Пески Амона

ГЛАВА 18

Александр оторвался от письма и посмотрел на женщину. С чуть подведенными черным, на египетский манер, глазами, в льняном зеленом платье восточной работы, с черными, как вороново крыло, волосами, по-гречески собранными на макушке серебристой лентой, чужеземная гостья словно все еще отражала тот лунный свет, в котором предстала перед ним впервые.

Царь подошел к ней, и она опустилась на колени, чтобы поцеловать его руку.

— Я не могла знать, властительный господин… Прости меня.

Александр взял ее за руки и помог подняться. Он ощутил запах ее волос — аромат фиалки.

Молодой царь был оглушен. Никогда еще так внезапно его не одолевало желание женщины, жажда сжать ее в объятиях. Она поняла это и в то же мгновение ощутила в его взгляде почти неодолимую силу, которая влекла ее, как свет лампы влечет к себе ночную бабочку.

Опустив глаза, женщина сказала:

— Я привела моих сыновей, чтобы они выказали тебе свое почтение.

Она отошла назад ко входу в шатер и впустила двух мальчиков.

Александр указал на вазу с едой и фруктами:

— Прошу вас, не стесняйтесь.

Но когда он обернулся к мальчикам, то в мгновение ока понял, что произошло за его спиной.

Один из мальчиков увидел портрет Мемнона на столе, и его охватило такое недоумение, что матери пришлось предостеречь сына взглядом и положить руку ему на плечо.

Царь сделал вид, что ничего не заметил.

— Вы ничего не хотите? Вы не голодны?

— Благодарю тебя, мой господин, — ответила женщина, — но мы очень устали в пути и хотели бы лишь удалиться, если ты позволишь.

— Конечно. Идите. Лептина принесет эти кушанья к вам в шатер: если ночью захотите есть или пить, то сможете утолить голод и жажду.

Он позвал девушку и велел ей проводить гостей, а сам вернулся к столу и взял в руки портрет своего противника, словно хотел отыскать в его взгляде секрет этой таинственной энергии.

Лагерь весь погрузился в тишину, ночь была в середине пути. Дозор совершал свой обход, и командир убедился, что часовые у входов не спят. Когда эхо паролей и отзывов затихло, из шатра для гостей крадучись вышла какая-то закутанная фигура. Она направилась в шатер царя.

Перитас спал на своей подстилке, и морской ветерок доносил до него лишь запах соли, относя все остальные ароматы в сторону полей. Двое часовых у царского шатра оперлись на копья, один справа, другой слева от входа.

Закутанная фигура остановилась и взглянула на них, не решаясь проскользнуть мимо. В руках она держала вазу.

— Это Лептина, — сказал один из часовых.

— Привет, Лептина. Что-то давно ты не заходишь составить компанию. А мы устали, и нам так одиноко!

Женщина покачала головой, словно привыкла к подобного рода шуткам, потом предложила солдатам фруктов из вазы и вошла.

В свете двух ламп она открыла свое прекрасное лицо. Задержав взгляд на портрете Мемнона, все еще стоявшем на столе, и коснувшись его кончиками пальцев, чужеземная гостья вынула из волос длинную булавку с янтарной головкой и легкими шагами приблизилась к занавеске, отделявшей постель царя от остального шатра. Сквозь занавеску просвечивал огонь третьей лампы.

Женщина отдернула занавеску и вошла. Александр спал на спине, накрывшись одной военной хламидой, а рядом стояла стойка с доспехами, которые он забрал из храма Афины Илионской в Трое.

В этот момент вдалеке, на своем ложе во дворце в Пелле, царица Олимпиада ворочалась во сне, мучаясь кошмаром, а потом вдруг вскочила и издала резкий леденящий вопль, который разнесся по тихим залам царского дворца.

Держа шпильку в левой руке, персиянка нашла сердце Александра, потом, взявшись правой рукой за янтарную головку, замахнулась, но в это мгновение царь проснулся и сверкнул на нее огненным взглядом. Может быть, виной всему была лишь тень от лампы, но его левый глаз, черный как ночь, сделал его похожим на какое-то неземное титаническое существо, на мифологическое чудовище, и рука женщины застыла в воздухе, не в силах нанести смертельный удар.

Продолжая неотрывно, не мигая, смотреть на женщину, Александр медленно встал и придвинул грудь к бронзовому острию, так что выступила капля крови.

— Кто ты? — спросил он. — Почему ты хочешь меня убить?