Плененная горцем

Глава двенадцатая

— Не двигайся, — произнес Дункан, не опуская оружия.

Амелия сидела на корточках, спрятавшись за скалой и наблюдая за этой удивительной встречей. Сердце неистово билось в грудной клетке.

— Что ей нужно? — шепотом спросила она.

— Ей любопытно.

Прямо перед Дунканом сидела белая волчица.

Ни один из них не шевелился. Горец стоял, опершись одним коленом на землю. В одной руке он держал пистолет, дуло которого было направлено в грудь острозубому зверю, а пальцы другой сжимали рукоять секиры. Амелия подозревала, что он был готов в любое мгновение ее метнуть, если бы волчица захотела на него прыгнуть. Но ничего не происходило. Наконец Дункан медленно и осторожно сел на пятки и опустил оружие.

Волчица тяжело дышала, выпуская клубы пара в холодный ночной воздух. Вдруг она закрыла пасть и повернула голову, внимательно прислушиваясь к каким-то звукам. Решив, что эти звуки не опасны, она снова открыла пасть и начала фыркать. Спустя какое-то время волчица облизнулась, легла, положив морду на передние лапы, и снова уставилась на Дункана умными глазами, время от времени моргая, но не спуская с него взгляда.

Амелия вышла из-за скалы. Дункан не стал возражать, и, приблизившись к нему, она опустилась рядом на колени. Волчица подняла голову и принюхалась, затем снова села. Неожиданно она вскочила, развернулась и потрусила вниз по холму.

Амелия с облегчением выдохнула.

— Мне почудилось или все это произошло на самом деле?

— Произошло на самом деле.

Еще несколько минут они сидели, молча глядя туда, где только что исчезла волчица. Было по-прежнему тихо, не шевелилась ни одна травинка.

— Но почему она на нас не напала? Если бы она испугалась или захотела пообедать нами, то зарычала бы или попыталась напугать нас, разве не так?

— Могу предположить, что у нее было полное брюхо.

— Понятно. — Амелия помолчала. — Значит, если она вернется утром, у нас все еще будет шанс стать ее завтраком?

Он сунул секиру за пояс и встал.

— Вполне возможно.

Горец протянул девушке руку. Амелия взяла его за пальцы, и он рывком поставил ее на ноги. Одновременно она ловким незаметным движением спрятала нож в складках своей юбки.

— Скажи, Дункан, тебе не пришло в голову просто ее застрелить? Эллиотт, наверное, был бы тебе благодарен.

— Я думаю, что, окажись этот парень на моем месте, ему тоже было бы сложно это сделать.

Амелия снова посмотрела туда, куда убежала волчица.

— Она красивая, правда?

— Да.

Ощутив на себе горячий взгляд Дункана, Амелия заглянула в бездну его синих глаз и почувствовала, что захмелела. Налетел легкий ветерок — первое дуновение за эту ночь — и пошевелил ее юбки. Она отвела с лица прядь волос.

— Давай вернемся к костру, — предложил он.

Раздвигая высокую траву, они вернулись в свой маленький лагерь, и горец разостлал на земле меховую подстилку.

— Сегодня ты будешь спать со мной, — сказал он, — потому что она может вернуться.

Если бы не волчица, Амелия стала бы возражать, но она понимала, что иначе не заснет вообще. Возможно, виски позволил ей расслабиться и почувствовать себя спокойнее, да и нож, который она продолжала сжимать в руке.

Девушка обошла догорающий костер и приблизилась к Дункану. Но, прежде чем лечь, он пристально посмотрел ей в глаза.

— Я хотел бы получить обратно свой кинжал, девушка.

Она вздохнула.

— Ты мне не доверяешь.

— Нет.

Амелия помедлила, но поняла, что спорить бесполезно. Кроме того, после событий прошлой ночи она не хотела снова оказаться в положении, когда ей пришлось бы выбирать между своей свободой и жизнью Дункана. Он защитил ее и от солдат, и от волчицы. Она не могла его убить. Во всяком случае, не сейчас. Поразмыслив же, она решила, что, наверное, никогда не сможет это сделать.

Она протянула ему нож. Он сунул его в ботинок и легко опустился на колени.

— Давай немного отдохнем.

Они легли на мех вместе, как в то, первое, утро в пещере. Амелия лежала лицом к костру, а он обвил ее руками сзади, прижавшись коленями к ложбинкам ее коленей и укрыв их обоих пледом.

— Тебе удобно? — спросил он.

— Да.

И ей действительно было очень уютно и тепло, хотя утверждать, что спокойно, девушка не могла.

Они долго лежали молча, и когда Амелии показалось, что она засыпает, он подал голос:

— Можно задать тебе вопрос, девушка?

— Вряд ли тебе требуется мое разрешение.

Он колебался.

— Почему ты согласилась выйти за Ричарда Беннетта? Ты производишь впечатление умной девушки, и ты явно не слепая. Ты сказала, что восхищаешься им, потому что он джентльмен, но бальные залы Лондона изобилуют джентльменами. Почему именно он? Только потому, что спас жизнь твоему отцу?

Амелия задумалась над возможными вариантами ответа на этот вопрос. Она вспоминала, как Ричард заезжал к ней в гости, как бесподобен он был в своей алой форме с иголочки. Он с самого начала вскружил ей голову — иначе и быть не могло. Она была юной и наивной. Ее голова была забита романтическими мечтами, и она жаждала, чтобы ее покорил и увлек с собой смелый и благородный герой.

Отец подтвердил верность ее первого впечатления и одобрил этот союз. В конце концов, он был обязан жизнью этому молодому офицеру, который пронесся сквозь самую гущу битвы и вылетел на линию огня, чтобы прийти ему на помощь.

— Это сложно объяснить, — наконец произнесла она, — но теперь я понимаю, что на самом деле знала его недостаточно хорошо. Во время наших встреч он всегда держался очень обходительно и был безукоризненно вежлив, а я витала в мире романтических иллюзий. До встречи с ним я вела очень замкнутый образ жизни, а после смерти отца, видимо, спешила выйти замуж. Одиночество приводило меня в ужас, и я, скорее всего, видела только то, что хотела видеть.

— Ты искала того, кто смог бы заменить тебе отца, — предположил Дункан. — Ты хотела, чтобы тебя было кому защитить. Ты стремилась к безопасности и верила, что только муж сможет ее тебе обеспечить.

— Да, — согласилась она, хотя это признание далось ей нелегко. — Поскольку я позволила тебе задавать мне вопросы, — продолжала она, — и честно и искренне на них ответила, я тоже хотела бы кое о чем тебя спросить.

— Сегодня вечером ты засыпала меня вопросами.

— Всего лишь один вопрос…

Он не сказал «да», но и не отказал ей.

Амелия нервно облизала губы. Она дышала часто и неровно, не сводя глаз с мерцающих углей костра. Тело ее было напряжено, а расслабиться не удавалось.

— Почему ты не овладел мной, Дункан? Ты ведь хочешь отомстить Ричарду…

Он долго молчал, а потом пощекотал носом мочку ее уха и низким, завораживающим голосом, который ласкал ее сердце, подобно нежному бархату, произнес:

— Возможно, я в конце концов это сделаю.

Она лежала без движения, чувствуя, как бешено колотится ее сердце. Такого ответа она не ожидала, но он ее не испугал. Даже напротив, тело девушки млело от прикосновения его ног и груди, и ее одолевало странное и незнакомое ей доселе желание.

— Тебе не следовало затрагивать эту тему, девушка, — прошептал он. — Теперь мои мысли блуждают и рукам хочется заняться тем же самым.

Еще один порыв ветра пронесся над их холмом, зашуршав в высокой траве нагорий. Странное, жгучее чувство появилось у нее в животе. И вдруг он перекатился и лег на нее так непринужденно и естественно, как будто это было предначертано самой судьбой. Она ощутила, как его бедра прижались к ее животу.

Он приподнялся на руках и посмотрел ей в лицо, освещенное лунным светом.

Она не шелохнулась, обуреваемая чувствами, которых не понимала и о существовании которых даже не догадывалась.

Он начал медленно вращать бедрами, описывая маленькие круги, терся о нее и нашептывал:

— Я ведь сказал сегодня утром, что тебе угрожает опасность, и опасность серьезная.

— Прошу тебя, Дункан…

— Ты просишь меня остановиться?

Она понимала, что должна ответить «да» или просто согласно кивнуть головой, но неспособна была ни на первое, ни на второе. Единственное, что она осознавала совершенно определенно, так это то, что по ее жилам разливается огонь. Широко раскрыв глаза, она смотрела на него снизу вверх, пока он медленно не опустился и не коснулся губами ее губ.

Его нежный язык окончательно сломил ее сопротивление. Она знала, что ей не следует этого позволять, во всяком случае не этому мужчине, но не могла сопротивляться желанию.

Одним коленом он раздвинул ей ноги, одновременно продолжая ласкать ее рот губами и языком. Она застонала. Ей показалось, что ее охватила какая-то неведомая лихорадка. Вдруг она обнаружила, что стискивает пальцами ткань его килта.

— Прикажи мне остановиться, — настойчиво произнес он, целуя ее шею.

Его движения становились все более порывистыми и страстными.

Ну конечно, она именно это и сделает. Она прикажет ему остановиться. Но что-то вынуждало ее продлить это наслаждение. Ее бедра помимо воли приподнялись ему навстречу, и неожиданно она ответила на его поцелуй, отчаянно, почти гневно.

Затем она наконец выговорила эти слова, прерывая их страстным вздохом:

— О, Дункан, пожалуйста, остановись!

— Скажи это так, девушка, чтобы я тебе поверил. В противном случае я вскоре буду в тебе.

Он приподнял ее юбки и скользнул загрубевшей от рукояти секиры ладонью по ее бедру. Она выгнулась от наслаждения.

Его пальцы осторожно коснулись ее колена, затем бедра, и вот они уже у нее на животе… Его голос звучал хрипло и чувственно:

— Я хочу войти в тебя, девушка. Я хочу целовать твои груди и твои бедра, твой нежный обнаженный живот. Если ты скажешь мне, что ты тоже этого хочешь, я тебя раздену.

— Нет, — пробормотала она. — Я не хочу.

Но это было неправдой. Она сама себя не понимала, но ей очень хотелось этого.

— Тогда прикажи мне остановиться и сделай это поскорее.

Она приоткрыла рот, чтобы произнести нужные слова, но язык не повиновался.

Его пальцы медленно проползли по ее руке и замерли на плече. Затем он отвел волосы с ее шеи и поцеловал нежную кожу ее горла. Она резко вздохнула, продолжая бороться с желанием, накатывавшим на нее подобно морским волнам.

— Что, если бы я оказался джентльменом? — прошептал он, вызывающе глядя ей в глаза. — Наподобие твоего Ричарда? Что, если бы я был одет в бархатный камзол с кружевными манжетами и сверкающие туфли с пряжками? Что, если бы я был сыном богатого и влиятельного герцога или графа? Тогда ты бы меня не оттолкнула?

— Но ты другой, — тоже шепотом ответила она. — И не называй его моим Ричардом. Пожалуйста, Дункан, остановись немедленно!

Он замер и какое-то время лежал неподвижно, пристально глядя ей в глаза.

Она зажмурилась, приготовившись принять тот факт, что он не захочет останавливаться. Да и с чего ему это делать? Он был в десять раз сильнее ее. Если бы он захотел, то свободно мог бы взять ее силой. Он мог разорвать ее юбки и овладеть ею, и она никак бы ему не помешала.

Но тут он скатился с нее и лег на спину рядом.

Зная, что она только что чудом избежала падения и удивительным образом сумела противостоять своим собственным непостижимым желаниям, Амелия выдохнула и попыталась успокоиться. Ей было страшно даже думать о том, что она была на волосок от изнасилования, что отчаянно его хотела и что это желание до сих пор не исчезло.

Она долго лежала неподвижно, глядя на небо и не решаясь заговорить или пошевелиться. Повернув голову, она посмотрела на его профиль и подумала о том, что пытается понять, почему он остановился, когда она попросила его это сделать.

— Будем надеяться, что сегодня ночью ты не размозжишь мне голову камнем и не вытащишь тайком из моего ботинка нож, чтобы вонзить его мне в бок.

В его голосе слышались гневные нотки, и Амелия не знала, на кого направлено его возмущение — на нее или на него самого.

— Я этого не сделаю, — отозвалась она. — И я хочу еще раз попросить прощения за то, что произошло вчера ночью. Мне действительно очень жаль.

— А мне жаль только того, что ты обручена с моим врагом. Если бы это было не так, я не был бы вынужден использовать тебя подобным образом.

— Использовать меня… Ты имеешь в виду как приманку?

— Да. Ты для меня средство достижения цели, девушка. Не более. Поэтому не обольщайся относительно того, что сегодня ночью я тебя трогал и обнимал. Не принимай это на свой счет. Это была всего лишь похоть. Примитивная животная похоть. И не надейся, что это заставит меня забыть о том, что я собираюсь сделать.

Неужели он об этом в какой-то момент все-таки забыл? Возможно, именно поэтому так зол? Или он решил, что она пытается отвлечь его внимание от стоящей перед ним цели?

— Ты говоришь о своем стремлении убить Ричарда?

— Да.

Она села и прижала кончики пальцев к пульсирующим вискам, мысленно умоляя небеса смилостивиться над ней. Может, прошлой ночью ее тоже ударили камнем по голове? С головой у нее явно не все в порядке. Она тоже забыла о том, кто они и почему здесь оказались. Она так страстно желала Дункана, что совершенно упустила из виду тот факт, что он хочет использовать ее для хладнокровного убийства.

— Ты все еще мне не веришь? — спросил он. — Ты до сих пор считаешь, что я ошибаюсь, а жители Шотландии приукрашивают истории о твоем драгоценном Ричарде? Ты по-прежнему хранишь ему верность?

— Это не так, — возразила Амелия. — Я искренне считаю, что поспешила, приняв его предложение. Я признаю тот факт, что была наивна и не удосужилась узнать его получше. Но если я и вынесла из всей этот истории какой-то урок, то он заключается в следующем: впредь я должна думать собственной головой и обо всем составлять свое собственное мнение. Но из этого также следует, что я не имею морального права судить человека, основываясь лишь на том, что говорят о нем его враги. Я должна, по крайней мере, предоставить ему возможность высказаться по всем выдвинутым против него обвинениям. Когда я снова его увижу, то обязательно предоставлю ему такую возможность.

Дункан встал.

— Стоит мне представить тебя в одной комнате с Ричардом Беннеттом, как меня тянет на рвоту. Я не смогу этого допустить.

— Но, если он и виновен во всех преступлениях, которые ему вменяются, — отрезала она, — это не дает тебе права его убивать. Даже самый закоренелый преступник заслуживает настоящего суда.

Дункан гневно нахмурился и начал мерить шагами вершину холма.

— Если Ричард в чем-то виновен, — продолжала она, — пусть его арестуют и поступят с ним в соответствии с законом. Ты не должен еще больше пятнать душу ради того, чтобы восторжествовала справедливость.

— Но моя душа и так черна от пятен, и мне место только в аду, — зарычал горец, заставив Амелию вздрогнуть.

— Я в это не верю, — продолжала упорствовать она. У каждого есть надежда. Люди способны меняться.

Неужели она и в самом деле считала, что даже такому человеку, как Дункан, есть на что надеяться? Он был Мясником Нагорий. Он убил десятки человек.

Они долго молчали. Наконец Дункан бросил на девушку раздраженный взгляд:

— Временами ты напоминаешь мне мою мать. Она была прекрасной, и еще она была упрямой идеалисткой. Она не одобряла насилие и без устали трудилась над тем, чтобы убедить моего отца, что права она, а он ошибается.

— Ей это хоть иногда удавалось?

Дункан издал горький смешок.

— Нет, все ее усилия были обречены на неудачу. В итоге нам постоянно от него доставалось, и мы часто были покрыты синяками. Мой отец был воином. Дипломатия его не интересовала, а я находился между мамой и его железным кулаком, и деваться мне было некуда.

Амелия отшатнулась. Неужели Дункан защищал мать от жестокости отца?

Не желая дальше провоцировать горца, девушка молчала, выжидая, пока гнев немного уляжется.

— Мой отец тоже был воином, — произнесла она, пытаясь успокоить собеседника. — Но он умел быть добрым. Он верил в мирное решение проблем.

— Амелия, он был солдатом. Он воевал и убивал.

Она содрогнулась, потому что поняла, что никогда не думала об отце с этой точки зрения. Она никогда даже не пыталась себе представить, что он кого-то убивает. И не собиралась делать этого сейчас.

— Он сражался во имя своих идеалов.

— Так же как и я, девушка. И по этой самой причине я не могу оставить твоего жениха в живых.

Ей показалось, что он ударил ее кулаком в живот. Увы, когда Дункан упомянул, как он некогда пытался заслонить мать от железных кулаков отца, Амелии показалось, что ей, быть может, удастся убедить его оставить мысли о мести. Но, глядя ему в глаза и видя пылающую в них ненависть, она поняла, что ее надежда тщетна.

— Ты собираешься доставить меня в замок Монкрифф? — спросила она, желая узнать, что ожидает ее в ближайшем будущем. — Я знаю, что мы двигаемся в этом направлении. Но даже если Ричард покинул замок и куда-то уехал, возможно, ты оставишь меня на попечение графа? Он был другом моего отца. Мне кажется, было бы лучше, если бы…

— Нет! — резко ответил Дункан, разворачиваясь к ней. — Я нигде тебя не оставлю. По крайней мере, пока жив твой жених.

Он глубоко вздохнул, как будто пытаясь совладать с гневом, после чего принялся ходить вокруг едва тлеющего костра.

— Тебе необходимо поспать, девушка, но я уснуть не смогу. Поэтому я сяду возле камня и постерегу твой сон.

Дункан сел на траву и поднял флягу. Обнаружив, что она пуста, он швырнул ее на кучу седельных сумок.

Дрожа от внезапно охватившего ее озноба, Амелия снова легла, завернувшись в меховую подстилку. Лежа с закрытыми глазами, она с грустью спрашивала себя, наступит ли такое время, когда она снова сможет сказать, что в чем-то уверена.

Девчонка хочет, чтобы он сохранил Ричарду Беннетту жизнь. Как же она будет разочарована, когда он ее оборвет!

Нет, все будет гораздо хуже. Она увидит в нем дикаря, которым он, по сути, и является. Ее оттолкнет вид его окровавленных рук, омерзительный запах смерти и отчаяния, повсюду следующий за ним. Она будет презирать его гораздо сильнее, чем сейчас.

Напрасно он попытался сегодня удовлетворить свою похоть, свое непреодолимое желание овладеть ею. Если бы он слушал свои мозги, а не яйца, он держался бы от нее на безопасном расстоянии. Возможно, было бы лучше связать ее и заткнуть рот кляпом. Зачем он ей о себе рассказывал? Она и без того слишком много знала.

«Что же мне делать?» — в отчаянии спрашивал горец себя, глядя на засыпающую Амелию. Неужели в угоду ее возвышенным, идеалистическим представлениям о порядке и справедливости он должен позволить Ричарду Беннетту жить дальше? Позволить ему и дальше насиловать, убивать и разрушать?

Дункан откинул голову, прижав затылок к холодной каменной стене за спиной, и посмотрел в звездное небо. Ему так хотелось снова обрести покой в душе. Пусть не сейчас, пусть это будет только надежда на то, что когда-то ему удастся снова ощутить умиротворенность. Совсем недавно он рассчитывал успокоиться, убив Беннетта. Но сейчас его мучили сомнения, он чувствовал глубокую, необъяснимую пустоту.

Он думал о своей настоящей матери — проститутке, которую никогда не знал, потому что она умерла, подарив ему жизнь, и о епископе, убитом за его отношение к вопросу о дальнейшем существовании Дункана в этом мире и о его будущем в качестве незаконнорожденного ребенка. У епископа не хватило ума придержать язык за зубами, чтобы не нанести оскорбление отцу Дункана. В итоге он лишился головы.

Возможно, все, что с ним происходило, является наследием отца. Что, если он расплачивается за его грехи? Дункан унаследовал яростный нрав своего родителя и теперь был обречен вести жизнь, полную насилия и лишений. И еще он верил в то, что как вознаграждаются все добрые дела, точно так же всем грешникам — кому раньше, кому позже — уготована прямая дорога в ад.

…Дункан вздрогнул и проснулся. Его разбудили осторожные шаги человека, с шорохом пробиравшегося сквозь высокую траву.

Его взгляд метнулся в сторону Амелии, но девушка мирно спала, укутавшись в меховую подстилку.

Стряхнув с себя остатки сна, он сел. Все было как прежде. К сумкам никто не прикасался. Тернер был рядом. Но тут Дункан снова услышал едва различимый шорох травы под чьими-то ногами.

Он медленным, выверенным движением потянулся к секире и крепко стиснул отполированную его пальцами рукоять. Если волчица вернулась, чтобы превратить их в свою еду, он больше не станет колебаться, тут же убьет ее. Он сделает все, чтобы защитить Амелию.

Горец поднялся на ноги и бесшумно обошел яму с давно потухшим костром. Звезды исчезли, и предрассветное небо представляло собой непроницаемую черную бездну смерти. Дункану показалось, что даже воздух сгустился, напитавшись удушающими запахами крови и рока.

Шаги приближались, и Дункан шагнул вперед, как кошка, выслеживающая дичь. Его взгляд обежал прилегающую к холму окрестность с востока на запад. Он впервые в жизни так остро ощущал приближающуюся опасность и был готов защитить Амелию даже ценой собственной жизни.

И тут он увидел гостя, которого внезапно озарила луна, показавшаяся из-за облака.

— Эллиотт, — произнес Дункан, опуская топор. — Что ты здесь делаешь? Где твой отец?

— Он остался со стадом, — ответил мальчик. — Но я убежал. Я пошел за вами. Я выследил вас.

Дункан нахмурился.

— Что значит, ты выследил меня? Что ты хочешь этим сказать? Зачем тебе это понадобилось?

— Я пошел за вами, потому что знаю, кто вы. Вы Мясник, и вы безжалостный убийца.

Словно яркая, жгучая звезда с неба упала прямо в живот Дункану. Он хотел возразить, сказать, что мальчик ошибается на его счет и что вовсе он не убийца, но не смог заговорить. Во всяком случае, ему никак не удавалось сказать то, что хотел.

— Я вас убью, — произнес Эллиотт, выхватывая меч. — И тогда я стану таким же героем, как и вы.

Дункан покачал головой.

— Эллиотт, ты сам не понимаешь, что говоришь. Опусти меч. Возвращайся к отцу и продолжай гнать стадо на рынок.

— Нет уж, я хочу отвезти вашу голову в Лондон.

Он поднял меч и, издав боевой клич, бросился вперед.

Дункан отреагировал инстинктивно и мгновенно. Мальчик напал на него, и он взмахнул секирой…

Чтобы защититься. Чтобы скрыть свою истинную личность. Чтобы спасти Амелию.

Голова Эллиотта взлетела в воздух, вращаясь, как мяч, который пинали ногами мальчишки на конном дворе Крейга…

Волчица равнодушно наблюдала за ними с гребня холма, вывалив язык и тяжело дыша.

— Черт!

Дункан, вздрогнув, проснулся и стремительно пополз в сторону от камня. Он не мог дышать! Его живот горел тошнотворным огнем, пожирающим внутренности. Он полз по траве, потому что ему было необходимо как можно скорее извергнуть содержимое своего желудка. Но его тело сотрясали мощные судороги сухого и бессмысленного опорожнения пустотой.

— Дункан, что случилось?

Он ощутил у себя на спине руки Амелии и попытался убедить себя, что все это слишком нереально. Ничего не было. Это был всего лишь сон. Эллиотт не умер. Мальчик не явился сюда, идя по их следу.

Он прижал ладонь ко лбу и упал на спину.

— Господи Иисусе!

— Что случилось? — повторила она. — Что с тобой?

— Приснился дурной сон.

Он произнес эти слова вслух, стараясь говорить как можно решительнее, чтобы убедиться в этом самому.

Его тело было покрыто липким потом, он хватал ртом воздух.

Это был сон. Ничего не было.

Амелия положила его голову себе на колени и отвела волосы с его лица.

— Все хорошо.

Прошло много времени, прежде чем его сердце перестало бешено колотиться, и когда он, наконец успокоившись, снова взглянул в небо, то тут же закрыл глаза и попытался вытеснить воспоминание об ужасном сне.