Пески Амона

ГЛАВА 25

В шатер, запыхавшись, вбежал человек.

— Государь! — крикнул он. — Вылазка! Наши штурмовые башни творят.

Александр, вскочив на ноги, схватил его за плечи.

— Что ты говоришь? Ты с ума сошел?

— Они застали нас врасплох, государь, убили дозорных, и им удалось пройти. У них были амфоры с битумом, нам никак не погасить огонь.

Александр оттолкну его и выбежал наружу.

— Быстро! Поднять тревогу, собрать всех, кто есть. Кратер, конницу! Гефестион, Пердикка, Леоннат, пошлите фракийцев и агриан, быстро!

Он вскочил на первого попавшегося коня и во всю прыть поскакав к осадным линиям. Пожар уже был хорошо виден, и в темноте четко выделялись два огненных столба и дым, густыми клубами поднимавшийся к черному небу. Добравшись до рва, Александр услышал шум сражения, разгоревшегося у всех пяти штурмовых башен.

Спустя несколько мгновений тяжелая конница Кратера и легкая фракийцев и агриан бросилась на напавших, которым пришлось отступить и искать спасения за железной дверью. Но две башни уже были потеряны: охваченные пламенем, они с грохотом рухнули одна за другой, подняв вихри искр и огня, быстро пожиравшего остатки огромных боевых машин.

Александр приблизился к гигантскому костру. Многие из его солдат погибли, и было видно, что их застали врасплох сонных, поскольку они даже не успели надеть доспехи. Чуть погодя подошел Гефестион:

— Мы прогнали их назад. Что теперь?

— Соберите павших, — нахмурившись, проговорил царь, — и немедленно восстановите разрушенные машины. Завтра предпримем штурм с тем, что осталось.

Подошел и командир солдат, обслуживающих машины. Удрученный, он не поднимал головы:

— Это моя вина. Накажи меня, если хочешь, но не карай моих людей: они сделали все, что могли.

— Понесенные потери — уже достаточное наказание для командира, — ответил Александр. — Сейчас нужно понять, как случилась такая оплошность. Неужели никто не проверяет, начеку ли линейные дозоры?

— Это кажется невероятным, государь, но незадолго до вылазки я сам совершил обход и слышал перекличку дозорных. Я дал им приказ кричать на македонским диалекте…

— И что?

— Ты не поверишь, но я слышал собственными ушами: они перекликались по-македонски.

Александр провел рукой по лбу.

— Я верю тебе, но отныне и впредь нужно помнить, что перед нами противник самый хитрый и грозный из всех, с какими мы встречались. С завтрашнего дня удвой число дозорных и меняй пароль каждую стражу. Сейчас соберите павших, а раненых отвезите в лагерь. Филипп со своими хирургами позаботится о них.

— Исполню все в точности, как ты велел, и клянусь, что такого больше не случится, пусть даже мне придется лично стоять на карауле.

— А вот этого не нужно, — возразил Александр. — Достаточно научить дозорных пускать в ночь лучи от начищенного щита.

В этот момент их внимание привлекла фигура, кружившая вокруг обгорелых остатков машины и то и дело наклонявшаяся к земле, словно что-то рассматривая.

— Кто это?

В отблесках пламени Александр узнал этого человека.

— Не беспокойся, это Каллисфен. — И, направив коня к историку, крикнул через плечо командиру осадных машин: — Будь осторожен! Если такое случится опять, ты заплатишь за оба раза!

Он подъехал к Каллисфену, когда историк снова наклонился рассмотреть одного из убитых, несомненно, дозорного, поскольку тот был полностью в доспехах.

— Что ты рассматриваешь? — спросил царь, соскочив на землю.

— Кинжал, — ответил Каллисфен. — Это рана от кинжала. Точный удар в затылок. А там еще один с такой же раной.

— Значит, в вылазке участвовали македоняне.

— Какое это имеет отношение к использованию кинжала?

— Командир караула сказал, что все дозорные до последнего момента отвечали на оклики на македонском диалекте.

— Тебя это удивляет? Разумеется, у тебя на родине много врагов, которые будут счастливы увидеть тебя униженным и разбитым. И некоторые из них могли приехать в Галикарнас — от Ферма не так уж и далеко.

— А что ты тут делаешь в этот час?

— Я историк. Для того, кто хочет стать истинным свидетелем событий, необходимо личное наблюдение.

— Стало быть, для тебя образец — Фукидид? Никогда бы не подумал. Подобная точность и тщательность тебе не идет — ты всегда слишком любил красоту жизни.

— Я беру то, что мне нужно, там, где могу найти, и в каждом случае я должен узнать все, что можно узнать. Я сам решу, о чем лучше умолчать, а о чем рассказать и как рассказать. Такова привилегия историка.

— И все же есть вещи, о которых ты не имеешь представления. А я имею.

— О чем же это, если позволено спросить?

— О планах Мемнона. Я отдаю себе отчет в том, что он изучил все мои действия, а возможно, и действия моего отца Филиппа. Это позволяет ему упреждать нас.

— И о чем, по-твоему, он думает сейчас?

— Об осаде Перинфа.

Каллисфену хотелось задать и другие вопросы, но Александр оставил историка в компании лежавшего у его ног трупа, а сам вскочил на коня и ускакал. В это время обрушились последние остатки двух башен, подняв вихрь пламени и дыма, который развеяло ветром.

Машины принялись строить вновь, и это было нелегкое дело, поскольку приходилось использовать узловатые и неподатливые стволы олив. Военные действия приостановились. Мемнон, регулярно получавший запасы по морю, мог не спешить со следующей вылазкой, а Александр не хотел пускать в ход новые машины без предварительного испытания, так как их тоже мог вывести из строя малейший пожар.

Больше всего Александра беспокоил доносившийся из-за городской стены шум: эти характерные звуки очень смахивали на те, что производили его собственные плотники, восстанавливающие стенобитные машины.

Когда, наконец, новые башни заняли позиции и тараны стали расширять брешь, македоняне столкнулись с тем, чего и боялся их царь: позади бреши их ждал новый полукруглый бастион, соединявший между собой еще не поврежденные сегменты стены.

— То же самое произошло в Перинфе, — вспомнил Парменион, увидев неожиданное укрепление, возвышавшееся, словно в насмешку, за пробитым таранами проходом.

— И это еще не все, — вмешался Кратер. — Если хотите пойти со мной…

Они поднялись на одну из башен, самую восточную, и оттуда увидели, что им приготовили осажденные: гигантское прямоугольное деревянное сооружение из огромных квадратных блоков, соединенных вдоль и поперек.

— Оно без колес, — сказал Кратер. — Закреплено в земле.

— Ему не нужны колеса, — объяснил Александр. — Они хотят поставить его напротив бреши, и когда мы сунемся, нас засыплют сверху градом стрел и изрешетят.

— Мемнон — крепкий орешек, — заметил Парменион. — Тебе следует держать ухо востро, государь.

Александр обернулся, не скрывая своего раздражения:

— Мы разобьем и стену, и бастион, и эту проклятую деревянную башню, генерал, хочет того Мемнон или нет. — Потом повернулся к Кратеру: — Держи под наблюдением башню и сообщай обо всем, что там делается.

Затем он торопливо спустился вниз, сел на коня и вернулся в лагерь.

Брешь расширили, но на каждую атаку македонян Мемнон отвечал контратакой да еще выстроил на новом бастионе несколько рядов лучников, которые стреляли по атакующим. Ситуация была поистине патовая, а весеннее солнце пекло с каждым днем все сильнее, и запасы у Александра истощались.

Однажды ночью на стену повел свой отряд Пердикка. В тот вечер прибыло вино из Эфеса — дань восхищения его жителей Александром, и царь большую часть раздал командирам.

Давно уже они так хорошо не выпивали. Пердикка с друзьями отдали должное эфесскому дару, и к полуночи все были в приподнятом настроении. Кто-то стал расписывать красоту галикарнасских женщин, о которых рассказывал один торговец в лагере, и прочие пришли в возбуждение, стали бахвалиться и подначивать друг друга вырвать победу одним махом, словно по мановению руки.

Пердикка вышел из своего шатра и взглянул на этот проклятый проход, за который уже столько бравых македонских солдат отдали жизни. В это время дуновение морского ветерка прочистило ему мозги, и он вновь увидел себя под стенами Фив, как он вломился тогда вместе со своими воинами в городские ворота и закончил осаду.

Он вспомнил о Клеопатре и о теплой, пропитанной ароматами ночи, когда она пустила его к себе на ложе. Ночь была вот такая же, как эта.

Ему подумалось, что победа, в конце концов, возможна, если решимость сильнее невзгод, и, как все пьяные, он ощутил себя могучим и неуязвимым, способным превратить мечты в реальность. А в мечтах он видел, как Александр построил войско в его честь и глашатаи торжественно возносят хвалу завоевателю Галикарнаса.

Пердикка вернулся в шатер с беспокойным выражением на лице и вполголоса, так что услышали лишь те, кто оказался рядом, проговорил:

— Собирайте людей, штурмуем бастион.