ГЛАВА 6

Вечер изначально складывался не так, как планировали сестры Петровы. Во-первых, Маше пришлось задержаться на работе. Во-вторых, Женя по дороге пробила колесо. В общем, с трудом добрались и пропустили первую лекцию, едва успев к началу второй.

Оказалось, что декан Вавилов сегодня отсутствует, а вместо него выступает Андрей Евгеньевич. Женя разочаровалась и вернулась к машине, чтобы заменить колесо.

Из-за того, что лекция не была запланирована, Андрей импровизировал. К тому же это импонировало его лихому настроению. Он честно признался, что сейчас будет экспромт о случаях в этнографических экспедициях.

Андрей Евгеньевич, как назло, сегодня был по-особенному хорош. Зал дрожал от смеха полтора часа. Маша чувствовала совершенно не подходящее к ее ситуации чувство гордости. Это не ее мужчина блестяще держал две сотни человек в напряжении, не ее мужчина позволял себе смелые, но органичные для экспромта шутки, не ее мужчина очаровательно улыбался, вызывая ответную улыбку всего зала. Особенно женской части. Но она испытывала именно гордость, а не ревность. И от этого становилось еще тоскливее. Он нагло игнорировал ее в университете, забыл о своем обещание, данном на прошлом лектории, но не стал из-за этого менее привлекательным в физическом плане. Мужчина как раз закончил очередную шутку и, не сдержавшись, расхохотался сам: он очень заразительно смеялся, откинув голову назад. Маша завороженно следила за каждым его движением, забывая дышать. Черта с два она хочет с ним обсуждать историю этнографии и всех женщин-этнографов вместе взятых. Она — женщина. И она хочет совсем другого…

За столом организаторов сидела Сонечка, которая даже не подозревала о том, что в зале сидит ее конкурентка.

Женщина нисколько не скрывала свое ликование, когда зал взрывался смехом после очередной байки Андрея. Ее поза, полуоборот к публике, едва заметное одобрительное покачивание головой будто бы говорили: «Этот монолог мы писали вместе». Она выглядела собственницей, она вопила: «Он мой!».

Все это вместе взятое стало катализатором к тому, что в семье Петровым называлось «Машу понесло». Она так сильно хотела иметь к профессору хоть какое-то отношение, что практически убедила себя в том, что имеет на это право. Сегодня, именно и непременно сегодня, она должна хоть как- то соприкоснуться со своим идолом. Возможно, когда-нибудь Сонечка Ермолова получит на него исключительное право, а сегодня Маша хотела хотя бы на время стать его правообладателем.


Андрей закончил последнюю, довольно вольготную байку про сеновал и одного студента старших курсов (умолчав, что это был декан Вавилов А.Е. в молодости), и попросил зал, наконец-то, отпустить его. Он периодически поглядывал на третий ряд, ища девушку, которая на прошлой лекции задавала ему вопросы. Она внимательно слушала его, глядя прямо в глаза, но практически не улыбалась. Если бы не реакция остальной публики, он решил бы, что теряет хватку. Но, видимо, девушка просто задумалась.

Во время перерыва его отвлекли коллеги. Еще Сонечка эта, где он так нагрешил? Женщина подошла к нему впритык, сделав довольно интимный жест: прислонила подбородок к его плечу.

— Ты сегодня прекрасен!

— Голосок твой так хорош, очень сладко ты поешь, — задумчиво проговорил Андрей, ища глазами девушку из третьего ряда.

— Я вообще сладкая, — улыбнулась Соня, пытаясь заглянуть ему в глаза.

— Приторная, — сухо прокомментировал Нагорный.

Он повернулся к широкой арке, выходящей в коридор, и, наконец, нашел свою цель. Девушка стояла у стеклянной стены и задумчиво разглядывала поток машин на оживленной городской улице.

— В прошлый раз я не смог вас найти. А мне так хотелось обсудить ваши вопросы, — Андрей замер за спиной Маши.

— Давайте обсудим.

— Для начала как вас зовут?

— Мариам, — неожиданно выдала Маша и покраснела.

Она никогда так не представлялась. Кажется, на уровне подсознания она уже понимала, что не сможет остановиться и пыталась спрятаться за «чужим» именем. К счастью, в тусклых отблесках уличных фонарей не было видно ее пунцовых щек.

— Меня зовут Андрей…

— Я знаю, — перебила она. — Тут шумно. Пойдемте… Ну, не знаю. В то крыло.

Девушка махнула рукой в сторону длинного коридора, конец которого черной точкой уходил в зимний сад. Он пожал плечами, показывая, что не против прогуляться. Во время перерывов слушатели заполоняли рекреации и холлы: становилось людно и шумно.

Маша уже поняла, что именно сейчас она сделает то, о чем может потом пожалеть. Она с детства знала это ощущение. Появляется мысль, затем перерастает в намерение, при этом отказаться ты уже не в силах, но чувствуешь, как начинает колоть где-то за ребрами в предчувствии наказания. Страшно и сладко. Пусть ее выходка ни к чему не приведет, но она хотя бы удовлетворит свой интерес. Что если Сонечка Ермолова, на радость сплетницам из ректората, покорит сердце профессора? Тогда Маша уже никогда не осмелится сделать то, чего так давно хочет. Она до дрожи в коленях, до шума в голове желает узнать его как мужчину: как он целуется, как пахнет его кожа, как ласкают его руки…

И даже если он сейчас встречается с этой Сонечкой, Маша все равно его хочет. И ей нет никого дела до его морального облика. Она сделает то, что хочет, и они оба будут с этим жить.

Они проходили мимо кабинета, стеклянные двери которого черным квадратом маячили Марии: эй, сюда, здесь никого нет. Так всегда бывало, когда Машу несло. Она начинала во всем видеть знаки, символы, расшифровать которые могла только она сама. Эта личная семиотика не раз заставляла Мариам совершать немыслимые поступки.

Девушка остановилась, вынудив остановиться и Андрея. Профессор как раз рассуждал о методологических аспектах недавно увидевшего свет зарубежного учебного пособия по полевой этнографии.

Маша нерешительно дотронулась до его руки и заглянула в глаза, ища хоть какой-то знак. Мужчина замолчал и с непониманием следил за ней, ожидая объяснений. Очертя голову, она толкнула спиной дверь и потянула профессора за собой.

В помещении царил полумрак. Девушка видела только общие очертания предметов. Кажется, где-то сбоку от нее стоит стол. Там, чуть дальше, офисные шкафы, стулья.

— И зачем мы сюда пришли? — полушепотом спросил Андрей.

Мария втянула тонкими ноздрями воздух, утопая в легком аромате мужского парфюма. Она сделала это откровенно, без попытки скрыть свое желание буквально надышаться им. Пахло озоном, дождем, лесом, прохладой. И неожиданно клубникой. А, может быть, ей показалось.

Как же она боялась, что он сейчас очнется, передумает, уйдет! Маша, привстав на носочки, уткнулась носом в мужскую шею, прижалась губами к теплой коже. От свежего запаха приятно кружилась голова, и все вокруг плыло.

В этот момент мир вокруг перестал для нее существовать. Где-то в зале шумели аплодисменты, в коридоре стучали чьи-то каблучки, за окном выла автомобильная сирена. Всего этого Маша не слышала: в голове была глухая, давящая тишина, будто она вынырнула из воды. Хотя по ощущениям она, наоборот, только что спрыгнула с моста. Девушка провела кончиком носа по его шеи, едва коснулась мочки уха, обвела подбородок, подбираясь к главному.

Андрей слегка отклонил голову, прислушиваясь и к звукам извне, и к сбивчивому дыханию девушки. В паху приятно заныло, откликаясь на незамысловатые ласки. Хотя скорее возбуждали спонтанность, незакрытая дверь и неизведанное женское тело рядом.

От нее пахло мятой, вишней, летними вечерами. Легкостью, безрассудством. Но эта легкость была кажущейся. Андрей всем телом чувствовал, как ее трясет.

И сдается, что не от возбуждения. Девушка нервно втянула в себя воздух, выдавая волнение. Или страх?

— Боишься?

— Я не тебя боюсь. А себя.

Вот теперь стало по-настоящему интересно. И пикантно.

Она робко, будто спрашивая разрешения, прижалась к его губам. Андрей никак не отреагировал, ожидая, что же она будет делать дальше. Признаться честно, соблазнительница из нее была так себе… Демоны в ее голове так громко рычали друг на друга, что мужчина их слышал. Она буквально разрывалась: кинуться в омут или вон из кабинета? Нагорный находился в сложном положении: он давно перерос зажимания в подсобках, но девушка ему понравилась. Он еще в прошлый раз обратил внимание на ее огромные глаза и пухлые, будто истерзанные поцелуями губы.

Маша медлила, но Нагорному было достаточно опереться рукой о стену позади нее, чтобы у девушки возникла иллюзия объятия. Она оказалась еще плотнее прижата к стене, и мысль, что это он (он сам!) прижимает ее, сорвала крышку, выпуская демонов.

Она целовалась так жадно, будто этот поцелуй — ее последнее желание перед казнью. Сначала Андрей опешил от такого напора, потом начал втягиваться в ее состояние и в последний момент отбросил желание отодвинуться. Он сохранял разумную трезвость (по крайней мере, духа), ведь кто-то должен контролировать ситуацию. Но через некоторое время начал терять самообладание и расслабился, позволяя девушке делать то, что она хочет. И ей не обязательно знать, что он бы хотел сделать с ней.

Маша приняла этот жест как капитуляцию. Но ликование сменилось пониманием: она казалась себе более раскованной и рискованной (хм, может не зря эти слова отличает одна буква?), чем есть на самом деле. Мужчина почувствовал ее растерянность.

— Не все продумала, да? — в темноте каждое слово звучало глубоко, интимно.

— Это была импровизация, — хрипло прошептала Маша.

— Импровизируй дальше.

Естественно, он не собирался заниматься сексом в подсобке. Он привык, что все брачные игры проходят на его территории. Сейчас она одумается, и он предложит поехать к нему. Легкое похмелье приятно кружило голову. Возможно, потом он будет убеждать себя, что пошел на поводу у девушки именно по этой причине. Но сейчас он не мог анализировать себя и свои мотивы. Мозг уже отказывался это делать, апеллируя к отсутствию достаточного кровоснабжения.

Девушка на секунду отстранилась, дотянулась до двери и закрыла замок. Провела обеими руками по его плечам, перешла на грудь, скользнув под пиджак. Пальчики пробежались по бокам, вернулись обратно. Давно стоявшие на месте наручные часы сыграли с ней шутку: массивный ремешок зацепился за внутренний карман пиджака профессора. Вторая рука поспешила на помощь, задев содержимое кармана. Маша хмыкнула: шуршание этих «фантиков» ни с чем не перепутаешь. Обнаглев, она вытащила презерватив, сжала квадратик в руке и задумалась. Нет, она не сможет даже раздеться. Она слишком взволнована, слишком боится, что ее оттолкнут, слишком… Сегодня все было слишком. Мария до сих пор не могла поверить, что он здесь, рядом с ней. Кажется, в своей симпатии к профессору она перешла на новый уровень — она стала его боготворить незаметно для самой себя. Сейчас ей нужно почувствовать, что он настоящий, живой, человек, мужчина.

В последнюю секунду приняла решение, и, сделав пару шагов влево, нащупала ногой офисный стул. Опустилась на него, привлекая к себе профессора. Потянула пряжку ремня, молнию, белье, освободила возбужденный член, растянула по теплой коже презерватив. Вот это уже действительно слишком. Но остановиться она не могла.

Андрей до последнего момента не верил, что эта игра к чему-то приведет. И когда девушка быстро надела презерватив и сразу же обхватила губами головку, он неожиданно для самого себя застонал громче, чем следовало. Хотя он уже давно перестал трезво мыслить (а как гордился этим в начале прелюдии!).

Подался бедрами вперед, заставляя Машу брать глубже. И это было именно то, что ей сейчас было нужно. Увидеть в нем человеческое, мужское, страстное, бренное. Провела ладонью по бедру, погладила живот, грудь под рубашкой. Хотела успеть потрогать все, до чего могла дотянуться. На ее голову легла рука, большой палец коснулся виска. Поняла намек, ускорила темп, хотя самой хотелось помедлить, насладиться своей властью, почувствовать его

отзывчивость, ранимость в самом уязвленном мужском положении. Но, судя по участившемуся дыханию Андрея, долго он не продержится. Пара глубоких, страстных движений внутри Машиного рта, и она почувствовала, как резинка наполняется спермой. Мужчина ласково, наощупь обвел контур ее губ, и отступил на полшага.

Так идол стал человеком.


Маша поднялась, подтолкнув мужчину в сторону стула, уступая место. Он с молчаливой благодарностью опустился на него, ощущая бесконечную слабость после оргазма. Девушка пару секунд медлила, в нерешительности топталась около него, а затем наклонилась и порывисто поцеловала в щеку. Андрей закрыл глаза, собирая разбежавшиеся в пустой голове слова. И тут же открыл их от самого страшного в тот момент звука: щелкнул замок, следом захлопнулась дверь. Сбежала.

Никогда в жизни до этого дня Андрей так быстро не одевался. Как назло ширинка не застегивалась, рубашка не хотела заправляться. Еще презерватив: не оставлять же генофонд на месте преступления. Куда девушка дела упаковку, он не знал. В темноте обнаружил на столе офисную бумагу. Сложил из листа что-то наподобие конверта, завязав презерватив, положил внутрь. Тихо посмеялся сам над собой. Детский сад «Орленок» и пилотка из бумаги. Но зато как остро!

Конечно же, девушки в коридоре не было. Не было ее и на лестнице, и в фойе, и в актовом зале. Дальше можно было не искать. Элвис покинул здание. Андрей был разочарован. И очарован. О последнем напоминали приятная сонливость и желание продолжить общение в другой плоскости.

Кое-как дождавшись окончания мероприятия, он, опять проигнорировав призыв коллег продолжить вечер в приятной компании в не менее приятном месте, поехал к Алеше. В приятном месте он сегодня уже был. Ну не весь… Частично. Ему хватило впечатлений, и очень не хотелось портить их другими женскими лицами.


Загрузка...