— Петров! Деева! Где вы ходите⁈ С ума сошли⁈ Вас уже ждут!
— Нас? — Удивился я, глядя на директрису, которая неслась по холлу, выпучив глаза.
Причем делала она это одновременно: и неслась, и глаза пу́чила, и громко выкрикивала возмущённые фразы. Отчего лично мне стало даже как-то немножко страшно. Возникло полное ощущение, что у директрисы сейчас, как у мопса, что-нибудь откуда-нибудь выпадет. Кроме того, лицо Жабы, вопреки ее прозвищу, было ядерно красного цвета. Она быстро дышала и по-моему даже хрипела. Я решил расценивать ее состояние как радость от появления самых любимых учеников.
Потому что, если, к примеру, ее красное лицо не признак радости, а приближающийся апокалиптический удар и директрису долбанет инфаркт, это будет очень нехорошо. Кроме меня и Деевой в школьном холле больше никого нет. А я как-то не горю желанием оказывать ей первую помощь. Хотя, конечно, умею.
Мы с Наташкой вообще только вошли в здание и то́лком даже не успели отойти от дверей. Учитывая, что вокруг было тихо и столпотворения детишек не наблюдалось, значит, идёт урок.
— Да не вас! Петров, что ты несешь? Тебя! Тебя, конечно. Зачем им Деева? — Жаба подбежала, схватила меня за руку и потащила в сторону лестницы, которая находилась сразу за углом.
Староста, которую сейчас исключили из списка важных персон, даже пикнуть не успела. Она так и осталась стоять посреди холла с открытым ртом. Видимо, сказать что-то Наташка все-таки хотела, но не кричать же ей в спину директрисы. Тем более, удалялись мы с Александрой Ивановной на максимальной скорости.
— Давай, давай, Петров, не отставай! — Нервно тараторила Жаба. — Там уже двое товарищей из газеты на месте. Я думала, молодых пришлют. Все-таки мы школа, а не горком партии. А нет. Взрослые, солидные, сразу видно с опытом. Сначала по первому этажу ходили, всех расспрашивали. Ко мне не стали подниматься. Хорошо, я их вовремя заметила. Они уже к уборщице нашей прицепились. А та давай им все подряд молоть.
Директриса скакала по лестнице, как молодая и бодрая козочка. Она ухитрялась перепрыгивать сразу через две ступени. Я за ней еле поспевал. Видимо, тот факт, что журналистов из газеты прислали опытных, вдохновлял ее безумно. А с другой стороны, заставлял сильно нервничать.
— Так, Алексей… Ты помнишь, да? Быстренько рассказываешь о самом случае, потом переходишь к главной теме. Мол, всему тебя научила школа. Потому что мы уделяем большое внимание не только урокам, но и делаем акцент на человеческих качествах наших детей.
Директриса по-прежнему крепко сжимала мою руку, словно боялась, стоит ей отпустить конечность и я сразу же сбегу.
Я не сопротивлялся. Решил, это будет опрометчиво и рискованно. На фоне предстоящего интервью у Александры Ивановны явно приключился нервный стресс. Начну брыкаться, она меня с землей сравняет. А потом один черт добьется статьи в газете, но только уже ради светлой памяти Алексея Петрова.
Да и поздно пить боржоми. Сам подписался на встречу с журналистом. Нужно было отказаться, как только зашла речь о газете и статье. Не знаю… Сослаться на какую-нибудь уважительную причину. В конце концов, «Левый берег» — районное печатное издание. Ничего страшного не случилось бы. Теперь-то уже лучше не спорить. Директриса сейчас как форменная маньячка выглядит.
Хотя, между прочим, настроение у меня было отвратное. Точно не для подобных мероприятий. Говорить с журналистом не хотелось вообще. Мои желания в данный момент выглядели кровожадными и противоречащими уголовному кодексу. Мне просто до одури хотелось кого-нибудь придушить. А всему виной… Угадайте, кто? Правильно! Деева.
Вот старосту мне хотелось придушить в первую очередь. Бесит! А вместо этого придется рассказывать о том, как спас ее из-под колес автомобиля. Наивный был. Каюсь. Еще не понимал всей сложности ситуации.
Самое интересное, меньше часа назад мы спокойно разговаривали с Наташкой в моей спальне и наша дружеская беседа не предвещала резкого скачка общей атмосферы в негативную сторону. Казалось бы, ничто не может испортить сложившееся между нами взаимопонимание и общность интересов. Тем более, в столь короткий срок. Хулиганов рядом нет. Дяди Лёни тоже. Илюха в садике. Котов, сидящих на деревьях, просто нужно игнорировать. Короче, не было у Наташки повода, к которому можно прицепиться. Но это же Деева! Я как всегда ее недооценил.
Для начала, моя попытка поговорить с дядей старосты, закончилась провалом, что не могло не огорчать. На месте его не обнаружилось. Закон подлости, чтоб его.
Мы прибежали к Наташке домой, но там вообще никого не было. Я, конечно, в квартиру не заходил, лично не проверял, ждал в подъезде. Мы так договорились. Вернее, так решила Деева.
— Ты, знаешь что… Ты побудь тут. — Заявила она мне, когда мы уже почти стояли перед дверью квартиры. — Дядя, он иногда бывает слегка… как бы это сказать… не в настроении. Давай, я сначала проверю, там он или нет.
— О блин… — Я остановился прямо посреди лестничного пролета, не успев преодолеть его до конца. — А что с ним не так? Он на людей кидается?
— Ну что ты… Скажешь тоже. — Засмеялась Наташка и махнула рукой, поддержав шутку. Типа поддержав…
Просто выглядело ее поведение слегка ненатурально. Я бы даже сказал, староста жалеет о своей излишней говорливости, о том, что завела разговор про отцов и командировки, подтолкнув меня к разыскной деятельности.
Складывалось впечатление, что Наташке вдруг очень перехотелось знакомить меня с дядей. Она, видимо, успокоилась после нашего разговора, который приключился на эмоциях, (на ее, естественно, эмоциях), и теперь размышляла, как бы утащить доверенную директрисой личность обратно в школу. Честно говоря, выглядело это странно.
— Никого нет дома. — Сообщила Деева, вынырнув из квартиры обратно в подъезд.
В глаза мне она старалась не смотреть. Я понял, девчонка врёт. Не понял только, зачем. Это же полное идиотство — сначала сама завела тему, а теперь не знает, как с нее соскочить.
— Ну хорошо. — Осторожно начал я подводить разговор к тому, что в любом случае не собираюсь отказываться от разговора с таинственным родственником Деевой. — Ты говорила, он может быть с…
— Не может! — Рявкнула вдруг Наташка. Причем рявкнула с таким остервенением, будто я силой из нее ценные сведения вымогаю. — То есть… Может. Но мы сейчас туда не пойдем. Я на часы глянула, времени впритык. Если будем шляться, опоздаем. Меня Александра Ивановна просила, чтоб я тебе помогла переодеться. Вернее…
Девчонка стушевалась, понимая, какую глупость только что ляпнула. Имею в виду, про «переодеться». Я же не инвалид. Чего мне помогать? Старосту просто отправили для контроля. Чтоб не опоздал, не ухитрился по дороге куда-нибудь вляпаться. Директриса, видимо, уверена, стоит мне остаться одному, я как бестолковый баран буду метаться по улице и блеять.
— В общем, меня отправили помочь! — Упрямо повторила Деева.
— Вот именно! — В свою очередь начал заводиться я.
Просто все, что сейчас говорила Деева, выглядело невразумительно. Она пыталась оправдать свое резко изменившееся поведение. По настрою старосты я понял, за то время, которое мы шли к ней домой, она успела подумать и решила повременить со всякими дядями. А вот почему? Не понятно.
— Наташа, что за дела? Мы же договорились. — Попытался я воззвать одновременно и к голосу разума, и к совести.
— Ничего не договаривались! — Вытаращилась на меня Деева. — Не было такого!
— Как не было, если буквально меньше получаса назад ты заявила, что про командировку тебе рассказал дядя. Что командировка эта была в Афган. Что…
— Не договаривались мы. — Уперлась староста. — Это ты, как всегда, сам все решил. Схватил меня и потащил.
— Ты сумасшедшая? — Спросил я Дееву с надеждой. Просто наличие сумасшествия у Наташки объяснило бы многое. К примеру, ее неадекватное поведение сейчас. — Кто тебя хватал? Кто тебя тащил? Але! Сама же сказала…
— Не говорила! — Нагло заявила девчонка и уставилась прямо мне в глаза. — И вообще… Знаешь что… Идем в школу. Тебе надо было переодеться, ты переоделся. Все. Отстань.
Деева резко оттолкнула меня с дороги и начала спускаться по порожкам.
— Очуметь… Психованная. Вот и иди, раз тебе так хочется. — Высказался я ей в спину, испытывая сильное, очень сильное желание отвесить старосте пинка.
Так отвесить, чтоб она по этой лестнице кубарем покатилась. Что, блин, за приколы, не пойму? За какие-то десять минут Меркурий стал ретроградным? Луна не в то место зашла? Какие там еще бывают у девочек причины для активизации тараканов в голове.
Сначала сама была не против познакомиться меня с этим дядей, который знает что-то важное, а теперь стала агрессивной и ведет себя как ненормальная. Девочек нельзя бить. Да. Но пинок иногда имеет педагогический характер. Вот сейчас, например.
— А я директрисе скажу, что ты переоделся и отправился уроки прогуливать. — Как ни в чем не бывало крикнула Деева, при этом продолжая топать по ступенькам. Даже не обернулась. — А директриса вызовет родителей. Еще напомню ей про Строганова и сломанную дверь. И расскажу про вчерашнюю драку.
— Ты этого не сделаешь. — Выдохнул я вслед Деевой.
Выдохнул, не потому что пришел в восторг от ее угроз. У меня просто сперло дыхание от злости. От бешенства. То есть она меня ещё и шантажирует. Ну не дрянь тебе?
— Проверим? — Поинтересовалась староста ядовитым голосом.
Ясное дело, проверять я ничего не хотел. Тем более, недолгий опыт моей новой жизни показывает, Деева — отбитая наглухо. Не представляю, почему не замечал этого раньше. Или, как она ухитрялась скрывать свою настоящую натуру. В любом случае, пришлось сжать зубы и топать следом за психичкой.
В общем, именно по данной причине в школу я вернулся, мягко говоря, раздражённым. Если говорить более конкретно, я был в ярости.
— Александра Ивановна, а может, кто-нибудь другой побеседует с журналистами этими? Тем более, сами говорите, взрослые, опытные. Ну что я им скажу? Как Дееву оттолкнул? Тоже мне, подвиг. Никто бы не остался безучастным. А про достоинства нашей школы, про вас лично вполне обширно и содержательно расскажет кто-то из учителей, например. Или из отличников. Вон, Рыкову возьмите. Или ту же Дееву. У них язык отлично подвешен. Да и сами они, можно сказать, стахановцы. Учатся на «пятерки». В кружки всякие ходят. Список Олимпиад начнут перечислять, как раз на полноценную статью хватит.
С моей стороны это была попытка сделать рокировку. И еще — желание пристроить Дееву на пару часов так, чтоб она точно была занята. Просто насчет пустой квартиры она соврала. Это прямо большими буквами было написано у нее на лбу. И глаза. Глаза у девчонки бегали.
Зачем соврала? Не понимаю. Но хотел бы выяснить.
Меня один черт на уроках уже, как бы, нет. Думаю, ничего страшного не случится, если я пропущу и остальные. Было бы очень кстати, занять Наташку интервью с этими журналистами. Пусть вон сидит, о достижениях рассказывает. Директриса будет рядом где-нибудь тереться. В любом случае, обо мне Жаба вспомнит в самую последнюю очередь. Тем более, за будущую статью она переживает, как Попов за радио.
А сам я в этот момент мог бы тихонько смыться из школы и повторно отправиться к Деевой домой. Если до факта ее вранья мне было интересно поговорить с Наташкиным дядей, то теперь хочу того очень сильно. Даже, наверное, считаю необходимым.
— Петров! Не буробь. Им нужен сам герой, а ты опять про Дееву… Заладил…
Директриса, не договорив, резко замолчала, остановилась и повернулась ко мне лицом. Судя по тому, что красный цвет щек сменился на розовый, Жабу отпустил нервный припадок. Видимо, ее осенила гениальная идея, которая превратит будущую статью в эталон журналистики.
— А чего это мы Дееву исключили… — Спросила директриса, глядя мне в глаза.
— Мы? — Снова удивился я, недоумевая, с какого перепуга ко мне лепят всех подряд.
Сначала — Наташку. Мол, нас с ней ждут. Теперь сама Жаба прилепилась. Оказывается это «мы» с ней старосту бросили посреди холла. Не она, а мы! Хотя, я вообще здесь с боку припеку. За меня все решили.
— Конечно. Понятно ведь, Деева тоже должна присутствовать. Так… Петров, ты давай, ступай в актовый зал. Там все уже готово. Трудовик стол притащил, чтоб удобнее было. Я хотела сначала в своем кабинете, но подумала, будет, наверное, слишком вызывающе. В общем, в актовый зал беги. А я Дееву приведу. Она же — непосредственный участник событий. Благодарная жертва ситуации, которая расскажет со своей стороны, как ты ее спас. И, да… Отличная идея, чтоб дальнейший рассказ происходил из уст Натальи. Ей действительно, найдётся, что сказать.
Директриса замолчала. Взгляд ее стал туманным и мечтательным. Видимо, она в этот момент представила, насколько замечательной получится статья, если в ней выскажутся сразу два ученика школы.
— Вы оставили товарищей из газеты с трудовиком наедине? — Осторожно поинтересовался я.
Просто из всей речи Жабы именно данный факт показался мне самым волнительным. Странно, что только мне. Трудовик наш — товарищ с изюминкой.
Наверное, директриса и правда слишком переживает за интервью, раз у нее отключились инстинкт самосохранения и мозг одновременно.
Потому что Александра Ивановна прекрасно знает трудовика. Он в трезвом-то виде способен выдавать удивительные вещи, а если Олег Петрович принял «лекарство» для хорошего настроения, то его вообще может пробить на какие-нибудь истории, и эти истории зачастую отличаются крайне своеобразным юмором. Как в тот раз, с песней Пугачевой. Любит он особо тонко юморить. Директрисе данный факт известен.
— Да… Оставила. Он там стол… Стулья… — Несвязно ответила Жаба, продолжая пялиться мутным взглядом куда-то вдаль. В следующую секунду директриса решительно тряхнула головой и вроде даже стала выглядеть адекватно. — Так! Все. Петров, дуй в актовый зал, я за Деевой.
Александра Ивановна подтолкнула меня в спину, сама шустро рванула вниз. Мы-то с ней уже добрались до четвёртого этажа, где, собственно говоря, находилось нужное помещение, а Наташка пошла к кабинету биологии, чтоб попасть на следующий урок.
Кабинет биологии — на первом этаже, и Александре Ивановне нужно теперь бежать обратно. Учитывая, что ради приезда журналистов из газеты она нацепила туфли на каблуке, задача эта не из простых. Попробуй на «копытах» скакать вверх, а потом снова бежать вниз, чтоб вернуться опять на четвертый этаж. Героическая женщина.
Я посмотрел вслед умчавщейся Жабе, покачал головой и пошел к актовому залу, который уже маячили вдалеке.
— И что⁈ Что, я тебя спрашиваю, случилось с культурой⁈ Ты записывай, записывай…
Голос трудовика услышал, как только оказался рядом с дверьми. Причём, даже из-за закрытых створок звучал он отчетливо и ясно. Получается, Олег Петрович уже перешел к стадии «народного артиста». А еще получается, что представление в самом разгаре.
Ну… Хотя бы про культуру… Обрадовался было я. Однако, радость моя была недолгой.
— А культура пития, скажу тебе, это — одна из самых важных культур. Вот сейчас у нас борьба с пьянством, да? Но разве ж оно нам враг? Ты пойми, человеку необходимо расслабиться после тяжёлой рабочей недели. Прийти домой, налить рюмочку да и хряпнуть. Вот, к примеру, был у меня товарищ, майор КГБ…
Трудовик только успел произнести эту фразу, как в зале послышался грохот, будто кто-то упал или со стула, или вместе со столом. Видимо, три заветные буквы, а вернее, их сочетание, способствовало данному событию.
— Да ты чего? Куда? — Голос Олега Петровича стал обеспокоенным. Но совсем не по той причине, как могло показаться. — Аккуратнее надо. Сядь и пиши. Тебе такого никто не расскажет. Так вот… Товарищ майор… Он служил в Германии и жил в гарнизонном городке. Пять долгих лет томился на немецкой чужбине, скучая по родным березам и жигулевскому пиву. Наконец, товарищ мой, приняв на грудь в два раза больше положенной полулитры шнапса, совершил какой-то секретный подвиг. По слухам, подрался в пабе с местными камрадами. Командование оценило мужественный поступок и наградило его досрочной высылкой из Германии. Но не это главное. История моя не о том. Самым большим достоинством в моем товарище был богатый духовный мир, утонченность вкуса и непревзойденная манера сводить любую светскую беседу к выпивке…
В этот момент я понял, надо что-то делать. Иначе директрису точно удар хватит, когда она узнает, что тут нес трудовик.
Только протянул руку, собираясь толкнуть двери, как Олега Петровича перебил незнакомый мужской голос:
— Все это очень замечательно и интересно. Хотя подобных историй хотелось бы избежать. Петров, что конкретно вы можете сказать о Ромове? Это ведь машина главного инженера авиационного завода едва не задавила девочку?
Вот тут я офигел дважды. Во-первых, с каких это пор трудовик стал счастливым обладателем фамилии Петров? К тому же, даже в горячечном бреду его никак не перепутаешь с семикласником. Получается, серьёзные дяди в костюмах не знают, с кем им надо разговаривать? Вернее, не знают, что Петров — это ученик?
Во-вторых, об отце Никиты они спросили несколько странно для корреспондентов газеты. Манера говорить у невидимого журналиста скорее напоминала ментовской стиль. Типа, что вы можете сказать об убитом, гражданин сосед? Из этого разряда. Конечно, может из двоих сотрудников районного периодического издания тот, который высказался в данный момент, является поклонником жёсткого стиля общения, но, честно говоря, сомневаюсь в правдоподобности подобной версии.