Глава шестая

— Прошу прощения, леди Амелия, — снова заговорил Гавин, — но Дункан сказал, что на ночь я должен связать вам руки.

— Вы меня снова свяжете? — спросила она. — Это так необходимо?

Ссадины на ее запястьях едва успели затянуться.

— Он говорит, что это ради вашего собственного блага, потому что если вы попытаетесь сбежать, то заблудитесь и можете попасть в беду.

— Я обещаю, что не стану сбегать, — настаивала она, глядя, как Гавин извлекает из седельной сумки моток прочной бечевки. Вспомнив о том, как она была связана утром, девушка невольно поморщилась. — Куда я пойду? Мы долгие мили не видели ни единой живой души. Гавин, я не так глупа.

— Да, но вы можете запаниковать, — вмешался Фергус, — или попытаетесь перерезать нам горло, воспользовавшись тем, что мы будем спать.

— Не смешите меня. Я не дикарка и не убийца.

Фергус криво улыбнулся и перешел на «ты».

— Но ты попала в компанию дикарей, девушка. Разве ты не понимаешь, что это заразно?

Она смотрела на его обветренное лицо, пока он обматывал бечевкой ее запястья с не зажившими после утреннего испытания ранами.

— Я не могу понять, Фергус, ты это говоришь всерьез или шутишь.

Он снова ухмыльнулся.

— Вот у тебя и есть о чем подумать, девушка, пока ты будешь уплывать в страну снов.


Лучи утреннего солнца пробудили Амелию от беспокойного сна. Она села на меховой подстилке и увидела, что костер уже потрескивает, а на большой сковороде жарится яичница.

— Гавин, ты возишь в своих сумках кур? — спросила она и, опустив взгляд на свои руки, заметила, что они уже не связаны.

Кто-то перерезал веревки, пока она спала, и она этого даже не заметила.

Гавин откинул голову назад и расхохотался:

— Кур в сумках! Ах, леди Амелия, какая же вы глупышка.

Она удивленно заморгала, но внезапно перед ней вырос Дункан с оловянной кружкой в руках. Она сидела, и ей пришлось запрокинуть голову и прищуриться, чтобы вместо его мускулистых ног и складок зеленого пледа увидеть освещенное утренним солнцем лицо.

Он показался ей еще более привлекательным, мужественным и загадочным, чем накануне. Один из его крепких пальцев был продет в ручку помятой кружки, другая рука сжимала рукоять секиры. Легкий ветерок развевал концы его длинных волос.

— Ты никогда не расстаешься с этой штуковиной? — спросила она, утомленная видом зловещего оружия.

Он тряхнул головой, отбрасывая назад копну растрепанных волос.

— Да, она всегда со мной. Бери и пей.

— Что это? — спросила она.

— Кофе.

Амелия приняла из его рук дымящуюся кружку. Дункан сел рядом с ней.

Гавин деловито переворачивал яичницу, а Фергус немного поодаль играл с мечом, размахивая им в воздухе и делая мощные выпады.

— Он к чему-то готовится? — спросила Амелия, прихлебывая кофе.

— Просто поддерживает форму.

— Я так полагаю, что смертоносные схватки для вас — обычное дело, — не унималась Амелия.

Дункан слегка на нее покосился, но ничего не ответил.

— Это ты меня развязал? — продолжала засыпать его вопросами девушка. — Должно быть, я спала очень крепко, если ничего не заметила.

— Да, ты крепко спала всю ночь.

Она не сводила глаз с Фергуса, который продолжал упражняться с мечом.

— И ты это видел вон с того склона?

— Я спустился вниз, убедившись, что все тихо, — сообщил ей Дункан.

— Значит, ты бродил по лагерю и наблюдал, как я сплю?

— Да. — Он взял из рук Гавина вторую кружку и подул на клубящееся над ней облачко пара. — Я смотрел на тебя всю ночь, девушка, и считаю своим долгом сообщить тебе, что ты храпишь, как бык.

— Ничего подобного!

— Гавин слышал это так же отчетливо, как и я. — Он повысил голос: — Верно, Гавин? Ты слышал ночью, что леди Амелия храпела, как бык?

— Да, девушка, из-за тебя я не мог уснуть.

Амелия смущенно поерзала на мягком меховом одеяле и сделала еще один глоток кофе.

— Я не собираюсь спорить с вами из-за такой ерунды, — заявила она.

Дункан скрестил свои длинные ноги.

— Мудрое решение, девушка. Иногда лучше уступить сразу.

Она горько усмехнулась.

— М-м, вчера я в этом и сама убедилась. Когда ты под дождем повалил меня на землю.

Гавин, только что разбивший на сковороду еще два яйца, на мгновение поднял на них глаза.

— Хоть этот урок ты усвоила, — хмыкнул Дункан. — Это очень важно — понимать, когда сопротивляться бесполезно.

Амелия покачала головой, отказываясь реагировать на эту провокационную фразу.

— И что же могущественный победитель придумал для своей узницы на сегодня? — спросила она, твердо решив сменить тему. — Я полагаю, что ты потащишь меня еще выше в горы? Хотя я не вижу в этом смысла, если ты действительно хочешь, чтобы Ричард нас нашел. Впрочем, возможно, ты передумал.

Он снова покосился на нее.

— О, девушка, я этого хочу. Я просто намерен заставить его помучиться подольше в неизвестности, где ты и что с тобой. Мне нравится представлять себе, как он по ночам ворочается в постели и не может сомкнуть глаз, задаваясь вопросом, жива ты или мертва. А возможно, он рисует себе картину, как моя секира разрезает твое платье, как ты дрожишь и съеживаешься от моих прикосновений, моля пощады, а затем умоляешь меня заласкать тебя до бесчувствия. И так снова и снова, ночь за ночью.

Она метнула в него уничтожающий взгляд.

— Ты очень сильно заблуждаешься, Дункан, если думаешь, что это когда-либо произойдет.

Он сделал глоток кофе, не сводя глаз с Фергуса, неутомимо размахивавшего мечом.

— Я очень скоро отправлю Беннетту сообщение.

— Сообщение? Как? Когда? Я что-то не видела ни гусиных перьев, ни бумаги. Да и чернильниц, собственно, тоже. Я сомневаюсь, что где-то поблизости имеется стол или курьер, который сможет доставить твое послание.

Он по-прежнему отказывался встречаться с ней взглядом.

— Как же, стану я разглашать тебе свои секреты.

Она взяла миску, которую ей протягивал Гавин.

— Набивай пузо, девушка, — с ободряющей улыбкой произнес горец. — Нас ждет долгий и трудный день.

Она взяла ложку и принялась за еду.


— Насколько близка была тебе сестра Ангуса? — спросила она у Дункана немного позже, после того как они собрали все припасы и покинули долину. Всадники рассыпались по лесу во всех направлениях, подобно пластинам веера. — Гавин сказал мне, что…

— Гавин слишком много говорит.

Ответ Дункана обрушился на нее, подобно раскату грома.

В его голосе отчетливо прозвучало раздражение, но Амелия откашлялась и предприняла еще одну попытку.

— Может быть, ты и прав, Дункан, но мы сейчас одни, и я хотела бы знать больше о том, что произошло. Это кровавое безумие началось со смертью Муиры? Или ты получил прозвище Мясник раньше?

Он долгое время молчал, но Амелия ждала ответа. Она уже думала, что его не будет, когда он заговорил.

— Я не знаю, кто придумал это прозвище, — произнес он. — Но это были не мы. Скорее всего, какой-то трусливый английский молокосос, спрятавшийся за бочонком с вином, когда мы атаковали их лагерь.

— Да, он явно выжил и смог об этом рассказать, — кивнула она.

— И явно все приукрасил.

Амелия ощутила, как у нее в груди шевельнулась слабая надежда. Она резко развернулась в седле.

— Приукрасил? Значит, это не совсем правда?

Он помолчал.

— По большей части этот умник основывался на фактах, девушка. Поэтому я на твоем месте не стал бы обольщаться.

Они продолжали ехать по тропе. Лошадь ступала мягко и неспешно, вершины гор прятались в клубах густого тумана.

— Но ты так и не ответил на мой вопрос, — напомнила ему она. — Насчет сестры Ангуса. Насколько вы были близки?

— Муира должна была стать моей женой, — еле слышно произнес он.

Амелия уже давно подозревала, что его жажда мести обусловлена далеко не только преданностью другу, но такое откровенное признание она ощутила, как удар в грудь. Девушка не могла объяснить, почему ей не безразлично то, что ее совершенно не касалось, но сейчас, расслабившись и ощущая тепло его тела, она знала, что, пока ее окружают эти руки, ей ничто не угрожает.

Она подняла голову, вглядываясь в покрывало из облаков, ползущее по небу и явно намеревающееся заслонить от них солнце.

Черный дрозд парил в вышине, время от времени скрываясь в дымке, и ей снова почудилось, что она находится в совершенно ином, сложном мире, где за каждым поворотом подстерегает боль. Здесь ее было столько… Она и сама это ощущала, хотя и не до конца понимала. Но в то же время далекие горы были божественно красивы, воздух был свежим и чистым, реки и ручьи прозрачными как стекло. Все было таким странным и противоречивым и так глубоко затрагивало ее душу, что, казалось, проникало в кровь.

После разговора о Муире Амелия и Дункан почти все время молчали. Он отстранился от нее, казался безразличным, в чем она усматривала благоприятный знак. Он был ее похитителем, и только полная дура могла позволить себе испытывать к нему сочувствие или, хуже того, вообразить, что ее к нему влечет. Было лучше вообще с ним не разговаривать.

Позже он на какое-то время оставил ее одну. Они остановились у реки, чтобы напоить коня и съесть немного черствого хлеба с сыром. Дункан не стал есть вместе с ней, и в эти считанные минуты свободы она озиралась, вновь подумывая о побеге. Остановило ее только то, что она не имела ни малейшего представления об их местоположении на карте. Она не знала даже, что находится за следующим перевалом. «Мириться лучше со знакомым злом, чем бегством к незнакомому стремиться», — вспомнила она чьи-то строки и представила себе скитания по горам в поисках укрытия. Что, если она встретится с менее миролюбивыми дикарями? С другой шайкой мятежников, которые немедленно ее изнасилуют? Или со злобным и голодным, клыкастым животным?

Итак, в тот день она все же не убежала, а тихонько сидела на камне, ожидая возвращения Дункана, и, когда он наконец появился, вздохнула с облегчением.


В этот вечер, после ужина в очередной долине, очень похожей на предыдущую, Амелия лежала на своей меховой постели у медленно угасающего огня и убеждала себя сохранять спокойствие. Одновременно она пыталась припомнить самые счастливые моменты своей жизни. Она вспоминала пирожки с малиной, которые пекла кухарка в их лондонском доме, свою любимую пуховую подушку и звук шагов своей служанки, когда та рано утром на цыпочках подходила к ее постели, держа в руках поднос с завтраком.

Она также припомнила ласковый голос отца, его низкий веселый смех, когда он по вечерам раскуривал у камина свою трубку.

В горле возник тугой болезненный комок тоски, но она с усилием его протолкнула, понимая, что не имеет права на слабость. Если она уцелела до сих пор, то уцелеет, пока это странное приключение не закончится.

Натянув одеяло до самого подбородка, она закрыла глаза и попыталась уснуть. По крайней мере, сегодня с ними не было Ангуса: он осматривал лес на противоположном краю долины.

Что касается Дункана, то он, как и накануне ночью, сидел на каменистом возвышении над лагерем, охраняя его от опасностей. Хотя, скорее всего, просто хотел убедиться, что она не вскочит посреди ночи и не забьет их всех насмерть каким-нибудь увесистым булыжником.

Неужели она и в самом деле смогла бы убить человека, если бы ей представилась такая возможность?

Да, — решила она. — Да, смогла бы.

С этой отвратительной мыслью она погрузилась в беспокойный сон и проснулась посреди ночи от звука быстрых шагов и шепота.

— Утром мы двинемся на юг, — произнес Фергус, растягиваясь на земле и прикрывая плечи пледом. — Назад, к Монкриффу.

К Монкриффу? К резиденции графа?

Она напрягла слух…

— Но я думал, что Дункан хочет выждать, — прошептал в ответ Гавин.

— Хотел, но Ангус заметил у озера красные мундиры. Нам придется повернуть обратно.

Она услышала, как Гавин резко сел.

— До озера Фанних меньше полумили. Дункан не считает, что нам надо немедленно уходить отсюда?

Фергус тоже сел.

— He-а, Ангус сказал, что их было всего пятеро, в их животах булькал ром и они все спали.

— Это радует.

С этими словами Гавин снова лег.

— Тебя, может, и радует. Но слышал бы ты, как Ангус и Дункан ссорились из-за этой леди. — Он оперся на локоть и, наклонившись к Гавину, заговорил еще тише: — Я думал, что они снесут друг другу головы. Ангус хочет убить ее сегодня ночью и оставить труп возле английского лагеря.

В животе у Амелии запорхали бабочки.

Гавин снова сел.

— Но она дочь герцога!

— Тс-с! — Фергус помолчал. — Нам не следует здесь об этом говорить.

— Что они решили?

— Я не знаю.

Несколько мгновений они молчали, затем Фергус снова улегся и натянул плед на голову.

— Как бы то ни было, решать не нам, поэтому хватит болтать, косоглазый ворчун. Я хочу спать.

— Как и я. И вообще, этот разговор начал ты, вонючая задница.


Час спустя Амелия очертя голову бежала сквозь ночной мрак. Она тяжело дышала, перепрыгивая через ямы и спотыкаясь о камни. Ее юбки развевались и путались в ногах, а в сердце трепетал животный страх.

Она молила Бога о том, чтобы Дункан не сразу заметил ее отсутствие или чтобы она не врезалась с размаху в Ангуса, который хотел доставить ее труп к английскому лагерю. Она ужасно рисковала, потому что, если похитители заметят ее исчезновение раньше, чем она добежит до английских солдат, кто знает, что они могут сделать с ней.

Прошу тебя, Господи, помоги мне найти лагерь! Я не могу умереть здесь…

Рядом кто-то был…

Звук быстро приближающихся шагов, стремительных и едва слышных в ночи. Казалось, к ней бежит какое-то огромное призрачное животное. Они догоняли ее сзади.

Или сбоку… Или наискосок… Что, если они идут прямо на нее?!

Амелия оглянулась через плечо и бросилась бежать со всей скоростью, на которую только была способна.

— Остановись! — скомандовал чей-то голос.

— Нет!

Прежде чем она успела разглядеть в густом мраке, на нее что-то налетело сбоку.

Она с размаху упала на землю, и этот удар вышиб весь воздух из ее легких. Как только она поняла, что происходит, кровь воспламенилась у нее в жилах: она снова попала в ловушку тяжелого тела Дункана. Откуда он появился? Она была убеждена, что ей удалось улизнуть. Неужели у него глаза даже на затылке?

— Ты что, рехнулась? — зашипел он, приподнимаясь над ней на коленях и руках.

Волосы упали ему на лицо. Его щит, как всегда, был пристегнут к спине, меч в ножнах на боку, а секира торчала из-за пояса.

— Отпусти меня! — в отчаянии закричала Амелия, пытаясь вырваться.

Ей казалось, свобода и безопасность совсем рядом.

Ее пальцы нашарили камень, и прежде чем ей удалось сформировать хоть одну сознательную мысль, рука размахнулась и ударила Дункана в висок.

Он застонал и покачнулся, прижимая к голове ладонь: сквозь притиснутые к виску пальцы показалась кровь. Он перевернулся на спину.

Амелия в ужасе вскочила на ноги.

Горец корчился от боли. Кровь залила все вокруг: она струилась по пальцам, стекала на локоть и дальше на землю. Господи боже! Что она натворила?!

Она оглянулась через плечо, на опушку леса. До озера было совсем близко. Она это знала совершенно точно. Там были английские солдаты. Она все еще могла до них добежать.

Нерешительность парализовала ее рассудок. Она была подавлена тем, что сделала с Дунканом. Ее потрясло то, что она оказалась способна на такое насилие. Но разве у нее был выбор?

Он снова застонал и потерял сознание. Неужели она его убила?

Амелия была потрясена и растеряна. Внезапно в голову пришла мысль, что из-за деревьев появится Ангус и заставит ее заплатить за содеянное. Она сорвалась с места и бросилась бежать к лесу.

Девушка не сожалела о происшедшем. Ее похитили враги — горцы. Она была вынуждена спасаться. По крайней мере, она получила шанс выжить, добежав до своих соотечественников. Это означало, что она снова увидит дядю и вернется домой, в Англию. Она будет спать в своей собственной постели. Наконец-то она почувствует себя в безопасности!

Добежав до деревьев, она остановилась. В лесу было темно, хоть глаз выколи. Как она найдет здесь дорогу?

Сердце бешено стучало у нее в груди. Но уже в следующую секунду она, не разбирая дороги, понеслась через лес. Острые сосновые иголки хлестали ее по лицу, под ногами трещали сучья. Она спотыкалась и падала столько раз, что утратила счет падениям. Но всякий раз ей удавалось встать и продолжить бег.

Амелия задыхалась, но не сдавалась, продолжая пробираться через лес, пока между деревьями не заблестела луна. Дымка над водой, мерцающая рябь озера…

Она выскочила из зарослей и упала на четвереньки на траву. На берегу, как путеводная звезда, горел костер. До него было недалеко. Рядом стояла палатка, возле нее виднелся фургон, к которому были привязаны лошади. Бочонки. Мул. Мешки с зерном…

Не поднимаясь с четверенек, Амелия коснулась лбом земли. Благодарю тебя, Господи!

Девушка с трудом встала на ноги. Прихрамывая, она шла по траве к каменистому берегу озера. Это была победа. Она в безопасности.

Пошатываясь, Амелия брела к английскому лагерю, стараясь не думать об оставшемся позади мужчине. Он без сознания лежал на земле, истекая кровью. Возможно, он умирал. Она решила, что не будет думать о той боли, которую он испытал, о том, как потрясенно смотрел на нее в то мгновение, когда осознал, что она с ним сделала. Она изгонит из мыслей все воспоминания о нем. Он был ее врагом. Она не желала о нем думать.

Загрузка...