Первая страсть

XIII

Когда г-н Моваль, провожавший сына на вокзал, сделал ему последний прощальный знак, и когда поезд тронулся, Андре испытал странное ощущение. Первый раз в жизни он был один и вполне волен в своих поступках, волен ехать, куда ему захочется, и останавливаться, где ему вздумается. Хотя эта свобода была ограничена маршрутом и сроком билета, но эта помеха как-то совсем не чувствовалась. В нем преобладало сознание независимости. В Нанте, при первой его остановке, ему придется выбрать себе гостиницу, заказать обед. Как бы он не забыл чего-нибудь, выходя из вагона. Одним взглядом он удостоверился, что его чемодан был на месте, в сетке. Порывшись в бумажнике, он убедился в наличности багажной квитанции. В кармане он нащупал свое портмоне. После этого он потянулся, закурил папиросу и стал смотреть через окно вагона. Пейзаж показался ему неинтересным. Он будет таким же до Блуа.

Андре зевнул. Он чувствовал себя усталым. Эта усталость происходила, вероятно, от вчерашнего вечера. Он поздно вернулся от Селины, но отец к счастью, не заметил этого. Из-за Селины не стоило бы переносить неприятности. Он равнодушно вспоминал об этой девушке. Может быть, было бы забавно взять ее с собой в Бретань. Она все-таки была красива, но у него не было средств, чтобы путешествовать с любовным приключением. При слове «любовное приключение» он улыбнулся. Бедная Селина, легкость победы над ней не заслуживала такого громкого названия! Сон окончательно овладевал им. Ему следовало бы купить книгу для дороги…

В Обре в его купе вошли два господина… Показалась Луара. Теперь он не расстанется с нею до самого Нанта. Он снова увидит ее в Амбуазе, в Туре, в Сомюре, в Анжере.

Амбуаз напомнил ему об Антуане де Берсене. Г-н Моваль позволил своему сыну остановиться на возвратном пути у Антуана. Из Люссо Андре с художником осмотрят Турень[27]. Они отправятся в Шамбор, в Шомон, в Шенонсо, в Юссе. Они будут любоваться великолепными украшениями старинных туренских жилищ их царственными каменными постройками, изваянными утонченным гением старой Франции! Но хотя Турень и пользуется в этой области справедливым преимуществом, существует, тем не менее, в остальных французских провинциях немало прелестных жилищ вроде Буамартена, соблазнительный вид которого ему прислала г-жа де Нанселль на открытом письме, полученном утром в день его отъезда, и которое он бережно вез с собой. Значит, молодая женщина помнила о нем, раз она прислала ему на этом куске картона несколько любезных слов! Андре повторял их про себя. Он подыскивал ответ на них. Когда ответ будет найден, он выберет какой-нибудь живописный вид Бретани, в которую он направлялся. Он колебался, ответить ли ему также простой открыткой или написать настоящее письмо, в котором он красноречиво и в округленных фразах опишет море, утесы, побережье, всю поэзию древней галльской земли, и которое он положит, как благоухающий букет, к ногам владетельницы Буамартена.

Прибытие в Нант прервало грезы Андре. По правде сказать, он совсем не испытал того впечатления, которое он ожидал. Нант разочаровал его. Гостиница, где он остановился, показалась ему унылой. Так вот что такое путешествие! В этом нет Ничего опьяняющего и трудного. Все тут заранее распределено. Все приводит вас туда, куда вы захотите отправиться. Как только вы выезжаете, вы словно покоряетесь какой-то системе цепных колес, которые двигаются сами по себе, так сказать, автоматически, механически. И можно проехать на край света, не встречая помехи, неожиданности, опасности!

На другой день в Сен-Назере пароход, который он осматривал, укрепил в нем это чувство. И там тоже все было прилажено, все было размерено, начиная с машин и кончая расположением кают. Повсюду были надписи, нумера. Самая огромность этого крупного сооружения исключала мысль об опасности. Чтобы оно возбудило какое-нибудь чувство, нужно было представить его себе на морском просторе, кидаемое волнами, покрытое брызгами, нужно было разбудить его заснувшие борта, мысленно оживить его движением винта. В порту, в гавани оно казалось лишь огромным пустым отелем, унылым, как все покинутые места. Ему недоставало громыхания котлов, морской качки, свистка сирены. И тем не менее Андре не мог насмотреться на этот пароход. Когда-нибудь он уедет на одном из ему подобных. Каким будет этот день? Будет ли он себя чувствовать грустным или веселым? Будет ли он плакать? Или смеяться? Будет ли он полон надежды или сожаления? Он покинет близких людей, может быть, любимую женщину… Или, быть может, он равнодушно уедет, утомленный своей скучной жизнью, с жаждой новых видов, новых переживаний?

Перед отъездом из Сен-Назера он купил открытое письмо, изображавшее «Парагвай», судно, потерпевшее в предшествовавшем году крушение у берегов Южной Америки и пошедшее ко дну со всем экипажем и пассажирами. Андре часто слышал от отца об этой ужасной катастрофе. Г-н Моваль подробно и строго обсуждал это дело. Подобных событий Мореходное Общество не знавало… На карточке Андре написал несколько слов, относящихся к несчастному случаю, и послал картинку г-же де Нанселль. Быть может, получив ее, она растрогается над возможной участью того, кто был ее гостем в продолжение одного вечера. Кто знает, какова будет судьба молодого консула? Андре испытывал бессознательное желание заинтересовать собою г-жу де Нанселль. Он почти желал, чтобы во время его путешествия с ним произошел какой-нибудь случай, рассказ о котором мог бы взволновать молодую женщину. И тихо, печально он проник в глубь тихой, печальной Бретани.

Он постепенно проникался грустью этой своеобразной страны, грустью, которая составляет ее прелесть и ее красоту и сообщает ей величие. Она пропитала Андре своими горькими и сладкими благоуханиями. Она доходила до него отовсюду, спускалась с облачного и солнечного неба, подымалась из жесткой и свежей земли. Море, утес, побережье придавали ей видимую форму. Он находил ее повсюду, эту бретонскую грусть — в деревьях, растениях, в облаках, в освещении, в предметах, в существах! Лодки уносили ее с собой на воду, склонив по ветру свои паруса. Андре читал ее в струе за кормою, так же как и в колеях дорог. Он слышал ее в колокольчиках стада, в церковных колоколах. Он встречал ее в деревенском уединении, на сельских улицах, на портовой набережной, на оконечностях мысов, в городах, носящих хриплые и таинственные названия, которые привешивают на шею своеобразной страны четки из звучных, вещих и чуждых бус-слогов.

Таким-то образом, в состоянии какого-то сурового восхищения Андре узнал Круазик с его солончаками, Геранду с ее старыми башнями, Ванн и его Морбиган с сотнею островов, Ope и его речку, Киберон и Лорьян, и Кемперле, где протекает Лета, и Бель-Иль с суровыми утесами, и Кемпер. Дуарненез и Одьерн с его бухтами и Раз, врезывающийся в волны своей огромной шпорой. Ему казалось, что он находится в какой-то таинственной стране, из которой он вернется с новой душой. То существо, которое странствовало здесь, не имело ничего общего с Андре Мовалем, посылавшим ежедневно своей семье подробности своего путешествия, рассказывавшим о маленьких событиях, продолжавшим в своих письмах жить своей прежней жизнью…

В Дуарненезе он нанял экипаж для того, чтобы поехать в Морга, где он хотел осмотреть морские гроты, пещеры которых скрыты в скалах, и куда можно проникнуть только на лодке, но было слишком поздно. Пришлось отложить посещение до следующего дня. На сегодня ему надо было удовольствоваться прогулкой по берегу. Когда он пришел туда, был час отлива. Свободно и широко расстилался песчаный берег, усеянный бесчисленными маленькими раковинами цвета малины и розы, хрустевшими под ногами. Бесспорно, этот длинный и выгнутый берег Морга был красив, но он видел уже не менее красивые берега. Он видел такие же прекрасные дни, как тот, что подходил к концу, и тем не менее он испытывал сейчас какое-то странное ощущение. Вдруг он остановился. Он слышал среди молчания, как сырая почва оседала под его подошвами, и неожиданная мысль пронизала его ум. Эта мысль не удивила его. Она давно таилась в нем, но почему же он выразил ее в первый раз? Ну да, он любит г-жу де Нанселль! Но она никогда не узнает об этом. Для нее навсегда останется неизвестным, что на этом затерянном морском берегу, на закате дня, он в первый раз признался себе в своей любви… Андре пристально смотрел перед собой на свою ложившуюся при солнечном закате, увеличившуюся и изменившуюся тень, и его охватывало внезапное, непреодолимое и сладостное желание расплакаться над ухом одной из тех бесчисленных красных раковин, в каждой из которых жило неприметное эхо моря…