Песни черного дрозда (сборник)

Глава восьмая
ПЛЕНЕНИЕ ОДНОУХОГО
1

Отсюда до кордона лесника Петра Марковича Семёнова считалось не более пяти километров. До охотничьего дома — шесть.

Два часа ходу.

Молчанов с Архызом шли не спеша, стараясь не уклониться от лесниковой тропы, которая спокойным полукольцом опоясывала отдельно стоявшую гору и, минуя непролазную заросль рододендрона, выводила прямо на перемычку к другой горе.

Вот здесь-то Архыз и завилял хвостом.

— Где они? — спросил хозяин и проследил за взглядом овчара.

Сквозь зеленую занавеску лиан проглядывали блестящие концы рогов. Хоба ждал их. Когда они прошли, он тоже вышел на тропу и поплёлся следом. А вскоре отыскался и Лобик.

— Ладно, — сам себе сказал Молчанов. — Я вас все-таки сведу…

Он не знал, что судьба уже сводила медведя с оленем — там, у перевала, где пурпурные гадюки.

Тропа спустилась в долину Ауры, сделалась шире, домовитей.

В стороне от реки и чуть выше, на берегу тощего в это сухое время, но кристально-чистого ручья, стоял дом Петра Марковича — бревенчатая пятистенка под чёрной от времени дранкой. Большой участок редкого грушняка и луга вокруг дома был обнесён жердевой оградой. Зеленела на огороде капуста, тёмная ботва картофеля подходила к густому осиннику у ручья. Хороший огород.

На лавке возле дома сидел Семёнов, а рядом дымил самокруткой лесник Бережной.

Они встали. Семёнов приподнял фуражку, дядя Алёха поклонился с особенным уважением.

— Никак, с перевала? — дружелюбно спросил он. — И когда только успели? Кобель ваш не кинется?

Архыз близко не подошёл, глянул раскосо на новых людей и лёг поодаль, будто все дальнейшее его не касалось. У сарая вертелась и бесновалась на цепи дворовая собака лесника. Семёнов цыкнул на неё, собака юркнула под сарайные слеги и теперь высматривала оттуда, изредка взлаивая от глухого негодования.

— Тут недалеко ходил. — Молчанов скинул куртку, прислонил к стене карабин. Он был полон впечатлений от только что случившегося и сразу взялся рассказывать, как кабаны загнали на черешню матёрого медведя.

Семёнов оживился, спросил:

— Это сразу за Круглой? — Так называлась близкая отсюда гора.

— Как раз где большая черешня у реки. Там все истоптано кабанами.

— Да ведь он попал на угодья моего срамотника желтобокого! Ну который «С приветом». Я в дневнике о нем писал. Тот ещё деспот! Он и тигру загонит, не токмо медведя. Только вот что непонятно, Александр Егорыч: у меня в тех местах ни одного медведя нету. Они у меня правее живут, километров в восьми от кабаньего царства.

— Новичок. Мой медведь туда пришёл, Лобик его кличка.

— Твой? — Лесники переглянулись.

— Ну, есть такой. Отец ещё малышом отыскал, он у нас воспитывался, а потом в лес ушёл.

— Да ведь это когда было-то! — Семёнов вспомнил разговоры, которые слышал уже давно. — Если тот медведь и остался жив, дикарём давно сделался… Какой же он твой?

— Дикий или не дикий, а хозяев помнит. И со мной он в дружбе. С рук иной раз кормлю.

— Ну это ты… — Семёнов хмыкнул.

Снова вылезла лесникова дворняга и прямо зашлась лаем. На весь лес, да с каким-то особенным подвыванием. Архыз поглядывал то на неё, то на хозяина, но Молчанов не замечал напряжённого взгляда овчара.

— А ведь она на ведьмедя лает, — вдруг сказал Бережной.

— Какого там медведя? Цыть, глупая! — Семёнов привстал, но дворняга прямо заходилась. — И в самом деле, чтой-то она?…

— Боюсь, что Лобика учуяла, — смеясь, сказал Молчанов. — Он как раз за мной шёл. Не хотел отставать, архаровец, лежит сейчас где-нибудь за кустом и собаку твою с ума сводит.

— Неужто он и жилья не боится?

— Нет. Если его не обижают, запросто и ближе придёт.

— Лучше не надо, Александр Егорыч. Корова на глаза ему попадётся, не удержится от соблазна, задерёт. Тогда я тебе счёт… А глянуть на него охота, все же новенький зверь в моем обходе.

— А вот мы сейчас и глянем. — Молчанов осмотрелся. — Дал бы ты мне, Маркович, две посуды каких-нибудь да съестного, хлеб у меня кончился, выманили звери.

Семёнов кликнул жену, сказал ей насчёт варева, а сам сходил в сарай и принёс ведро и бадейку. Дворняга все подвывала, а вот Архыз лениво ушёл за изгородь и скрылся. Лесник плеснул в бадейку супу, вывалил картошку. А в ведро Молчанов набросал куски хлеба.

— Это другому приятелю моему, оленю, — сказал он.

— Значит, у тебя целый зверинец. — Семёнов уже вертел в руках бинокль. — Может, винтовку все же взять? Мало ли…

— Вы вот что… — Александр осмотрелся. — Зайдите в сарай и дворнягу уведите, чтобы не смущала. Оттуда все видно. А я поманю медведя и оленя вон на ту поляну. Обзор хороший.

Он взял ведра и пошёл к лесу, всего двести метров или чуть больше. Поставил бадейку, прошёл шагов пятьдесят в сторону и там с ведром в руке стал ждать. Архыз выскочил откуда-то, подбежал к ногам, повертелся около хозяина.

— Ложись, ложись, — приказал Александр. — Знаю, где был. Сплетничал. Подождём вместе.

Ждали долго, должно быть, с четверть часа. Первым вышел Хоба. Смело подошёл, но метра за три до Архыза выгнул шею и потряс рогами. Овчар понятливо встал и отбежал подальше. Чтобы не смущать.

Молчанов протянул хлеб.

— Бери, Хоба, ешь. Твоя доля.

Олень потянулся, мягкими губами взял хлеб. Тогда Молчанов уселся в траву и поставил около себя ведро. Хоба разохотился на лесников хлеб, жадно ел, посматривая на человека и собаку.

Что-то произошло в той стороне, где стояла бадейка. Хоба вскинул голову и насторожился.

Бурая туша незаметно отделилась от стены леса. Лобик ещё некоторое время стоял принюхиваясь, как делал это, когда оказывался вблизи ловушки или капкана, но тут он увидел и почувствовал Молчанова и, вероятно, успокоился.

И все же не сразу принялся за еду. Обошёл бадейку со всех сторон, приблизился, тронул её лапой, лёг и полежал несколько минут, облизываясь. Словно ждал — не взорвётся ли, а уж потом поднялся и сунул свой длинный нос в похлёбку, от которой так хорошо пахло.

— Сиди, Архыз, — приказал Молчанов, а сам поднялся и, оставив оленя над ведёрком, пошёл к Лобику.

Он знал: из сарая сейчас хорошо видят обоих зверей и его с собакой. Он хотел доказать лесникам, что слова о дружбе с двумя дикарями — не пустые слова.

А в сарае действительно не сводили глаз с оленя и медведя. В бинокль зрители наблюдали за каждым их движением.

И вдруг Бережной не сдержался.

— За-ра-за! — тихо пробурчал он, узнав огромного медведя, который в своё время мог бы стать сто четырнадцатым, но ушёл с двумя пулями в теле и, оказывается, выжил.

— Чего ты? — Семёнов оторвался от бинокля.

— Так… Ты смотри, какая кумедия.

Александр был в пяти метрах от медведя, без ружья, с голыми руками. Даже Архыз не шёл с ним. Лобик поднял перепачканную морду. Ждал и не убегал. В бинокль было видно, как шевелятся губы у научного сотрудника, он что-то говорил медведю и улыбался. Бесстрашный человек.

Семёнов потянулся к винтовке, оттянул затвор.

— Ты что? — хрипло сказал Бережной. — Смотри, Молчанова не хлестни.

— Я так, на всякий случай.

Можно понять лесника: впервые в жизни он видел, как человек подходит к дикому медведю, как говорит с лесным зверем. Чудо!

Тем временем Александр подошёл вплотную к зверю, протянул руку, положил её на широкую спину медведя. Лобик чуть пригнул голову, сторожко смотрел жёлтыми глазами на человека, но даже не шелохнулся.

— Ешь, ешь, дружище, — сказал Молчанов, и медведь, будто поняв, действительно нагнулся, стал шумно хватать картошку и чавкать.

Хоба и Архыз затеяли было беготню, но оленю все же не понравились приметы близкого жилья, и он убежал в лес, чтобы наблюдать из безопасного места.

Семёнов опустил бинокль.

— Вот какие дела-то! — сказал он, очевидно ошеломлённый всем увиденным. — А мы толкуем — дикие…

— Ты рога у оленя приметил? — спросил дядя Алёха. — Чудные рога!

Медведь поел, вылизал бадейку, даже покатал её по лугу. Молчанов взял посуду. Лобик потянулся было за ним, но тут же чего-то испугался и отскочил. И пока человек ходил ещё за оленьим ведром, гремел посудой и шагал к дому, он стоял недвижно и смотрел, смотрел. Или надеялся, что ещё принесут? Уже от дома Молчанов оглянулся. Медведя на месте не было. Ушёл.

Лесники ждали у сарая.

— Век бы не поверил! — Петро Маркович чиркал спички, закуривал. — Всю свою жизнь в лесу, а такого… Как не боишься, Егорыч?

Александр засмеялся.

— Я ж его маленького ещё кормил. Чего бояться-то? Помнит или не помнит, а поверил, что зла не сделаю. Доверчивый зверь.

— Вы ему не сделаете, а он-то небось… — Дядя Алёха с явным сомнением качал головой. — Все ж таки хычник.

— У этого хищника пулевые раны в бедре. Вот на того мерзавца он пойдёт, тому он выдаст, будь здоров, — с чувством сказал Молчанов, не подозревая, что угодил точно в цель.

— А я смотрю, смотрю, и никак не доходит — где ж у его второе ухо? — Бережной насильно заулыбался. — Иль отсекли в детстве для приметы?

— Рысь оторвала. — Александр устало сел на лавку. — Если медведь тут останется, ты посмотри за ним, Петро Маркович, не обижай. А насчёт коровы я тебе так скажу: зря в лес не пускай, следи. Мало ли что…

— Это точно, Егорыч. От соблазна подальше. Ты, как я слышал, у меня побудешь? Вот вместях и походим, доглядим твоих зверей. А сейчас пошли в хату. Чую — обедом уже пахнет. Давай, Алексей Варламыч, за компанию.

— Вам, Бережной, свой обход уже определили? — спросил Молчанов.

— Жду не дождусь! — Дядя Алёха смущённо погладил лысую голову. — По хорошему делу давно скучаю.

— А тут вы тоже по делу?

— Лесничий послал, велел познакомиться, лесным воздухом подышать, ну и опыт перенять.

— Завтра мы с им пройдём по тропам, — пояснил Семёнов. — А вот насчёт обходов, вроде у нас свободных не было.

— Значит, для особых поручений держат меня. — Бережной хмыкнул в бороду.

После обеда, когда Бережной вышел, Александр спросил Семёнова:

— Ты бываешь в охотничьем доме?

— А как же! Баба моя там печи топит и все такое. Могу показать, если интерес, Александр Егорыч.

— Сходим как-нибудь. А сейчас отдохнуть бы. Знаешь, ноги отбил, от самой зари сегодня.

Но отдохнуть не удалось.

В час радиосвязи Петро Маркович записал распоряжение. Александра Молчанова просили срочно прибыть в лесничество. Коротыч уже от себя добавил, что прибыл кто-то из Москвы и научному сотруднику надо ехать туда на совещание.

Молчанов выслушал новость без особого интереса.

— Какое-нибудь очередное мероприятие. В общем, получать ценные указания придётся. День-два, и я вернусь. Оставлю у тебя плащ и куртку, Маркович. Пойду налегке, благо погода.

В лёгком свитерке, с планшеткой и фотоаппаратом Александр Молчанов пошёл вниз по удобной торной дороге, нимало не подозревая, что его ожидает.

Отлучка, как он понимал, очень не своевременная. Столько забот, а тут…