— Привет, Пэтти! Ты ознакомилась утром с доской объявлений? — Кэти Фэйр окликнула Пэтти, нагнав ее на обратной дороге после третьечасовой обзорной лекции.
— Нет, — сказала Пэтти. — Я считаю это плохой привычкой. Там можно увидеть слишком много неприятных вещей.
— Да уж, сегодня определенно есть одна неприятная вещь. Мисс Скеллинг желает, чтобы мы сегодня принесли письменные принадлежности на урок древнеанглийского.
Пэтти остановилась и охнула. — По-моему, совершенно отвратительно устраивать экзамен без всякого предупреждения.
— Не экзамен, а «всего лишь небольшой тест, чтобы проверить ваши знания», — процитировала Кэти.
— Я ничего не знаю, — взвыла Пэтти, — ну просто ничегошеньки.
— Глупости, Пэтти, ты знаешь больше, чем кто-либо другой в группе.
— Блеф… это чистой воды блеф. Я решительно подключаюсь к литературному анализу и дискуссиям общего характера, а она не осознает, что я не знаю ни слова из грамматики.
— У тебя есть два часа. Ты можешь прогулять занятия и повторить предмет.
— Два часа! — с грустью сказала Пэтти. — Мне понадобится два дня. Говорю тебе, я никогда это не учила. Ни один смертный не в состоянии удержать в памяти англо-саксонскую грамматику, и я подумала, что могу пока отложить ее, а перед экзаменом выучить.
— Не хочу показаться черствой, дорогуша, — рассмеялась Кэти, — но скажу, что так тебе и надо.
— О, еще бы, — сказала Пэтти. — Ты не лучше Присциллы. — И она подавленно потащилась домой.
Она обнаружила, что ее подруги повторяют биологию и едят маслины. — Будешь? — спросила Люсиль Картер, которая пользовалась шляпной булавкой в качестве вилки и в данную минуту распоряжалась бутылью.
— Нет, спасибо, — ответила Пэтти тоном человека, который прожил жизнь и жаждет смерти.
— В чем дело? — поинтересовалась Присцилла. — Ты же не хочешь сказать, что эта женщина дала тебе очередную специальную тему?
— Намного хуже! — И Пэтти поведала о своей трагедии.
За этим последовало сочувственное молчание; они понимали, что, возможно, хотя она и не вполне заслуживает участия, тем не менее, ее неизбежная судьба может застать врасплох каждого.
— Ты знаешь, Прис, — печально молвила Пэтти, — что я просто не смогу сдать тест.
— Согласна, — сказала Присцилла успокаивающе, — не думаю, что ты его сдашь.
— Я провалюсь с треском— с полным треском. Мисс Скеллинг больше никогда не будет доверять мне и весь остаток семестра заставит отвечать все темы по грамматике.
— Я считаю, что тебе нужно прогулять занятие, — позволила себе заметить Джорджи, предложив, по ее мнению, самый очевидный способ избежать экзамена.
— Я не могу. За пять минут до обрушившегося на меня удара я встретила в холле мисс Скеллинг, так что она знает, что я жива и в состоянии прийти; кроме того, группа снова соберется завтра утром, и мне придется всю ночь зубрить или пропустить и этот урок.
— А, может, тебе пойти к мисс Скеллинг, откровенно объяснить ситуацию, — предложила добродетельная Люсиль, — и попросить ее отпустить тебя на денек-другой? Она бы тебя еще больше зауважала за этот поступок.
— Только послушайте, что говорит это простодушное дитя! — воскликнула Пэтти. — И что я могу объяснить, позволь узнать? Едва ли я скажу ей, что предпочитаю не учить уроков, когда она их задает, но считаю, что легче вызубрить их одним махом прямо перед экзаменами. Это уж точно позволит мне втереться к ней в доверие!
— Ты сама в этом виновата, — сказала Присцилла.
Пэтти проворчала: — Я ждала, когда ты это скажешь! Ты всегда так делаешь.
— Потому что я всегда права. Куда ты идешь? — Последовал вопрос, поскольку Пэтти направилась к двери.
— Я иду, — отвечала Пэтти, — попросить миссис Ричардс назначить мне новую соседку по комнате, которая будет понимать и ценить меня, а также станет сочувствовать моим несчастьям.
Пэтти в мрачном настроении шла по коридору, углубившись в размышления. Ее путь проходил мимо двери врачебного кабинета, гостеприимно распахнутой. В комнате сидели три-четыре девушки, которые смеялись, разговаривали и ждали своей очереди. Пэтти заглянула внутрь, и лицо ее вдруг озарилось лучезарной улыбкой, в то же мгновение, однако, сменившейся видом неизменного уныния. Она вошла и со вздохом бухнулась в кресло.
— В чем дело, Пэтти? Ты выглядишь так, словно у тебя меланхолия.
Пэтти вяло улыбнулась. — Все не так плохо, — пробормотала она, откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.
— Следующая, — позвала врач, возникшая в дверном проеме. Заметив, однако, Пэтти, она подошла к ней и встряхнула за руку. — Это Пэтти Уайатт? Что с тобой, детка?
Пэтти вздрогнула и открыла глаза. — Ничего, — сказала она, — просто я немного устала.
— Пойдем со мной.
— Сейчас не моя очередь, — возразила Пэтти.
— Не имеет значения, — парировала врач.
Пэтти, прихрамывая, плюхнулась во врачебное кресло.
— Покажи свой язык. М-мм… налет не большой. Пульс вроде бы регулярный, хотя, возможно, несколько лихорадочный. Ты слишком много занимаешься?
— Не думаю, что я занимаюсь больше, чем обычно, — сказала Пэтти правдиво.
— Засиживаешься допоздна?
Пэтти подумала. — На прошлой неделе я два раза ложилась довольно поздно, — призналась она.
— Если вы, девочки, продолжите заниматься по ночам, то мы, врачи, ничего с этим поделать не сможем.
На всякий случай, Пэтти не посчитала нужным объяснять, что дело было в вечеринке, на которой угощали гренками с сыром, поэтому она просто вздохнула и посмотрела в окно.
— У тебя аппетит хороший?
— Да, — произнесла Пэтти тоном, противоречащим сказанному. — Вроде бы, отменный.
— М-мм, — сказала врач.
— Я просто немного утомилась, — продолжала Пэтти, — но, думаю, со мной все будет в порядке, как только я смогу передохнуть. Может быть, мне нужно какое-нибудь тонизирующее средство, — предположила она.
— Лучше тебе один-два дня воздержаться от уроков и как следует отдохнуть.
— О нет, — проговорила Пэтти в явном смятении. — В нашей комнате постоянно так много девочек, что спокойнее будет пойти на занятия; и, кроме того, как раз сейчас я не могу пропускать.
— Отчего же, — настойчиво и подозрительно спросила врач.
— Видите ли, — несколько неохотно ответила Пэтти, — у меня еще куча дел. Мне необходимо вызубрить материал к экзамену и…
Слово «зубрежка» было для врача, словно красная тряпка для быка. — Чепуха! — воскликнула она. — Я знаю, как с тобой поступить. Прямо сейчас ты отправишься в лазарет на несколько дней…
— Ах, доктор! — сказала Пэтти умоляюще, со слезами на глазах, — со мною действительно все в порядке, и я должна сдать этот экзамен.
— Какой это экзамен?
— По древнеанглийскому… Мисс Скеллинг.
— Я сама повидаюсь с мисс Скеллинг, — сказала врач, — и объясню, что ты не сможешь сдать экзамен, пока не выйдешь из лазарета. А теперь, — прибавила она, делая запись в истории болезни Пэтти, — я помещу тебя в палату для выздоравливающих, и в течение нескольких дней мы испробуем лечение покоем, посадим тебя на куриный бульон и эггног[7] и проверим, удастся ли вернуть твой аппетит.
— Благодарю, — покорно сказала Пэтти с видом человека, который перестал бороться с неизбежностью.
— Мне нравится, что ты интересуешься своей учебой, — добавила врач мягко, — но ты всегда должна помнить, моя дорогая, что здоровье — прежде всего.
По возвращении в кабинет Пэтти исполнила импровизированный танец посреди комнаты.
— Что случилось? — воскликнула Присцилла. — Ты что, сошла с ума?
— Нет, только заболела, — сказала Пэтти, пошла в свою спальню и стала бросать вещи в саквояж.
Стоя на пороге, Присцилла изумленно взирала на нее. — Ты собралась в Нью-Йорк? — спросила она.
— Нет, — молвила Пэтти, — в лазарет.
— Пэтти Уайатт, ты жалкая маленькая лицемерка!
— Вовсе нет, — весело сказала Пэтти. — Я туда не просилась, но врач просто на этом настояла. Я сказала ей, что у меня экзамен, но она сказала, что это не важно, — здоровье должно быть на первом месте.
— А что в этой бутылке? — поинтересовалась Присцилла.
— Это для моего аппетита, — отвечала Пэтти, расплывшись в улыбке, — доктор надеется его улучшить. Я не хотела ее разочаровывать, но я не слишком верю, что ей удастся это сделать. — Она бросила в свой саквояж грамматику древнеанглийского языка и экземпляр «Беовульфа».[8]
— Тебе не разрешат заниматься, — заметила Присцилла.
— Я не стану спрашивать у них разрешения, — сказала Пэтти. — До встречи. Передай девочкам, чтобы они иногда заходили и навещали меня в моем принудительном уединении. Время посещения — с пяти до шести. — Она снова просунула голову в дверь. — Если кто-нибудь пожелает прислать мне фиалки, то, думаю, они могли бы меня подбодрить.
На следующий день Джорджи и Присцилла пожаловали в лазарет, где в дверях их встретила суровая фигура старшей сестры. — Я проверю, не спит ли мисс Уайатт, — сказала она неуверенно, — но боюсь, что вы ее растревожите, ибо она должна пребывать в полном покое.
— О нет, мы ей не повредим, — возразила Джорджи и обе девушки вошли на цыпочках вслед за сестрой.
Палата для выздоравливающих была просторной, хорошо проветриваемой комнатой, отделанной белым и зеленым цветом; здесь стояли четыре или пять кроватей, каждая из которых была обнесена медными опорами с прикрепленными к ним занавесками. Пэтти, опираясь на подушки, занимала одну из угловых кроватей возле окна, волосы ее взъерошено падали на лицо; подле нее стоял столик, заставленный цветами и стаканами с лекарством. Эти тщательно продуманные атрибуты болезни вызвали в воображении посетительниц кратковременную иллюзию. Присцилла подбежала к кровати и упала на колени подле своей беспомощной соседки по комнате.
— Пэтти, милая, — позвала она с беспокойством, — как ты себя чувствуешь?
Лицо Пэтти озарилось ангельской улыбкой. — Сегодня я смогла немного поесть, — сказала она.
— Пэтти, ты ужасная плутовка! Кто принес тебе эти фиалки? «С любовью, от леди Клары Вере де Вере» — эта святая первокурсница! — а ты до последней капли стащила весь спирт, который бедняжка считала своим. А от кого эти розы? Мисс Скеллинг! Пэтти, тебе должно быть стыдно.
Пэтти имела приличие слегка покраснеть. — Я была несколько смущена, — призналась она, — однако, поразмыслив о том, как бы она сожалела, если бы выяснила, как мало я знала, и как она обрадуется, обнаружив, сколько я знаю теперь, совесть моя успокоилась.
— А ты занимаешься? — спросила Джорджи.
— Не то слово! — Приподняв угол подушки, Пэтти продемонстрировала голубую книгу. — Еще два дня, и я буду главным экспертом в Америке по древнеанглийским корням.
— Как тебе это удается?
— О, — сказала Пэтти, — когда начинается тихий час, я ложусь и закрываю глаза, они начинают ходить на цыпочках, смотрят на меня, шепчут: «Она уснула» и задергивают занавески вокруг кровати; а я достаю книгу и добрых два часа занимаюсь неправильными глаголами, когда же они приходят посмотреть на меня, я продолжаю спать. Они совершенно поражены тем, как много я сплю. Я слышала, как сиделка сказала врачу, что ей кажется, будто я не спала целый месяц. А хуже всего, — прибавила она, — что я и впрямь устала, верите вы в это или нет, и я бы с великим удовольствием здесь побыла и поспала весь день, не будь я такой чудовищно сознательной в отношении древней грамматики.
— Бедняжка Пэтти! — засмеялась Джорджи. — В следующий раз она будет налагать обязательство не только на саму себя, но и на весь колледж.
В пятницу утром Пэтти вернулась в большой мир.
— Как дела с древнеанглийским? — поинтересовалась Присцилла.
— Отлично, спасибо. Пришлось зубрить, но, кажется, я знаю эту грамматику наизусть, от предисловия до алфавитного указателя.
— Ты вернулась к остальным своим занятиям. По-твоему, это того стоило?
— Поживем — увидим, — рассмеялась Пэтти.
Она постучала в дверь к мисс Скеллинг и после первых любезных приветствий изложила свое дело. — Я бы хотела, если это удобно, сдать экзамен, который я пропустила.
— Вы расположены сдать его сегодня?
— Я гораздо более расположена сдать его сегодня, чем это было во вторник.
Мисс Скеллинг доброжелательно улыбнулась. — Мисс Уайатт, Вы славно потрудились по древнеанглийскому в этом семестре, и я не стала бы просить Вас сдавать экзамен вовсе, если бы считала, что это честно по отношению ко всей группе.
— Честно по отношению ко всей группе? — Пэтти выглядела несколько озадаченной, она не рассматривала вопрос под таким аспектом; по лицу ее медленно разлился румянец. Поколебавшись мгновение, она нерешительно поднялась. — Раз уж дошло до этого, мисс Скеллинг, — созналась она, — боюсь, что с моей стороны было бы не слишком честно по отношению ко всей группе сдавать экзамен.
Мисс Скеллинг не поняла. — Но, мисс Уайатт, — возразила она заинтригованно, — это было не сложно. Я уверена, что Вы бы его сдали.
Пэтти улыбнулась. — Уверена, что так оно и было бы, мисс Скеллинг. Я не думаю, что Вы могли задать мне вопрос, на который бы я не ответила. Но дело в том, что все это я выучила, начиная со вторника. Доктор чуточку обманывалась — абсолютно естественно, учитывая обстоятельства — когда посылала меня в лазарет, и я провела там время в учебе.
— Но, мисс Уайатт, это очень необычно. Я не знаю, как Вас оценить, — пролепетала мисс Скеллинг, оказавшаяся в затруднительном положении.
— О, поставьте мне «ноль», — бодро сказала Пэтти. — Это не имеет никакого значения: я так много знаю, что сдам материал на выпускных экзаменах. До свидания, простите, что потревожила Вас. — И закрыв за собой дверь, она задумчиво повернула к дому.
— Это того стоило? — спросила Присцилла.
Пэтти засмеялась и едва слышно пробормотала:
«Король французский как-то раз на холм взойти решился;
Он холм тот с войском покорил и тут же вниз спустился.»[9]
— Ты о чем? — поинтересовалась Присцилла.
— О древнеанглийском, — сказала Пэтти, усаживаясь за стол и принимаясь за уроки, пропущенные ею за три дня.