План по захвату профессора

ГЛАВА 12

Заседание кафедры и день рождения бабы Гали — это единственные мероприятия, способные собрать весь профессорско-преподавательский состав в одном месте в одно время. В этом году, как собственно и во все предыдущие, эти два события наложились друг на друга. Точнее, наложила их, так сказать, виновница обоих событий. Галина Васильевна, любительница кафедральных аншлагов, знала, что даже если какая-то паршивая овца осмелится пренебречь собранием, то вот на ее именины точно явится все стадо. Нужно понимать, что эта метафора не от злости и чувства превосходства. Эти сравнения grandma использовала исключительно в библейском контексте. Баба Галя пересчитала агнецов своих (да, по головам, а как еще?) и прищурилась. Кого-то не хватало.

Дверь со стуком распахнулась и слегка праздный (читай не слегка пьяный, но это его обычное состояние) доцент Евстигнеев ввалился в аудиторию. Он подобострастно преклонил колени перед заведующей и двинулся к ней ползком с букетом цветов.

— Утром — деньги, вечером — стулья! — остановила его на полпути баба Галя. — Так что вставай, Антон Михалыч. Занимай свое место. Лобызания и одарки после официальной части.

— Вас понял, — поддато икнул Евстигнеев и, потеснив коллег, сел рядом с Нагорным.

От доцента действительно пахло праздником, произведенным на безызвестном армянском ликеро-водочном заводе. Видимо, юбилей заведующей был отмечен в его личном календаре красным цветом.

— Андрей Евгеньевич, вы знаете, что я вас уважаю?

— Пока я знаю только то, что вы уважаете паршивый армянский коньяк с тремя звездами. Хотя, судя по амбре, я бы не удостоил его и одной…

Евстигнеев восхищенно и по-собачьи преданно заглянул в глаза Нагорному.

— Вот это класс! Теперь я уважаю вас еще больше, профессор. Определить по запаху количество звезд — вот это мощь.

— Умерьте пыл, коллега. Количество звезд я определил по этикетке на бутылке, торчащей из кармана вашего пиджака.

Антон Михалыч расхохотался, икнул и следом закашлялся.

Андрей оказал ему посильную помощь, влив в него одну пятую трехзвездочного. Доцент благодарно икнул и подпер щеку левой рукой. Пару минут он сидел молча, но потом терпение покинуло его: он прихватил свои, как выразилась баба Галя, одарки и пошел к имениннице. Заведующая решила, что с таким легче выпить, чем объяснять отказ, щедро хлебнула из евстигнеевской бутылки, занюхала подаренным букетом и призвала всех вернуться на свои места. Да, день рождения, но заседание само себя не начнет. Однако агнецы уже расслабились и решили самовольно перейти от еще даже не начавшейся официальной части к фуршету. Помогал им в этом Евстигнеев со своей бездонной бутылкой коньяка. Три звезды (и даже полное отсутствие «звездатости» по оценке Нагорного) всех устраивали.

Галина Васильевна с трудом распихала всех агнецов по местам, отправила Евстигнеева на заклание и, наконец, перешла к повестке дня.

Через положенные два часа она, по старой доброй традиции, кончила, и началась торжественная часть.

Нагорный вида для подержал в руках стопку, поздравляя заведующую. Ему быстро наскучило местное общество: трезвому находиться в пьяной компании совсем не комильфо. К тому же, хотя ему было нелегко себе в этом признаться, он не мог думать ни о чем другом, кроме таинственной незнакомки. Несмотря на то, что с их последней встречи прошло уже больше недели, он не терял надежд на новое свидание. Их трехминутное общение на темной лестнице музея современного искусства его раззадорило, и теперь он очень хотел реабилитироваться самым грязным способом. Только где ее искать…

Андрей перевел взгляд на именинницу: баба Галя была непривычно тиха.

Она монотонно кивала головой, слушая поздравительные речи, и постоянно поглядывала на экран своего старенького телефона.

После очередного тоста за столом начались обычные разговоры про тех, кого сегодня с нами нет: ушедших на вечный покой (читай умерших), ушедших на временный покой (читай пенсионеров), ушедших на временный непокой (читай декретниц) и ушедших в безвременный запой (читай доцента Евстигнеева). Обсуждение последнего — одна из самых популярных тем у кафедральных дам.

— Антоша опять ни петь, ни плясать.

— Он пришел в таком состоянии.

— Господи, а какой был мальчик хороший! Я как вспомню его защиту, у меня сердце замирает. Мы все им любовались, гордились, что он с нашей кафедры, что наш выпускник, — пожилая женщина поправила шейный платок. — Ему такое будущее прочили… А сейчас, ну, посмотрите на него.

Евстигнеев сидел на другой стороне стола и делал вид, что слушает нотации дотошного профессора Ярчука. Старик давно был на пенсии, но каждый год приходил поздравить Галину Васильевну с днем рождения. Молодой мужчина сонно, медленно моргал, рискую уснуть, как говорится, лицом в оливье. Неожиданно он повернулся к дамам, посмотрел на них долгим, не мигающим взглядом, а затем вышел из кабинета.

— Красивый мужик, — лаборант кафедры высказала вслух мысли всех трех сплетниц.

— Так взялась бы: вытащила из этого болота, закодировала, приголубила. Я б взялась. Если бы не мой семидесятилетний юбилей через два месяца. И дед. Тоже мой.

Пожилые преподавательницы рассмеялась, а лаборант серьезно ответила:

— Я не потяну. Я уверена, что он того стоит, но я не ломовая лошадь, я точно не потяну.

Галина Васильевна не принимала участие в этом разговоре. Когда часть коллектива удалилась в курилку, она и вовсе ушла в свой кабинет. Андрей пошел следом.

Баба Галя стояла у окна, широко расставив ноги в старых смешных ботинках. Когда-то эта поза вызывала ужас у студентов: так все узнавали, что она не в духе. Только в те времена вместо сношенных на одну сторону ботинок были модные туфли на высоких каблуках. Муж-членкор, имевший связи, доставал ей модную одежду и духи "L'Air du Temps". Все и все вокруг нее пахли этим ароматом. Пятнадцать лучших, славных лет кафедры, когда был собран костяк коллектива, написаны основополагающие монографии, изданы учебники, которые актуальны до сих пор, выпущены самые лучшие ученики, защищались эталонные диссертации… Все эти пятнадцать лет пахли "L'Air du Temps". Вот уж действительно, дух времени*.

В пять часов вечера город уже окутывала тьма. На фоне темного окна остро выделялись покатые плечи пожилой женщины и высокий начес на седых поредевших волосах. Топорщились края шали, дрожала на неощутимом сквозняке одинокая, выбившаяся из прически прядь. Нагорный ощутил жалостливое сочувствие к ее одиночеству и старости. Он любил в себе эту сентиментальность и нисколько ее не стеснялся.

— Галина Васильевна, у вас что-то случилось?

Заведующая вздрогнула, но не повернулась.

— Это личное.

Андрей занял свое любимое место под книжными полками и сложил руки на груди, намекая, что время у него есть.

— Жду, когда один близкий человек поздравит. Жду и боюсь, что про меня забыли.

— Позвонит. Обязательно позвонит, — уверенно сказал Андрей и старушка благодарно кивнула. — Я хотел с вами поговорить насчет моей ассистентки…

Баба Галя повернулась, опустила очки на кончик носа, всматриваясь в лицо профессора.

— Ох, Андрей, была бы моя воля, я бы ее… Охотница за мужиками, вот она кто! Прошу тебя, не ввязывайся в эту классическую историю учителя и ученицы…

Старушку прервала трель сотового.

— Алло? Да, хорошая моя, — она сильнее прижимала телефон к уху, вслушиваясь, боясь пропустить даже одно слово. — Спасибо! Спасибо тебе!

Баба Галя потеряла всякий интерес к Андрею, и он молча вышел из кабинета, решив поехать домой. Настроение после разговора стало совсем не праздничное. Такие нелестные комментарии от Галины Васильевны пробудили в нем еще больший интерес к личности некой Марии Владимировны. Кажется, надо все-таки ее наказать, как и обещал. А то пригрозил, розгой помахал, а по факту ничего не сделал.

В коридоре ему попался уже совсем нетвердо стоящий на ногах Евстигнеев. Нагорный, проявив дружескую чуткость и человеческое сострадание, загрузил его в свою машину и довез до дома. Точнее до студенческого общежития, где обитал доцент.

На крыльце общаги щебетала группка студентов. Евстигнеев икнул, оживился и слишком резво для своей кондиции выпрыгнул из машины. Точнее выпрыгнул он только в своем воображении. А в суровой (то бишь трезвой) реальности он вывалился на свежий снежок как мешок колхозной картошки. Андрей вздохнул и, проклиная свое обостренное чувство солидарности, вышел помочь коллеге. В человеке на земле студенты не опознали молодого преподавателя, а вот со стоявшим на своих двоих Нагорным поздоровались.

— Так, М-михайленк-к-о, — заорал Евстигнеев, тыча пальцев в кого-то на крыльце. — Т-ты мне когд-д-да реферат сдашь?!

Михайленко наиграно шлепнул себя ладонью по лбу.

— Антон Михайлович, простите вы мне этот реферат, бога ради! Ну, хотите я вас до комнаты донесу? Или за бутылкой прямо сейчас сбегаю? Или пива вам утром принесу?

Евстигнеев, приосанившись в руках удерживающего его Андрея, выдержал минуту, имитируя раздумья.

— Угов-ворил, бутылка и заб-были!

— Антон Михалыч, уверен? Завтра будешь жалеть об этой минуте слабости, — мягко осадил его Нагорный и обернулся к студентам. — А вы идите по своим делам. Куда вы, кстати, так дружно собрались?

Пока доцент икал и думал, думал и икал, Андрей Евгеньевич успел рассмотреть ребят и понял, что здесь присутствует большая часть третьего курса.

— Да, к-куда? — сказал максимально строгим тоном Евстигнеев и тут же добавил. — Возьмите н-нас.

— Там, куда мы идем, не наливают, — выкрикнул кто-то смелый, и все рассмеялась.

— В театр мы идем, — староста поправила лямки рюкзака.

— Похвально. Но с чего бы?

Современные студенты не были склонны к консолидации на добровольной основе. И этот факт привлек внимание Нагорного.

— М-михайленко, отвеч-чай Анд-дрею Евгеньч-чу! — неожиданно взбодрился доцент и чуть не выпал из рук Андрея.

Студенты переглядывались и прятали глаза.

— М-михайленко, я тебе прощ-щу реферат! Гов-вори!

— Мы… С Марией Владимировной, — сдался парень и получил недобрый взгляд от старосты.

Исключительно благодаря стальной выдержке и крепко сжатым челюстям Нагорный смог не выдать победный рык. Попалась, лиса!

— Хотите с нами, Андрей Евгеньевич?

Староста спросила исключительно из вежливости. До начала спектакля был еще час, и в планах у группы было зайти по дороге в недорогую кафешку. Кажется, все студенты одновременно представили Нагорного в его кашемировом пальто и костюме с запонками, поедающего пирожки с одноразовых бумажных тарелок и запивающего той слабо окрашенной жидкостью, что звалась там чаем и стоила двадцать два рубля.

Девушка попыталась взять свои слова назад.

— Хотя вам, наверное, некогда… Да и мы торопимся. Сначала собирались в кафе зайти, и только потом… Кафе тут такое, студенческое, там… Дешево и…

Девушка говорила все тише и невнятнее, чувствуя, как от ироничного взгляда профессора ее щеки покрываются румянцем.

— В кафе пиво продают? — неожиданно спросил Нагорный.

— И разливное, и бутылочное, — закивали студенты.

— Я с вами прогуляюсь. Купим любезному Антону Михайловичу утреннюю дозу антидота. Михайленко, проводите, пожалуйста, его до комнаты. И не зачета ради, а мужской солидарности для.

Несмотря на то, что до кафе было всего два квартала, Нагорный успел по дороге выяснить все, что его интересовало. Оказывается, ассистентка работала и, нельзя не признать, работала усердно и с энтузиазмом. Нет, конечно, он понимал, что как-то она взаимодействует с группой. Но предположить, что девяносто процентов семинаров проходят внеаудиторно, по сути, на базах практик, он не мог. Музеи, театры, выставочные центры, галереи, фонды, лаборатории, архивы… Мария Владимировна дала ребятам выбор, и они его сделали. Как могли самостоятельно штудировали учебники, а во время семинаров ходили на экскурсии к потенциальным работодателям. Он и сам придерживался такого подхода: те, кому надо, возьмут от педагога все. А у тех, кто "высиживает" диплом, развить интерес с профессии ни один дидактический фокус не поможет. Молодец, лиса!

Но наказать ее все-таки надо. Для проформы. И просто потому, что хочется.

— Я одобряю то, как ассистент проводит семинары. Но она не уведомляет меня о их форме, времени и местах проведения. Как раз сегодня у меня есть желание поприсутствовать на вашем внеаудиторном занятии. Признаюсь, у меня были другие планы… Но Антон Михайлович, ввиду своего плачевного состояния, лишил меня компании на вечер… Так, какой театр? И во сколько спектакль?

Староста мялась. Нагорный молча ждал. Едва заметная полуулыбка и вежливое выражение лица всегда давали нужный эффект. Девушка сдалась.

— Малый театр, на Полунина. В семь начало.

Как только Нагорный попрощался и сделал пару шагов в сторону пешеходного перехода, в чате группы уже появились предупреждающие записи, обращенные к Марии Владимировне.

К моменту, когда он подъехал к центральному входу Малого театра, ассистентка уже сделала свой ход.

* L'Air du Temps — духи дома Nina Ricci, популярные в СССР в 60-70-е года. С французского переводится как «Дух времени».