Пистолет с музыкой. Амнезия Творца

Глава 26

Я прошел за заграждения вместе с Кэтрин, ни разу не показав своей лицензии и не ответив на вопросы, на которые у меня не было ответа. Нескольких слов дежурящему у двери номера инквизитору хватило, чтобы нас пропустили внутрь. Клуб оказался местом, где вы могли взять напрокат любой инвентарь: кожаные штуки, цепи и так далее, – с хорошо изолированными помещениями, чтобы без помех пользоваться всем этим при условии, что все останутся живы, чему помогали электронные предохранители. Так и было до сих пор, но инквизитор у двери дал нам понять, что Челесте Стенхант с этим не повезло.

Я вошел в номер следом за Кэтрин. Она сделала только один или два шага, потом резко повернулась, прижав руки ко рту, и выбежала, оставив меня наедине с грудой того, что раньше называлось Челестой Стенхант. Я наступил в кровь прежде, чем успел опомниться.

Кто-то начал с нижней половины ее тела, что было бы еще ничего, остановись он на этом. Кто-то не пожалел усилий. Это звучит грубо, но по-другому я назвать это не могу. Одежды на ней не было, но мне пришлось напрячь память, чтобы вспомнить, как она выглядела раздетой, ибо то, что лежало передо мной, не имело с этим ни малейшего сходства.

Я стоял, глядя и думая, и не чувствуя пока ничего, и тут до меня дошло. Меня не стошнило, как Кэтрин, – эту стадию я прошел много лет назад, – но меня прошибло по-другому. Я начал всхлипывать в рукав, впервые за много лет. Это быстро прошло, но я продолжал чувствовать себя ребенком, которого нужно умыть и вытереть. Я больше не мог смотреть на труп. Я вышел из двери и прислонился к стене. Я зажмурился, но картина все стояла у меня перед глазами.

Мои усилия собраться были прерваны знакомым голосом. Этого я не ожидал.

– Это подстроено, – сказал Моргенлендер.

Я открыл глаза. Он разговаривал с Кэтрин и инквизитором у двери.

– Можно считать, что она забыла включить предохранитель, но я в это не верю.

Это был все тот же Моргенлендер с большой головой и змеиным языком, и я не сомневался, что, увидев меня, он скажет что-нибудь обидное, но по-своему я был рад видеть его. Его нельзя было назвать красавцем, но как инквизитор он был неплох. Если Корнфельд отображал роботизованное будущее Отдела, Моргенлендер мог олицетворять прошлое – человеческое лицо, в котором больше нет нужды.

– Заполняйте рапорт, – сказал инквизитор, пустивший нас в номер.

– Идите вы, – сказал Моргенлендер. – Меня здесь не было.

– Ясно, – ответил инквизитор.

В номер толпой прошла группа понятых. Я пожелал им удачи. Когда они убрались, Моргенлендер заметил меня и неприязненно сморщился.

– Глазам своим не верю, – сказал он. – Как муха на мед. Как ты сюда попал?

– Привет, Моргенлендер. – Мне не хотелось объясняться.

– Я удивлен, что ты еще разгуливаешь, Меткалф. Разве я снял мало кармы?

– Спасибо, достаточно. Я думал, вас сняли с этого дела?

– Дело закрыто. Ступай домой, Меткалф. Не глупи.

– Дело было закрыто, – возразил я. – Энгьюин не убивал еще и Челесту Стенхант.

Моргенлендер так и замер в своем мятом костюме, уставившись на меня, как будто я не сказал совершенно очевидной вещи. Он подвигал челюстью, будто проверял языком небо.

Потом поправил рукав так же, как делал это у меня в офисе при нашей первой встрече.

– О’кей, Меткалф. Пошли, поговорим немного. Телепромптер, проводи своего приятеля вниз. Поделюсь с ним некоторыми соображениями. Посмотрим, продырявят ли они его насквозь или только вырвут куски.

Мы спустились. Первым шел Моргенлендер, проталкиваясь сквозь толпившихся там инквизиторов, – набычившись, руки в карманы, На улице было тише. Часть машин уехала, и улицу открыли для движения. Одна мигалка продолжала вращаться, и, когда Моргенлендер повернулся к нам, его лицо напоминало вспыхивающую и гаснущую красную маску Думаю, вид у меня был не самый лучший – этот эффект оказывал на меня гипнотическое действие. Я даже не сразу понял, что он говорит мне.

– Челеста дважды пыталась связаться со мной, – говорил он. – Не оставила даже чертовой записки. Козлы из Отдела сказали мне об этом только час назад, как раз когда ее искромсали. – Он вздохнул. – Я же говорил им, чтобы они следили за ней. Чертов Корнфельд.

– Вчера ночью она сказала мне, что боится, – сказал я. – Она не верила в то, что убийца – Энгьюин. Вот что она сказала бы вам, если бы смогла.

– Когда у нее была такая возможность, она говорила мне совсем другое.

– С тех пор она передумала.

Он пожевал немного, потом сплюнул на асфальт.

– Вот чертово дело.

– Дело закрыто, – сказал я. Хоть раз я сказал это первым.

– Где Корнфиг? – повернулся он к Кэтрин.

– Я не знаю.

– Он знает, что ты разгуливаешь с этим любителем? – Он ткнул пальцем мне в грудь, чуть не продырявив насквозь. – Последний раз, когда я с ним общался, он хотел твою задницу, Меткалф.

– Мы сегодня вроде как прячемся от него, – сказала Кэтрин.

– Удачи, – фыркнул Моргенлендер. – И помните, что у стен есть глаза. Корнфельдовы глаза. – Он махнул рукой в сторону двух инквизиторов у входа в клуб. – Он держит весь залив у себя в кармане. Черт, я даже не знаю, зачем говорю вам все это. – Он хохотнул. – Вы ведь тоже часть этой проблемы. Ладно. Я уезжаю. Когда-нибудь я или кто-то еще пришпилит твоего маленького дружка к стене. Одному мне это не под силу Он утопил меня в дезинформации.

Я молча слушал.

– Вы все усложняете, Моргенлендер, – вступилась Кэтрин. – Стоит ли удивляться болезненной реакции? Вы нервировали всех Все можно было сделать куда спокойнее.

– Идите к черту, Телепромптер. Энгьюина топили, и не его первого. Надо же мне было что-то с этим делать.

Кэтрин состроила гримасу.

– Идите писать рапорт, Моргенлендер. И можете сколько угодно делать вид, будто понимаете, что происходит.

Кто-то выключил огни. Я оглянулся. Машин на улице стало заметно меньше. Бригада наверху будет работать с телом и номером всю ночь, но остальные разъезжались кто по домам, кто снова на дежурство. За ночь нужно перекачать пару сотен единиц кармы, или твоя работа никуда не годится.

Телепромптер и Моргенлендер продолжали стоять в темноте, глядя друг на друга. Мне показалось, что разговор зашел в тупик. Лично я предпочел бы, отправиться домой и принять понюшку, но мне все продолжало казаться, что стоит попытаться выведать у Моргенлендера еще что-нибудь, пока есть шанс.

– Вам не приходилось слышать фамилию Фонеблюм? – спросил я. – Я имею в виду, не от меня. – Я надеялся, что он все-таки ответит. – Видите ли, моя работа в последнее время состоит исключительно в созерцании того, как при упоминании этого имени люди испуганно замолкают или бьют меня под дых.

– Что ты хочешь на этот раз? – невесело усмехнулся Моргенлендер.

Я не ответил.

– Ладно, убирайся с глаз моих. – Он повернулся и торопливо пошел прочь.

Не знаю зачем, но я посмотрел на землю: даже в темноте я увидел кровавые отпечатки его ног на мостовой. Я не стал проверять, но и так знал, что такие же остаются и за мной.

Мы с Кэтрин вернулись в машину и молча сели на ставшие уже привычными места. Наверное, нам стоило поехать куда-нибудь, знать бы только куда. Радио все бормотало, Кэтрин протянула руку и выключила его.

Когда она заговорила снова, я услышал, что ее голос дрожит. Бойня наверху встряхнула ее, и ее удобная версия уже не казалась такой удобной.

– Кто ее убил? – спросила она тихо.

Звучало так, словно она решила попробовать поверить мне: вдруг это заставит ее почувствовать себя лучше, чем от версии Корнфельда.

“А кто не убивал?” – чуть не взорвался я. Однако это был не самый умный ответ, и я промолчал.

Когда я начинал работать, у меня была глупая идея насчет того, что моя работа – искать отдельных виновных в массе невинных людей. На деле же это оказалось, скорее, поиском одного или двух невинных с тем, чтобы защитить их от массы негодяев. Мне не удалось защитить Ортона Энгьюина, а теперь вот – и Челесту Стенхант. Обидно, когда ты узнаешь, что человеку можно доверять, только после того, как его разделали на части в звуконепроницаемой комнате секс-клуба.

– Фонеблюмов кенгуру искал ее пару часов назад, – сообщил я Кэтрин. Я старался сосредоточиться только на сути дела, оставляя за скобками ту жестокость убийства, что сводила меня с ума от ярости. – Кстати, с ним был и доктор Тестафер. Правда, не похоже, что это дело рук доктора.

– Это похоже на дело рук маньяка.

– Может, это Барри Гринлиф убил ее? – выдвинул я идиотское предположение. – Вчера днем я был совершенно уверен в том, что Челеста его мать.

– Вы любили ее? – спросила она так же тихо. Я повернулся, но она не смотрела на меня.

– С чего вы это взяли?

– Так написано в вашем досье.

– Мне казалось, что мое досье изъяли.

– Я добилась, чтобы мне дали допуск.

Я позволил себе улыбнуться. Я знал теперь: то, что я ощущал в воздухе между нами, не просто плод моего воображения. Я так и не знал, что мне делать с этим, просто я получил подтверждение.

– Досье не совсем точно, – сказал я. – Мы виделись дважды. В первый раз я был пьян, а во второй раз она лгала. Кажется, я ударил ее раз. Это все.

Кэтрин пробормотала что-то, словно понимала, почему кто-то должен бить Челесту или почему мне нужно бить кого-то.

– А вы с Корнфельдом? – собственно говоря, это был не вопрос, но я все же оставил на конце вопросительный знак. – Моргенлендер назвал его вашим дружком.

Теперь настал ее черед улыбаться про себя. Мне показалось, что она получила такое же доказательство, как я только что.

– Он хотел этого, – ответила она. – Но нет.

– Хотел? – переспросил я. – Он что, сдался?

– Хочет до сих пор. – Она вздохнула.

– Значит, отчасти из-за этого он так старается усложнить мне жизнь, так?

– Возможно.

Я рассмеялся. Если бы Корнфельд знал мой нынешний сексуальный статус, он бы посмеялся вместе со мной. Думаю, что этого в моем досье не было. Кэтрин сидела и слушала, и, если что-то и показалось ей забавным, она оставила это при себе.

В конце концов я заткнулся, и в машине стало тихо. Мы оба сидели, глядя в ветровое стекло, только я смотрел не на улицу, а на отражение Кэтрин, и, когда я встретился с ней взглядом, понял, что она тоже смотрит на мое отражение. А потом мы уже держались за руки. Вот так все и было: только что мы просто сидели, и вот мы уже держимся за руки. Я мог бы сказать, что чувствовал себя как школьник, только школьником я никогда не делал ничего подобного. Я чувствовал себя кем-то, кто занимался этим в школьном возрасте, а теперь ему напомнили об этом. Я даже покраснел и разнервничался, как черт знает кто.

Мы держались за руки, пока наши ладони не вспотели. Я сообразил, что следующий шаг положено делать мне. Она не знала, что у меня отсутствуют нервные окончания для того, что ожидается, а я не хотел говорить ей об этом.

– Поехали куда-нибудь, – предложил я. – К тебе?

– У меня плохо, – ответила она. – Поехали к тебе домой.

Я удивленно посмотрел на нее.

– Разве Корнфельд не оставил кого-нибудь дежурить там?

– Оставил, – сказала она. – Меня.