Письма к жене

52. 26 мая 1834 г. Петербург

Благодарю тебя, мой ангел, за добрую весть о зубке Машином. Теперь надеюсь, что и остальные прорежутся безопасно. Теперь за Сашкою дело. Что ты путаешь, говоря: о себе не пишу, потому что не интересно.[314] Лучше бы ты о себе писала, чем о S., о которой забираешь в голову всякий вздор[315] — на смех всем честным людям и полиции, которая читает наши письма.[316] Ты спрашиваешь, что я делаю. Ничего путного, мой ангел. Однако дома сижу до 4 часов и работаю. В свете не бываю; от фрака отвык; в клобе провожу вечера. Книги из Парижа приехали,[317] и моя библиотека растёт и теснится. К нам в П.<етер>Б.<ург> приехал Ventriloque,^а[318]’⁵[319] который смешил меня до слёз; мне право жаль, что ты его не услышишь. Хлопоты по имению меня бесят; с твоего позволения, надобно будет, кажется, выдти мне в отставку и со вздохом сложить камер-юнкерский мундир, который так приятно льстил моему честолюбию и в котором, к сожалению, не успел я пощеголять. Ты молода, но ты уже мать семейства, и я уверен, что тебе не труднее будет исполнить долг доброй матери, как исполняешь ты долг честной и доброй жены. Зависимость и расстройство в хозяйстве ужасны в семействе; и никакие успехи тщеславия не могут вознаградить спокойствия и довольства. Вот тебе и мораль. Ты зовёшь меня к себе прежде августа. Рад бы в рай, да грехи не пускают. Ты разве думаешь, что свинский Петербург не гадок мне? что мне весело в нём жить между пасквилями и доносами? Ты спрашиваешь меня о Петре? идёт помаленьку; скопляю матерьялы — привожу в порядок — и вдруг вылью медный памятник, который нельзя будет перетаскивать с одного конца города на другой, с площади на площадь, из переулка в переулок.[320]

Вчера видел я Сперанского, Карамзиных, Жуковского, Вельгорского, Вяземского — все тебе кланяются. Тётка меня всё балует — для моего рождения прислала мне корзину с дынями, с земляникой, клубникой — так что боюсь поносом встретить 36-ой год бурной моей жизни. Сегодня еду к ней с твоим письмом. Покамест прощай, мой друг. У меня желчь, так извини мои сердитые письма. Цалую вас и благословляю.

Деньги шлю на имя Дм.<итрия> Н.<иколаевича>.

Адрес:Натальи Николаевне Пушкиной.

В Калуге на Полотняный Завод.

Автограф: ИРЛИ, № 1513.

Почтовые штемпеля: «С.-Петербург. 29 маия 1834» и «Калуга июня 5 1834».

Впервые: ВЕ, 1878, март, с. 13—14. Акад., XV, № 947.

Основанием для датировки данного письма служит то, что в нём ничего не говорится о представлении Пушкина в. к. Елене Павловне, а в следующем письме к H. Н. Пушкиной, от 3 июня поэт пишет: «В прошлое воскресение представлялся я к вел.<икой> княгине». Воскресенье, о котором идёт речь, приходилось в 1834 г. на 27 мая (о том, что Пушкин считал это событие заслуживающим внимания, свидетельствует его запись в дневнике, где также указан день представления — 27 мая, см.: Акад., XII, с. 330). Кроме того, в письме от 3 июня Пушкин пишет, что «девятый день» не имеет известий от жены, т. е. письмо от Натальи Николаевны было получено им 26 мая, в день его рождения, и естественно, что поэт сразу на него ответил. Вероятно, и подарок от Е. И. Загряжской ко дню рождения Пушкина был прислан в самый день 26 мая, о чём поэт сразу же написал жене. Письмо могло случайно не попасть в тот же день на почту, отсюда и поздняя дата почтового штемпеля.