Петров, к доске! Книга вторая

Глава 14

— Как думаешь, кто это был? — Спросила Наташка, внимательно изучая носки своих туфель.

Она забралась на старую парту и сидела теперь, свесив не только ноги, но и голову. Настроение у девчонки было удрученное.

— Ты про журналистов? — Спросил я хмуро. Меня тоже совсем не вдохновляло все случившееся и даже, наверное, расстраивало.

Просто… Ерунда какая-то, честное слово. Все события вдруг свернули совсем не в то русло. Желая изменить будущее… Или прошлое… Черт. Желая изменить свое прошлое, которое пока еще является будущим, я словно ухудшаю ситуацию. Вот правда. Уже страшновато лишнее движение сделать.

Такое чувство, чихну не в ту сторону, и вообще какой-нибудь внеочередной Карибский кризис случится. Потому что с каждым моим действием перемены и проблемы становятся все серьёзнее.

— Да, про то, кем являются эти люди. — Задумчиво ответила Наташка, продолжая пялиться на свои туфли.

Чего уж она там увидела, не знаю. В мою сторону девчонка вообще не смотрела, хотя я стоял прямо рядом с ней, опираясь задницей о парту.

Любопытно, как у нас мысли сошлись. В моей голове крутился в данную секунду тот же самый вопрос. Кто это был?

Чисто теоретически, могу дать девяносто восемь процентов из ста, что гости к газете имеют точно такое же отношение, какое я к классической музыке. То есть — никакого. Почему девяносто восемь? Два процента оставлю на ошибку. Хотя, очень, очень вряд ли.

Товарищи, несущие службу в органах, в любых, особенно в серьёзных, имеют определённый, узнаваемый налет невыразительной казенности. Если бы их первым встретил я, а не Жаба, уверен, вот такой дурацкой ситуации с Олегом Петровичем точно не произошло бы. Потому что я сразу понял бы, это не журналисты.

Однако, судьбе было угодно распорядиться, чтоб первым человеком, встретившим загадочных товарищей, была директриса, которая ни о чем, кроме статьи, в тот момент не думала. Ей бы показали Кобзона или Муслима Магомаева, и она бы их хрен узнала, потащила бы тоже в актовый зал, чтоб трижды проклятое интервью состоялось.

Это тот самый вариант, когда человек находится по уши в своих собственных иллюзиях и ничего кроме иллюзий видеть не хочет.

Конечно, мои догадки — всего лишь догадки. Наверняка утверждать не могу. Однако, стоило мне увидеть «журналистов», в голове что-то щелкнуло. Правда, не сразу.

Когда мы коллективно ввалились в актовый зал, сначала была немая сцена. Все по классике. Вот прямо чистый «Ревизор» Гоголя. Только в роли Хлестакова — сразу трое. Трудовик, которого по совершенно непонятной причине приняли за семиклассника, чего, как бы, даже в горячечном бреду представить сложно. И суровые мужчины, которые вообще нисколечко не похожи на работников СМИ. Я понятия не имею, как их можно было перепутать.

Двое товарищей в одинаковых темных костюмах, с четкими стрижками, с холодными взглядами и сурово сжатыми губами молча уставились на Жабу, меня и Дееву. В их глазах не было вообще ничего. Никаких эмоций. Даже удивления из-за резко открывшейся двери или раздражения из-за внезапной помехи. Ни-че-го.

Жаба тоже не издавала ни звука. Но она, в отличие от «журналистов», очень пыталась. Директриса хватала воздух ртом, однако оттуда не вылетало ни слова. Только тихие хрип и свист. Мы с Наташкой тоже молчали по причине юного возраста. Вот именно в данную секунду с нашей стороны это было самое правильное поведение.

Просто картина, повергшая директрису в шок, действительно могла вызывать слова только матерные.

Возле сцены, там, где заканчивались деревянные сиденья, стоял школьный стол. За столом с одной стороны сидели «журналисты». Оба они держали в руках блокноты и ручки. Видимо, что-то записывали. С другой стороны, напротив этих товарищей, расположился Олег Петрович.

Вид трудовик имел важный, солидный. Он как-то даже стал шире в плечах, между прочим. Щеки его раздулись, а нижняя губа вдруг оттопырилась.

Сверху, на обычную одежду Олег Петрович накинул рабочий халат, в котором обычно проводит урок. И вот из кармана халата на нас абсолютно вызывающе смотрело горлышко «Столичной».

Не знаю, увидели гости бутылку или нет. Трудовик именно этим боком и этим карманом сидел к выходу. Но вот директриса точно увидела и оценила. Поэтому у нее, как у той вороны из басни, спёрло дыхание в зобу.

Она пока еще не понимала, что ситуация гораздо хреновее, чем ей кажется, однако несомненно оценила уровень дурости и наглости трудовика. Александра Ивановна решила, будто он порочит ее светлое имя перед журналистами. Но уже от этого Жабу вот-вот мог хватить инсульт.

Что интересно, трудовик настолько вдохновился своей ролью, что появление директрисы осталось им незамеченным. Он эмоционально рассказывал крайне интересную историю, смотрел только вперед, размахивал руками и по-моему был немного пьянее, чем обычно бывало в школе.

— Дорогие мои друзья, чтоб вы понимали, вся Европа нынче пьет лишь ликеры и сухие вина. Остальное — моветон, но вам исключительно повезло, я как раз знаю рецепт удивительного яичного ликера. Пальчики оближите! Рецептура проста: на поллитра водки берется банка сгущенки, пяток яичных желтков, ваниль, сахарная пудра, может и еще что, не помню. Всё тщательно сбивается миксером. Получается очень даже вкусно. А научил меня тот самый товарищ. Да… Помню, как мы первый раз его рецепт опробовали. Для ликера следовало купить двадцать бутылок водки, двадцать банок сгущенки, сотню яиц и ваниль с сахарной пудрой.Трудности с покупкой я опускаю, поверьте было сложно. Дефицит товара на рынке, подставные покупатели…

— Олег Петрович!

Голос директрисы был похож в этот момент на твой сирены. И я не преувеличиваю. Даже «журналистов» проняло. Один из них вздрогнул и дернул рукой, будто собирался перекреститься. Второй выронил блокнот.

Трудовик резко замолчал, медленно повернул голову ко входу. Потом достаточно громко икнул, но скорее с перепугу.

— Ну… В общем-то, я вам тут все приготовил… Вот как раз и Петров ваш…

Олег Петрович сполз со стула и бочком начал двигаться к сцене. Он понимал, выход из актового зала перекрыт директрисой. Единственное место, где можно спрятаться от ее гнева, закрывшись на ключ, это — каморка за сценой.

— Подождите… Как Петров? — Удивился гость, который сидел ближе к нам. — Вы же сказали, Петров это — вы.

— Кто? Я⁈ — Фальшиво удивился трудовик. — Вы что-то путаете, милейший. Я сказал, Петрович. Ох. А вам что же… Другое послышалось. Очень жаль… Очень жаль…

А вот уже дальше началось подробное выяснение ситуации. Правда, о чем директриса говорила с «журналистами» осталось загадкой. Они отвели ее в сторону и что-то тихо втирали около пятнадцати минут. Потом распрощались и покинули актовый зал.

Мы с Наташкой как два дурака топтались возле сцены, вообще не понимая, как лучше поступить. Нас, вроде бы, еще не отпускали и вдруг всё-таки решат опросить. Соответственно, уйти нельзя. Но при этом чувствовали себя абсолютно лишними.

Тем более разговор был очень волнительный. Жаба вернулась к нам с белым лицом и трясущимися губами.

— Быстро. Ко мне. В кабинет. — Сказала она громко.

Настолько громко и таким безапелляционным тоном, что дверь камоки тихо открылась, явив миру половину лица Олега Петровича. Просто тудовик в образовавшуюся щель смотрел одним глазом.

Однако, пойти против начальства он не решился. Поэтому в кабинете директора мы оказались всей компанией.

Теперь же я и Наташка сидели внизу, на первом этаже под лестницей, ожидая, когда закончится следующий прогулянный урок. Правда, прогулянный не по нашей вине.

Нам удалось выскользнуть из кабинета директрисы, но совсем не для того, чтоб отправиться получать знания. Мы рысью побежали за медсестрой, потому что, пока я и Наташка пятились к двери директорского кабинета, у Жабы прихватило сердце. Причём, реально прихватило достаточно сильно. Она покраснела, начала тяжело дышать и держалась за грудь.

— Бегом в медкабинет! — Гаркнул Олег Петрович.– Пусть Алла скорую вызывает и что-нибудь даст… Не знаю… Валидол, корвалол. Что есть.

Самое интересно, всю его придурковатость как рукой сняло. В момент.

Честно говоря, всегда подозревал, что трудовик больше кривляется от нечего делать. Или Жабу специально дразнит. Тоже как вариант. Она иногда бывает слишком невыносима, Олег Петрович ей таким образом мстит. Хотя сегодня он, конечно, превзошел сам себя.

Естественно, мы с Наташкой, вылупив глаза, помчались к медсестре. Та сразу позвонила в неотложку, а потом рванула в директорский кабинет. Мы тоже рванули, хотя совершенно непонятно, зачем. Ни я, ни Наташка помочь Александре Ивановне точно не могли бы. Вернее, я-то мог в некоторых вопросах, но боюсь, не поймут окружающие, откуда Алеша Петров, семиклассник и раздолбай, знает такие вещи.

В большей мере, мы со старостой просто поддались панике, которую демонстрировали и трудовик, и медсестра. Естественно, даже при коллективной нелюбви к директрисе, плохого ей никто не желал.

К счастью, когда забежали обратно в кабинет, оказалось, что все уже в норме. Не было сердечного приступа. Это просто Жабу сильный невроз накрыл.

Медсестра все равно померяла начальству давление, сунула какую-то таблетку под язык и настойчиво хотела отправить в больничку. Однако, оно, это начальство уже пришло в себя и пообещало, что если от него сейчас же не отстанут, то отправлены будут все остальные. На вольные хлеба по статье.

Соответственно, со всеми происходившими перипетиями мы с Деевой пропустили еще один урок.

— Слушай… — Наташка резко подняла голову, уставившись прямо на меня. — Мы ведь товарищи, да?

— Кто? Мы с тобой? — Сильно напрягся я. Начало разговора пугало.

— Да нет! Мы все. Мы, пионеры. Одноклассники. — Девчонку явно посетила какая-то мысль, и не факт, что это безопасно для окружающих. — Мы должны поговорить с Ромовым. Должны предупредить его. Понимаешь? Эти люди… В общем… Мы должны поступить по-товарищески.

Я молча, в изумлении уставился на Дееву. Надо же…Иногда она подает весьма неплохие идеи.