лучшие в мире. Справились военные с входом, стоит он, черным провалом зияет в белом мраморе.
- За мной! – легат командует.
Только первой идет наместница. Это ее право. Она представитель младшей ветви королевского дома. Что у них там было в древности, за давностью лет непонятно, только течет в ее жилах древняя кровь диких викингов, покоривших огнем и мечом солнечную Италию. А в шаге за ней Скрип держится. И операторы идут. На большой экран картинка транслируется. Умник эффектные сцены любит, снимает с любовью неожиданный выброс лезвия из стены. Зажали его бронированной плитой, разместили заряды пластида и взорвали к черту. Эксперты только рты раскрыли от такого кощунства. Древнюю ловушку испортили. Нет им прощения! Яму легко щитом закрыли, ничего не повредив. В древних самострелах просто амбразуры загородили. Путь свободен.
Вошли в пещеру, прожектора установили, свет включили, тут-то все эксперты и ахнули в изумлении. Паола тоже смотрит, все одним взглядом окинуть можно. А то раньше с одним фонариком она здесь с Сотником лазила. Подошла к могиле первой наместницы, своей давней родственницы и присела на одно колено. А при свете ярком виден свиток между саркофагом и стеной вложенный. Она его загородила спиной, качнулась слегка, и свиточек сам по себе в разрез туники скользнул.
У всех внимание приковано к золоту в бочках и скульптурам каменным, что рядами стоят.
- Ранний Микеланджело! Поздний Фидий! – эксперты кричат. – Здесь на миллиарды! На полноценный самостоятельный музей!
В старых галереях директора и замы уже есть, а в новом деле все вакансии свободны. Так пусть победит сильнейший, решили все. Ярость в глазах, и желание выиграть любой ценой. Это Скрип хорошо понимает. Насмотрелся на драки, когда водку не поровну разливают.
- Решение примет сенат, - напомнил он знатокам древностей.
Подошел к скульптуре.
- Митра Агриппа, покоритель Африки, легат и трибун, удостоен трех триумфов и признан равным богам наряду с императорами. Митра Светозарный в земном воплощении. Мы вернем его на имперский форум, - сказал он.
Эксперты за спиной притихли. Кое-кто стал истертую надпись руками щупать. Потом зашептались. Очевидно, в семье наместницы сохранились документы, там есть перечень некоторых предметов, решили они. Не стал Скрип-Марк Север объяснять им, что каждый день в корчму из казармы через форум ходил и статую эту отлично помнит. А руки у него все еще слабые. Проклятье демону! Пил всю жизнь прозрачную адскую смесь, водка называется, спортом не занимался, сейчас через десять минут боя меч из пальцев вываливается. А когда-то он мог день рубиться. С Цезарем они перешли Рейн по навесному мосту. Два дня лилась кровь. Вода стала красной до самого моря.
- Барра! – крикнул Скрип.
- Барра! – ответил ему легион стоявший вокруг мавзолея.
Скрип, не торопясь, стал прохаживаться по пещере. Золотые монеты его не интересовали. Он в свое время нашел сокровищницу Тиберия на острове Капри. И катакомбы больше и посуда золотая до самого потолка. Не любил император аристократов. Резал их целыми фамилиями, а конфискованное добро к рукам прибирал. Походил он тогда под дворцом, вышел на белый свет и приказал вход закрыть и холм над ним в три человеческих роста насыпать. Можно съездить, посмотреть, не разрыли ли?
Встал в стороне и принялся наблюдать за прыжками и ужимками подручных жрецов, забавные, чисто дрессированные обезьянки. Вон четверо столпились у скульптуры каменной в виде девки голой, сидящей у ручья. Сейчас подерутся, никак не могут к единому мнению прийти. На живую Паолу смотреть приятней. Он знает – на ней под туникой трусики есть. Такие маленькие, невидимки почти. Стринги называются. У его подружек тоже такие есть. Он зажмурился, вспоминая прошедшую ночь. Франческа сейчас занята, у нее прямой эфир и размещение рекламы. Ему эта идея о надписях понравилась. Сейчас на свободных крестах легионеры табличку вешали: «Помни о законе или окажешься здесь». Сразу помогло. Два-три грабежа за день еще случались, но и тех довольно быстро ловили. Вожака на крест, его подельников в карьер – мрамор рубить. После последней войны почти век прошел, а форумы не восстановлены, термы Каракаллы в развалинах, вокруг города обломки стен изгрызенными обломками торчат. Надо все в порядок приводить, он ведь не только легат, но и проконсул Империи. Верховный понтифик города не очень деятелен, да и вообще, он из германских племен. Они хорошие воины, но какие же из них жрецы?
Голова сама по себе за наместницей поворачивалась. Та легко общалась с приезжими из разных стран. Север языка провинции Британика совсем не понимал, и ему приходилось слушать перевод Умника. Голос-помощник всегда мог подсказать дельную мысль или нужное слово. В отличие от второго, который только и знал, что жаловался и требовал водки. Правда, и от него бывала польза. Никто не знал столько ругательств. Когда надо было поговорить с финансистами, легат часто использовал родной лексикон демона Скрипа. Ну, что, барыга позорный, башлять будем или глазки строить? Просто волшебная фраза. После нее сразу деньги находились. Уже три завода по переработке отходов начали строить и больницу.
Тут он, головой вращая, кое-что заметил. Подошел ближе и понял, что не ошибся. Один из бочонков был наполнен не монетами, а имперскими знаками отличий из золота. Кольцо всадника на палец правой руки. На левой у него легатский перстень. Порядок.
Золотые наконечники на шнуры. Ветеран-легионер. Он в своем праве. Золотая цепь с медальоном-башней на грудь. У него была такая. За штурм Нарбона, первым забрался на крепостную стену. Фибула легата на тогу. Ну, наконец-то, не зря он здесь торчит.
- Знаки отличий взять под охрану, - распорядился легат.
Пошли к Лауре, заныл Скрип, пусть она на нас полюбуется. Или давай ее сюда позовем. Вон там есть удобный коридорчик. Заведем ее туда, то-то весело будет. Особенно если нас в прямом эфире покажут. Ох, и поднимем же мы рейтинг! Задумался легат. Что такое рейтинг он точно не знал, но что вещь полезная – спинным мозгом чуял. Я же пошутил, проскулил Скрип, черт лукавый. В каждой шутке есть доля шутки, сказал ему Марк Аврелий Север и пошел к коридору в скале.
- Эй, техники! – крикнул он. – Свет сюда!
И вытащил кожаный чехол, длинный и круглый. Развернул его и увидел рисунок на полотне. Сюжет был прост и понятен. В зале дворца горели все светильники. Владыка провинции принимал важного гостя - близкого друга, с которым в молодости армейскую службу несли, или родственника. С трудом разобрал новую, упрощенную латынь надписи. Встреча Викинга Кровавого с князем Гримальди. Перерисована сия картина с фрески мастером Доменико Гирландайо.
Прочитал вслух, и кинулись к нему ученые обезьянки, протягивая жадные руки.
- Смотри, - обратился Скрип к Паоле, - как ты на древнюю родственницу похожа. Один к одному. Тебя в это платье переодеть, - показал он на картину, - и вас не отличить.
У нас это в крови, подумала девушка. Тысяча лет прошла, а мы все те же. Русые волосы, славянская челюсть и желтые глаза, цвета балтийского янтаря на солнце.
- После исследования картины я хочу ее забрать. Повешу в зале заседаний управления по делам Африки. У себя на работе. Свободный доступ ценителей искусства обеспечу.
Эксперты согласно закивали. Трудно спорить с третьим человеком в государстве. Нет, был в Италии и президент, и премьер-министр, но легионеров, способных повесить любого на крест, у них не было. А армия в стране была игрушечная. Корпус карабинеров являлся реальной силой, но у них своих дел хватало. И многие нововведения пришлись жандармам по душе. Особенно немедленная казнь на месте пойманных с поличным торговцев наркотиками.
Начали потихоньку ценности наверх поднимать. Сначала решили золото из-под ног убрать. В машину тонн пять нагрузили, она под охраной в Рим пошла, в казначейство. Второй фургон под погрузку встал.
- Еще десятка два машин, и начнем картины и скульптуры вывозить, - прикинул Скрип.
Прошелся по пещере и понял, что за день не управятся.
- Готовь охрану на три дня, работать будем без перерывов в три смены, - сказал он своему начальнику штаба, тоже германцу. – Здесь должны остаться только саркофаги с прахом, все остальное надо вывезти. И постоянный пост у королевской усыпальницы. Благо, база военно-морская прямо здесь, на горе.
База, правда, была американской, но ведь все равно союзники.
В голове у Скрипа все давно перепуталось. Он уже забыл те времена, когда говорил на трех языках: русском, украинском и матерном. Иногда ночами он перебирал воспоминания. Ревели трубы и он правил парадной колесницей триумфа. Жилистые руки в пятнах на смуглой коже крутили меч, и некогда было вытереть чужую кровь. Он шел по странной дороге среди развалин, и рабочие ждали его слова – куда им сегодня идти. Рядом стоял Клинок и смотрел на него насмешливым взглядом. Скрипу такие тонкости никуда не упирались, а легат второго Коринфского Марк Север подобные вещи замечал сразу и запоминал надолго. Он знал о заговоре против Цезаря во время мартовских ид. Уже и письмо написал, а потом припомнил, как Гай Египет от налогов освободил ради подружки своей – Клеопатры и бросил свиток в огонь. Если ты богоравный император, судьба тебя спасет. Не выкрутился тогда Гай Юлий, и пронзенный ножами он упал на пороге, за отсутствием бога, выбиравшийся в боги. Кисмет. Одно Скрип Север знал точно. Если бы кто ему предложил вернуться к прежней жизни, он бы его на куски порвал голыми руками и сказал бы, что так и было.
Потом хлопоты пошли рутинные. Фургон на загрузку, проверить конвой. Передовой дозор – германцы, арьергард – нубийцы. До приема ценностей и спуска их в банковские хранилища охрана остается с грузом. В восьми местах Вечного города работа идет. В любой момент можно в сеть войти и посмотреть, как золото взвешивают и описывают.
- Закрытый канал, - сказал легат на русском. – Вызываю оператора.
- Слушаю, - ответил привычный голос.
- Как тебя зовут? Ты бог? – спросил Марк-Скрип.
- Меня зовут Умник, но это секрет, - сказал голос в передатчике, - нет, пока я не всемогущ. Считай, что я могущественный дух Сети. Как ты догадался? – поинтересовался компьютер.
- Слишком много работы для обычных людей. И слишком быстро она выполняется. Значит, ты не человек, - пояснил свою мысль легат.
- Второй раз на те же грабли, - весело сказал Умник. – А золото, ваше золото, дон Румата. Человеческие руки не могут делать золото такой чистоты! Молодец, легат.
- Ладно, это не разведку парфян в барханах ловить, - смутился Марк.
А эксперты тем временем выносили наверх картины. Под навесом шла непрерывная пресс-конференция. Спорили из-за неподписанных работ. Это школа Рафаэля! Нет, сам Рафаэль! Вы бездари, господа. Хороший довод в научном споре, подумал Скрип, сейчас подерутся.
- Сохраняйте спокойствие! – рявкнул он.
Взяв за руку Лауру, он привел ее к столам и стенду.
- Присматривай за ними, детка, любого можешь отправить за кольцо охраны. Кто не умеет себя вести, будет издалека смотреть, как остальные работают.
Успокоились ученые мартышки. Знали, что у легата слово с делом не расходятся.
- Закрытый канал, Умник. Антоний стал собираться в Египет, расскажи, что было дальше? Только не говори ничего обо мне. Пожалуйста. Волей богов Рима я здесь. И мне этого довольно. Воин не страшится Рока.
- Тебе нечего стыдится. Через двести лет твои потомки вернутся из семейных владений в Африке и Луций Септимий Север, твой правнук в пятом колене, станет после победы на Востоке великим императором Западной Империи. После его смерти Рим продержался еще двести шестьдесят пять лет. Затем варвар из племени скиров Одоакр перенес столицу в Равенну. А Вечный город взяли под свою руку городские епископы христиан, Папы римские.
И Умник с Марком Севером заговорили о старых, давно отшумевших битвах, о море и кораблях, о королях и капусте. Бойцы вспоминали минувшие дни и войны, где славно сражались они.
«Не успели мы с прогулки вернуться, как во двор вольноотпущенник матери въехал. Паланкин с восьмеркой носильщиков, если не знать, подумаешь, что сенатор в гости прибыл.
- Гета, императрица волнуется, - сказал он укоризненно.
- А ты бы ее успокоил, - захохотал старина Плавт.
И изобразил руками, примерно как.
- Слово истинной веры вселяет в душу уверенность в пути праведном, - громко, как на уличном выступлении сказал Петр.
Тут все вповалку легли. Императрицу в знании мужских тел вряд ли две-три из жен сенаторов превосходили. Она могла за ночь и весь караул сбить на игрища в постели, никого не пропустив. Праведница была еще та, Венера отдыхает.
- Давай, старец, прочитай ей стих царя Соломона о власти женской, - скривил губы мой новый знакомец. – И про перси, подобные горным козам, не забудь.
Смутился Петр, от варвара полудикого такие речи услышав. Знал он, что многие достойные люди, на которых ссылалась священная книга, никакого отношения к новой религии не имели. Царь Соломон, строитель храма из кедра ливанского, царь Ирод, воин, царь царей, повелитель мира, чародей и мудрец Экклезиаст. Так, собрали изречения поучительные в один список, для убедительности. А что сами апостолы сочиняли, ни в какие ворота не лезло. Типа непорочного зачатия или истории о том, как сборщик податей бросил деньги на дорогу. Петр арамейский язык знал, читал подлинник. Там было сказано: «бросил кошель на землю». А серебро он, наверняка в карман ссыпал. Если было.
Однако, какая разница, о чем проповедовать, лишь бы не работать. И войдете вы в царствие небесное, а пастыри ваши и в этом мире поживут славно. Аминь.
- Уважаемый, - потянул за ткань на плече бывшего раба, а ныне клиента императрицы Гней, - дело есть.
Он небрежным движением выплеснул на плиты двора вино из чаши. Достал из кармана матерчатый кисет, и в освободившуюся посуду с легким стуком посыпались кроваво-красные рубины. Не очень большие, величиной с ноготь взрослого человека, но исключительно чистые камни, без единого изъяна. Ни пузырьков воздушных, ни трещин.
В наступившей тишине глухо под нос вспоминал всех богов и их привычки в сексе центурион Плавт. Манеры у них были затейливые. То корову поимеют, то гуся. В смысле лебедя. Римлян это не очень смущало. Старина Нерон и Калигула многому горожан научили. У них кони ездовые в сенате заседали, а сенаторы катали желающих не хуже северных оленей. Полная свобода нравов.
- Надо в золото перевести, - сказал варвар. – В городе без денег тоскливо. Возьмешься, одна двадцатая выручки твоя.
Подобные разговоры вольноотпущенник понимал с полуслова.
- Одна десятая, - процедил он сквозь зубы, - и то, только из уважения к семье императора.
- Тогда сроку тебе декада. Нас время поджимает. Я просто чувствую шорох песчинок в часах вечности, - сказал варвар.
- Каждый камень стоит около двадцати золотых ауреев, - сказал вольноотпущенник, и получил крепкий удар ножнами по жирной спине.
- Тридцать! – взревел Плавт диким медведем.
- Их много, цена падет, - запричитал клиент.
- В городе ждут резни, а камни прятать легче, чем золото, - сказал один из ветеранов. – Не показывай все сразу, а мы будем тебе помогать деньги получать. Не пристало такому солидному господину самому тяжести носить.
Солдаты развеселись, стали мышцы напрягать.
- Откуда у тебя камни? – спросил я Гнея. – Они сверкают в чаше, словно кровь Юпитера.
- Кровь бога в сосуде, или сына его, - забормотал Петр.
Я уже привык к его неожиданным словам. Он почти поэт. Мысль пришла, он ее оттачивает. Только без рифмы.
- Один хороший человек в дорогу дал, - ответил мой спаситель.
Да, кстати, если кто-то подумал, что я неблагодарная свинья, то так оно и есть. Жизнь приучила. Кувыркался тут недавно, в прошлом месяце с двумя сестренками, так их семейка с отца моего такие синекуры стребовала, что он даже меня замечанием удостоил. Обычно он нас с братцем вблизи не видит. В уме уже прикидываю, куда Гнея пристроить. К мамаше – исключено. Завтра же отравят. У самого цезаря горшок ночной выносит аристократ с родословной прямо от Ромула. И все остальные такие же. А город ждет резни. Отец совсем плох, как только он умрет, мы с братцем сцепимся в грызне за трон. Это такое креслице, где вмешается ровно одна задница. А остальное от лукавого Януса, бога обмана. Город стоит на костях и требует свежей крови. Во время проскрипций Суллы здесь за лето триста тысяч человек убили. Близится буря. Деньги – загребущему, слезы – дуракам, трон – тому, кто говорит: «Возьму и не отдам!».
- Здесь сто двадцать семь камней, - сказал бывший раб в шелковой тоге и достал из ее складок счеты, почти фокус, подумал я, - по двадцать четыре золотых монеты за камень, это будет, - и он приготовился к долгому подсчету.
- Три тысячи сорок восемь, - сказал мой новый спутник.
Капля пота побежала по надушенному виску клиента императрицы.
- Великое чудо явил господь своему слуге, - восхищенно сказал подобранный нами юродивый проповедник. – Но как?!
Бывший раб подобными вопросами не терзался. Он такие штучки сам применял. Сидишь с вечера до полуночи, складываешь все возможные варианты. Назовут тебе цену за пуговицу, а ты – раз, и итоговую цифру называешь. Большая подготовительная работа и никакой мистики. Пот его прошиб оттого, что он впервые за много лет конкурента опасного возле себя ощутил. Такого же упорного, а если учитывать тягу императрицы к молоденьким мальчикам и воинам, то картина вообще становилась печальной.
- Он складывает, а я умножаю, - сказал мой спаситель Петру. – Римские цифры неплохи, но новое время требует других песен. Кто сейчас вспомнит богов Вавилона? Превратились они в мелких пакостных демонов, а через сотню-другую лет и об именах их никто не вспомнит. Так проходит земная слава.
Он придвинул к себе восковую табличку.
- Далеко на востоке, на берегу большого океана, стоят города. Тысячи кораблей приходят в их порты, и миллионы людей истирают подошвы о камни их мостовых. Там придуманы другие цифры. Они называются десятичной системой счета, и ты, Петр, сейчас о ней узнаешь.
И они склонились над доской для письма, и я тоже увидел чудо. Мамашин вольноотпущенник прервал свой труд, и, перестав щелкать счетами, стал слушать. Часа на два они выпали из течения жизни. Мы за это время три амфоры приговорили. К моему удивлению старина Плавт с ними сидел.
- Проклятье греческим богам! – крикнул он. – Получилось!
Я поинтересовался, в чем там дело. Выяснилось, что центурион задачку решал. Наш гость в тоге весь свитками обложился и в подсчеты по новой системе погрузился.
- Ты понимаешь, цезарь, - подошел ко мне центурион, - в стандартном походном квадрате идет двенадцать шеренг по двенадцать человек в каждой. И твой новый друг, которому ты дал римское имя, спросил меня, сколько лишних мечей у меня будет, если я поведу воинов квадратом по тринадцать? Так вот, двадцать пять. Лишняя четверть от сотни. И никто из лазутчиков врага ее не заметит! Вот такая занимательная арифметика.
- А еще есть деление и возведение числа в степень, - сказал посланец богов, моей молитвой призванный на ночные улицы города.
Можно его к мамаше во дворец селить. Вольноотпущенник с него пылинки сдувать будет. Он там раньше всех других отравит, и меня в придачу с братцем. Не со зла, просто, чтоб под ногами не путались. От вычислений не отвлекали.
Они уже четвертую табличку исписывали, глаза горят, волосы дыбом, у христианина борода растрепалась. Договорились завтра в Пантеон идти все вместе, просить место небольшое для лампадки, пламени негасимого в честь чьего-то прихода.
Какой же жрец откажет центуриону преторианцев. Можно считать, что в храме всех богов будет еще один. Вспомнит ли он о своих братьях, если станет однажды велик и могуч? Тут ворота распахнулись, все ветераны на ноги вскочили, мелькнул пурпур императорский, маменька нас визитом удостоила, стерва любопытная. А ведь как тихо-то было, Юпитер Капитолийский.
Из паланкина вылезаем, ножку показываем. До самого бедра. Сейчас, еще немного и само естество женское видно будет. Будет, но не сейчас и не всем. Этот номер мамочкой за тридцать пять лет отработан в совершенстве. Так и манит кожа атласная, слава тети Клепы, Клеопатры, то есть, ей покоя не дает. Папаша все в боях и походах, а она тут верность дому цезарей Северов доступными способами укрепляет. Блудница.
- Барра! – ветераны приветствуют повелительницу.
Мы с ней обнялись, вольноотпущенник в полупоклоне к ручке припал.
- Я потеряла тебя, милый Ромео, - говорит подозрительно моя мамочка.
Это правильно. У нас за людьми нужен глаз да глаз. На секунду зазеваешься, уже твои секреты на форуме обсуждают, а у тебя в бокале яда больше, чем вина.
- Мы взялись рассчитывать выход соли из морской воды, очень захватывающие цифры получаются, если к делу подойти с научной точки зрения, - неожиданно ответил бывший раб.
Ну, все, сейчас мамочку отсюда и четверкой лошадей не утащишь. На деньги у нее нюх исключительный, а тут все доски в цифрах и рубины сверкают россыпью. Скоро она увидит жемчуг, тут-то все и начнется. Нас позвали под крышу на ужин. Время просто вскачь несется, когда компания подходящая и вина много. Гней, подвыпив, запел песни. Непонятные, но за душу берут. Я потом перевод спросил. Они стояли в строю перед битвой, и у каждого на руке был выжжен номер. И состав крови. А потом они всех убили и почистили сталь той травой, что взошла на крови павших. Поучительная баллада. О том, что оружие всегда требует бережного ухода. У меня иногда получается несколько слов зарифмовать, попробую своим ветеранам песню сочинить. Я отобрал одну чистую табличку, потребовал света и начал творить. Очевидно, не очень удачно, потому что, когда я утром глаза открыл, на воске ни одной буквы не было.
Когда я пришел в домашнюю купальню, там уже было не протолкнуться. Мой новый друг, интересно, смогу ли я когда-нибудь выговорить его настоящее имя, плескался в бассейне в набедренной повязке. Шрамов у него на коже не было, боец не из последних . В то, что он тихо сидел в укромном месте, мне не верилось. Старина Плавт был явно раздражен, а когда я увидел лежащего на ложе проповедника из секты распятого иудея, сразу понял причину. Его прежде лохматая борода была расчесана, подстрижена и сбрызнута, я принюхался, точно, розовым маслом. Одна унция – один золотой. Понятно, кто императрице рассказывал сказку на ночь до самого утра. Я ее не осуждал никогда. Отец все время в походах, а когда дома случайно задержится, сразу интриги в сенате, посещения храмов, выходы в праздники на форум, обязательные церемонии. Он и нас с братом в ранг цезарей возвел, чтобы хоть немного от всего этого отдохнуть. А мне нравится открывать заседания сената. Жалко, что конь Калигулы потомства не дал. Был бы наследственный род лошадей-сенаторов, я ему лепешку или морковку, а он бы ржал приветственно. И ясли под овес из чистого золота. Нравятся мне кони. И собаки. Чем больше я общаюсь с людьми, тем больше я люблю зверей. Мне кажется, это хорошо сформулировано. Надо записать.
Тут Ромео изволил встать и прийти к народу. То есть, к нам. И сразу к Петру кинулся. Ну, думаю, сейчас клочья бороды в розовом масле по купальне полетят. Не стоит вольноотпущенника недооценивать. Слабый человек давно бы уже умер. Близ цезаря, близ смерти. Старый закон Рима. Аскет Сенека своего воспитанника с детства учил только хорошему и дедушку бояться, а тот вырос, и учителю послал приказ – умри, надоел. Тот себе вены и вскрыл. Плохо учил, брак в работе. Но нет, мирно сели в уголок, обсуждают что-то. Слышу, решили сразу в Пантеон идти. Плавт меня за одежду поймал и потащил во двор, с мечом разминаться.
Мы уже и перекусили в ожидании завтрака, и поели, вина с фруктами попили и закусили, а наши ходоки только вернулись, нерадостные, лица перекошены.
- В чем дело? – Плавт сразу берет быка за рога. – Неужто понтифик храмовый вам отказал? Надо было мне с вами идти.
- В прямую речь о том, что нам там места нет, не шла. Будут узнавать волю богов, - плюнул на землю от сглаза бывший раб.
Одежда аристократа, а повадка быдловата. Много таких, вылезут из грязи, ходят важные, гордые, а потом придет новый диктатор Сулла, и сразу они на брюхо падают, обратно в навоз, и ноги его целуют. Ты наше все!
- Завтра на заре священным храмовым голубям предложат жертвенный корм. Быстро склюют – будет нам место, а пренебрегут – значит, мы богам в храме неугодны, - высказался по существу проповедник Петр.
- Нормальный ход, - оживился Гней. – Кто тут любит жареных голубей? Сколько их там, в Пантеоне?
- Дюжина, - ответил Ромео.
- Прекрасно. Сейчас у нас есть все для небольшой постановки в духе старины Овидия. Золотой голубь или римский водевиль. Развлечемся.
И все понеслись. Наших ветеранов разбили на четыре группы. Первая сразу ушла к храму на разведку. Вторая на птичий рынок, голубей в клетках покупать, точь-в-точь таких, как в птичнике храма. Другие за снаряжением пошли. Лестницы штурмовые, веревки, черная ткань. Решили еще пару портних купить, не нам же из ткани накидки шить. Деньги Ромео выдал, у него всегда с собой запасец есть. Давно мне не было так весело. Со вчерашнего вечера. Кажется, мне повезло. Я люблю этот город, на его улицах сбываются мечты. Просил чудо – получи.
Потихоньку план обретал конкретные черты. Начинать решили сразу после заката. Сытых птиц из голубятни вытаскиваем, голодных на насест усаживаем, перелазим обратно через стену на улицу и идем жарить добычу.
Утром приходим в храм и наблюдаем за волей богов. Здорово, только до вечера еще долго. Можно не торопясь пообедать.
- Чудеса надо тщательно подготавливать, - сказал мой спаситель.
Петр и Ромео понимающе ухмыльнулись. Они в тени виноградной беседки обсуждали отвары трав, которые силу мужскую укрепляют. Им без этого никак и никуда. Меня такой взгляд на религию не взволновал. В окружении отца уже год сирийская делегация на заднем фоне присутствовала. Скрытая угроза жрецам Юпитера и Марса. Захочет цезарь, и отдаст предпочтение другому богу, заморскому. Еще не шантаж, но намек на него. Плебс всегда подражает знати. Пойдут трибуны и сенаторы в храм Весты, и народ туда же потянется вслед за ними. И закончатся щедрые приношения жрецам, а жрец-то, он от слова «жрать». Чего на алтарь положили, то он и съел.
Ромео сидит рядом с Гнеем, возведение в степень осваивает и проверяет счета за поставку зерна. Как они сошлись быстро, можно подумать, что старые друзья. Бегают за моим варваром хвостиком. В это время с накидками закончили. Примерили мы их, и ветераны заворчали. Почему раньше никто не догадался? Лица сажей мазали, она в глаза сыпется, налокотники бронзовые пачкает, а тут накинул тряпку сверху, и скользи темной тенью среди ночи.
- Попрыгали, - скомандовал варвар.
Забрякали ножны и браслеты боевые с шипами. Подтянули ремни, еще попрыгали. Тихо. По-другому стали смотреть на нашего нового спутника. Знает, что делает, был вынесен вердикт солдатского сообщества. Ходил ночами в разведку.
Хлебнули за удачу похода по чаше вина годовалого и скользнули призраками на улицы. Боги империи, я люблю этот город.
До Пантеона дошли удачно. Никто ногу не подвернул и помоями из окна никого не облили. Вокруг храма площадь давно каменными плитами замощена, идти стало легче, но и народу здесь больше. Уличные торговцы, паломники, проститутки и проституты, их сутенеры и ворье всякое, карманники и любители рвать корзины из рук, дезертиры и влюбленные, все, кому ночью не спится.
Сдернули с лестниц чехлы, приставили их к стене наружной и пошли на приступ. Шутки кончились. За святотатство коллегия жрецов приговор один знает – смерть. Ну, мне не привыкать. Когда утром встаешь, всегда знаешь – до вечера можешь и не дожить. С этой мыслью и вино слаще и еда вкуснее. Вдруг это твоя последняя трапеза?
Наших птичек, чтоб не шумели, мы слегка напоили. А священных, жирненьких голубей брали сразу жестко. Раз, и голову набок. Такова воля цезаря, моя, то есть. Я не тварь дрожащая, я право имею. И меч, его отстоять, если кто не согласен.
Храмовые птички с золотыми кольцами на лапах. Плавт их расстегивает, на наших подменышей одевает и в голубятню, на жердочку их пристраивает.
- Перемена судьбы, - шепчет.
- Это точно. Судьба играет человеком, а человек играет на трубе, - отвечает ему Гней.
До чего варвары пошли в наше время ехидные, прямо спасу нет. Закончили, наконец, обратно на улицы выбрались. Тряпки, чехлы и накидки, свернули, в заплечные котомки убрали, лестницы к обелиску прислонили, пусть думают, что их мойщики оставили до другого раза, отошли на два квартала, битую птицу компании бродяг кинули, не будем же мы их ночью щипать, а эти их в глине запекут, и съедят за милую душу. И никаких следов не останется. Словно и не было похода цезаря на храм и выходки дерзкой.
Домой вернулись и прямо на террасе спать залегли. С зарей надо было обратно бежать, наблюдать, как птички будут зерно клевать.
Забавно было наблюдать за перекошенной рожей жреца, когда из приоткрытой двери голубятни полезли, теряя в давке перья, голодные сизари. То-то он запрыгал, когда они на корм кинулись. Плавт его за руку взял и в храм повел.
- Вот между этими колоннами пусть он свое распятие и поставит, лампадку зажжет и кружку прикрепит для сбора денег. Никого не потеснит, пусто здесь, - говорил он служителю храма, тихо его потряхивая.
Тот, зубами лязгая, головой мотал, то ли от рывков центуриона, то ли соглашаясь во всем с каждым словом. Оставили мы Петра и Ромео в Пантеоне, а сами решили в императорский дворец наведаться, а то давно меня там не видели, так и забыть могут.
- Эй, дядя, ты для солидности говори всем желающим, что лично вашего бога знал, и несешь слово истины по его повелению. Глядишь, на хлеб заработаешь, - посоветовал проповеднику варвар.
- Но ведь это не так! – возмутился христианин.
- Мысль изреченная есть ложь, а низких истин нам дороже, нас возвышающий обман, - легко парировал его возражения странный посланец ночи.
Кинув напоследок эту парфянскую стрелу, мы помахали ему на прощание и удалились.
- Надо будет через неделю сюда зайти, проверить, приживется ли, - вздохнул Плавт.
- Не надо, - твердо сказал варвар, - у него все будет замечательно. – Плавт, тебя как полностью зовут?
- Плавт Макрин из дома Север, - отчеканил тот.
Варвар оценивающе взглянул на него.
- Будь предельно осторожен на второй год, - посоветовал он. – И держись подальше от Гелиогабала. А лучше отруби ему голову.
Все имеет свой конец, в том числе и путь домой. Мы дошли до дворца и воспользовались калиткой в парке для свободного входа. Ее мало кто знал, и охрану там днем не ставили. Идем мы, не шумим, никого не трогаем, как вдруг мой новый приятель замирает. Огляделся я, цветы розовые, листья зеленые, у фонтана моя невестка Фульвия, голая, по своему обыкновению. Лежит по сирийской моде на солнышке, зачем, непонятно. Римской красоты в ней нет, одни кости кожей обтянуты, и волосы цвета спелой пшеницы гривой висят до ягодиц. Стоит на коленях, живот свой впалый демонстрирует. А Гней от нее глаз оторвать не может. Дикарь, что с него взять. Может, он ее съесть хочет? Надо помочь. Одной родственницей меньше будет.
- Пошли, представлю, - предлагаю и иду сам к фонтану.
Приблизились к невестке, она на нас с интересом смотрит, жизнь у нее скучная, на нее даже никто не покушается, ни на жизнь, от нее ничего не зависит, ни на честь, тут и бесчестных и на все согласных дам полный дворец.
- Твой новый мим? – спрашивает девица и глазки на него игриво наводит.
На нее впечатление трудно произвести. Она из семьи владетелей Северной Италии, озерного края до самых гор. Скоро отец мой умрет, и она из «светлейшей» тоже божественной станет. Ей что легат, что консул, пыль у трона.
- Да, - соглашаюсь, - веселый такой, кто увидит его фокусы, сразу замертво падают. Оставляю его тебе, а сам пройду в зал приемов, послов из Дакии встречу. Все отцу легче будет. Развлекайтесь.
И удалился с остальной свитой. Ну, надо же. Странные вкусы у уроженцев Гипербореи. Если об этом свидании братец узнает, варвару не жить. Впрочем, если мы не убьем Каракаллу, то ему все равно умирать. Он мой явный сторонник и пощады ему не будет. А что вы хотели? Это Рим».
Великий Ингози, брат жениха Великой Наместницы, сидел в штабной комнате и на большом экране изучал данные о стране, континенте и мире в целом. Первым его шагом на посту короля была отмена любых ограничений на въезд в государство. Всем добро пожаловать. И отмена любых запретов на любые наркотики и ношение оружия. Хочешь носить на плече пулемет – пожалуйста. Нравится травку курить – нет проблем. Хочешь уколоться героином – не вижу препятствий! Делай что хочешь, пока у тебя есть деньги, а закончатся, тоже можно что-нибудь придумать. В городе через шаг по борделю.
И везде табличка: «Требуются». Все оружие по цене металлолома купленное, здесь в реальные деньги превращалось. Обрез три тысячи монет стоит. Без патронов. А без оружия здесь и шагу не сделать. Крематорий на базе завода маслодельного дымит круглосуточно. Итальянцы приезжали большой командой. Все через ту трубу на небо взлетели, прямо к престолу господню. Их автоматы на рынке за полчаса ушли, а героином все еще торгуют. Дня на два хватит, а там прямой рейс из Герата придет. Ингози умный, основное правило бизнеса знает – отсекай посредников. Пулеметными очередями.
Очень много стволов из Европы идет. Оружие старое и очень разное. Ни разу не использованное, все в складской смазке, и битое до невозможности, изношенное и радиоактивное, как после боев в зоне атомного удара. А ведь там после войны в Югославии серьезных боев не было, прикинул великий вождь зулусов и, по совместительству, король.
Спокойные, с невыразительными лицами китайцы открывали по всей стране прачечные и притоны для курения опиума, ресторанчики и публичные дома, магазинчики и оружейные лавки. Они твердо знали, что во главе проекта «Африка» стоит национальный герой Панда и вели себя тихо и достойно, как и подобает солидным акционерам предприятия. Совершенно иначе позиционировали себя выходцы с Ямайки.
Растаманы либо торговали в разнос, либо предлагали свою траву в кафе. Достаточно одному из них было появиться на улице, как сразу становилось невыносимо шумно. Музыка играет, человек кричит еще громче, через пять минут стрельба начнется, обычно просто в воздух, от избытка чувств, но иногда и по живым мишеням. Если убивали торговца, то банда негров с косичками, потрясая оружием, приезжала на место преступления, смотрела на колумбийцев или китайцев, благоразумно разворачивалась и уезжала подавать жалобу в полицейский участок. Виновника быстро отлавливали, если он успевал при виде зулусов поднять руки вверх, и отправляли в джунгли. Пальмы пилить.
Каждые две минуты на аэродром самолет садился. Со всего мира люди прилетали. Многих депортировали. Ингози всех принимал. Работы много, колодцы рыть, дороги строить и ремонтировать. Не умеешь – научим, не хочешь – заставим. Туристы обратно улетали, наркоманы и торговцы оставались. Главной улицей Бозума стала Амстердам авеню. На ней все было. От марихуаны до отделений швейцарских банков. Банк «Смоленский» расположился прямо в королевском дворце, бывшей резиденции пожизненного президента, а его отделения устроились в безопасности при полицейских участках. Работали там в основном сами зулусы. Деньги слишком важная вещь, чтобы доверять ее финансистам. Ими должны воины заниматься. Единственным предметом, который нельзя было купить за деньги в Бозуме, был армейский передатчик.
Человек, у которого он был, автоматически считался местным аристократом. А глупцов, продающих свое право первородства за миску чечевичной похлебки, здесь не было. Сметливые ребятки из «Серебряной луны» устроили засаду на армейский патруль и добыли два устройства связи. Через три часа их обдали кипятком и бросили в яму к термитам. Крики через полчаса стихли, и больше таких попыток не предпринималось.
Местные жители радовались своему счастью, и кое-где на портреты Ингози уже молились. Через границы потянулись вооруженные группы из соседних стран. Зулусы не препятствовали. Число обитателей лагеря наркоманов держалось на постоянном уровне, около восьмидесяти тысяч. Каждый день тысячи две прибывало, но столько же и умирало. Пропустит человек во сне очередной прием зелья, и все – нет человечка. Одно хорошо – все умирали легко и счастливо. А ведь всем еще надо было обеспечить тарелку супа, кусок хлеба и фляжку воды. Биотуалет и бумагу, мыло и сменную одежду. Хлопот с лагерем хватало.
Ингози неплохо сошелся с вождем белых по имени Овсов. Его бойцы сидели в засаде в подвале у серебристой вражеской полусферы. Готовились поймать гостей любопытных. Один раз с ним приходила девушка, красотой своей затмившая даже подружек Великого Скрипа. Посмотрела на него со значением, колечко на пальце повертела, и подумал зулусский король, что неплохо было бы у соседей пару приисков алмазных отвоевать, для улучшения отношений с девушками.
А в приемной уже было полно народу, и надо было начинать вникать в чужие проблемы, разбирать споры и выносить решения. Одно хорошо. Налог в пятнадцать процентов платили все. Недостатка в средствах у государства не было. Множество маленьких ручейков сливались в огромное море, выдвигая маленькую страну, затерянную в Африке, в финансовые лидеры планеты. А что? Сто лет тому назад Швейцария была захолустьем Европы среди гор, а ее уроженцы всюду двери открывали, профессия так и называлась – «швейцар». За две мировых войны на банковских вкладах приподнялись, доходами разумно распорядились, построили заводы фармацевтические, курорты обустроили горнолыжные, отели по всей стране, и живут себе припеваючи без единой нефтяной скважины. А что кому-то мешает их путь повторить? Вдруг кто-то камнем упал с высоты. Видно летел он на крыльях мечты. Прыгая с крыши, мог он не знать, как тяжело научиться летать. Бывает и так. Сейчас швейцарцы развернули у него в королевстве несколько исследовательских лабораторий и два заводика по производству синтетических наркотиков. Таблетки и порошки группы «экстази» и кокаина. В барах опять возникла мода на балтийский коктейль – спирт с кокаином. Потери среди населения от него были выше, чем от перестрелок. Ну, и ладно.
Африка большая, девки еще людей нарожают. Пора было к серьезным делам переходить.