Первопричина 3: СССР, любовь и магия

Глава 15

Отдых в больнице, назвать отдыхом язык не повернётся. В первый день всё время кто-то приходил. На следующий, после того как Лена принесла телефон мне начали звонить и писать сообщения. Кошку, которую после ещё одного визита, то есть сразу после того как Лена ушла, выгнала из больницы Маша, как будто подменили. Вместо своих обнажённых фото, хотя и они тоже были, Татьяна открыла филиал инстаграма и присылала фотки еды. То как она готовит, готовые блюда. На следующем фото она убирается в одном переднике на босу грудь, потом одетая лишь в красоту моет полы. Потом вышивает, а вот там она живёт. Лена, от неё нисколько не отставала, её уже вечером тоже выставили из больницы, за то что поцелуй чуть дальше не зашёл и она тоже присылала по сотне снимков разного, но не пошлого содержания, голосовых и видео.

Приходила Маргарита, также через окно. Приносила сладости и грибы «клубничники.» Слала видео на которых, одетая в слишком обтягивающие лосины занималась йогой.

И тут интересно. Нестерова гнулась так, как будто у неё совсем костей нет. Гибкость её просто потрясала, а одежда в которой при наклонах всё выделялось, заставляла фантазировать.

Однако, во время одного из визитов, Нестерова как и все остальные спалилась Маше. Решила продемонстрировать свою гибкость. Не просто в палате, а на мне.

За всё это, Грибочкина, запретила посещения. Однако уже сама устраивала мне целые лекции о семейной жизни. Семьях, их составе и прочих правилах. Резнов стаскал из дома всю еду. Его, конечно, не пускали, но медсёстры всё принесённое передавали. Вараксина и ко постоянно писали и спрашивали о песне. Громова и Иванова по сто раз в час спрашивали как здоровье. Звонили с работы, интересовались состоянием. А на третий день, ко мне положили соседа. Парня, лет двадцати, который несмотря на гипс и ожоги, хоть немного, но отвлекал. Точнее загонял в непонятки. Серёга, он же машинист тепловоза, поступил как герой. Увёл загоревшийся состав с цистернами в безопасный тупик.

Со слов Серёги пожар возник из-за того, что цистерну плохо промыли и недостаточно тщательно проверили перед тем, как начать срезать помятый сливной кран.

Бабахнуло. Рабочего, кто сu/uрезал кран, найти не смогли, а взрывом горящие обломки закинуло на цистерны с топливом для аварийных генераторов. Машинист маневрового тепловоза, то есть Серёга, увидел это безобразие, зацепил цистерны и вытянул в тупик. Взрывом его выкинуло наружу, он получил множество травм и ожогов, но наши медики его вытянули.

Всё это рассказывалось с шутками-прибаутками. Приколами и отхождениями от темы. Вопросами ко мне, потому как меня он в газете видел. Ну и… Немного не по себе мне стало когда я узнал, что Серому совсем не двадцать, а под восемьдесят. На вопрос как так, он рассказал что на него излучение арданиума не подействовало. Он прожил жизнь, состарился и готов был отойти в мир иной. Но два года назад решился и прошёл терапию. И вот… Молодость, здоровье, настроение, на девушек заглядываться начал и не только заглядываться. Мечтает подзаработать денег, собрать двух своих красавиц и зарегистрировать отношения. А потом в Сочи, на месяц.

И следом Серёга заметно помрачнев рассказывал как он чуть не ошибся. Поскольку он рождён без арданиума, а излучение его почему-то проигнорировало. Он доживал свои дни в доме престарелых и уже собирался помирать. Однако, его пришёл навестить товарищ, прошедший процедуру и вернувший молодость. И тут Серёга задумался, долго решался и всё же попробовал. Теперь у него впереди ещё лет двести, а то и больше жизни, и после того как он много лет жил немощным стариком, теперь он собирается взять от жизни всё. Нет, не пить, употреблять запрещённые вещества и общаться с сомнительными личностями. Он хочет работать, учиться, создать семью и жить в своё удовольствие. Потому как впереди у него хоть и очень много времени, он как и в прошлый раз боится всё упустить. Ему до ужаса страшно упускать свой второй шанс.

Эти слова, начинают тревожить и меня. Потому что сейчас мне шестнадцать, а завтра? Я совсем недавно тоже особо не заморачивался а потом бац и жизнь делает такой крутой поворот…

Теперь я понимаю почему Лена и Таня так торопятся. Они много лет одни, уже успели отчаяться это видно. И тут я. Чучело, которое припёрлось и запечатлилось на них. И чучело не боится, а даже наоборот, само тянется к ним.

А почему я к ним тянусь? Из-за запечатления. А не боюсь? Это я так выделяюсь? Это мои способности? Не боятся особенных? Судьба? Что? Что… А ведь есть ещё такая же Женя, с которой тоже запечатление. И Нестерова, которая по каким-то пока тайным причинам ждала меня пятьдесят лет. А по каким? Точнее с какого она меня ждала?

Страшно, очень страшно, я не знаю что это такое. Если бы я знал что это такое, но я не знаю что это такое. От чего ещё страшнее.

Только не зацикливаться, только не это. Нет! А если и правда судьба? А если безвыходная ситуация? Что если они все думают, что я просто последний шанс? Нет, не может быть. Потому что запечатление. Да и глаза… Их глаза врать не могут. Я… Я надеюсь на это. Надо подумать.

****

Полдень. Палата. После проверки и тщательного осмотра, Грибочкина улыбаясь заполняет выписку. Я уже переодетый в заранее принесённые вещи прощаюсь с Серёгой, оставляю ему принесённые мне гостинцы и жду…

— Сергей, сходите погуляйте. Мне кое-что с пациентом обсудить надо, — ставя подпись улыбается Маша. — Спасибо. Так, Игорёк, ты свободен, Но, сразу на тренировку тебе нельзя. До понедельника никаких нагрузок. Лекарство получишь в аптеке, на первом этаже. Там только витаминки. Всё, иди. А я сейчас Лене позвоню.

— Спасибо… Маш, а можешь кое-что сделать для меня?

— Что? — неподдельно удивляется Грибочкина.

— Не звони.

— Чтобы меня Некрасова потом съела? Ну нет, я на такие жертвы не пойду. Моя психика и так порядочно расшатана, вашими закидонами. Я…

— Маш, я подарок хочу сделать. Куплю цветы, конфеты. Неожиданно вернусь домой. Понимаешь?

— Ладно, — улыбается она. — А там, в твоём мире все такие?

— Не, много таких как я, никакой мир не вынесет. Так я пойду, ага? Я перед тобой в долгу.

— Иди уже.

— Меня уже нет. Я испарился. Серёге скажи чтоб выздоравливал. Я загляну к нему на неделе. Всё, ушёл.

Как можно быстрее покидаю больницу, вызываю такси и пока жду наконец-то закуриваю. Выдыхаю дым, в голове сразу пустеет. Что делать по-прежнему не знаю. Как поступить, никаких предположений.

— И не сбежать, — уныло вздыхаю. — Некуда. Ладно…

Прыгаю в подъехавшую «Чайку» договариваюсь с уже знакомым таксистом о маршруте и выдохнув пытаюсь расслабиться.

Что плохо получается. Потому что… Воображение услужливо рисует меня утырка, в окружении четырёх женщин. От чего меня буквально выворачивает наизнанку. Всё это, кажется… Нет, не противным, а омерзительным. Плюс голова начинает болеть. Так сильно, что выть хочется. И боль, словно предвещая большие неприятности, с каждой секундой усиливается.

(Полчаса спустя. Дом Лены. Лена.)

Звонок в дверь. Иду открывать и открыв не верю своим глазам. На крыльце не кто-нибудь, а сама Татьяна Ивановна, чтоб она позеленела. И этот визит…

— Ты что пришла? — созерцая стоящую на крыльце Кошку спрашиваю.

— Поговорить, — демонстрируя тортик в прозрачной коробочке улыбается она. — Нет, о помощи просить не буду. Просто… Мне же и с тобой контакты налаживать надо. Мы же скоро сёстрами будем. Так я войду?

— Ну так войди, — отходя в сторону киваю.

И конечно, мне её визит не нравится. Но выгонять не стану, хоть и очень хочется. Однако перспектива того, что это будет жить с нами, ложиться с нами в одну постель… Всё это вызывает тошноту и дрожь в руках. Впервые мне по-настоящему хочется убивать.

— Ой, как у вас тут миленько, — заходя удивляется Кошка. — Чистенько, пахнет вкусно.

— Уборку сделала. Игоря жду. Сегодня выписка, скоро Маха позвонить должна. На кухню проходи, чайник только что вскипел. Только это… Не думай что я тебя выгнать хочу… Скоро Игорь вернётся и я не хочу чтобы он видел тебя.

— Извини… А то что с ним все в порядке… Так это хорошо! Наш медвежонок…

— Котёнок! — не выдержав кричу. — Не медвежонок, а котёнок. Запомни.

— Как скажешь. Ты не хочешь чтобы он меня видел? Он не увидит, я не надолго. Но…

— Ты думаешь я не знаю что ты к нему в больницу бегала? — напирая на Кошку спрашиваю. — Или ты думаешь я не знаю что ты к нему целоваться лезла? Я в курсе, за это я хочу тебе коленом в лицо зарядить. Несколько раз. Хочу, но не буду. Поэтому пока Машка не позвонила и не сказала что Игорь домой едет, я тебя выслушаю. Проходи, мой руки, режь тортик. Я пока чай налью. Тебе какой? Есть фруктовый, ромашковый. Кофе?

— После такого лучше водки. Но… Кофе…

— Хорошо, — злобно улыбаюсь и жестом приглашаю за собой.

Провожу на кухню, усаживаю «долгожданную» гостью за стол, готовлю кофе, и взяв из шкафа нож, страшными глазами смотрю на неё.

— Я наверное, пойду… — сглотнув шепчет Кошка. — Извини что отвлекла.

— Сядь! — гаркаю от чего она вздрагивает, отдаю нож и сажусь напротив. — Рассказывай. Хотя дай угадаю. Ты пришла поговорить о нас. Так?

— Да, — трясущейся рукой нарезая торт кивает Кошка. — Просто я подумала, что если мы с тобой найдём общий язык то в будущем нам будет легче. То есть нам быстрее станет легче.

— Думаешь?

— Можно блюдечки? Тортик…

Фыркнув встаю, обхожу вздрагивающую Кошку, беру из шкафа блюдца и ложечки. Ставлю их на стол, и… Если… Может быть, если её сильно испугать, то она каким-то чудом отступит? Может быть… Знаю что это невозможно, запечатление испугом не лечится. Но не сделать этого не могу.

— Ну значит… — раскладывая кусочки по тарелкам начинает она. — Хочешь забавный случай? Ну так вот. Помнишь ту историю с песней про кошку? Оказывается, Игорь на самом деле пел для тебя.

— Почему? — стоя у неё за спиной протягиваю руки.

— Он не знал что моя фамилия Кошка. Да, не знал. Он прочитал с журнала. Ты прости, я тогда лишнего наговорила. Повела себя как какая-то тварь. Мне очень стыдно перед тобой.

Ну вот, пора. Сейчас ты у меня поседеешь. Кошатина… Будут тебе песни и пляски. Ты у меня каждого шороха бояться будешь.

Шагаю к ней, резко опускаю руки на её плечи. Кошка вскрикнув вздрагивает, как вдруг…

— Спасибо, Лен, — гладя мою руку всхлипывает она. — Спасибо. Ты такая хорошая. Отнеслась с пониманием, дала мне шанс. Ты просто чудо.

— Я… — стараясь не упасть от её прикосновений выдыхаю.

Всхлипнув Кошка встаёт, вцепляется в меня и уткнувшись носом в шею, рыдая начинает рассказывать как она рада что у неё есть шанс. Как она им воспользуется и станет для нас всем.

От таких слов, плача и странного тепла от неё исходящего, невольно обнимаю женщину и согреваясь пытаюсь успокоить. Что не работает, от объятий ревёт она ещё сильнее и громче. И тут случается страшное. Где-то в глубине души, просыпается жалость. Настоящая, невыносимая, такая что слёзы на глазах наворачиваются. Мне чисто по-человечески жаль несчастную. Хочется утешить, успокоить, согреть. Она… Она действительно такая же. И она меня не боится. Ей так же как и мне тепло и приятно. Это странно…

— Ну всё, не плачь так. Ну, всё же хорошо.

— А что хорошего? — стскивая меня плачет Кошка. — Ты меня ненавидишь. Игорю наплевать на запечатления, он тебя любит. А я… Так и останусь одна. Сдохну от тоски.

— Ну, не ненавижу. Шанс я тебе дала. А Игорь… Твои голые фотки, у него в телефоне, он их не удалил. Вот фотки Грибочкиной удалены, а твои нет. Это, знаешь ли, о многом говорит.

— А что у него делают фотографии голой Марии Андреевны? — краснея спрашивает Кошка.

— Это долгая и дурацкая история, — видя что полегчало отстраняюсь и тут же хватаю салфетку. Вытираю слёзы с лица Кошки… — Ну вот, тушь потекла. Всю футболку мне помадой изгваздала. Рассопливилась. Что за срамота? Давай, успокаивайся. Садись, будем есть тортик и подумаем как помочь твоему горю.

— Помочь? Но ты же сказала…

— Не могу в стороне остаться, — продолжая вытирать её лицо улыбаюсь. — Ну вот, так лучше. Посмотри на меня, невеста. Улыбнись. Красотка.

— Правда? Спасибо… Прости, сорвалась. А ты и правда поможешь? Нет, если не хочешь, то не нужно. Я и так…

— Спокойно. Сейчас всё обсудим. Пока Игоря нет, мы план действий разработаем. У нас же всё равно другого выхода нет. Запечатление оно такое. Давай… Слушай, Тань. А давай ещё обнимемся? Нет, ты не думай. Просто… Ко мне кроме Игоря никто прикоснуться не может, а ты… Почему мы раньше не встретились? Могли бы дружить. Обнимемся?

Шмыгнув носом, Кошка встаёт и тянет ко мне руки. Обнимаю её, зарываюсь носом в волосы и вдыхаю её запах, который почему-то успокаивает. Успокаивает так что даже злость уходит.

— Ты тёплая, — гладя меня по спине шепчет Кошка.

— А мне с тобой спокойно. Кошка. Обними меня покрепче. Я…

— Кхем… — слышится от двери.

Медленно поворачиваем головы, видим стоящего в дверях Игоря.

— Это не то что ты думаешь, садись, я всё объясню.

— Да я и так всё слышал, — укладывая на стол цветы и коробку конфет пожимает он плечами. — И про фотографии. И про планы. И про остальное. Это тебе. Ладно… Сидите…

Игорь разворачивается, быстро уходит. Переглядываемся и бежим за ним. Ловим в коридоре, прижимаем к стене и держим.

— Ты сбежать решил? Нет, так не пойдёт. Сам всё это заварил, теперь вместе с нами и расхлёбывай.

— Расхлёбываю, — кивает Игорь. — Готовьтесь. Татьяна Ива… Тань… Можно я в туалет схожу?

— Мы подождём.

— У двери стоять будете?

— Да.

— Идите на кухню, я сейчас.

— Нет.

— Ладно, потерплю.

Там же. Игорь.

Сидим на кухне. Лена опустив голову вздыхает. Таня уплетает тортик. Я… Нет, я ко всему был готов. Я даже предполагал что кто-нибудь, кого-нибудь изобьёт. Но чтобы так… Чтобы Лена вот так… Просто? А ещё она копалась в моём телефоне, но это мелочи. Не мелочи то, что они обе, сейчас вызывают у меня приступы головной боли. Не скажу что прям невыносимые. Мне скорее неприятно, но… Почему? Почему стоит мне только подумать что их у меня будет больше чем одна, голова болеть начинает? Я здоровый мужик. Да, я цепляюсь за правила прошлого мира. Но, глядя на них… Хрен с ними с правилами. Тьфу на них. Здесь всё по другому. Почему мне блядь так больно?

— Ну, товарищи женщины? Ваши предложения.

— Хватит жрать! — кричит на Кошку Лена. — Половину уже схомячила.

— Я когда нервничаю всегда ем. Ой…

— Повторяю вопрос, — вздохнув смотрю на женщин. — Что делать будем мы? Мы, втроём, делать будем что? Ну, вы же всё решили. Или я не прав? Лен, ну хорош молчать, давай уже свой план. Так что ты там придумала?

— Ну… Больше общаться. Привыкнуть друг к другу. А что? Другого выхода всё равно нет. А ты что скажешь?

— Пока ничего. Хочу вас выслушать. Вы продолжайте, а я кофе налью…

Наливать ничего не приходится. Лена всё делает сама приносит мне чашку, целует в макушку и присев за стол улыбается. Таня отрезает кусочек торта двигает ко мне тарелку, облизывает ложку и подаёт.

— Нда… А у вас хорошо получается. Ну, раз уж все мы здесь сегодня собрались. А ведь не уговори я Машу этого разговора не было бы. Ладно, решать этот вопрос всё равно придётся и решать его придётся мне. Шестнадцатилетний оболтус, сейчас сидит и решает, брать вторую жену или нет. Шестнадцатилетний. Вам это абсурдом не кажется?

Женщины отрицательно мотают головами. Подбираются и ждут решения. На кухне повисает тяжёлое молчание.

— Ну, если хотите услышать моё мнение, то… Давайте поступим так. Тань, ты конечно извини…

— Я никому не нужна!

— Да подожди ты. Значит так. Сейчас съедаем торт… То что от него осталось, то есть половину. И расходимся. Лена думает, готова ли она принять Таню в семью. Таня думает, нужно ли ей всё это. Я иду к себе, натираю верёвку мылом.

— Игорь! — кричат обе.

— Ладно, шучу. У нас же запечатление. Какой смысл думать и голову ломать. Нам, если статьи не врут, деваться теперь некуда. Короче, Лен прости, но я не против.

— Ура! — хлопая в ладоши кричит Таня, однако от взгляда Лены мгновенно затухает и старается стать меньше.

— Но думать всё же надо, — кивает Лена. — Всем. Да, запечатление всё решило за нас. Но всё остальное надо обсудить. Игорь?

— А что я? Я бы сказал что такие решения спонтанно не принимаются. Но запечатление именно спонтанное. У нас, троих. Ага… А думать… Да я бы с радостью, но не могу. Жён у меня ещё не было. И я как бы не рассчитывал что в скором времени появятся. Думал лет через десять, как минимум, и как максимум одна. Но… Да блин, девушки, я сам не знаю. Мне стыдно перед Леной. Мне очень жалко Таню. Но я… Ну, а сами то вы готовы? Вы же поубиваете друг друга и никакие запечатления не помогут. Или меня. Во второй раз у вас точно получится. Хотя меня ладно, отмучаюсь.

— Я готова, — вздыхает Таня. — Готова на всё.

— А я… — встаёт Лена. — Давайте ещё раз. Значит мы…

Разговор затягивается до вечера. Что-то конкретное, кроме того что все вроде как не против, от того что деваться некуда, решить не можем. Всё сводится к тому, что точку в этом вопросе должен поставить я. Несмотря на то что я вроде как её уже поставил. Потому что… Таня говорит что такие семьи здесь норма, есть даже и побольше, что я давно уже знаю. Следом она читает лекцию по анатомии, на тему того что после войны, взросление людей как психическое так и физическое происходит заметно быстрее. Так что шестнадцать сейчас, это как восемнадцать — девятнадцать много лет назад. А в плане психики так и все двадцать один. Поэтому в шестнадцать уже можно жениться, получать права, пить, курить и работать. И это не только что придумано, Таня демонстрирует статьи наших учёных в интернете.

Лена же больше молчит и изредка фыркает. Но её выдают глаза синего цвета. Обе обещают жить дружно. Помогать друг другу и почти не ругаться. И тут… И тут я понимаю что со мной творится нечто совсем непонятное.

С одной стороны, я сам ещё сильнее хочу чтобы Кошка жила с нами. Чтобы переехала и осталась здесь, насовсем. С другой стороны, меня ещё сильнее корёжит от мыслей что в моей постели будет две женщины, а потом возможно и четыре. Корёжит в буквальном смысле. К головной боли добавляются спазмы и судороги. И это не из-за воспитания, убеждений или правил. Здесь что-то другое, потому что из-за убеждений испытывать физическую боль невозможно. А тут… Что именно непонятно, но сейчас, как только я хочу сказать, то есть озвучить свои мысли по поводу того что Таня не может, а должна жить с нами и я очень хочу этого, меня всего буквально разламывает. Боль становится невероятно сильной. А девушки тем временем продолжают бессмысленные разговоры.

— Двенадцать, — выслушав их смотрю на часы. — Спать пора. Тань, прости, но сегодня ты едешь домой. Сегодня едешь домой. Лен, я посуду помою, проводи гостью.

— А решение? — смотрит на меня Кошка. — Может хотя бы предварительно? Неведение, оно же хуже пытки. Игорь, Лена. Молчите…

— Что мне сделать? — пытаясь отрешиться от сводящей с ума боли и не свалиться от судорог повышаю голос. — Я сказал что не против и ты будешь с нами. Что мне ещё сделать? В постель тебя позвать? Ну хорошо, раздевайся, иди в комнату, жди нас под одеялом. А что?

— Не так… — качает головой Таня.

— Тогда вот что, — понимая что сильно перегибаю, но в тоже время по-другому просто не могу и уже Кошку обидеть умудрился, стискиваю зубы, прячу трясущиеся руки под стол и меняю тему. — Повторяю, ответ да. С радостью… Блин… Но не сегодня. Вы общайтесь, п-по магазинам п-походите, в кино, в т-театры. Ар-р-р… Как только вы найдёте общий язык… Мы… С-съедемся… С-сразу же…

— А ты… — сглатывает Лена. — Ты будешь ходить с нами?

— Нет, — понимая что от боли сейчас вырублюсь мотаю головой. — Сначала друг с другом разберитесь. Я всё сказал, теперь по домам.

Встаю, киваю им и ухожу в свою комнату. Падаю на кровать, подкладываю руку под голову и чувствуя как боль отступает облегчённо выдыхаю.

Всё это напоминает мне очень старый советский фильм. Не может быть, вроде бы. Там группа лиц, сидели и решали кто с кем будет. А ещё это похоже на похождения Питера Грилла. Или Грила? Не важно. Но почему так больно? Что в этом такого? Неужели все это испытывают? Или это я такой особенный?

— Короче капец. Непроходимый.

— Ну, не такой уж и непроходимый, — поворачивается на бок лежащая на краю кровати Женька. — В смысле капец. А ты — да, ты непроходимый. В голове твоей — дремучий лес.

— Ты меня до инфаркта доведёшь. Как ты…

— До инфаркта ты сам себя доведёшь. А здесь я уже давно. Знаешь, Игорь, мне немного жаль что это ты. В смысле ты тот к кому я могу прикасаться, тот кто мне понравился, на кого я запечатлилась. Или ты это не он?

— Ничего сейчас не понял, — чувствуя что боль возвращается и нарастает ворчу. — Жень…

— Красивый парень с большими добрыми серыми глазами, высокий, хорошо развитый, — встав и кружась по моей комнате грустно говорит Женька. — Сильный, готовый защитить всех кто в этом нуждается. Смелый, потому что не боится как превосходящих противников, так и проблем. Его зовут Скворцов Игорь. А ты кто?

— Я и есть…

— О нет, — забираясь на подоконник качает головой Женька. — Внешне похож, но нет. Игорь, тот который мне нравится, как тряпка бы не поступил. И тем более он не струсил бы и не сбежал от проблем. Он бы решил их, как положено сильному и смелому человеку. Я сегодня устала, да и нездоровится что-то, рассеянная. Наверное я ошиблась и не в тот дом попала, не к тому Игорю. Я не верю в то, что Скворец свалит проблемы на двух несчастных женщин.

— Р-р-р-р… Тихонова! Что ты несёшь? Я всё решил. Я все точки расставил. Господи, о чём ты?

— До завтра, Муравьиный Лев, — кивает Женя, прыгает в окно и быстро уходит.

— Вот ведь… Даже стыдно стало. И противно от самого себя, поросёнка. Сволочь такая, разобраться не могу. И мне... И снова больно. Ну вот, не хватало проблем, теперь у меня ещё и совесть кусается. Ой-ой-ой… Блин! Муравьиный лев? Она что, и в ресторане была? Вот ведь… Она ушла, мне должно стать легче. Мне…

Легче не становится. Борясь с приступом боли, обхватываю себя руками. Сползаю на пол, снимаю рубашку, сворачиваю и кусаю. Закрыв глаза кричу, заваливаюсь на бок и от ужасных ощущений бьюсь в судорогах.

Всё тело как будто огненными иглами пронзает. Суставы выворачивает, голова вот-вот взорвётся. Сердце то бешено стучит в висках, то как будто останавливается.

Проходит всё так же внезапно, как и начинается. Выплюнув рубашку, встаю и вытирая идущую из носа кровь подхожу к зеркалу. Смотрю и вижу…

Бледное, даже скорее синеватое чучело с огромными тёмными кругами вокруг глаз. Волосы стоят дыбом, из носа кровь, изо рта слюни…

— Неважно выглядите, товарищ, — киваю своему отражению. — Совсем неважно.

Ухожу к кровати, падаю…