Первые шаги

Глава 11

Все-таки мандраж давал о себе знать. Пока ехал, перебрал в голове сотни вариантов разговора, но ни один из них не показался мне достаточно правильным и удобным. Везде вырисовывались острые края о которые можно было порезаться, как ленте об нож. Что бы я ни сказал, все было бы воспринято либо в штыки, либо отвергнуто приведенными доводами. Мама могла встать в позу и заявить, что это блажь и выдумки, что дневник Ирины Петровны и вовсе не существовал, а являлся выдумкой, которую мне скормили в надежде подогреть интерес к мистической дури.

Помню, как мать постоянно кривилась, заслышав слово гадалка или ведьма, называя представителей данной профессии шарлатанками. Не скрою, сам считал, что половина из них всего лишь аферистки, желающие набить карман за счет глупых девчонок, бегающих узнать свою судьбу или приворожить парня, но вот остальные, скорее всего, как раз обладали магическими способностями в той или иной области.

Теперь понятно мамино нежелание слышать что-либо из этой оперы. Знать бы еще, почему? Есть два варианта: первый — она боялась все этой сверхъестественной фигни; а второй заключался в обиде на судьбу, которая позволила дару обойти ее стороной.

Только вот деваться все равно было некуда. Разговор откладывать не имело смысла. Сегодня мы с мамой станем еще ближе или же наоборот, отдалимся друг от друга.

О-о, еще неплохо было бы глянуть, не вернулась ли в дачный поселок Богдана.

Богдана не вернулась — это я понял сразу, увидев закрытые ворота и отсутствие автомобиля.

Взволнованные родители встретили у калитки. Мать всплеснула руками, пытаясь затащить меня в дом, на что отец только хмыкнул.

— Ну и учудил ты. Ленка всю ночь спать не могла. Три раза валидолом закидывалась.

Закатил глаза, зная склонность родителей преувеличивать. Сначала накалят обстановку до такой степени, что я сам готов пить корвалол литрами, а потом повернут ситуацию таким образом, что хочешь — не хочешь, а сделаешь все, как они велят. Только не в этом случае… Да и при отце подобный разговор затевать не стоит. Не известно, раскрыла ли мама бате семейную тайну. Очень сомневаюсь. Отец человек рациональный, подвергающий все сомнению и верящий только в то, что можно пощупать руками, циник и атеист.

Необходимо уличить момент и остаться с матерью наедине.

Довольно усмехнулся, понимая, что сделать это будет несложно, так как из-за угла дома показалась высокая фигура папиного армейского друга.

Отлично, мысленно потер ладони. Двух зайцев одним ударом: и с мамой наедине останусь, и батю с дядей Толей прикрою, пока они чачу распивать будут.

— Рассказывай, — послышался голос родительницы.

— Лена, дай ты парню передохнуть. Он только приехал, поди голодный, глазами на кастрюлю с пельмешками так и стреляет.

Действительно, жрать хотелось неимоверно. Тем более, запах домашних, ароматных пельменей с лучком, базиликом и настоящей телятиной, вызвал густое слюноотделение. Это вам не магазинная дрянь.

Мама смилостивилась и усадив меня за стол, начала потчевать.

Отец с дядей Толей не отставали, уминая уже по второму десятку кругляшей и незаметно подмигивали мне, делая кивки с сторону матери.

— Стас, так что у тебя с работой? — увидев, что моя тарелка опустела, спросила мама.

— Да, что с работой? — поддакнул отец.

— Нормально все. С завтрашнего дня на новую выхожу. Давайте, я вам потом расскажу, когда освоюсь и пойму, что к чему.

— Что значит потом? — возмутилась мать, — Знаю я тебя, каждый раз одно и то же, лишнего слова не вытянешь. В кого только такой уродился?

Пожал плечами.

— Какой есть, но если тебе так хочется все знать, пойдем на крылечко выйдем, поговорим. Погода-то, вон какая хорошая стоит. Последние летние деньки.

— Отец, давай поднимай свой зад с табурета, и ты Толя тоже, пойдемте.

— А? Что? Зачем? — растерянно произнесли мужчины и умоляюще посмотри на меня, мол, выручай.

— Мам, чего ты мужиков дергаешь, пусть сидят, ты же потом все равно бате расскажешь.

Ага, только вряд ли все, о чем я тебе поведаю.

Мать посмотрела на меня, потом перевела взгляд на дядю Толю с отцом, прищурилась, явно не зная, что предпринять. Было видно, что ей не терпелось поговорить со мной, но и мужчин оставлять одних, тоже не хотелось. Чуйка сработала моментально, но любопытство перевесило, и она, погрозив бате пальцем, потащила меня на улицу.

Выйдя на свежий воздух, поплелся к беседке. Чем ближе становился момент разговора, тем больше я нервничал.

Может, зря я это все затеял? Соврать, что взяли в конкурирующую фирму с бОльшим окладом и повышением в должности?

Нет, нельзя. Кем я после этого буду? Да и дневник прабабки позарез нужен.

— Стас, что происходит? — взволнованно произнесла мать, заметив, как я напрягся.

— Кое-что, что я должен тебе рассказать.

— Ну, так чего молчишь? — поторопила родительница.

— Давай хоть сядем, не стоя же разговаривать.

Мама в нетерпении закатила глаза и опустилась на скамью.

Я же потоптался на месте и сел напротив, не зная с чего начать.

— Долго мне еще ждать, Стас? Что с тобой сынок? Ты поделись, легче станет, а то на тебе лица нет.

— Ой, мама, не знаю, станет ли легче, но от разговора все равно никуда не деться, — набрал в грудь побольше воздуха, — меня берут в ДМБ. Ты же знаешь, что такое ДМБ?

Глаза матери округлились, рука взметнулась вверх, прикрывая рот, не давая вырваться из него отчаянному крику.

— Нет, нет, нет, — прошептала она, — Господи, за что? Только не это! Стасик, миленький, скажи пожалуйста, что ты остался обычным человеком, а не превратился в проклятого колдуна?

Вот и все. Вот и открылось отношение матери к происходящему.

Криво усмехнулся.

— Я все тот же Стас, каким был раньше, за одним маленьким исключением…

— Не продолжай, — поджала губы мать, — это все бабкино наследие. Чертова ведьма! Сыну жизнь испортила, теперь тебя обратить на свою сторону решила. Даже после смерти угомониться не может.

Никогда я еще не видел мать такой отчаявшейся, нуждающейся в утешении и одновременно разочарованной. Это я понял, когда заметил взгляд, направленный в мою сторону.

Хотел обнять, но она не позволила, отшатнулась, словно я какой-то монстр из страшилок.

— Что с тобой не так, женщина? — хотелось крикнуть мне, но я промолчал, — Ты меня родила, воспитала, любила и заботилась. Неужели в один миг материнские чувства могли исчезнуть? Так не бывает. Не должно быть. Из-за чего?

Ладно бы она не знала, что подобное возможно, но ведь знала, всю жизнь знала и могла предполагать, что я или мои дети унаследуют ведьмовской дар.

Было обидно и горько, но я не стал показывать эмоции.

— Когда это случилось? — глухо спросила мать.

— Сразу после аварии.

— И ты молчал?

— Лучше бы вообще не говорил, чтобы не видеть твоей реакции.

В глазах матери мелькнуло раскаяние, через секунду сменившееся арктическим холодом.

— Что, теперь со всякими уродами якшаться будешь?

Это она сейчас намекает на нелюдей?

— Не думал, что ты расистка, мама.

— Это не расизм. Я прекрасно отношусь к представителям любой национальности, но те, про кого ты говоришь, НЕ ЛЮДИ!

— Этот факт не меняет того, что они живут среди нас, так же дышат, ходят по земле, любят, страдают. Не вижу, в чем отличие?

— Значит, у тебя близорукость, — съязвила мать.

Уже хоть что-то. Все лучше, чем страх или ненависть. Если начала ехидничать, значит со временем успокоится, пусть не поймет до конца, но примет таким, какой есть.

— Я понимаю, что тебе сложно все это осознать, но пойми и меня. Ничего уже не изменить.

— Сложно? — покачала головой мать, — Твой дед до самой смерти глаз с меня не спускал, боялся, что во мне начнет прорастать ведьмовское семя. Я тоже боялась. Каждый день молилась Господу, чтобы сберег, не позволил коснуться меня этой мерзости. Тебя вон, в детстве в церковь водила. Не стоило Сергея слушать, нужно было тебя туда каждый день таскать и вымаливать, что бы подобная гниль обошла стороной нашу семью. Расслабилась, опустила руки, думала, пронесла нелегкая, а вот погляди-ка, как вышло. Не нужно было тебя рожать, ох не нужно.

Меня пробил озноб от последних произнесенных слов.

— Ну, спасибо, мама, — процедил сквозь зубы, — Чего ты тогда о внуках радеешь, если так боишься прабабкиного дара?

— Не дар это, проклятие, а внуки, чем больше, тем лучше. Может, хоть один из них нормальным человеком уродится.

— Не ожидал от тебя, мама. Честно, не ожидал.

— Я вот тоже не ожидала, что так получится. Ты не подумай, Стас, я не стала тебя меньше любить. Ты мой сын и всегда им будешь, только дай мне время смириться, что мой ребенок перестал быть человеком.

— Вообще-то, я человек — ни вампир, ни оборотень, ни гуль… Тьфу, тьфу, тьфу, — сплюнул через левое плечо.

— Думаешь колдуном быть лучше?

— Я пока ничего не думаю, так как еще мало что понимаю. Вот когда разберусь, тогда посмотрим. Мама, мне дневник Ирины Петровны нужен. Он у тебя? Ты его сохранила?

— Не дам! — резко ответила родительница, глядя на меня исподлобья, — Нечего тебе читать эту ересь.

Эх, вот как убедить упрямую женщину?

— Ты пойми, ее записи помогут мне быстрее сориентироваться в новом мире.

— Не нужно тебе там ориентироваться, и в ДМБ работать тоже не нужно. Без тебя обойдутся. Забудь о том, что у тебя есть дар, живи как обычный человек, не лезь к этой заразе. Испачкаешься, потом не отмоешься.

— Да, мама, похоже дед в детстве тебе мозги хорошо прополоскал. Я понимаю, он был зол и обижен на свою мать, но ты-то, должна была понять мотивы его поведения, особенно когда выросла.

— Все я прекрасно поняла и очень боялась стать такой же бездушной тварью, как твоя прабабка.

Устало потер виски. Нет, такими темпами мы ни до чего не договоримся.

— Я не знаю, какой она была, и ты не знаешь, потому как лично с ней не встречалась. Так что, давай не будем говорить о Ирине Петровне. О мертвых или хорошо, или никак, а дневник мне позарез нужен. Если хочешь, чтобы твой сын был жив и здоров, то отдашь. Я ведь тоже не особо обрадовался, когда понял, что отличаюсь от других людей: и паника была, и страх, а затем пришло осознание и принятие. Мир, он очень сложный, многогранный, чтобы его хоть немного понять, нужно учиться всю жизнь, да и то, этого времени не хватит, чтобы постичь хотя бы частичку бытия.

— Давно ты философом стал? — усмехнулась мать, немного оттаяв.

— Приходится соответствовать. Мам, я в ДМБ все равно пойду. Выбора у меня нет. Влез по незнанию в одно дело. Теперь вот расхлебывать приходится.

— Что за дело?

— Поверь, ты не захочешь знать. Просто, чтобы выжить и разобраться во всем, нужна информация, а ее я могу получить только в Департаменте Межрасовой Безопасности или из дневника прабабки.

— Дневников, — поправила меня мать, обречённо вздохнув и смиряясь с судьбой, — их два. Не знаю, зачем хранила, ни один раз хотела сжечь, только всегда что-то останавливало, не позволяло в самый последний момент кинуть в огонь.

Меня прошиб пот от осознания, что прабабкино, не побоюсь этого слова «достояние», могло навсегда исчезнуть.

— Так ты мне их дашь? — спросил тихо, боясь спугнуть удачу.

— Дам, они как раз здесь, на даче хранятся. В дом не брала, от греха подальше. Только попрошу об одном, постарайся сделать так, чтобы твой «дар», — слово дар мать выплюнула как нечто грязное и постыдное, — не мешал нормальной жизни. Создай семью, остепенись, тогда может вся дурь из головы выветрится.

Наивная, она так и не поняла, что изменения необратимы. Я уже не тот, что был раньше и повернуть назад не получится.

— Это вряд ли, — пробурчал себе под нос.

— Да вот, хотя бы на Богдане, — не унималась мать, — умница, красавица…

— Спортсменка, комсомолка, — дополнил я, начиная дико ржать.

Знала бы мама, что так ею обожаемая Богдана самая настоящая ведьма, да к тому же — темная, на порог бы не пустила.

Естественно, этого я говорить ей не стал, поднялся со скамейки и следом за матерью отправился в сторону дома.

— Мне она тоже понравилась, — попытался задавить смех на корню, чтобы не вызвать подозрений, — Жаль, что Богдана не героиня моего романа.

Родительница резко развернулась и уперла руки в бока.

— И чем же она, позволь спросить, тебе не подходит? Чем не угодила?

— Ох, мама! Ты посмотри на меня и посмотри на нее. Это скорее я ей не подхожу. Таким «прынца» подавай на белом коне и любовь до гроба. Вот дружить с ней стал бы с удовольствием. Кстати, не знаешь, когда она вернется? Вроде говорила, что в отпуске?

— Не знаю. Как в понедельник с утра уехала, так и не появлялась больше. Ладно, Бог с ней, с Богданой, но неужели у тебя ни одной женщины на примете нет?

— Мама, я же не монах отшельник в самом-то деле.

— Мне на твоих бабочек-однодневок плевать. Я спрашиваю о стоящей женщине, которая могла бы разделить с тобой жизнь.

Подумал, стоит ли отвечать, но раз уж у нас сегодня день откровений, решил не темнить.

— Ну-у-у. Не забегай вперед. На всю жизнь — это слишком, но если говорить на чистоту, то да, есть кое-кто на примете.

Мать сразу оживилась, на лице появилась пусть и немного вымученная, но улыбка.

— Кто эта счастливица?

— Не такая уж и счастливица. Я, знаешь ли, тот еще «подарок», да и не уверен я, что она заинтересована, — наморщил лоб, произнеся скептически.

— Стас, скажи, ты в конце концов, мужик или нет? — подбоченилась мать.

— Мужик, а что?

— Тогда какой разговор. Пришел, увидел, покорил.

— Ха-ха. Здесь не все так просто. Я даже не знаю, замужем она или нет. Да и пока не хочется никого втягивать в свою жизнь, — помрачнел мгновенно, вспомнив Алену, — Еще одной убитой девчонки я не переживу, — прошептал совсем тихо, надеясь, что мать не услышит.

Услышала.

— Что за убитая девчонка?

— Не надо мама, — попросил, с мольбой глядя на нее.

— Стас, рассказывай. Во что ты еще вляпался?

— Все в тоже. Давай не будем, мне завтра еще на похороны предстоит идти, и без того тошно, — провел ребром ладони по горлу.

К моему удивлению, мама молча кивнула, заканчивая разговор.

— Вы где так долго были? — послышался подвыпивший голос отца, едва мы вошли в дом.

— В беседке сидели, — ответил, входя на кухню и видя, как батя старается незаметно поставить бутылку под стол.

— Пьете? — прищурила глаза мама и окинула обоих мужчин задумчивым взглядом.

— Не-е-т, что ты Лена, как можно, тебе показалось.

— А-то я не вижу по вашим покрасневшим рожам.

Мать открыла навесной шкаф и повернувшись ко мне, кинула взгляд на две сиротливо стоящие стопки.

— Не-е, мне еще ехать.

Достав одну, она быстро ополоснула ее под краном и поставила на стол.

— Наливай, — произнесла, глядя на батю.

— Кхе-кхе, — закашлялся отец, — Ты серьезно?

— Серьезнее не бывает.

— Что, все настолько плохо? — забеспокоился батя, глядя на меня, — Ты чего матери наговорил, что она за стопку схватилась?

— Нормально все Сережа, нормально. Просто день такой, бестолковый что ли.

Дядя Толя осоловело хлопал глазами, по очереди смотря на нас троих.

Как только батя разлил чачу, родительница, не чокаясь, опрокинула рюмку в рот.

— Лен, ты чего? Кто-то умер? — опять разволновался отец.

— Ага, мои мечты о счастливой жизни сына.

Через пару часов, батя с дядей Толей дали храпака, а я начал собираться домой.

— Стас, ты отцу ничего не говори. Я сама расскажу удобную версию. Нечего ему забивать голову информацией про нелюдей и колдунов. Пусть хоть один из нас останется в счастливом неведении. Ты подожди немного, я сейчас принесу тебе проклятые дневники.

Вышел в сад, сорвал с дерева яблоко и с хрустом откусил, чувствуя как по подбородку потек сок.

Вкусно.

Мать появилась минут через пятнадцать, неся в руках завернутые в мягкую ткань тетради.

Когда взял, почувствовал, что руки начали гореть, настолько захотелось распаковать сверток и впиться глазами в написанные строки. Еле сдержался.

— Спасибо, мама.

Женщина с трудом кивнула.

— Береги себя сынок и постарайся не ввязываться в темные истории.

— Это как получится, — не стал лукавить я.