Перстни Легатов

«Провел прием жрецов в малом зале. Здесь есть маленькая хитрость. Их надо всех одновременно собрать. Тогда аппетиты служителей Юпитера охладят поклонники Изиды, а весталки переругаются с жрецами бога войны. А ты взываешь к разуму и даешь туманные обещания, еще более непонятные, чем речи авгуров и предсказания оракула.

Сегодня мне еще легче было. Рядом с креслом за спиной у меня проповедник христиан стоял, уже не бродяга, а жрец Пантеона. Думайте-гадайте, чтобы это значило. Серьезных вопросов никто не решал. Все на приеме историю Рима знали. Никакой враг ни республике, ни империи был не страшен. Самые страшные войны нашего государства – гражданские. Фразу Цезаря: «Жребий брошен, Рубикон перейден», любой мим знает. А что Цезарь речку перейдя начал рубить римские же войска своего соправителя по триумвирату Марцелла, один я помню. С братской крови начинался наш город, когда Рем с Ромулом в схватке сошлись, ей он однажды и захлебнется. Мой город стоял всем смертям назло и стоял бы еще целый век, но он однажды прогневал богов, и саваном стал ему снег. Возможно, что солнце взойдет еще раз и растопит над городом льды, но я боюсь представить себе вкус и цвет этой талой воды.

Всех волновало только одно. Поддержат германцы Каракаллу после смерти отца или нет? На моей стороне две когорты преторианцев, Максимуса, и его друга Корнелия. Городская стража в щели забьется до решения сената, а сенаторы по загородным виллам разъехались, и вернутся только тогда, когда мы уже проблему с наследством сами решим. Увертлив римский патриций. Золота жаждет и почестей, слуг и клиентов, красавиц молодых и венков триумфальных. И жизни вечной. Только так не бывает.

Я им это на досуге объясню. Или братик мой, если я проиграю. Сенаторам от этого легче не будет. Мои войска в Риме постоянно. Они его берегут. А германцы брата – Рейнский легион, через три недели должны к месту службы следовать, на границу Северной Галлии. И останется он в своих покоях с кучкой комедиантов и девиц доступных. Старина Плавт там многих хорошо знает, а они-то его еще лучше. А варвар мой последнего рассудка лишился, все время с кошкой Каракаллы, моей невесткой ненаглядной. Он ее на руках носит, за колоннами лижутся, за портьерами обнимаются, она ему стихи читает, он ей песни варварские поет. Иногда очень хорошие.

Смерть не страшна, с ней не раз я встречался в боях, и надо мной она вновь кружится, ты меня ждешь, дорогая подруга моя, и я верю, со мною в бою ничего не случится. В полях войны, среди мечей, видал я смерть не раз, но не дрожал я перед ней, не дрогну и сейчас. Надо же, стоики с дикого Севера.

Каракалла мечется по дворцу, словно раненый буйвол. Еще неделя и собственные германцы будут над ним хохотать. Варвары только сильных вождей признают, во всех смыслах.

Предсказатели будущего по полету птиц по своему обыкновению на открытом балконе стояли. На небо поглядывали. Увидел летящего павлина, бросай вино пить. Верная примета. Они первые напряглись. Глядя на них, все в зале догадались, что в городе беспорядки. Над виллой Нерона, точнее, над ее развалинами, никто не хочет жить в этом проклятом месте, опять дым клубится. Славные римляне лижут ноги императорам и тиранам клянча куски повкуснее, а мстят только мертвым. Ведь они не дадут сдачи.

Не стал Каракалла ждать. Началось.

- Всем гостям дворца будет предложено гостеприимство цезаря, - заявляю громко.

Не волнуйтесь, люди добрые, никто вас палками на улицу не выгонит. Ешьте, пейте, тискайте служанок. Только если германцы на штурм пойдут, они и вас потискать могут. Дикари, право слово.

Петр поклонился, в боковую дверь ускользнул. Обидно, клянусь естеством Юпитера, я думал он со мной будет до конца. От вольноотпущенника Ромео другого и не ждал. Его верность принадлежит императрице. К мамочке и побежал.

Слышен лязг металла. Край щита о поножи задевает. Преторианец спешит с докладом. Занавеска в сторону, входит, лицо потное, бежал всю дорогу, в коридоре на шаг перешел.

Киваю, говори.

- Цезарь, ваш отец мертв. Также внезапно скончались первый центурион Рейнского легиона и префект города. Германцы укрепляются на имперском Форуме, выходят на рубеж атаки, - сообщил преторианец.

Засуетились жрецы, стали незаметно исчезать. Прислонился человек к стене, прижался, и не стало его. Прямо чудо. Мне сейчас тоже помощь богов бы не помешала. С двумя когортами против легиона биться тяжело. Они нас одним броском копий метательных выбьют начисто. Во двор их пускать нельзя.

- Закрывайте ворота, вторые десятки на стены, - командую.

Не первая осада в моей жизни, успел и галлами, и с пиктами повоевать. Только здесь на помощь никто не придет. Самому надо выкручиваться.

- Что за шум, а драки нет? – варвар явился.

Невестушка моя постаралась, чуть живой, еле на ногах стоит, шея в засосах, бурно они время проводят, даже завидно, честное слово. А вон и она, красотка Фульвия, одни глаза на лице остались, горят, как звезды в безлунную ночь.

- Сейчас будет тебе драка. Братик по жене соскучился, идет сюда за ней во главе германцев, - говорю слегка злорадно.

Что поделать, слаб человек и завистлив. Ну, как так, встретились двое, и уже три дня ничего вокруг не замечают, утехам предаются, наплевав на мнение света и мораль? Это я четко позицию обозначил. Моралист из Гадеса.

- Убить его, и все дела, - говорит варвар. – Вытаскивай его на переговоры, я выйду, тут ему и смерть настанет.

- Рядом с ним отборный десяток ветеранов будет и когорта в ста шагах, - объясняю этому наивному дикарю ситуацию.

- Сто шагов, это пятнадцать ударов сердца, я за это время уже в калитку проскочу, а десяток мне не помеха, издали можно человека уничтожить, в бой на мечах не ввязываясь, - он мне отвечает.

Не прост мой спаситель. Я-то знаю о стрелах с ядом, а ему кто о них рассказал?

- Не будут они с нами разговоры вести, не о чем договариваться, - Фульвия Плавтитта в беседу мужей вмешалась.

Ладно, перед смертью все равны, да и сказала чистую правду. Первые камни в воздухе свистнули, пращники к стенам подошли вплотную. Пока не попали, но это вопрос времени, камней в Риме много, скоро у нас без боя потери появятся. Корнелий своих солдат между колонн укрыл. Плавта не вижу.

- Тогда уходим. К вечеру до порта доберемся, на корабль, и в море.

- Мир жесток, приятель. В чужих землях нас ограбят и самих в рабство продадут.

- Преторианцев возьмем. Все равно им Каракалла не простит, что твою сторону держали, - дополняет предложение.

- Со всеми сторонниками, их семьями и клиентами тысяч пять наберется, это два десятка кораблей. Кто нам их даст?

- Мир в империи дороже стоит, дадут.

В ворота таран ударил. Час они провозятся, а потом во двор ворвутся.

- Идите, - говорю, - покувыркайтесь напоследок на императорском ложе, а потом поджигайте все, что горит, и в суматохе уходите. Переоденетесь слугами, проскочите. На Фульвию германцы не позарятся, костлява больно, они пышных дев предпочитают.

- На ложе – это хорошо. А то экстрим на природе уже надоел. Но чуть позже. Ты, кстати, к мужу вернуться не хочешь? – спрашивает варвар уже императрицу.

Ведь мамочка моя только что стала вдовой императора, матерью императора и все.

Таран неожиданно удары престал наносить.

- На крышу, - Плавтитта предлагает, - оттуда все видно.

Я Корнелия предупредил, где буду, и по лестнице для слуг наверх отправился. Так ближе было. Из-за парапета осторожно голову поднимаю, не хочется лоб под камень из пращи подставлять. Красные плащи преторианцев слева на ветру слегка колышутся, позолоченный щит Плавта на солнце горит, а за шеренгой гвардии десятый легион когорты в каре выстраивает. И стяг императорского дома рядом с орлом. Ничего не понимаю, как Плавт убедил армейцев выступить на нашей стороне? Германцы тоже в растерянности. Легионом против двух когорт драться – верная победа, а сейчас, когда у меня своя армейская часть есть, их дело гиблое. Порубим в капусту.

Трубы заревели. Всем оставаться на местах. Вон уже гонцы бегут. Очевидно, Плавт в десятом не уверен. Не хочет боя. Будет на переговоры звать. Каракалла старше и сильнее, но может быть, бросить ему вызов, а там уж как сложится?

Германцы таран с собой уносят, не бросили. К Форуму отходят. К центру площади легат со свитой идет, Каракалла в лагере остался. Мне тоже идти не стоит. Тем более, есть, кого послать.

- Августейшая госпожа, - говорю, - если вы случайно овдовеете сегодня, интересы вашей семьи не пострадают. Мы можем хоть завтра обменяться брачными обетами в любом храме, и я обещаю любить наших детей, тем более что я не буду тратить сил на их зачатие. Благо имеется, кому усилия прилагать.

Фульвия моего дикаря, конечно, не бросит, но так надежнее. Пусть он будет ее официальным фаворитом, во дворце спокойней будет. Зато династию Северов укрепим с прочностью многократной.

- Я с удовольствием схожу на переговоры, - отвечает мне невестка.

- Пошли, - Гней ей руку подает.

Спартанец-аристократ.

- Эй, - говорю на греческом, - что там говорил Ликург по поводу писаных законов?

- Они нужны только там, где судьей может стать любой безумец. Нормальному человеку достаточно разума и совести, - отвечает.

Ну, точно. Увел Александр Великий, Искандер Двурогий, армию на завоевание мира и обезлюдела Греция. На смену пришел великий Рим. А потомки воинов в дальних странах выросшие, возвращаются иногда на родину. Или к нам, наследникам ее славы. Правопреемникам. Кто кроме спартанцев сейчас помнит Платона и Ликурга? Один я. Братец мой предпочитал на кухне время занятий проводить. Там ему веселее было.

Ворота открыли, с нашей стороны делегация пошла. Значок когорты, императорский стяг, десяток ветеранов в золотых шнурах, бронза блестит, глазам больно. Плавт тоже идет, на середине площади сойдутся все одновременно.

До чего договорятся? Боги Рима, вы еще живы или вас уже нет на небе? Две тысячи лет люди убивают людей на этой земле. А там, вдали, за Альпами, собираются новые орды дикарей. Готы, вестготы, вандалы и гунны, нет им числа. Здесь рабов в пять раз больше чем свободных граждан. Найдется новый Спартак, вся Италия кровью умоется.

- Встретились, - Гней сказал, меня от мыслей отвлекая.

Видно было, что обсуждение бурно проходит. Германцы нашим преторианцам задницу вместо приветствия показали. Ветераны в долгу не остались, сразу одежду приподняв, мужское достоинство им продемонстрировали. Найдется, мол, чем вас приветить.

- Лишь бы наша невестка не обнажилась, - говорю со смешком.

На площади парламентеры за мечи хватаются.

- Примерно так в Британии рыцари-саксы перевелись. Поссорились как-то родственники между собой, и затеяли войну, - говорит Гней.

Откуда кстати, у спартанца змеиное имя? У местных переняли в краю далеком?

- Какие родственники? – уточняю.

- Сложно там установить точную линию. Жили-были брат и сестра, и не просто, а как взрослые, спали вместе и сексом занимались. Потом, правда, стали придумывать летописцы, что не очень часто, или вообще один раз, и то случайно, но мы люди взрослые, и понимаем, летописцам за то и платят, чтобы писали как надо, а не то, что было. Поэтому, кому выгодно было, считал ребенка племянником короля, ребенком сестры от неизвестно кого, а другие называли его сыном и наследником. Устал он ждать и решил дядю или отца с трона спихнуть. Устроили пару битв, силы равны, надо о перемирии договариваться. Собрались они все на большом поле, вожди военные в центре сошлись, а командирам в войсках приказ отдали, если меч блеснет на переговорах, сразу кидаться в атаку. Подстраховались и те, и эти. А ребята горячие, несдержанные, прямо, как наши. Заспорили, за мечи схватились, тут войска с двух сторон и пошли. Втоптали рыцарей в землю, хоронить нечего было. А потом пришли дикие пикты и выживших людей перерезали. Захоронением тел дикари не озаботились и летом сами от болезней вымерли. Долго после этого в Британии пусто было.

- Как их звали? – спрашиваю.

- Король Артур, его сестра Моргана, и ее ребенок Мордред, - отвечает.

- Первый раз слышу, - удивляюсь.

- Местная легенда, - пожимает плечами, - мало ли их. Сколько было осад, а в памяти осталась только Троя, потому что о других никто песен не пел. И войн было не счесть, а учат молодых солдат по книге Гая Юлия Цезаря «Записки о галльской войне». Лукулл, победитель Митридата, мемуаров не писал.

- Зато, – говорю, - он оставил десятки свитков с описанием блюд. Любил поесть консул в старости.

Затеяли беседу о литературе перед боем. Искусствоведы-любители. А на площади уже драка, пока на кулаках. Плавт вождя германцев в сторону оттащил, и проверяют у кого рука крепче. Бьют друг друга с размаха, пока оба на ногах стоят. Примитевненько так, без выдумки, нет, чтоб ногой в пах ударить.

- Пошли, - говорю, - Плавт сам не перестанет, а если он легата убьет, придется с германцами насмерть драться. Немногие до победы доживут. Будет, как в твоей истории. Придут дорийцы и всех добьют. И из наших мраморных колонн будут себе известь добывать.

Из ворот степенно показались, надо демонстрировать уверенность, цезарь идет, один из двух оставшихся, спасибо папочке. Кажется, ошибочка вышла. Потасовка сама собой утихла, когда нас заметили, да только радости особой мне это не доставило. На крышах в полный рост десяток лучников встал. Есть такие проклятые Марсом воины, которые норовят человека бесчестно убить, издалека. Большой опасности они не представляют, потому что опытный боец их жалкие стрелы легко мечом отобьет, но меня они запросто могли пристрелить. Выстрелят разом, и будем мы тут лежать, валяться оба в иголочках, словно дикобразы.

- Как труба завоет, ты влево прыгай, а я вправо, - Гнею говорю.

- Ты о стрелках на крыше беспокоишься? Не обращай на них внимания. Они уже практически покойники, - он меня утешил.

Видел я наглецов, сам наглец, но варвар меня опять поразил. Да кем он себя считает, мать его достойная женщина.

А Рейнский легион вперед пошел. Неторопливо, но неотвратимо. Остановились вдруг, и стали оборонительное построение занимать. Из всех улиц народ стал выходить. Простые люди для солдат не угроза, только здесь их не было. На площадь выхлестывала толпа. Вели ее христианские проповедники во главе с Петром. Из меня хороший правитель получится, умею я в людях разбираться.

- Кара господа на тех, кто до похорон почившего в бозе императора обнажит оружие, - ревели проповедники, и рука судьбы вела их вперед.

У германцев были свои боги и гнева чужих они не страшились. Наперерез Петру кинулся гигант, помахивающий на ходу боевым топором.

- Что может твой распятый царь рабов? – крикнул он.

Голос, привычный к шуму битвы, перекрыл и гул толпы. Сейчас срубит голову напрочь, и побежит толпа во все стороны, топча насмерть упавших неудачников.

Мой славный аноним, человек-загадка, шагнул мне за спину. Лязг железный раздался, будто крышкой неаккуратно громыхнули о котел, и у гиганта рука с топором на землю упала. Кровь из раны плеснула маленьким водопадом.

- Вот он, гнев господа! Бей его хулителей! – кинул призыв в массы проповедник, и Рейнский легион, ощетинившись мечами и копьями, стал пятиться под градом камней.

Фульвия со свитой к нам метнулась.

- Плавт предатель! – шепчет на выдохе.

- Девочка, ты чересчур категорична, - наш друг издалека ее успокаивает. – Расскажи просто факты.

- Десятый легион и когорта поддерживают эту старую суку, вашу мамашу! – выдала эта кошка.

- Августейшей госпоже не стоит произносить такие слова, - назидательно произнес Гней.

Тут-то невинное создание ротик открыло. Я в армейских лагерях с самого детства, в двух походах участие принимал, но кое-что впервые слышал.

- Спокойно, - изрекаю, хотя у самого желудок в комок сжался. – Рим не Египет. Это там тетя Клеопатра могла быть царицей. И то, пока рядом был крепкий дядя с мечом, Цезарь или Марк Антоний. Здесь у мамочки этот номер не пройдет. Публика за подобное представление актеров гнилой репой закидает. Если только заявит, что беременна от усопшего императора, быстро выйдет замуж за того же Плавта, и тот будет править как консул империи, до совершеннолетия наследника.

Возможны и другие варианты. В Риме со времен Суллы не вывешивали перечень врагов народа и государства – списки проскрипционные. Но это тоже метод. Выбьют всех, кто о свободах гражданских вспомнит, о выборах свободных и праве владения мечом, а рабам все равно, кто на троне сидит, они в свою миску с похлебкой смотрят. Крови будут реки, но кого такая мелочь волнует?

Гней Фульвию отвлек от раздумий. Посадил к себе на колени – целуются. Нет, ну что за люди? Тут судьба страны решается, а они только о себе думают. А меня кто спасать будет, Аппулей?

У калитки происходит что-то.

- Гости к нам, - отвлеченно произношу, как бы мысль вслух.

Отвлекаю их, а то сейчас бы стали страсти предаваться прямо на месте, будя зависть в окружающих людях. Мимо часовых Плавт протиснулся. Глаза бегают, ах, ты, кот мартовский, членистоногий, куда член, туда и ноги.

- Приветствую тебя, цезарь, счастливый и благодетельный…

Я его взмахом руки прервал. Свой официальный титул и так знаю, а говорить его надо минут пять. Там все собрано. Понтифик храмов, консул и трибун, да еще триумфатор. Некогда в слова играть, когда смерть на пороге.

- Чем тебя вдова императора прельстила, не спрашиваю. Будь осторожнее, из цикуты смертоносное питье не только греки варить умеют, - говорю своему наставнику в воинском деле. – А мертвым почести один раз воздал, и обещания можно не выполнять.

- Мне много не надо. Вилла на Авентине, легат преторианцев и немного золота. Проще выполнить, чем с ядом возиться, - отвечает. – Но вам с Каракаллой вместе не жить. Не сегодня, так завтра, вы империю в междоусобную войну ввергните. А в казне на нее денег нет.

- Ваши предложения? – Гней спрашивает.

- Сегодня вечером в храме Юпитера Капитолийского собираемся. Жребий кинем, кому из вас на трон, а кому в изгнание. На вечерней заре ждем, - говорит старина Плавт, будущий легат преторианцев.

Как некоторым для счастья мало надо.

- Надо пообедать, пока время есть, - предлагаю.

- На сытый желудок и умирать легче, - поддерживает меня Корнелий.

Фульвия убежала по хозяйству распоряжаться. Благо, кладовые дворцовые, кухня и слуги у нас были. Можно считать, что их мы уже захватили.

- Что там с рукой германца произошло? – Гнея спрашиваю. – Что за гнев божка из Иудеи такой быстрый?

- Не волнуйся, - отвечает варвар, - все под контролем.

Вот так, поговорили. В принципе, загадки нет. Ручная маленькая баллиста камень метнула. Слышал я про Архимеда Сиракузского, механика тирана Сиракуз. Много он крови попортил римлянам во время Пунических войн с Карфагеном. А наши мастера ничего, кроме сцены подвижной для театра и сделать не могут. Бездарности.

- Ты и лучников на крышах так же мог достать? – уточняю.

Он головой кивает.

- И братца твоего тоже, если скажешь.

- Нет, не получится. В храме убивать нельзя, на такое даже Тиберий с Нероном не решались. Взбунтуется чернь против оскорбителя бога. А заходить будем каждый со своего портика. Не пересечемся на улице. И разойдемся так же.

- Давай откажемся от жребия. Пусть Каракалла правит, а мы в странствие отправимся. Мир так велик, и в нем еще много замечательных и свободных мест. Сядем в порту на корабли, и поплывем с попутным ветром. В большой океан!

Эх, мечтатель. А здорово это, выйти за Геркулесовы Столбы, и посмотреть какого там цвета волны. В старых свитках пишут, что зеленого.

- Пройдем вдоль Африки, полные трюмы наберем золота, слоновой кости и алмазов. На носорогов охоту устроим, львов за хвосты подергаем. А потом прямо в Индию. Там местных людишек подчиним, и заживем счастливо, всем на зависть и удивление.

- А что нам тут мешает? Здесь и улицы уже камнем выложены, и водопровод построен. Центр мира, - говорю с усмешкой.

- Здесь надо за все это со своими драться. А там с чужими. Их не жалко, - отвечает.

Нет, найдет же довод. С чего бы мне германцы или городские плебеи родными вдруг стали? Но что-то понятное в его речи есть. Пусть рухнет весь мир, но восторжествует закон. Я это тоже знаю. Но жребий все-таки кинем. И мы проследовали в зал для пиров. Пусть остальные претенденты на лавках, вместе с рабами грызут свою черствую хлебную корочку, мы на ложах расположимся. Во дворце жить удобнее, чем в простом доме. И стены выше, и сервис лучше. В обычное время в приемной аристократки бы толпились, приглашение к обеду вымаливая, но не сегодня. Разбежались красавицы в предчувствии гражданской войны.

Время весело прошло. Фазан фаршированный, салаты, фрукты, рыба и жареное мясо, многие блюда, даже не попробовав, на двор отправляли. Там преторианцы из нашей когорты все съедят. На третьей перемене вин мне совсем хорошо стало. Будь что будет, думаю, а я скучать не стану. Нет патрицианок, снизойдем до танцовщиц. И как снизошел, Фульвия нашего варвара сразу утащила, чтобы он некоторые ухватки не перенял.

К вечеру меня, уставшего от дел государственных, разбудили. До заката недолго ждать оставалось, а нам еще надо было до храма добраться. Я попробовал, как меч из ножен выходит, мало ли что, и пошел в парадное облачение триумфатора одеваться. Там нагрудная кираса в комплект входит, лишний шанс в живых остаться.

Тих был Рим. Скрытая жизнь бурлила на соседних холмах, не задевая Капитолийский храм. Горели огни на Квиринале, бросая на наши лица отблески пламени. Все еще клубился дым над развалинами дома Нерона. Если не договоримся, так будет пылать весь город, понял я, наконец. Вот о чем толковал Петр. И было имя ему – Смерть, и ад следовал за ним.

Мы вошли со своей стороны, не пришлось сложные переходы осуществлять. Конвойная сотня перед дверью осталась, в храм с обнаженным оружием нельзя, а копья на улице оставлять никто не решился бы. Хочешь мира – готовься к войне. В Риме это даже дети знают. Горе побежденным.

Плавт и мамочка уже у статуи Юпитера стояли. Десяток жрецов и полсотни сенаторов играли роль хора на подмостках этой сцены.

Братец мой торжественно вошел. Тоже в нагрудном панцире, жить-то хочется, в сопровождении двух десятков своих дикарей. Правил не нарушили. Мечи в ножнах, а палицы лезвий не имеют. Они нас в отбивное мясо превратят, если до драки дойдет. Мы еще во дворце договорились, Гней должен Каракалу убивать, на мелочи не отвлекаясь.

- Жребий на трон и смерть или на трон и изгнание? – понтифик храма детали уточняет.

На подносе чаши стоят, в золоте вино пурпуром, а в одной чаше в напитке яд растворен. Империи не нужны неудачники. Я, усмехаясь, на брата смотрю. Он старший, выбор за ним. Понимает Каракалла, матушка наша мудра, могла и жреца соблазнить, не телом своим царственным, так кошельком увесистым. И там сейчас в обеих чашах отрава смертоносная. И останется она в полном одиночестве.

- Трон и изгнание, - произнес Каракалла.

Мудрое решение. Жизнь полна превратностей, а так семья Северов будет иметь запасного цезаря. Из путешествий иногда возвращаются. Из подземных чертогов смерти – нет. Жрец из ларца диск золотой достает. На одной стороне – Солнце, на другой – Луна.

Сейчас узнаем волю богов. Древен диск, нет на нем римских орлов, сделан задолго до того, как они символом империи стали, покрыт символами и знаками загадочными. Варвар за спиной, шепчет непонятно, но однозначно матерное, не быть ему правителем, слишком лицо его настроение отражает. Он готов всех кругом убить и храм разрушить, лишь бы диск заполучить. В чем дело? Гней способен последним куском хлеба поделится, рубины и жемчуг по сторонам разбрасывает горстями, наверно, это спартанский диск из древних времен. Жаль, но у жрецов что-то отобрать немыслимо. Придется ему без этой железки дальше жить.

Вознес понтифик хвалу Юпитеру и стал всем понятные вещи толковать. Выпадет Солнце – правит старшая ветвь семьи. Каракалла. А если Луна – то дорога к трону молодым, то есть мне. Цезарь и правитель Западной Римской империи Гета Север, счастливый, победоносный. Братца через месяц догоню на полях Галлии, там и закопаю. Будем с варваром пить вино и аристократок в постель таскать. Боги Рима, как это пошло.

- Не надо, - говорю. – Не стоит богов беспокоить. По праву наследования трон, безусловно, принадлежит Каракалле. Я со своими приверженцами на рассвете покину дворец и город. Счастливо оставаться.

Фульвия мило мужу улыбнулась, тунику приподняла.

- Посмотри напоследок, больше не увидишь. Я ухожу с Гетой, - говорит.

Точнее надо было сказать: «с варваром», но это Каракаллу бы не обидело. Женский каприз, ерунда. А тут открытый вызов и пренебрежение. Он даже зубами заскрипел. Мы красиво уходим. Отсюда и в легенду. Где мне Гомера взять для сказания? Интересно Елена Троянская тоже в действительности была такой же безобразной девчонкой, как наша девица?

Между действительностью и ее описанием всегда есть небольшая разница. Я догадался. Жрец Юпитера диск для гадания в ларец положил. Гней к нему подошел и дерево резное ласково погладил.

- Ливанский кедр, на века, - вывод сделал. – А то и на тысячелетия.

Успокоился, прикоснулся к древности. Может, и мне потребовать походный алтарь и маленькую статую бога? Ладно, не буду уподобляться иудеям, с их нелепой привычкой дословно выполнять требования священной книги. Любой цезарь после смерти признается сенатом богоравным. Есть возможность прямо завтра угодить в неплохую компанию. Достаточно просто погибнуть.

Разошлись мы мирно, в противоположные двери. Ну, что ж, неплохая история. Жили-были два брата-цезаря и младший у старшего увел жену. Увез ее на край света и построил прекрасный город.

- Эй, дикий человек из дикого мира, мы начинаем новую жизнь. Придумай нам другие имена и названия для нашей столицы.

- Давай до завтра отложим, - наглый варвар отвечает. - У нас сейчас более важные дела есть.

И обнявшись самым непристойным образом, парочка удалилась в мою опочивальню. А мы с Корнелием стали когорту к походу готовить. С нами еще человек пятьсот собралось на край света плыть, хлопот было достаточно.

Сна мне удалось урвать часа три, не больше. Глаза закрыл, уже за плечо трясут. Построились в колонну быстро. Сотня в головном дозоре, обоз длинный по бокам воинами прикрыт, и арьергард. Ничего выдумывать не стали.

Варвар на лошади сидеть не может, вымотала его дикая кошка, на первую повозку с трудом залез, голова из стороны в сторону мотается, словно на ниточке, эх, Марс-воитель, покоритель дальних стран и ближних дев. Обидно, что Плавт не с нами.

Конная пятерка на холм взлетела и развернулась. Не к добру. Не успели они доскакать, еще гнали лошадей в мыле, как на гряде, прямо из виноградников поднялась цепь германцев. А за ней следующая. Третья. Рейнский легион ночью тоже не спал, занимал позицию. Сейчас они нас спросят: «А что у вас ребята в сундучках?». А мы не ответим. А сдаваться я все равно не буду.

- Если не сможете уйти, убей ее! – кричу. – У германцев она все равно умрет, только смерть ее будет нелегкой! Трубы! Атаку! Мы идем на прорыв!»

- У нас неприятности, - Умник мне заявляет.

- Если надо мир спасать, то обращайся к Кеннеди. Ему это дело привычное, - отвечаю недовольно.

Только решишь помечтать, как сразу неприглядная действительность тебя отвлекает. Здравствуй, смерть, я рад, что мы с тобой говорим на одном языке. Мне часто был нужен кто-то, кому все равно, кто я сейчас. Делай, что должен, и будь, что будет. Мне кажется это удачный ответ на вопрос, но каждый из нас торгует собой всерьез, чтоб купить для себя продолженье весны, и это достаточный повод для новой войны.

- Щенка взяли, - конкретизирует обстановку мой электронный брат.

- Разворачиваю экран, давай картинку.

Смотрю, сам мог бы в такую ловушку попасться. На входе в Долину, если сразу на ферму идешь, лучше всего вдоль скал, по зарослям красться. От живности местной вдали. А то патронов изведешь несчитано. В лучшем случае. Приятель мой так и сделал. Только засада сверху сидела, на камне. Оттуда на него и прыгнули. Мелькнула картинка стремительная, земля, кусты, небо в тучах, рожа с челюстью лошадиной и передатчик в контейнер для артефактов убрали.

- Так, - говорю, - работаем. Сколько после выброса человек в Зону вошло, кто из них передатчики спрятал? Кто с этим персонажем вместе на заставе был, что получали?

Ответ у него всегда наготове, с его-то быстродействием. Через заставу прошло сто семнадцать человек, устройства связи взяли все. Шестьдесят четыре человека погибли: аномалии, звери, перестрелки. Пятеро гарнитуру одевать не стали. По голографиям с заставы Умник сразу их личности установил, и справки к изображениям приложил.

Разные ребятки, и по возрасту, и по судьбе жизненной. Типа с выдающейся челюстью я правильно определил. У него такая кличка и была – Конь. Восемь классов, две судимости, хулиганство и грабеж, соответственно. Из двадцати восьми лет, шесть за колючей проволокой провел. Делать ничего не умеет, учиться ему поздно, да и ни к чему, вот он в Зону с друзьями и пришел. Еще один с двумя судимостями – Ряба. От фамилии Рябов. Кража и изнасилование. Семь лет. Вот личность масштабнее. Тридцать шесть лет, за четыре ходки восемнадцать в местах лишения свободы. Лидер нашелся. И два ангела в белом. Ни разу несудимые граждане, водитель Агапкин и студент с физмата. Этих-то что сюда занесло в такой компании? И кто у них такой ловкий выдумщик, Щенка спеленали, как дитя несмышленое, а он ведь по Зоне уже немало прошел.

Запросил на студента сведения по успеваемости и сильно удивился. Отличник. Одна четверка. По истории Украины. Очевидно, на какой-то факт свою точку зрения имел. Разговаривать ребятки предпочитают с позиции силы. Не буду их осуждать, сам такой. Пятеро их. Умеют маскироваться. Где мой четвероногий брат Плакса? С ним мне никакая засада нипочем, только он строит свое семейное счастье на природе. У нас целая стая на базе Департамента, но я уже здесь, в Чернобыле. Подождать три часа? За это время, если будет везти, можно обратно вернуться. Загрузился в вертолет и скомандовал взлет.

Народ аэродромный к нашим переодеваниям с юмором относился. Идешь в черной куртке, прячутся, испуг изображают. Наденешь броню, руками машут, привет героям, покорителям Зоны. А идешь в простой кожаной курточке, советы начинают давать, новичка нашли.

- Ты в вертолете ляг на пол, тебя в Зону и не погонят. Прямо сразу же вернешься, - хитростям учат.

Ладно, вернусь, переоденусь в парадную форму и займусь с вами строевой подготовкой. Левой, правой, кругом. Или выдам ломики со склада и велю плац подмести.

Это я уже оказывается, вслух сказал.

- Пан подполковник, как же можно ломами подметать? Ведь метлами же чище.

- Мне не надо чище. Мне надо чтоб вы у… утомились. Юмористы!

Тут нам пропуск на полет закрытой области принесли, и полезли мы места занимать. Простая бумажка, а громадную силу имеет. Парни в книжку боевой вылет запишут, а я за невыполнение приказа имею право их собственноручно расстрелять. Такие дела, брат сталкер. Мелькнула зелень обычной травы, проволока периметра в четыре ряда, и уже под нами Зона. Вдоль берега идем, зря не рискуем. Над фермой разворот делаем, дыма нет, машина на месте стоит, а мне на душе нехорошо.

- А у тебя и душа есть? – Умник опять со своим любопытством неуемным вылез.

- Душа, наверняка, и у тебя есть, - отвечаю. – Набор личных симпатий и личностных приоритетов. Подумай о такой ситуации. У нас одна доза лекарства. И два равноценных больных. Смертельно больных. Кому из них жить решать нам. Как выбор сделать?

- И как?

- Жребий кинуть или по велению души предпочесть одного другому, - говорю. – Жизнь, брат, трудная штука, люди от нее умирают. Сделаешь выбор без жребия, вот и доказательство наличия души.

- Я лучше лекарств больше запасу, - отвечает.

Я усмехнулся, прагматик он у меня.

- Над дорогой зависнешь, меня на шнуре высадишь, и улетай на тот берег за речку. Место встречи уточню позже, - пилоту командую.

Не по плану вся эта самодеятельность, но не хочу я его во дворе фермы сажать. Не нравится мне вся пятерка, а больше всего их главарь. Кличка у него – Мясник. С уголовниками всю жизнь россиянин бок о бок живет, что делать, в стране четверть населения через лагеря прошла, и понимает он, человек русский, такие прозвища зря не дают. Их заслужить надо. Выпрыгнул я на асфальт, канистры под кустом припрятал и к боковым воротам в заборе побежал согнувшись. Когда по мне стреляют, я всегда хочу сантиметров на десять меньше быть. А то, что до перестрелки дойдет, я не сомневался.

В запасе у меня имелась техническая новинка. Сделал Умник в своей лаборатории специальный патрон. Пуля в нем была не боевая, а парализующая. Попадание в грудь или спину обеспечивало тихое поведение мишени минут на десять. В голову лучше не целится, можно было вместо пленного получить обычный труп. Зачем тогда такие хлопоты? Новых боеприпасов у меня была всего одна обойма, но я наделся справиться.

В ворота протиснулся и сразу первого увидел. Он в маленькой будке бывшей подстанции сидел, подход к машине охранял. Раз. Я прямо у забора рухнул, там кусок маскировочной сети лежал, вот он опять пригодился.

Минут пятнадцать ничего не происходило, пока из здания призывный крик не раздался.

- Вертолет не вернется, быстро все перекусили и обратно по местам!

Юноша в кожаном плаще из машины вылез. Он на заднем сидении лежал. Серьезного ствола нет, очевидно, пистолет в кармане, цель не приоритетная. Рябова я обнаружил, вон, вылез из кирпичной коробки. Там в углу обрезок трубы лежит, его часто под тайник используют. Третий с цистерны в конце двора стал спускаться. Трое из пяти на виду, пора. Стрелял я справа налево. Ствол на Рябе задержался, выстрел, черный плащ, выстрел, третий рот открыл, меня инстинкты подвели, выстрелил в шею. Кровь фонтаном из горла вместо крика плеснула, и тело на землю свалилось. Кто в здании, Конь, Мясник или оба? Обменяют Щенка на двух контуженых?

Тень в дверях мелькнула, и я вновь на спуск нажал. Изнутри очередью ответили. Вот и славно. Сейчас мы спляшем.

- Эй, - кричу, - твои подельники просто оглушены. Давай меняться. Я их добивать не буду, а ты парня отпускаешь. И расходимся счастливые.

Еще очередь в ответ. Похоже, не договорились. В чем дело, хорошие же условия предлагаю?

- Покажи парня, и будем считать конфликт исчерпанным, - мирно говорю.

Не стреляет. За Щенком пошел? У меня время на исходе. Минут через пять подранки начнут оживать. А это два лишних ствола. Пора активизироваться. Побежал я через двор к боковым дверям. Засевший в здании стрелок мог по мне из любого окна выстрелить или двери взять под прицел. Только я в проеме возникну, сразу пулю и получу. Добежал до входа, пал на четвереньки и вдоль стены к торцу хлева стал красться, к широко распахнутым воротам. Пока противник меня в дверях ждет, я к нему сбоку зайду. Ползу осторожно, кирпичи и железо огибаю, мне шум не нужен.

Угадал я расклад. У костра тело лежит, ногами дергает. Не промахнулся я, стреляя навскидку. Последний бандит на ногах остался. Вон он, кстати. К стене прижался, в дверной проем целится, меня ждет. Сбылась его мечта, только я с другой стороны.

- Не поворачиваться, - говорю, - пальцы разжал, оружие на землю уронил.

У меня в комплект снаряжения наручники не входят. До этого момента никого в плен брать не собирался, опыта нет. Даже не подумал.

- Руки за спину, кисти скрестить, - командую.

У меня петля готова из стропы парашютной. Затяну узлом, будет не хуже стальных браслетов. Не вырвется. Только Мясник это тоже понимал. Я ему веревку на руки накидываю, а он в рывок уходит. Если бы стропа была ко мне привязана – утащил бы меня стопроцентно или с ног бы свалил. А так просто вырвал у меня веревку и от своего автомата метра на три отпрыгнул.

Если кто думает, что я «Грозу» в сторону откинул, и на этого здоровяка в рукопашную пошел, то он сильно ошибается. Здесь не кино американское, проиграет тот, кто первый споткнется. Выстрелил ему прямо в спину между лопаток, его еще на два метра снесло. Обобрал я тело бесчувственное под ноль, даже зажигалку с ножиком складным из карманов вытащил. Пошел остальных вязать. Неплохо для первого раза. Только одного убил, а остальные уцелели. Железа трофейного целый рюкзак набрался и артефактов десятка два. Не первого они Щенка захватили, ох, не первого. И пошел я пленника искать, освобождать старого знакомого.

Нашел я его в дальнем конце здания. Понятно мне стало, почему мои уговоры не действовали. Били его смертным боем и убили. Вместо лица маска кровавая. У меня это вопросов не вызвало. Есть умные ребята – историки. Пишут они книжки про старую войну. Иногда задаются глупыми вопросами. Почему, мол, во Львовской тюрьме подследственных с лютым мучительством убивали сотрудники НКВД? Четвертовали, на кол сажали, пилой перепиливали, ломами забивали. А ведь у чекистов времени не вагон был, в городе уже восстание шло, его танковые дивизии советские обходили при отступлении, чтоб в уличные бои не ввязываться.

Никогда у этих интеллигентных ребят не было знакомого авторитетного уголовника. А то бы они давно знали, что самая надежная жидкость для сплочения коллектива – кровь человеческая. Так все банды создаются. Ловят пьяного в темном переулке и забивают ногами. И обратного хода у них уже нет.

И начальство тюремное не глупее бандитов было. Им надо было саму возможность измены исключить. Они же не знали, где конец их дороги будет. До Харькова дойдут или до Москвы. А оставив за спиной полное здание трупов растерзанных, они своим подчиненным возможность сдаться в плен начисто отрезали. Такие дела.

Здесь то же самое было. Поймали они Щенка, и решил главарь коллектив кровью сплотить. Сейчас он за свой каприз ответит.

Я сам давно заметил, недели две назад, что у меня перемена одежды заметно характер меняет. В черной коже личность Клинка наружу поднимается. Жестче становлюсь, резче. В броне армейской – подполковник, рубаха-парень. Всех спасти хочу и патроны сберечь. Мне бы сейчас костюм мой парадный, у банкиров чувства жалости в принципе нет, одна голая прибыль и справедливость. И каждый готов из клиента неудачника вырезать фунт мяса и сердце в придачу.

Всех четверых я быстро к цистерне притащил и к опорам привязал. Мясник уже дергаться стал, только я быстрее оказался. Растянул его, как лягушку, за четыре лапки и одежду ножом срезал.

- Кто ты такой? – спрашивает.

Мне на разговоры время тратить недосуг, ножом надрез ему по груди делаю и кожу сдираю. Муравейник бы мне сейчас, но и без него он перед смертью помучается. Мясник еще молчит, но скоро его на крик пробьет. А я уже Рябова свежую. Тот при виде ножа сразу визжать и дергаться начал. Конь меня удивил.

- Меняю быструю смерть на предупреждение, - говорит спокойно.

- Излагай.

- Слово? – подстраховался он.

- Слово, - соглашаюсь.

- Машина заминирована.

Вот твари. Встал перед студентом отличником, Мясник захрипел. Рябов визжит, слюнями брызжет. Я Коню сбоку ударил ножом под ухо. Тот на веревках повис. Слово.

- Могу машину разминировать. Дружка твоего я не бил, не гожусь в гладиаторы, да и пальцы мне надо беречь, - студент быстро ориентируется. – Мину обезврежу и сразу ухожу, - говорит.

- И уносишь с собой пару коньков в придачу, - отвечаю ему я.

Если кто забыл сказки Андерсена, напоминаю: Снежная Королева именно такой пустячок и обещала глупому мальчику Каю. Власть над миром и коньки вдобавок.

Провел я ему разрез горизонтальный, кровь сразу потекла.

- Ты не понял! – кричит. – Я тебе машину разминирую, если ты меня отпустишь!

- Когда моих товарищей убивают, у меня мозг перемыкает.

Содрал с него кожу, он, когда дергался, еще и запястье сломал. Повязку тратить не стал, зачем медикаменты на покойника переводить.

- Пока, ребятки, - говорю. – По делам вам и мука.

Надел им на головы гарнитуры, у нас там пластит с термитным зарядом вмонтирован.

- Не слишком дорогой способ убийства? – Умник недовольно спрашивает. – Каждый передатчик двадцать семь тысяч стоит, не считая отчислений за использование патентов нам, дорогим и любимым.

Подумал я, стоит ли восьмидесяти одной штуки в евро то, что эти гады до вечера помучаются, а не сразу умрут? Подошел к Мяснику, посмотрел ему в глаза.

- Ты получил ответ на вопрос. Я – ваша смерть. Это не воспитательная акция. Просто месть. Пострадайте перед неизбежным концом, подумайте, стоило ли так в Зону рваться. Пока, вряд ли увидимся.

- Это была не моя идея, - хрипит он. – Гений сказал, что он с «Монолитом» договорится, возьмем Европу за яйца. Уж если какие-то бакланы типа Скрипа страны на счетчик ставят, неужто бы мы ничего не получили? Только я тебе клянусь, живой или мертвый, до четвертого блока доберусь и с тобой рассчитаюсь.

Без пафоса сказал, убедительно. Только я уже не простой банковский клерк, кончилось то время, когда я выговора в приказе боялся. Во мне сейчас столько намешано, что я сам не знаю, где вольный бродяга Стрелок, где легат римской империи Митра, а где выросший в Зоне Сотник. Между собой мы мирно живем и ладно.

Улыбнулся я ему ласково и добро, он сразу завыл. Перерезал ему сухожилия на руках и ногах и пальцы на руках оттяпал.

- У тебя было право хранить молчание, надо было им пользоваться, - говорю. – Делай, что хочешь. Я тебе все разрешаю.

Посмотрел по сторонам, Рябову уже все равно. Спятил, глаза пустые, мертвые. А Гений просто скончался. Болевой шок. Не под наркозом же мне с него было шкуру сдирать? Снял я дорогостоящую аппаратуру, все трофеи в два рюкзака собрал, на стене написал предупреждение: «Осторожно, машина заминирована!». Прострелил Рябову и отличнику бывшему головы для верности из трофейного «Макарова».

Жалко мне свои патроны на них тратить.

- Эй, - говорю, - братик-жадина, двадцать семь тысяч евро ты мне простишь?

- Я не жадный, а бережливый, - Умник отвечает. – Трать, сколько хочешь. Мы с тобой давно самые богатые люди в мире. Каждый. Только тщательно это скрываем. У нас два штата в личной собственности. Мы их купили. И половина Сицилии.

Вот так и узнаешь о себе новости. Пожалуй, пора Паоле делать предложение руки и сердца, только как на это Бронза отреагирует? И почему они не китаянки? Те живут с Максом счастливо, никто о работе и долге не вспоминает. Умник за девиц переводы делает, в китайской разведке и академии наук все на ушах стоят от его сообщений, похоже мы и там скоро в большом авторитете будем.

За два часа я тела в аномалию ближайшую перетаскал, «электра» на холме по направлению на север, ее все знают. Мясник висит на веревках молча, понял, с кем дело имеет. Догадался, что у него есть еще много лишнего, чего отрезать можно при желании. Прибрался на ферме привычно, вот и опустели тайники и закрома, все вытаскали, закинул на плечи два рюкзака с добычей и пошел на дорогу, за канистрами.

Вариантов у меня немного было. Всего один. Воду из источника набрать, канистры по одной, две метров за двести от кустов оттащить и туда по связи вертолет вызвать. Раз машина не на ходу, а груз большой, значит, только с точки забирать.

До родничка добрался, сразу сам напился и умылся. Хороша живая вода в мертвой Зоне. Набираю ее, оттаскиваю на холмик рядом. Трофеи сразу там бросил, чего их зря таскать? Ну, набежит стая слепых псов на запах, так это такая же мелкая неприятность, как внезапно начавшийся дождь. Перестреляем.

Я с пятой канистрой на холм по раскисшей под дождем глине забираюсь, а в гарнитуре голос звучит знакомый: «Сокол-два, вижу Сотника, захожу на зависание над точкой». Мысли любые посторонние из головы прочь гоню. Трос поймать, груз закрепить, карабин на защелку.

- Поднимайте!

Через десять секунд петля падает. Для меня. Обвязку поперек груди застегиваю, вой дикий из горла рвется. Наверху сразу понимают, без перевода. Рывком вверх вертолет уходит, и уже на высоте сто метров и над речной гладью в кабине оказываюсь. Втащили, наконец. Канистры в гнездах для ящиков с патронами, рюкзаки ремнями к сиденьям прицеплены. Все, сам убрался и хабар не потерял. Молодец, прилечу на базу, возьму себе конфетку. И неоднократно. Припять под нами в Киевское водохранилище течет, горя не знает. Две тысячи лет назад по ее берегам небольшие группки людей с копьями бродили, сейчас с автоматами ходят, а разница в чем?

У владельца автомата требования к сервису и комфорту выше. Вот, собственно, и все. Мне душ нужен, а копьеносец и в реке бы умылся. Такие дела, брат сталкер.

Прилетели в Чернобыль, я груз скидал в машину, к самолету подъехали, все опять в салон, я, наверное, самый высокооплачиваемый грузчик в мире, и, вперед, на базу. Там меня механизированная тележка ждет, руки и ноги Умника. Я ее по прожектору приветственно погладил, в ней пулемет крупнокалиберный спрятан, братишка мой оружие любил и засовывал его куда мог. Канистры на платформу установил, мешки бросил, дальше процесс автоматизирован и моего вмешательства не требует. Все!

Ко мне Леха Зомби подходит, мой непосредственный начальник. Обнялись.

- Привет, что печальный такой? – спрашивает.

Вот ведь чутье у человека. А я-то думал, что по моему лицу ничего прочесть нельзя. Оказывается, можно.

- Потери у нас. Хорошего, перспективного парня потеряли. Щенка убили. Первый раз у нас такое, но не последний. Группа шла к «Монолиту» сотрудничество предлагать. Щенок их перехватил. Не чуда просить у камня, а к «Монолиту», за тонной «черного льда» или «слезы бога». И есть шансы, что кто-то дойдет. Нам всех не остановить. Проблемы будут по любому.

- Справимся. Я в Зоне тысячу лет не был, а когда увидел на схеме, куда ты вертолет вызвал, сразу напрягся. Там ведь родник? – генерал уточняет.

Меня как шилом в ягодицу кольнули, с места взвился. За секунду два раза на триста шестьдесят градусов обернулся. Нет никого. Слава Темной Звезде, никого из своих убивать не придется.

- Ага, - говорю, - хорошее место. Хотел шалашик поправить, да не успел. Времени не хватило. А ты его откуда знаешь?

- Чего взвился? – Леха бровь поднял.

- Не поверишь, показалось, что духами пахнуло. Думал, что девицы подкрадываются, - вру и не краснею.

- Нюх у тебя, как у пса чернобыльского. Ленка ко мне на шею кинулась, когда здоровались. Спрашивала, когда ты освободишься. Будут в казарме ждать, обе. А родничок мне знаком с нашей первой экспедиции. Мы там с нашими псами два дня мясом отъедались. Тогда-то я на ноги и встал. Понимаю, почему ты щенков украл и взрослого пса вывозил. Если с ними вместе спать, любая болезнь проходит. Поэтому у нас в группе потери только боевые, да? – спрашивает.

Огляделся я еще раз. Пусто вокруг.

- В комплексе, - говорю. – Вода тоже целебная. Помнишь, Волка увозил?

Посидели, товарищей погибших вспомнили.

- Вода через сутки свойства теряет. Или на месте пить, или быстро использовать. Общество псов и минеральная вода «Чернобыльская родниковая», вот ключ к здоровью, - смеюсь, редкий случай, когда реклама не обманывает.

- Меня туда Акелла притащил, - Леха в воспоминания ударился. – По дороге автомат потерял.

Вспомнил я тот ствол с заводским прицелом четырехкратным. Запнулся об него в кустах, много слов сказал. Ясна мне стала вся картина старых, начала лета событий. Обнял я Леху за плечи.

- Смерти нет, генерал.

- Ты прав, подполковник.

Иду в казарму по летному полю, насвистываю. Локоть к локтю, кирпич в стене; мы стояли слишком гордо – мы заплатим втройне. За тех, кто шел с нами, за тех, кто нас ждал, за тех, кто никогда не простит нас. По любому. Много мы ног оттоптали в этой давке, и железными локтями чужих ребер сокрушили. Не любят нас нефтяники, угроза мы для их счастливого будущего. Секта из Саркофага к нам без любви относится. Честно признаем, есть поводы. Убийцы и грабители, расхитители и взяточники Департамент ненавидят. На Овсова уже четыре засады устраивали. Забавные ребята, еще бы на меня в Зоне охоту открыли.

У крылечка меня маленькая демонстрация ждет. Мой боевой заместитель Бамбук Савада сидит в кресле с Еленой на коленях. На них запрыгнул лохматый зверь, а еще двое у ног улеглись, ждут возможности на руки залезть. Это же мои щенята, а вон и их папаша. Ох, и попортил же он мне нервов, красавец. Первым делом к нему подошел, погладил обрубок уха. Почесал его, с глаза налет убрал и к Бронзе направился. Обнялись мы нежно, потом страстно, занес я ее в спальню, дверь закрыл, а минут через десять все крики в один слились, Бамбук с Ленкой псов не стеснялись и любовью занимались прямо в кресле, без отрыва от стаи. Вот я и дома.

После обеда меня Умник к своим хитроумным планам припахал. В Киев надо было ехать, на совещание в верхах. Туда был зван один кореец важный, два японца и японочка, одному из них внучка, и три восточных человека.

- Аспирин не забудь и бутылку воды, таблетки запивать, возьми в лаборатории. Наливай по тридцать миллилитров, не надо в ней купаться и литрами пить, - говорит.

Скуповат у меня братец, прижимист.

- Когда сам делать научишься? – спрашиваю с насмешкой.

И чувствую, расстроился он до невозможности.

- Прости, брат, - говорю, и ближайший процессор от пыли вытираю. – Не подумав, сказал. Честно, не все и не всегда удается. Поехали в город, позиции в мире укреплять.

- Вот сделаю искусственный корпус чернобыльского пса, буду сам в Зону ходить, - высказался Умник.

Он такой, решил – сделает. Простил. Родные же мы все-таки.

Через час в кабинет для совещаний захожу. Гости званные уже здесь. Никто приглашением не пренебрег, хоть причин Умник им не объяснял. Прилетайте, самолет на взлетной полосе. Я еще с Мясника кожу сдирал, а он уже за ними послал. Вот наглый электронный тип.

Расставляю семь стаканчиков одноразовых, наливаю водички из бутылочки, четверть литра, у компьютера каждая капля на счету, Умник лишнего не даст. Надеваю перчатки медицинские, достаю из кармашка ампулу с семью таблетками, каждую на блюдечко серебряное кладу и перед каждым ставлю. И тишина.

У девочки лучевая болезнь. Эхо старой войны. Дед ее в юности заявление в камикадзе писал, рассмотреть не успели, мир наступил. Бледная, лоб потный, вся перекошенная после перелета.

- Выпей воды, - говорю, и остатки из бутылки в ее стакан выливаю.

Достаточно на любого больного ребенка посмотреть, чтоб во всех богах разувериться. Им-то это за что? Значит, нет их, тварей подлых. А есть Черный Сталкер, Умник в сети и оружие в руках. Вот моя точка отсчета.

Умник синхронный перевод обеспечивает. Ребенок все залпом выпил. Нечем девчонке таблетку запивать. Я из графина на столе ей еще полстакана налил.

- Состав нестабилен, - сообщаю, - быстро пьем таблетки. Хороший парень погиб в этом рейде, - вздыхаю, а народ вокруг бывалый, к смерти привычный, им не соврать, правду видят, как рентген кости.

Бросили таблетки в рот, запили быстро. Сидят, к внутренним ощущениям прислушиваются.

- Доза одноразовая, - лекцию читаю. – Вы нам ничем не обязаны, а наш выбор определен вашими заслугами перед человечеством в целом и бойцовскими качествами характера, которые ценятся в нашей семье.

Переглядываются, слышали разговоры, что я гетманский сынок.

- Зона изменчива, все может перемениться в один день, но пока что, после каждого выброса, у нас будет десять-двенадцать доз препарата. Ваше мнение по дальнейшим кандидатурам на излечение будет учитываться. Отдыхайте. О сохранении тайны не предупреждаю. Глупо как-то в таком представительном обществе.

Детеныш порозовел. Я ей пот вытер салфеткой.

- Чего вы от нас ждете? – ее дедушка спрашивает.

- От вас конкретно, приглашение на свадьбу внучки, - улыбаюсь. – Через два-три месяца, когда результаты будут очевидны, поговорим.

Раздал им наши передатчики, в том числе и девчонке.

- Еду наготове держите. Аппетит будет, как у псов Зоны, - совет даю.

Никто в городе из них задерживаться не стал. Все домой кинулись, к врачам семейным. Удачи вам, бойцы. Посмотрел я в окошко на городскую суету и тоже в гараж позвонил, машину на базу заказал. Мне там лучше. Еда привычней.