Глава 17

Я плохо помню, как добиралась до дома. Все было словно в тумане, от пережитого меня колотила крупная дрожь, а из глаз катились слезы. Войдя в квартиру, разделась и рухнула на постель. Сон сморил моментально, но длился не долго. В три часа ночи я проснулась, да так до самого рассвета и промучилась, а в семь утра, когда задребезжал дверной звонок, я уже была умыта, одета и готова к путешествию. Подхватив сумку, мысленно пожелала себе удачи и решительно распахнула входную дверь.

Сурен опять был в черном, но вместо давнишнего костюма на нем были черные джинсы и черная куртка с черной же футболкой. Не говоря ни слова, он взял у меня сумку и направился к лифту. У меня тоже не было особого желания вступать в разговор, поэтому я молча пошла следом.

Около подъезда стояла светлая «Нива», чему я искренне подивилась. По моим представлениям такие люди, как Армен, должны передвигаться исключительно на огромных, похожих на черные катафалки, джипах. Хотя, может сам Армен и ездил именно на таком, а вот мелкие сошки, вроде охранников, довольствовались отечественными машинами. А может нам выделили эту потрепанную «Ниву» в целях конспирации, что б, значит, не бросались в глаза и не привлекали ненужного внимания.

За рулем сидел тощий парень с длинным костистым лицом, очень напоминающим лошадиную морду. Когда мы вышли из подъезда, он как смотрел куда-то в бок, так и продолжал смотреть, даже головы не повернул. Сурен кинул сумку на заднее сидение, кивком предложил мне устраиваться там же, а сам сел рядом с водителем. Мотор тихо заурчал, «Нива» медленно вырулила со двора и понеслась по улицам.

Погода в тот день вполне соответствовала моему паршивому настроению: с неба сеял противный мелкий дождь. Тяжелые свинцовые тучи затянули все небо и без перерыва поливали город струями холодной воды. Тучи висели так низко, что казалось, еще немного, и они начнут цепляться за крыши домов. Дождь разгонял и без того редких прохожих, заставляя их рысью преодолевать открытое пространство и резво нырять в ближайшую открытую дверь. Порывистый ветер сердито трепал листву деревьев, придавая им неопрятный, взъерошенный вид. Казалось, что на дворе не середина лета, а глубокая осень.

В машине было прохладно. Я поплотнее запахнула куртку, приткнулась в уголке, закрыла глаза и задремала. Несколько раз просыпалась, смотрела на серую пелену дождя за стеклом и снова засыпала. В очередной раз проснулась от того, что в щеку жарко припекало солнце. В салоне было душно, и я завозилась в своем углу, стаскивая куртку.

― Ты проспала всю дорогу, ― сухо сказал Сурен.

Головы при этом он не повернул и продолжал смотреть прямо перед собой.

― Устала, ― равнодушно бросила я, ни мало не заботясь о вежливости. В конце концов, меня отправили в эту поездку не по моей воле, назвать этих ребят приятными попутчиками не мог бы даже самый невзыскательный человек, поэтому я посчитала, что поддерживать светский разговор не обязана.

Освободившись от куртки, я почувствовала себя значительно лучше, и ко мне вернулось хорошее настроение. Устроившись поудобнее, стала смотреть, как за стеклом быстро проносились умытые обильным дождем луга, мелькали перелески с листвой неестественно зеленого цвета, появлялись и снова исчезали разноцветные крыши дачных домиков. В другое время я от всей души наслаждалась бы этим пасторальным пейзажем и получала бы от поездки огромное удовольствие. В данном же случае, ни сама поездка, ни спутники мне не нравились, но так как выбора не было, то ничего другого не оставалось, как относиться ко всему философски.

― Скоро Ольговка, ― снова подал голос Сурен.

Я посчитала его слова информацией к размышлению и потому промолчала. Подождав немного и сообразив, что ответа не будет, Сурен счел нужным пояснить:

― Нужно узнать, где тут раньше была усадьба. Спрашивать будешь ты.

Эмоции в его голосе отсутствовали полностью, голос звучал ровно и индифферентно.

Он оказался прав. Скоро за окном замелькали первые домишки, и мы въехали в Ольговку. Дома были старые, сложенные из толстых, потемневших от времени и непогоды бревен. Резные голубые наличники на окнах и ставни с прорезями в виде сердечек придавали им патриархальный вид. Около каждой калитки стояла лавочка, но людей видно не было. Наконец, на обочине мы приметили тощую черно-белую корову, рядом с ней мужичка в кирзовых сапогах, ватнике и, не смотря на жару, в пестрой вязаной шапочке.

«Нива» затормозила около него, я опустила стекло и сказала:

― Добрый день!

― Добрый! ― охотно откликнулся мужичок, с интересом разглядывая нашу компанию.

― Здесь в округе когда-то была усадьба. Не подскажете, как нам ее найти?

― Графские развалины? Так это там! ― он махнул рукой в сторону леса. Через луг здесь совсем рядом будет, только вы на машине не проедете.

― А другая дорога есть?

― Тогда по шоссейке, но это подальше будет.

― Очень далеко?

― Километров десять. Поезжайте прямо, там справа просека будет и два белых столба. Туда, значит, и сворачивайте. Да вы не заплутаете, их, эти столбы, сразу видать.

Покончив с объяснениями, он потерял интерес к разговору, повернулся к нам спиной и стал смотреть в другую сторону.

Я старательно вглядывалась в проносящиеся за окном деревья, стараясь не пропустить съезд и белые столбы, и все равно проглядела. Правда, моей вины здесь не было. Я ожидала увидеть что-то монументальное, а его там и в помине не было. Все давно развалилось, и остались лишь основания, правда, довольно высокие и действительно сложенные из белого камня, тут мужик не соврал. Я не сразу сообразила, что это то самое место, которое нам нужно, поэтому мы и проскочили мимо. Пришлось давать задний ход и возвращаться назад.

Машина осторожно съехала с асфальта на мягкую грунтовую дорогу и запрыгала на ухабах. На самом деле то, что мужик из Ольговки назвал просекой, раньше было прямой и широкой подъездной аллеей, ныне заросшей травой и производящей впечатление совершенно заброшенной.

Вдоль нее когда-то давно были высажена липы, за многие годы они вымахали в могучие деревья и теперь двумя ровными рядами стояли по сторонам, смыкая ветви где-то высоко над головой и отбрасывая вниз прохладную зеленую тень.

«Лошадиная морда» вел машину очень осторожно, опасаясь скрытых травой ям и валунов. Но, как ни медленно мы продвигались, утомительная дорога осталась в конце концов позади и перед нами возник въезд в усадьбу. Вернее то, что осталось от некогда нарядного парадного въезда.

От ажурных ворот сохранилась только одна створка, да и та была смята и покорежена так, будто в нее на полном ходу врезался груженый самосвал. Однако, покосившиеся и покрытые многочисленными, как после интенсивного артобстрела, выщерблинами, фигурные каменные столбы, до сих пор венчали каменные львы с грозно поднятыми лапами и развевающимися гривами. Давным-давно их водрузили сюда, что б они охраняли усадьбу и приветствовали гостей, и они продолжали честно нести свою службу. Правда, вид теперь у них был довольно потрепанный и совсем не грозный: у одного льва отсутствовала голова, у другого не хватало лапы.

«Нива» медленно миновала ворота, въехала на заросший травой двор, который раньше считался парадным, и остановилась рядом с могучим дубом. Сурен первым выскочил из машины и тут же стал названивать по сотовому телефону. Говорил он на непонятном мне языке, но было ясно, что звонит он Армену и докладывает о благополучном прибытии на место. Я тоже вышла из машины, разминая затекшие от долгой дороги ноги, и с интересом оглядываясь вокруг. Все-таки это было мое родовое гнездо, хоть я и узнала о нем лишь несколько дней назад.

В центре двора, на высоком цоколе, возвышался двухэтажный главный дом, построенный из белого камня и, наверное, много лет назад выглядевший очень красиво. Даже сейчас, без крыши, с обвалившимися перекрытиями и выломанными оконными рамами, он радовал взгляд изяществом форм и выверенными пропорциями. К парадной двери, в настоящее время отсутствующей, с двух сторон изящными полукружьями поднималась широкая каменная лестница.

По бокам главного здания, соединяясь с ним декоративными арками, стояли одноэтажные флигели, а длинные корпуса, видимо служебного назначения, замыкали двор с двух сторон. Все строения пребывали в плачевном состоянии, и не исчезли с лица земли до сих пор только потому, что стены были сложены из массивных блоков.

Я медленно подошла к дому, на минуту замерла у основания лестницы и стала осторожно подниматься наверх. Пологие ступени услужливо стелились под ноги, и вдруг показалось, что я уже бывала здесь раньше и много раз поднималась по ним. Остановившись у высокого дверного проема, осторожно заглянула внутрь, но ничего, кроме битого кирпича и штукатурки, присыпанных нанесенной сюда за многие годы землей, не увидела. Разочарованная, я перевела взгляд на побитые ненастьем стены и в глаза бросились чудом сохранившиеся куски лепнины и остатки каменных печных труб со следами сажи внутри. На фоне всеобщей разрухи они выглядели особенно трогательно, я смотрела на них и думала о людях, когда-то здесь живущих. Они ходили по этим залам, вечерами сидели возле каминов, горевали, радовались, мечтали, разочаровывались, в общем, жили. А потом им пришлось уехать! Покинуть все, что было привычно и дорого, и уехать! Я ничего не знала об этих людях, даже фотографий их никогда не видела, но на меня вдруг напала тоска. В памяти всплыли строки из стихотворения Анненского:

Дом ― руины… Тины, тины, что в прудах…

Что утрат-то!.. Брат на брата...

Что обид!

Прах и гнилость...

Накренилось... А стоит...

Чье жилище? Пепелище?..

Угол чей?

Мертвой нищей логовище без печей...

Голос Сурена вырвал меня из печальных раздумий:

― Иди сюда! Еще многое нужно осмотреть!

Я неохотно повернулась спиной к дому и стала медленно спускаться. Сурен ждал меня внизу с непроницаемым выражением лица и лопатой на плече. Как только я ступила на землю, он, не говоря ни слова, решительно двинулся вдоль фасада в направлении арки и скоро скрылся из виду. Я покорно поплелась следом, костеря последними словами и его самого и его лопату, как вдруг замерла, заинтересованная тем, что увидела. Похоже, раньше эти проходы по верху были украшены деревянной балюстрадой, остатки которой сохранились до сих пор. Я наклонилась и принялась энергично шарить в траве. Земля здесь была неровная, сплошь какие-то ямы да груды мусора, поросшие травой. Я выбрала самую перспективную, с моей точки зрения, кучу и принялась вырывать сорняки. Это помогло мало, тогда я сбегала к дому, притащила обломок толстой доски и стала с упоением ковырять землю. В результате, удалось нарыть несколько довольно крупных мраморных обломков. Правда, чтобы их найти, пришлось порядком попыхтеть, но я не жалела о затраченных усилиях. Судя по форме, это были осколки вазонов, которые когда-то украшали балюстраду. Я уселась на землю и попыталась сложить вместе найденные фрагменты, но из них только два подходили друг к другу, остальные, наверное, принадлежали другим вазонам. Увлеченная своим занятием, я совсем забыла про Сурена, поэтому, когда рядом с мраморными осколками возникли кожаные мужские туфли, вздрогнула.

Удивительное дело, он не стал орать, даже голоса не повысил, просто спросил:

― Чем ты тут занята?

― Вазоны собираю, ― ляпнула я.

― Потом. Сейчас не время, ― невозмутимо сказал Сурен. ― Нужно работать.

Я с неохотой оторвалась от своего увлекательного занятия и понуро потащилась за ним.

Но, моя хандра мигом испарилась, как только я шагнула из-под арки. Совершенно неожиданно я оказалась на зеленом, залитом солнцем луг, какие можно увидеть только на картинах, да на глянцевых фото в дорогих журналах. Густо расцвеченный золотыми головками полевых цветов, он полого спускался к озеру необыкновенно правильной овальной формы. Скорее всего, оно было искусственного происхождения, раньше такие часто рыли в усадьбах для украшения ландшафта. По обеим сторонам луга высились деревья старинного парка, а возле самой воды белели развалины какого-то строения.

Сурена вся эта красота интересовала мало. Он целенаправленно шагал к развалинам. Ну, что ж, все правильно! Человек приехал сюда по делу и не намерен попусту тратить время. Поминутно спотыкаясь о невидимые в высокой траве кочки и обломки кирпича, я поплелась следом, а когда, преодолев все препятствия, наконец, добралась до строения, Сурен уже деловито лазил по камням. Нужно сказать, что сохранилось оно неплохо. Если не считать отсутствующей крыши, давно исчезнувших окон и дверей, то его состояние можно было бы признать вполне сносным. Здание было небольшим, одноэтажным, а вокруг окон до сих пор сохранились лепные гирлянды.

― Нужно здесь все быстро осмотреть и решить, откуда начнем поиски, ― сказал Сурен.

― Хорошо, ― согласно кивнула я. ― Ты босс, как скажешь, так и будет.

Занятый разглядыванием здания, он не обратил внимания на мою реплику.

― Как думаешь, что тут было?

― Трудно сказать, ― задумчиво протянула я. ― Может чайный домик, может павильон. В то время было принято, знаешь ли, украшать парк различными строениями.

― Меня это интересует только с точки зрения полученного задания, ― сухо сказал он. ― Могли здесь спрятать клад?

― Могли! ― легко согласилась я. ― Вполне могли! Отчего ж не спрятать? Постройка каменная, солидная, вон какие толстые стены. И дом рядом. Вполне могли!

Напарник подозрительно покосился на меня, проверяя, не издеваюсь ли я, ответом ему был кристально честный взгляд.

― Хорошо, пошли дальше, ― кивнул он, посчитав осмотр данного места законченным.

Сурен огляделся, что-то прикинул в уме, и решительно двинулся вдоль берега. Я тоскливо смотрела ему в след и ничего, кроме высоких деревьев, не углядела. Не знаю, что он хотел найти в этих зарослях, но останавливать его не стала. Человек получил задание, которое стремится выполнить, как можно лучше, и не дело мешать ему. У меня не было ни малейшего желания карабкаться по грудам кирпича, но так как моего согласия никто не спрашивал, то я горестно вздохнула и затрусила следом.

Как оказалось, нюх не подвел Сурена. Среди вековых лип, скрытая от постороннего взгляда разросшимся парком, стояла маленькая церковка. Как и усадебный дом, она подверглась сильным разрушениям. Кровля на куполах отсутствовала, и их барабаны сверкали ребрами металлических перекрытий, кресты и колокола сорваны, стекол в окнах давно не было. Я не специалист, но церковь показалась мне очень древней, при взгляде на нее в голове рождались мысли об Иване Грозном, опричниках, боярах.

Я медленно пошла вдоль стены, заглядывая в низкие, украшенные каменными наличниками и забранные ажурными решетками окошки. Что касается моего напарника, то он подошел к двери, подергал ее, а когда она не поддалась, пробормотал:

― Потом вернемся! Здесь тоже нужно будет посмотреть.

Оставив дверь в покое, Сурен, не теряя не минуты, развернулся и бодро зашагал через луг к видневшимся на противоположной стороне деревьям. Казалось, он не замечал, ни буераков, ни ям на своем пути, просто двигался кратчайшим путем к намеченной цели. Меня же все эти метания из стороны в сторону уже прилично утомили, и я тащилась сзади из последних сил.

Мы миновали луг и углубились в парк, который здесь был совсем иным, чем около церкви. Могучие деревья росли на значительном расстоянии друг от друга, подлесок отсутствовал, и оттого возникало впечатление необыкновенного простора и света. От левого крыла дома через парк шла широкая аллея, заканчивающаяся мостом, перекинутым через речку, соединявшую большое озеро перед домом с маленьким в лесу. Однако, то озеро я обнаружила значительно позднее, а сейчас передо мной тянулась липовая аллея, которая спускалась к речке и терялась в густом лесу на ее противоположном берегу. От моста, поставленного на массивные каменные опоры, остался только настил, который был сделан из больших листов металла и потому не пострадал. А вот перила давно исчезли и проемы между каменными столбами опасно зияли пустотой.

В этой части парка мы обнаружили миниатюрную постройку, производящую странное впечатление своими маленькими размерами и глухими, без единого окна, стенами. Крыша у нее отсутствовала, но стены выдержали напор времени и две пары ионических колонн по-прежнему поддерживали крутой фронтон.

― Это еще что за трансформаторная будка? ― побурчал Сурен, с сомнением разглядывая необычное строение.

Я смущенно пожала плечами:

― Не знаю, может, опять какой парковый павильон.

Удовлетворенный таким объяснением, он энергично кивнул и двинулся к домику. Дверь здесь сохранилась по той же причине, что и в церкви: была отлита из металла, и снять такую тяжесть с петель никому не удалось. За долгие годы у основания скопился приличный слой земли, петли заржавели, и без инструмента открыть ее было невозможно. Сурен немного повозился, понял, что ему с ней не справиться и отошел, бросив мне через плечо:

― Возвращаемся!

Мне уже порядком надоела эта манера общения, я начинала себя чувствовать псом, которому хозяин время от времени подает отрывистые команды. Но высказать свои претензии можно было только в спину Сурену, обогнать его и стать с ним лицом к лицу, сил уже не было. Посчитав, что такой способ ведения разговора очень унизительным для себя, решила отложить выяснение отношений до лучших времен.

Наш шофер по-прежнему сидел в машине, но теперь он не пялился вдаль, а слушал радио, врубив его на полную мощность.

― Роман, хватит бездельничать! ― сердито сказал наш босс. ― Выгружай вещи, готовь быстро что-нибудь пожрать и пошли работать. Мы сюда не отдыхать приехали.

Парень стал нехотя вытаскивать из багажника сумки и свертки и яростно швырять их на траву. Было видно, что занятие ему не по нраву, но противоречить Сурену он не решается. Вообще, всей своей тощей фигурой и повадками он очень напоминал уличную шпану и совершенно не подходил в напарники такому обстоятельному человеку, как Сурен. Но, с другой стороны, я тоже не очень ему подходила, так что говорить здесь было не о чем.

Решив, что мужчины прекрасно справятся и без меня, я уселась под деревом, прислонилась спиной к шершавому стволу и закрыла глаза. Сквозь листву пробивались тонкие лучики солнца и приятно щекотали лицо, где-то рядом в траве густым басом гудел шмель, пахло теплой землей и свежесорванной травой. Незаметно для себя я задремала и была сильно раздосадована, когда из этого приятного состояния меня вывел жесткий голос Сурена:

― Иди есть! Сейчас быстро перекусим и за работу.

Поели мы действительно быстро. Во-первых, потому, что здорово проголодались, а во-вторых, потому, что там и есть то особенно было нечего. Консервы, хлеб, чашка теплого кофе из термоса-вот и вся еда. Посчитав, что с завтраком покончено, Сурен принялся распаковывать тюки. Он оказался очень хозяйственным человеком и привез с собой груду всякого барахла, начиная с пластиковых тарелок и заканчивая израильским автоматом «Узи». Воспользовавшись тем, что мужчины заняты делом и на меня внимания не обращают, я подхватила свою сумку и шмыгнула в ближайшие кусты. Проломившись сквозь густые заросли, нашла уютную полянку и, убедившись, что со стороны машины меня не разглядеть, стала быстро переодеваться. Дело в том, что собираясь утром в дорогу, я несколько погорячилась и напялила джинсы, хлопковую майку, мужскую байковую рубашку, поверх всего этого натянула толстый свитер, а сверху еще и куртку накинула. Холодным утром, когда за окном сыпал мерзкий дождь мне, мерзлячке по натуре, это казалось вполне разумным. Решила, что погода испортилась надолго и такой наряд будет вполне уместен для вылазки на природу, тем более, что собиралась ночевать под открытым небом. И правда, в начале, пока было холодно, я чувствовала себя очень комфортно, но потом, когда погода разгулялась, мне пришлось очень несладко. Куртку-то удалось снять еще в машине, а вот скинуть свитер с байковой рубашкой и остаться только в майке, я в присутствии своих спутников не решилась. Дело в том, что у майки был такой нахальный вырез, и она так плотно облегала мою далеко не маленькую грудь, что искушать судьбу и демонстрировать народу свои прелести было рискованно. Я буквально варилась в своем многослойном наряде, когда, упакованная как капуста, таскалась следом за Суреном по холмам и зарослям усадьбы. Пот противными ручьями тек по спине, майка и рубашка промокли насквозь, ноги в джинсовых штанинах отекли и страшно болели. Я казалась себе грязной и противной, ужасно хотелось вымыться, а потом надеть все чистое и, главное, легкое.

И вот теперь я с облегчением стаскивала одну одежку за другой, чувствуя, как жизнь возвращается ко мне с каждой снятой вещью. Извлекла из сумки широкую старую футболку и облачилась в нее, джинсы сменила на шорты до колен, волосы спрятала под бейсболку, только переобуваться не стала, решив, что в кроссовках ходить среди кирпичей и старых досок с ржавыми гвоздями сподручнее, чем в открытых сандалиях.

Когда я появилась в своем новом наряде, Сурен сидел на корточках перед большой коробкой и сосредоточенно копался в ней. Он только на минуту оторвался от своего занятия, бросил в мою сторону короткий взгляд и снова уткнулся носом в коробку. Роман стоял рядом с ним и, по своему обыкновению, ничего не делал. Он, в отличие от Сурена, вниманием меня не обошел, смерил долгим взглядом и протяжно свистнул:

― Какие ножки! Убиться и не жить! Что ж ты их раньше прятала?

Я молча швырнула сумку под дерево и сухо спросила, всем своим видом демонстрируя, что обращаюсь исключительно к боссу:

― Ну, что мы идем копать?

Тот не оторвал взгляда от коробки, не повернул головы, просто буркнул:

― Уже идем. Бери лопату.

На Романа мое пренебрежение впечатления не произвело, и он продолжал откровенно пялиться на оголенные коленки. Вдоволь наглядевшись, он паскудно ухмыльнулся и пропел:

― Какая суровая куколка!

― Пошел к черту! ― равнодушно бросила я, даже не посмотрев в его сторону.

― Ты гля! Она не только красивая, она еще и говорящая кукла! ― ухмыльнулся он.

― Да, и знаю много таких слов, которые тебе вряд ли понравятся!

― Кончайте базарить! Работать пора! ― пресек Сурен зарождающийся скандал.

Загрузка...