Петров, к доске! Книга вторая

Глава 10

Помнится, был у меня товарищ, Степан Иволгов. Военный психолог. И такое нынче в армии существует, да. Так вот он, накушавшись армейских будней, решил сменить профиль и ушел в школу. Сказал:«Надоели солдафоны. Сил нет. Скоро взорвусь.» Наивный…

Хватило Степана ровно на полгода. Шесть месяцев в окружении детишек в противовес годам, проведённым среди людей, которые в том числе бывали в горячих точках. Думаю, вполне понятно, что со значительным перевесом победили первые. Вправлять мозги школьникам оказалось гораздо более опасным занятием, чем приводить в порядок вояк. Вот такая вот арифметика.

— Ты понимаешь, Леха, — Горячился Степан, когда мы снова встретились уже после его возвращения в армейские будни. — Это же не просто человеку его страхи и фобии показать. Это — как по минному полю ходить. Только при том условии, что минёр был форменным психом и мины расставил хаотично друг на друге. Куда не сунешься, башку оторвёт. Вот в школе то же самое. Прежде, чем до детской неокрепшей психики доберешься, еще нужно через минное поле родительских прибабахов пробраться. Малолетних хулиганов в кабинет психолога приводят обычно матери, иногда отцы. Теперь же все гражданские права имеют. Ребеночка теперь отругать в отсутствие мамочки или папочки никак нельзя. Статью заработать можно. Так вот у меня полное ощущение, будто они мне холодильники в ремонт приносят. Отец одной рукой кладёт на стол купюры, а коленом пихает под зад дитя родного. Говорит — «балуется». Или, «тарелки не моет, гад». И вот знаешь, что? Они, эти папаши с мамашами, уверены, что после сервисного обслуживания ребёнок непременно должен быть причёсан, улыбчив и жаден до грязной посуды. Многие чуть ли не гарантию просят. Говорят, за такие-то деньги должна быть гарантия. Но это ладно. Хуже всего, когда родители типа образованные. Вместо «здрасьте» они говорят «импунитивный» и «сензитивная акцентуация». Гугл и Википедия, чтоб их. Интернет — мировое зло. Косяки своих чад оправдывают наследственной психопатией, терзающей род со времён Кощея Бессмертного. Только непременно с противоположной стороны. То бишь, если привела мать, отец — псих. И дед псих. И прадед. А бабка, она же свекровь, вообще шизофреничка со стажем. Это все сразу вываливают мне на голову. Хотя пацан, к примеру, футбольным мячом всего лишь бренность стекла проверил. Мы-то раньше, вспомни. С утра до ночи на улице. Гудрон жрали, закусывая волчьей ягодой. По стройкам и заброшкам козлами скакали. И ничего. Выжили. А тут — окно разбил, сразу у него мамаша все признаки невропатических расстройств нашла. А ты мамашу видел бы. Ее саму лечить надо. Через пять минут после «здравствуйте » я непременно узнаю, что мужья этих мамаш поголовно подлецы. И ты знаешь, в чем прикол? По мнению дамочек опытный психолог непременно должен вычислить этот нюанс с первого взгляда и сразу же сопереживать. Желательно, со значительной скидкой. Она уже и не помнит, зачем пришла. Следующие полчаса я слушаю, как сильно женщина страдает от бездуховности. Источник этой бездуховности — «жадный скот», который по всякому поводу отбирает у нее машину и банковскую карту. А ей бы просто выговориться и поплакать. Ну и банковскую карту назад приворожить.

А дети, Лёха, дети…Это же не дети, это ветераны Вьетнама. Понял? Не наши афганцы. А именно буржуйские ветераны Вьетнама. У них посттравматический синдром и они это точно знают. Никого не боятся. Только школьного зубника немного опасаются. Если в кабинете нечего спереть, тогда и не уважают. На психологах они ставят настоящие опыты и забавные эксперименты. Забавные с их точки зрения. Рисуют пейзажи из сплошных зубов кроваво-черного цвета и пересказывают фильм «Омен' или "Кошмары на улице Вязов» как личный опыт. Диагноз «эксплозивная психопатия» является высшей целью визита к мозгоправу. Таким диагнозом детишкам приятно хвастать в школе. Резюме «славный мальчик» или «хорошая девочка» наоборот, низвергает их в океан позора. В общем, Леха, не могу. Лучше обратно в армию. Там все предельно просто и понятно.

Я в то время, когда между нами состоялся этот разговор, посмеялся от души и сказал Степану, что он передергивает. Мол, слишком проникся Степан прямодушной простотой военных, потому не способен переключиться на переживания впечатлительной детской психики. Своих-то у меня не было наследничков. Не понимал, о чем говорю. А вот теперь… Теперь, пожалуй, со Степаном я был полностью согласен. Дети — это, конечно, цветы жизни, но от их «цветения» иной раз хоть на стену лезь.

Прежде, вспоминая своё детство и юность, я, думал, в общем-то ничего плохого и не было. Не считая злосчастной истории с походом. Но сейчас, имея возможность прожить это время заново, оценить всё взрослым разумом, я вспомнил Степана, военного психолога, проигравшего в неравной схватке с детишками-школьниками. Разница была лишь в одном, в папах и мамах. Современные родители, имею в виду, те, которые в будущем своим чадам в попы дуть начнут, не чета нынешним, выросшим в пионерском прошлом. Тем, которые советскую закалку прошли. Соответственно и подход к воспитанию здесь, в 1985, совсем другой.

В общем-то, когда вернулись домой, вышло ровно как я и предполагал. Как мы и предполагали. Все члены нашей организованной группировки огребли по полной. Сначала за вещи, а потом за драку. И на всякий случай еще раз за вещи. Дабы наверняка запомнили, их надо беречь, потому что мать «на заводе горбатится не для того, чтоб ты, ирод окаянный, приличные брюки в тряпку превратил»( цитата дословная, с сохранением лексики). Причем за драку прилетело ничуть не меньше, чем за шмотки. Беспощадная родительская любовь, она такая.

Меня лично мать гоняла по квартире выбивалкой для ковров со словами:«Лучше я тебя пришибу, чем какие-то хулиганы». И это она еще чудом не выяснила про Илюшу. Она бы и про остальное не знала, если бы не «добрые» соседи, которые поделились с родительницей рассказами, как отличились мои друзья: Строганов, Микласов, Демидов и Ермаков. Мол, пошли в парк и устроили там драку с какими-то старшими пацанами.

У нас же на районе все всё знают. А если не до всех еще слухи дошли, то осведомлённые непременно считают своим долгом рассказать новости неосведомленным.

Матушка логически поразмыслила, очень недолго, буквально пять минут, а затем пришла к выводу, что порванные вещи указывают на мое прямое участие в истории с дракой. Если бы не слухи, которыми земля полнится, она бы и не поняла ни черта. Вернулась родительница поздно. Мы с Илюхой уже были дома и готовились ко сну.

Но вот вещи, конечно, спрятать не получилось. По ним она и выстроила причинно-следственные связи между испорченными шмотками и рассказами соседей, как Серегу батя ремнем по двору гонял. Серега из квартиры смылся, но дальше подъезда убежать не смог. Батя у него — отличник ГТО.

Если бы матушка знала про Илюху, про его прямое участие во всем мероприятии, точно пришибла бы. Но я пообещал Илюхе, если он растрепет кому-нибудь, лично уши оборву и больше никогда не возьму с собой вообще никуда. Насчёт ушей Илюша не особо опечалился, а вот перспектива лишиться возможности еще разочек окунуться в пацанскую жизнь, его напугала.

Поэтому братец, которого, естественно, распирало от желания поделиться с кем-нибудь из друзей произошедшим, это же круть крутецкая, в драке поучаствовать, сцепив зубы молчал, а родительнице подтвердил мою версию. Мол, сидел дома, брошенный родным братом. Лучше так, чем признаться, что он со мной был.

Наутро наша встреча с пацанами напоминала сходку боевых ветеранов. Строганов своей походкой был похож на робота Вертера. Двигался так, будто у него все суставы отказались работать в нормальном режиме. При каждом резком движении он тихонько вздыхал и морщился. Видимо, солдатский батин ремень — штука серьезная. Мне в детстве такого «счастья» не перепало. Мать всегда в порыве ярости, если такое случалось, хватала предметы с меньшей убойной силой. Отца-то у меня не было. Соответственно, и солдатских ремней в нашей квартире не водилось.

Макс с видом декабриста, который вот-вот отправится в ссылку, сообщил, что его на неделю посадили под домашний арест, лишив всех благ. То есть, ни тебе гуляний, ни игры в футбол. Ну и с телеком на долгое время не задалось.

Ермак и Демид тоже огребли порцию звездюлей. Димке еще в качестве наказания добавили посещение кружка «Юный техник». Родители решили, чем меньше свободного времени будет у сына, тем больше вероятность, что он вырастет нормальным человеком.

Пожалуй, из всей компании, меньше всего пострадал я. Мой «разговор» с родительницей закончился на выбивалке. Она выплеснула все эмоции и успокоилась. Возможно, большую роль сыграл тот факт, что из больницы матушка вернулась в благодушном настроении. Не встреть она по дороге соседку Строгановых, может, вообще пронесло бы.

— Петров! Алексей!

Не успели мы встретиться возле школы и зайти внутрь, как в холле нарисовалась директриса. Меня она окликнула так громко, что половина учеников, которые в это время ошивались в холле, на всякий случай быстро рассосались по школьным коридорам. Черт его знает, почему начальство орёт.

— Блин, ей тоже доложили, что ли? — Нахмурился Макс, наблюдая, как Жаба двигается в нашу сторону с решительным выражением лица.

Причем, оно было настолько решительным, что даже парик директрисы выглядел сегодня больше обычного, напоминая миниверсию Пизанской башни.

— Не думаю. — Ответил Демид. — Иначе она бы и тебя, и меня, и вон, Серегу с Димкой звала. А так, только Лёху. Значит, ей именно он нужен.

В любом случае, остановились мы все. Мало ли. Вдруг директриса каким-нибудь хитрым способом узнала, кто зачинщик вчерашней истории, потому меня и окликнула, но огребать придётся коллективно.

— Так, Петров… — Жаба подошла к нашей компании, остановилась, затем окинула меня с ног до головы хмурым взглядом. — А ты чего рубашку не надел белую? И почему кеды вместо туфель? Галстук унылый… Да и физиономия у тебя какая-то…

Директриса пожевала губами, подбирая выражения, которые могли бы описать помятость моего лица. Судя по тому, что описаний так и не последовало, видимо, приличных слов у Жабы не нашлось. Правда, ни я, ни пацаны не поняли странность претензий школьного начальства. С чего бы ей переживать за внешний вид ученика? До сегодняшнего дня подобных вопросов не вставало.

— Александра Ивановна, а зачем мне белая рубашка и туфли? — Поинтересовался я, настороженно глядя на директрису.

Парик угрожающе высился на директорской голове, рождая в моей душе смутные подозрения. Жаба за все время, сколько мы ее знаем, только дважды начесывала искусственные волосы так, что они стояли дыбом.

Первый раз это случилось, когда приезжала какая-то комиссия из Москвы. Второй раз — когда в школу устроился трудовик Олег Петрович. Правда, дня через три парик обрел свой обычный вид.

Наверное, ровно столько времени хватило директрисе, чтоб понять, учитель труда не герой ее романа. И вообще, ей, как женщине замужней, не пристало смотреть на трудовика влюбленными глазами. Хотя, надо признать, эти первые три дня Олег Петрович ходил в школу в костюме. Был причесан, выбрит, трезв и даже отдаленно смахивал на Алена Делона, только сильно потрёпанного.

Вот сейчас Жаба очень напоминала те оба случая сразу. Она выглядела какой-то… Излишне активной. Ее переполняли эмоции, природа которых пока оставалась непонятной.

— Ага. — Поддакнул Макс. — Сегодня же не седьмое ноября. И не девятое мая.

— Микласов! — Директриса зыркнула на моего друга недовольным взглядом. Буквально испепелила. — Я не пойму, советский школьник, член пионерской организации только по праздникам должен прилично выглядеть? Вы же — лицо нашей школы. Вы — будущие комсомольцы.

— Че эт её понесло? — Тихо удивился стоявший за моей спиной Серега.

— Не знаю. Но попахивает какой-то фиговиной. — Так же тихо ответил Демид.

— Петров. — Жаба, которая за своими громкими, пафосными словами ни черта не слышала (и слава богу), положила руку мне на плечо, а затем проникновенно посмотрела прямо в мои глаза. — У тебя же сегодня будут интервью брать. Корреспондент из газеты «Левый берег». Ты забыл? Целую колонку на первой странице выделят. С фотографиями. Про тебя напишут, про спасение Деевой, про нашу школу.

Последние слова директриса выделила особо. Вот тогда-то все встало на свои места. Школьное руководство просто приготовилось к минуте славы. Потому что интервью будут брать у меня, но хвалить я должен родное учебное заведение и, естественно, Александру Ивановну. Лучшего директора всех времен и народов. Фотографии, видимо, тоже предполагают ее присутствие.

А я и правда забыл. Я даже и не запоминал, если честно. Жаба говорила об этом предварительно, но у меня в связи со вчерашними событиями все напрочь вылетело из головы.

— Александра Ивановна, простите, правда запамятовал. — С облегчением выдохнул я.

С облегчением, потому что мой внешний вид для подобного мероприятия точно не подходит, а значит, можно соскочить. Лицо еще сохранило на себе следы вчерашней драки. Не сильно, конечно, не как у Макса. У того вообще фингал под глазом. Он его упорно пытался замазать материным кремом «Балет», но не особо помогло. К тому же теперь физиономия Макса выглядела не просто побитой, но и пятнистой. Он же крем не по всему лицу размазал, а только в одном месте.

Однако, даже при отсутствии откровенных признаков недавней драки, все равно я сегодня выглядел как полудохлая рыба. Не в плане запаха, конечно. Просто и правда я весь был помятый. Включая моральное состояние.

Меня вот этот ежедневный идиотизм, творившийся вокруг моей персоны, уже изрядно достал. Я грешным делом сегодня ночью, когда лег спать, подумал, не забить ли болт на положительное решение проблемы с Ромовым. Не подойти ли к этому вопросу с другой, прямо противоположной стороны. Взять, к примеру, да и закошмарить Никиту так, чтоб он из нашей школы просто сбежал. Сам.

Один только момент не давал мне теперь покоя. Фотка, которую я видел в доме Ромовых. Разобраться хотелось во всем очень сильно. На мать в данном вопросе надёжи нет. Точно соврёт. С Деевой вообще лучше не связываться. Мы с ней как Биба и Боба. Сто́ит нам встретиться, локальный апокалипсис начинается. Выходит, единственный, через кого я могу узнать правду — это Ромов. Не отмазы, не очередное вранье, а правду.

Соответственно, мне в любом случае надо как-то с Никитой задружиться. Теперь уже не только ради этого сраного похода. Вернее, ради возможности избежать его последствий. Очень уж интересно, какую жуткую жуть мать скрывала все эти годы? Иначе зачем ей врать. Каким образом связаны отец Ромова, Наташкина родительница и мои родственники — тоже интересно. Особенно, про отца.

— Значит так, Алексей… В подобном виде, конечно, нельзя встречаться с корреспондентом газеты. Еще решит, будто у нас все ученики вот такие… — Директриса повторно осмотрела меня с ног до головы, а потом закончила свою фразу. — Такие неопрятные. Сейчас я что-нибудь придумаю. Из газеты к нам приедут после второго урока. Значит, в запасе еще полтора часа…

Жаба задумалась. Помолчала пару секунд, затем вдруг резко переключилась на пацанов, рявкнув во весь голос:

— А вы чего уставились⁈ Рты приоткрывали. Бегом на урок!

— Так мы Петрова ждем. — Попытался оправдать свое присутствие Макс.

— Чего вы его ждёте? Он вам кто? Новый год, чтоб вы его ждали? — Распсиховалась директриса. Видимо, предстоящее интервью вызывало у нее нехилый мандраж.

— Но Александра Ивановна… — Начал было Строганов.

Серёга, наверное, хотел задвинуть речь о товарищеской поддержке и дружеском плече, которое они готовы мне подставить.

— Я вот тебе, Строганов, сейчас такую Александру Ивановну покажу… — Жаба выкинула руку вперед и помахала указательным пальцем прямо перед Серёгиным носом. — Чтоб вашей компании даже рядом не было, когда из газеты приедут. Ясно? Чтоб даже на десять метров не подходили. Иначе вы мне все испортите. Я вас знаю. Вас вообще нельзя подпускать. Бегом на уроки!

Пацаны насупились, но с директрисой спорить не стали. Правда, когда они уходили, раздался недовольный голос Серёги:

— И чего нас все время крайними делают? Будто в школе больше никого нет. Или другие прям такие молодцы. Вон, на трудовика пусть посмотрит. Тот вообще каждый день…

— Строганов! Я все слышу! — Крикнула ему вслед директриса. Затем она опять переключилась на меня. — Идем, Петров. Надо тебя в порядок привести.

Александра Ивановна крутанулась на месте и рванула в сторону кабинета медсестры. Не знаю, честно говоря, с какой целью. Однако, учитывая, что заведена была Жаба сильно, я решил вопросов больше не задавать. Просто молча двинулся следом.

— Просто как сговорились все сегодня. Честное слово. Такой день важный, ответственный. А они назло мне все делают… Трудовик за каким-то чертом принёс картонную коробку с кирпичами и поставил в коридоре, у дверей своей каморки. Еще уроки не начались, а эту коробку от всей души уже пнули двое пробегающих мимо мальчишек. Сидят в медпункте теперь. Трудовик принял меры, написал на коробке «Тут кирпичи!». Следом, пяти минут не прошло, подписанную коробку пнуло уже трое пробегающих мимо восьмиклассников. Не поверили, идио…

Жаба осеклась, не договорив фразу до конца, и посмотрела на меня. Видимо, поняла, что со своим психозом слегка переборщила, что называть учеников идиотами в присутствии одного из этих идиотов, как бы, не очень педагогично.

— В общем, Алексей. День сегодня важный и он у меня уже пошел не по плану. Если ты подведёшь с этим интервью…

Директриса резко остановилась и посмотрела в мою сторону настолько многозначительно, что у меня зачесалась та часть спины, куда вчера материна выбивалка прилетала. Предчувствие, наверное, сработало. Предчувствие очередных звездюлей.

Я хотел было ответить, что все будет хорошо, что я не подведу, как Жаба внезапно перевела взгляд мне за спину и лицо ее вдруг посветлело. Даже подобие улыбки появилось.

— Ну конечно… — Александра Ивановна всплеснула руками. — Вот, кто нам поможет. Одного тебя домой нельзя отправлять, чтоб ты переоделся. Это — факт, но вот… Деева! Наталья! Ну-ка иди сюда.