Первая стена

ТРИ Дорн ждёт В пути Дары Мортариона

Бастион Бхаб, тринадцать часов до начала штурма

Ни внутри, ни под Императорским дворцом не осталось ни одного тихого места. Грохот войны и шум защитников пронизывали каждый камень. Но если и можно было найти самое тихое место, то им было святилище Сатьи, расположенное в ответвлении бастиона Бхаб, где находился стратегиум Великое Сияние. Это было одно из двенадцати одинаковых помещений, окружавших контрфорсную башню, каждое из которых представляло собой куполообразный зал в сорок метров шириной, куда вёл единственный крытый мост. Он являлся частью более старого здания, возведённого по проекту Императора задолго до того, как Дорну поручили перестроить защиты. Он также принадлежал к той полудюжине мест, которые остались нетронутыми по особому приказу Императора, наряду с залом Побед и Сенаторум Империалис.

Зал был открыт всем стихиям, некогда венчавшую круглое помещение куполообразную хрустальную крышу разбила ударная волна пролетевших слишком близко сверхзвуковых бомбардировщиков. Её осколки хрустели под ногами, когда Дорн пересекал деревянный пол. За ним следовал Ранн, рядом с ним шёл Сигизмунд, а Малкадор сидел и ждал их на скамейке впереди, глядя сквозь разбитый купол на юго-восток. Сигиллит положил посох на колени, выпрямился и откинул капюшон, и вспышки далёких взрывов отражались на его лбу.

Дорн остановился в нескольких шагах от скамейки, но ничего не сказал. Ранн чувствовал, что несмотря на пронзительный вой реактивных двигателей в небесах и приглушенный грохот взрывов начать говорить — означает вторгнуться во что–то первозданное. В святилище Сатьи царила тишина, которая требовала уважения и покоя.

— Враг сделает следующий шаг в ближайшее время, — сказал Малкадор, по-прежнему не глядя на подошедших Имперских Кулаков. — Их войска находятся у стены, а защиты уступают каждый день.

— Это всего лишь одна линия обороны из многих, — ответил Дорн, скрестив руки на груди. — Она никогда не предназначалась защищать нас вечно. Гор может вести обстрел сколько угодно, снаряды и ракеты никогда не захватывали города.

— Это правда, — сказал Малкадор. — Значит нам нужно ждать воинов Гора.

— Возможно, если вы пришли бы в Великое Сияние, я смог бы поделиться с вами своими приготовлениями.

— Беспорядок всей этой информации — не то, к чему я стремлюсь, Рогал. — Малкадор наполовину повернулся, одна его нога лежала на скамейке, помяв мантию. Строгие глаза изучали примарха и его спутников. — Вы наполняете себя данными, но это — место простоты. Святилище ясности.

— Я не понимаю, что вы хотите сказать.

— Нет. Жаль, — вздохнул Малкадор. — С максимально малым количеством вашей военной терминологии, каких дальнейших действий вы ждёте от Гора?

— Моя стратегия снова подвергается сомнению? — вскинул голову Дорн.

Ранн посчитал поведение своего генетического отца странным, но он никогда раньше не принимал участия в подобных совещаниях. Мало кто говорил с примархом настолько небрежным тоном, но Малкадор являлся рукой Императора и явно привык к подобным встречам. Ранн посмотрел на Сигизмунда, но первый капитан не сводил взгляда с Рогала Дорна.

— У вас есть доверие Императора, Рогал, и я не стратег. Я хочу держать высших лордов в курсе событий и избавить вас от необходимости лично общаться с ними и подвергаться бомбардировке мелкими проблемами.

Примарх немного расслабился и взглянул на Ранна.

— У тебя есть последние донесения, капитан? Какая твоя оценка?

— Вопреки здравому смыслу, враг, похоже, собирает силы для нападения на космический порт Львиные врата, милорд.

— Почему вопреки здравому смыслу? — спросил Малкадор, повернувшись к Имперским Кулакам. — Это достойная цель.

— Он находится за пределами самой стены, и очень хорошо защищён, лорд Сигиллит, — пояснил Ранн. — Атака на него отвлечёт силы от главного штурма.

Малкадор посмотрел на Дорна, который задумчиво поднял палец к подбородку:

— Вы согласны с оценкой капитана Ранна?

Примарх ответил не сразу. Он прошёл мимо скамейки и посмотрел наружу сквозь каркас разбитого купола. Ранн проследил за его взглядом, и увидел изгибавшиеся вдоль огромного комплекса Львиных врат стены и возвышавшийся за ним космический порт. Расстояние и дым войны превратили его в расплывчатую ступенчатую пирамиду, поднимавшуюся из множества разноцветных облаков, вершина которой терялась в постоянно бушевавшем в верхних слоях атмосферы подёрнутом молниями шторме.

— Это может быть отвлекающим манёвром, — наконец сказал примарх. — Лишившись всех орбитальных топографов, мы отмечаем за пределами дальности наших сенсоров массовые перемещения, о которых узнаем только из разрозненных сообщений о физических наблюдениях. В то время как наш взгляд поворачивается в одну сторону, возможно, Пертурабо ищет преимущество в другом месте.

— Мы должны позволить ему, милорды, — сказал Сигизмунд, заговорив впервые с тех пор, как пришёл на вызов Дорна. — До тех пор, пока удар не будет нанесён, любая реакция принесёт больше пользы врагу, чем нам.

— Что вы хотите сказать? — спросил Малкадор. — Если мы должны внести коррективы на случай атаки, то лучше начинать прямо сейчас.

— Наше время лучше потратить на обдумывание нашего следующего удара, а не на прогнозирование замыслов врага. Мы должны продолжать следовать выбранной нами стратегии, заставляя врага делать трудный выбор, а не самим делать его.

Ранн заметил, как лорд Дорн сжал челюсти при словах Сигизмунда, и ничего не сказал, пока примарх не перевёл взгляд на него. Лорд Дорн кивнул Ранну продолжать.

— Это правда, мы можем бегать по кругу, реагируя на каждую угрозу, — сказал Малкадору лорд-сенешаль. — Я думаю, что война в космосе достаточно научила нас не доверять тому, что на виду. Время — наш союзник, а не магистра войны. Чего бы Пертурабо не надеялся получить в космическом порту — это займёт время. Несмотря на все эти усилия, есть и другие цели, которых он мог бы достичь быстрее.

— Это чем–то напоминает мне слова одного древнего терранского генерала, — сказал им Малкадор. — Никогда не перебивайте вашего врага, когда он делает ошибку.

— Это беспокоит меня, — сказал Дорн, который продолжал смотреть через Императорский дворец на далёкие очертания Львиных врат. — Я могу положить много обвинений к ногам моего брата, но идиотизм не входит в их число. Если он настроен захватить космический порт, то только потому, что это встраивается в его грандиозный план. Если он каким–то образом добьётся успеха, то захваченный порт поможет при штурме непосредственно самих Львиных врат.

— Или устраивает Гора, — добавил Сигизмунд. — Мы не должны забывать, что именно падший магистр войны повелевает Повелителем Железа. Возможно, это прихоть Гора, а не ошибка Пертурабо.

— Верно подмечено, — Малкадор опёрся на посох, сжав его обеими руками. — Какие выгоды может принести захват порта?

— Это просто, — ответил Ранн. — Предатели могут спустить большие корабли вблизи Дворца. Огромные транспорты, даже сам «Дух мщения»!

— Может за этим стоять … ритуальное значение? — спросил Дорн. Ему явно была не по душе эта тема, хотя Ранн никогда не думал, что такое возможно с его примархом. Подобная мысль вызвала дрожь дурного предчувствия у лорда-сенешаля, который не забыл про демоническое нападение на «Фалангу» и не смел даже представить, чему стал свидетелем его генетический отец. — Большая часть начального нападения состояла не в том, чтобы получить физическую выгоду, а в том, чтобы ослабить психическую силу Императора на Терре. Существует ли ещё какая–то повестка дня, которую я не понимаю?

Малкадор отвёл взгляд, чувствуя себя неловко от этого вопроса. — Это возможно, но точно сказать нельзя, — ответил он, не глядя на примарха. — Такие материи ещё менее точны, чем военная наука.

— Оборона в космическом порту Львиные врата весьма серьёзная. Я не чувствую необходимости усиливать её в данный момент, — решительно заявил Дорн. — Если Пертурабо желает атаковать, мы позволим ему это и остановим. Принятие любых других мер будет означать риск ослабления на фоне согласованных усилий в других местах.

— Я прослежу, чтобы всё было в порядке, — сказал Сигизмунд.

— Нет, ты пока останешься со мной, — возразил Дорн. — Этот вопрос требует твёрдой руки. Ранн примет командование силами в космическом порту.

Скрытое предостережение потрясло Ранна, но если Сигизмунд и собирался оспорить это решение, то ничем не выдал своих чувств. Вместо этого он согласился, склонив голову и опустившись на колено. Ранн последовал его примеру и прижал кулак к груди.

— Я польщён, милорд. — Ранн поднял голову и посмотрел на примарха. — Я сделаю всё возможное, чтобы удержать порт, но предположу, что не сравнюсь с разумом Повелителя Железа. Не лучше ли вам лично возглавить оборону?

— Я позабочусь об этом должным образом, когда придёт время, и передам все необходимые указания, — сдержанно ответил Дорн. — Но я не могу рисковать быть втянутым в оперативные сражения, когда весь Дворец требует моего внимания. Если мне придётся покинуть битву для решения более широких проблем, это может оказаться катастрофой для судьбы Львиных врат, и аналогично если я буду колебаться в ответ на более широкие события из–за локальных проблем. Как было замечено, именно Гор повелевает, а Пертурабо слушается. Возможно, магистр войны намерен отвлечь меня, чтобы я не был готов к нападению в другом месте.

— Легион не подведёт вас, милорд, — сказал Ранн. Его взгляд скользнул мимо примарха к Сигизмунду, который смотрел в пол стиснув зубы, какие бы эмоции он не испытывал, он едва сдерживал их. Ранн встал, не сводя взгляда с первого капитана. — Я подготовлю свою роту к передислокации в космический порт Львиные врата. Надеюсь, скоро увидимся, брат. Твой меч станет желанным дополнением, если разрешит наш лорд.

Сигизмунд ответил лишь лёгким кивком, на долю секунды встретившись взглядом с Ранном, прежде чем снова уставиться в пол.

— Как повелит лорд Дорн, — кратко сказал он. — Я буду рад, если мой меч присоединится к тебе в предстоящей битве.

Что бы ни мучало первого капитана, это не было виной Ранна, и он ушёл, чувствуя себя лучше от этого знания.

Промежуточная станция Джибу, Африка, сто шесть дней до начала штурма

Вертолётные транспорты направлялись навстречу рассвету и это почему–то показалось Зеноби важным. Новое начало, что–то в таком роде. Она оставила Аддабу позади, но не знала, что ждёт её дальше. Зеноби посчастливилось оказаться в пределах видимости одного из маленьких окон, пронизывавших стометровый отсек. За весь полёт она так ничего и не увидела, но теперь дневной свет принёс новый вид.

С севера на юг протянулось неровное побережье древнего мёртвого моря, а на самом краю береговой линии простирался лабиринт дорог, посадочных полос и железнодорожных путей. Увиденное вызвало возбуждённое бормотание, и те, кто находился дальше от окон, покинули свои места и столпились по всему вертолёту, желая взглянуть на место назначения.

Зеноби молчала, пока её глаза пытались проследить километр за километром широкого шоссе и петлявших дорожек. Мосты и туннели превратили перекрещивающиеся потоки заходивших на посадку транспортов в ошеломляющий лабиринт, наполовину скрытый постоянными полётами вертолётов и стратосферных крейсеров.

— Почему бы им просто не доставить нас до места назначения по воздуху? — спросил кто–то позади неё.

— Топливо.

Зеноби обернулась и увидела лейтенанта Окойе, стоявшего у края скамейки слева от неё.

— А тогда почему бы не построить железную дорогу до Аддабы? — спросил Менбер.

Окойе откинулся на спинку скамьи и небрежно пожал плечами.

— Потому что Дорн предпочёл этого не делать. Железнодорожные линии являются постоянными и могут использоваться противником. Скорее всего, дюжина таких воздушных флотов перемещает людей по всей Терре, и когда начнутся боевые действия, им найдётся применение в отличие от простаивающих путей. Эффективность и избыточность. Если вы когда–нибудь удивляетесь, почему что–то устроено именно так, как устроено… Вот ваш ответ. Эффективность.

Тембр шума двигателя стал громче, и краем глаза она увидела, что они находятся всего в нескольких сотнях метров над землёй.

— Лучше присядьте, сэр, — предупредил лейтенанта голос сзади.

По всему отсеку солдаты неохотно возвращались на места, командиры отделений и офицеры выкрикивали команды. Окойе бросил последний предупреждающий взгляд на подопечных и вернулся на своё место чуть впереди Зеноби.

Воздушный корабль задрожал, когда ударился о исходящую от гигантского транспортного узла волну тепла, пилот сильно накренил нос, компенсируя внезапный подъем. Послышались крики и грохот, когда плохо закреплённое оружие соскочило со своих мест, а не успевшие пристегнуться солдаты попадали со скамеек. Зеноби успела упереться ногами в специальные петли в полу и оттолкнулась спиной от скамьи, её пальцы потянулись к древку знамени, которое было зажато между ней и Менбером.

Она почувствовала его руку на своей и посмотрела на него, черпая уверенность в жесте и выражении его лица.

Вертолётный транспорт преодолел последние несколько метров и тяжело приземлился, массивные подвесные катушки протестующе заскрипели, размещённые внутри солдаты сил обороны кричали и ругались, когда их снова начало швырять по переполненному отсеку.

— Продолжайте сидеть! — взревел стоявший впереди сержант, призыв повторили другие командиры отделений.

Система оповещения с треском активировалась.

— Роты и взводы выходят в порядке обратном посадке. — Голос Эгву казался металлическим, почти неузнаваемым. — Строиться по приказу. Не толкаться и не слоняться без дела. Мы освобождаем транспорт за десять минут или вся рота в наказание будет сидеть на сокращённых пайках. Другие солдаты ждут своей очереди.

Карантинная зона Палатинская арка, шесть часов до начала штурма

Когда–то это место было известно, как Палатинская арка, полумесяц роскошных жилых комплексов для высокопоставленных администраторов, занимавшее почти сто квадратных километров внутри Европейской стены. До возведения оборонительных сооружений с километровых башен открывался прекрасный вид на ещё недавно покрытые зеленью горные долины к югу от Императорского дворца. В каждом из них размещалась лишь горстка дипломатов, архиклерков и других привилегированных участников Терранского совета, по иерархии уступавших только заседавшим в Сенаторуме.

После слаженных действий Гвардии Смерти, населявшие Палатинскую арку беженцы переименовали её.

Чумвиль.

Это напускное легкомыслие ничуть не облегчало страданий тех, кто находился внутри. Раз в день гирокоптер сбрасывал припасы, ящики с протеиновым порошком и бочки с едва пригодной для питья водой. Ничего больше. Несколько храбрых врачей — некоторые из них уже были отмечены одним из множества вирусных заболеваний — управляли клиниками внутри карантинной зоны. Если они и спасали кого–то, то лишь затем, чтобы и дальше оставаться в яме нескончаемых страданий. Сотни людей ежедневно перевозились в Чумвиль, но пока оттуда не выпустили ни одного человека.

Стоя на недавно возведённых стенах, окружавших руины зданий Администратума, Кацухиро чувствовал себя скорее призраком, чем человеком, даже более призрачным, чем тогда, когда он находился в самом эпицентре атаки на внешней обороне. До него доходили слухи о вероучении, которое провозгласило Повелителя Человечества божеством, но если это было правдой, то Кацухиро пришлось бы задуматься, почему Бог-Император так жестоко обошёлся с ним. Поначалу оказаться освобождённым от кипевшей снаружи битвы казалось благословением. Он думал остаться на одном из огромных бастионов, но вместо этого, как и тысячи других столкнувшихся с поражёнными чумой сыновьями Мортариона, его отправили охранять карантинную зону вокруг Чумвиля.

День за днём Гвардия Смерти продолжала атаки. Он чуть не рассмеялся, когда увидел, как военные машины медленно приближаются в пределы досягаемости стен. Грубые на вид катапульты — требюшеты и онагры, как назвал их его новый капитан. Приводимые в действие перекрученными верёвками или сухожилиями, сделанные из гниющего дерева и ржавого металла, они выглядели слишком слабыми, чтобы сломать даже лачугу, не говоря уже о необъятности Последней стены.

Но не стена была их целью и метали они совсем не взрывчатку. Вместо этого они швыряли заражённые туши, запечатанные воском и наполненные ядовитой слизью черепа, горшки с кусачими мухами и другие боеприпасы, подходящие для войн двадцати девяти тысячелетней давности. Но жестокая гениальность заключалась в том, что эти инфекционные бомбы не обладали ни достаточной скоростью, ни массой, чтобы на них отреагировали пустотные щиты. Подобные машины не стоили и того, чтобы тратить на них мощь макропушек и «Вулканов» и отстреливать одну за другой, и поэтому они ползли вперёд под безмолвным взглядом самых могучих орудий. Каждый день их встречал огонь пушек меньшего калибра, и каждый день достаточное их количество преодолевало заградительный огонь, чтобы несколько минут обстреливать Чумвиль.

От Кацухиро не ускользнуло, что здания, некогда населённые лордами-администраторами и высокопоставленными нотариусами, которые занимались налогами, бухгалтерией и статистикой, в настоящее время стали домом для неизвестного числа заражённых. Спустя несколько дней после начала интернирования власти перестали их считать. Десять тысяч? Двадцать? Кацухиро считал эти цифры заниженными.

Те, кто сохранил остатки силы воли, держались подальше от окружающих стен. Остальных же встречал лазерный огонь, если они приближались на расстояние в сто метров. Даже это расстояние мало утешало Кацухиро. Чуму может переносить далеко не только ветер. Иногда казалось, что странные вихри поднимают пары и направляют их к одной части стены. Завывали сирены, напоминая ему о газовых атаках на траншеи. Пока ему везло и его участок стены избегал подобной судьбы. Но услышав этот далёкий сигнал тревоги он возвращался в те тошнотворные дни и ночи, когда от мучительной смерти его отделяло всего лишь мгновение.

Стрельба по заражённым не вызвала у него никаких сожалений. Он был приучен к страданиям других и заботился только о собственном выживании. Порой он завидовал им, сошедшим с ума и не знавшим, что их ждёт. Смерть была милосердием — милосердием, которого он желал долгими и холодными ночными вахтами, когда стоны умирающих становились настолько громкими, что их можно было услышать среди не прекращавшегося обстрела, а на фоне горевших глубоко внутри карантинной зоны костров, можно было разглядеть силуэты шатающихся переносчиков чумы.

Ходили слухи, что болезни Гвардии Смерти были не просто смертельными. Некоторые говорили, что видели ходящих мертвецов. Целую жизнь назад, до того, как он сел в поезд для призывников, Кацухиро мог усомниться в таких утверждениях. Теперь же… Нет, он не верил, он не видел собственными глазами. Но если бы увидел, это его бы не удивило.

Кацухиро поддерживала одна единственная цель, которой он неотступно следовал, когда мог. Где–то внутри Императорского дворца находился предатель Ашул — или Доромек, или как его там ещё звали. Ашул жил только потому, что Кацухиро оказался трусом. Он и остался им, но чувство вины грызло его сильнее, чем страх. Он задавал вопросы, если появлялась возможность. Его первые настойчивые расспросы вызвали подозрение, и он успокоился, опасаясь, что его сочтут одним из тех буйных заражённых, от которых он теперь охранял. И, когда его здоровье немного восстановилось, он понял, что если продолжит слишком часто расспрашивать о офицере по имени Доромек, то предатель может услышать об этом.

Кацухиро знал, что найти одного человека среди многочисленных миллионов во Дворце было почти невозможно. Это не имело значения, поскольку поиски остались единственным, что давало ему хоть какую–либо цель. Без этого стремления восстановить гордость и заставить замолчать беспокойную совесть, Кацухиро не для чего было жить.

Фафнир Ранн — лорд-сенешаль, капитан первой штурмовой группы, Имперские Кулаки.