Пленник замка Зенды

Глава X. Мне представляется исключительная возможность стать подлецом

Согласно руританским традициям, король получал ежедневные рапорты от префекта полиции. В них сообщалось о важнейших событиях, преступлениях, политической обстановке в столице, а также о результатах слежки за неблагонадежными личностями. Обычно рапорты просматривал Сапт и пересказывал мне наиболее интересные места. На другой день после приключения в чайном домике он вошел ко мне в комнату, когда я играл в карты с Фрицем фон Тарленхаймом, и, довольно потирая руки, заметил:

— Забавные новости, друзья мои!

И он прочел:

— Не знаю, насколько эту историю можно назвать любовной, — усмехнулся я, — но что он попал в переплет и ему пришлось драться, это точно. Признаться, я был горд, что оставил этому негодяю отметину.

— Это еще не все, мои милые, — продолжал Сапт. — Слушайте дальше: «Мадам де Мобан, за которой, согласно инструкции, было установлено наблюдение, отбыла из Стрелсау двенадцатичасовым поездом. По наведенным справкам в железнодорожной кассе они взяла билет до Дрездена…».

— Какая трогательная верность традициям, — съехидничал я. — Где бы ни сходила с поезда наша любезная Антуанетт, она всегда хочет уверить всех, что едет в Дрезден.

— Если бы ты имел чуть больше терпения, мой мальчик, ты бы смог вместе со мной восхититься наблюдательности того малого, который следил за нашей красоткой. Вы уже имели возможность изучить ее повадки, а он обо всем догадался. Послушайте, как заключает он свой рапорт: «Следует помнить, что дрезденский поезд останавливается в Зенде». А теперь, — Сапт предостерегающе поднял указательный палец. — самое важное. Вы знаете, что от авторов отчетов требуют полной откровенности. Вот что пишут по поводу отношения к королю: «В народе короля осуждают за то, что он медлит с женитьбой. Среди окружения принцессы Флавии бытует мнение, что пренебрежение короля оскорбляет принцессу. В простонародье считают, что Флавия отдает предпочтение герцогу Майклу, отчего популярность последнего возрастает. Соответствующие службы прилагают все усилия, чтобы разрушить этот миф. По городу распространяется известие, что король дает сегодня бал в честь принцессы. Это производит благоприятное впечатление».

— Вот это новость, — только и мог сказать я.

— Все уже готово для бала, — засмеялся Фриц. — Я отдал соответствующее распоряжение, так что можете не волноваться.

Сапт посмотрел на меня и решительно заявил:

— Надеюсь, ты понимаешь? Тебе придется признаться ей в любви.

— Вполне вероятно, я последую вашему совету, — ответил я. — Если вы думаете, Сапт, что меня нужно к этому принуждать, вы глубоко заблуждаетесь.

Фриц принялся насвистывать какую-то веселую мелодию. Досвистев, он сказал:

— Боюсь, вам будет нетрудно добиться успеха. Я не должен вам этого говорить, но все-таки скажу: принцесса призналась графине Хельге, что за последнее время очень привязалась к королю. Она говорила, что после коронации король раскрылся ей совсем с другой стороны, и теперь она действительно обижена, что его величество уделяет ей так мало внимания.

— Час от часу не легче!.. — простонал я.

— Не строй из себя неженку! — сказал Сапт. — Будто ты никогда не говорил комплиментов хорошенькой девушке. Это все, что от тебя сейчас требуется.

Влюбленный Фриц отнесся ко мне с куда большим сочувствием. Не зная, чем помочь, он ласково потрепал меня по плечу.

— Думаю, мой мальчик, — как ни в чем не бывало продолжал бесчувственный Сапт, — будет еще лучше, если ты прямо сегодня сделаешь ей предложение.

Я исторг в ответ еще более тяжкий стон.

— Или почти сделаешь, — словно ничего не замечая, гнул свое Сапт. — Тогда я могу дать в газете информацию о «полуофициальной помолвке».

— Ничего подобного я делать не собираюсь! — взревел я. — И вам не позволю. Никто в моем присутствии не посмеет глумиться над чувствами принцессы!

Пока я говорил, Сапт буравил меня своими умными глазками. Вдруг лицо его озарила хитрая улыбка.

— Хорошо, мой мальчик. Поступай, как знаешь. Мы больше не будем вмешиваться. Но прошу тебя успокоить ее. Сам же видишь — это очень важно. Теперь о Майкле…

— Чтобы этот Майкл в преисподнюю провалился! — уже не мог я сдержаться. — Майкл подождет до завтрашнего утра! Пошли погуляем по саду, Фриц.

Сапт не стал уговаривать дальше. Чем больше я узнавал этого старого вояку, тем отчетливее убеждался, насколько обманчива бывает внешность. Под грубоватой личиной и циничными высказываниями Сапта таилась и тонкость, и ум, и отзывчивость, и великолепное знание человеческой натуры. По моей пылкой отповеди Сапт моментально сообразил, что я, сам еще не понимая, иду именно по тому пути, на который он тщетно пытался наставить меня. Теперь ему было ясно: красота принцессы для меня будет убедительнее самых красноречивых слов. И Сапт решил предоставить событиям развиваться своим чередом.

Не знаю, можно ли осуждать старого полковника. Он был из той породы людей, для которых благо государства и политическая борьба становится делом жизни. Такие люди руководствуются несколько иными критериями, нежели люди не государственные. То, что с моей точки зрения казалось бесчестным по отношению к Флавии да и ко мне самому, Сапту представлялось не больше чем дальновидным политическим ходом. Король, интересы которого охранял Сапт, по мнению старого хитреца, ничего не терял, если я расположу к себе Флавию. Так или иначе, когда мы вызволим короля из беды, она все равно должна будет стать его женой. Если же король погибнет, мои ухаживания за Флавией окажутся очень кстати. Ибо, хотя мы с Саптом ни разу больше не возвращались к этому разговору, я не сомневался: если мы не вернем короля, мне придется до конца дней своих править Руританией. Сапт скорее умрет, чем уступит престол Черному Майклу.

Вечером в честь Флавии состоялся пышный бал. Мы с принцессой открыли его кадрилью, потом станцевали вальс. Присутствующие просто буравили нас взглядами, и я мог лишний раз убедиться, с каким нетерпением все ждут нашей свадьбы.

Потом, за ужином, на который все были приглашены после бала, я с изумлением обнаружил, что принцесса смотрит на меня восторженными глазами и ловит каждое мое слово. Я забыл обо всем на свете. Вне себя от восторга и счастья, я вскочил с места и, сорвав с шеи ленту ордена Красной Розы, надел ее на шею принцессе. Столовая огласилась аплодисментами. Я посмотрел на Сапта и Фрица. Полковник прятал улыбку, склонившись над бокалом с вином, Фриц, наоборот, хмурился. До конца ужина мы не обменялись с Флавией ни словом. Через некоторое время Фриц легонько коснулся моего плеча. Это был знак, что мы с принцессой можем удалиться в маленькую гостиную, где нам подали кофе. Мы с Флавией встали из-за стола. Придворные незаметно вышли, и мы остались одни.

Французские окна, или по-иному большие застекленные двери маленькой гостиной, выходили в дворцовый парк. Спустилась тихая теплая ночь, наполненная запахом цветом. Это были мучительные минуты. Я изо всех сил боролся с обуревавшими меня чувствами. Думаю, что я, наверное, выдержал бы все на свете, кроме того взгляда, которым вдруг наградила меня Флавия. В ее глазах я прочел одновременно и нежность, и недоумение, и еще многое-многое другое, из-за чего я вмиг забыл про свою миссию, и про короля, заточенного в Зенде. Вы думаете, я помнил в тот момент, что она принцесса, а я самозванец? Какое там! Она была так хороша, что я, помимо всех мудрых решений, которые принял сегодня днем, бросился перед ней на колени и взял ее за руку. Нам не нужно было слов, нам хватало наших чувств и этой ночи, которая, казалось, выдалась такой прекрасной специально для нашего объяснения. В следующее мгновение наши губы слились в поцелуе. Вдруг она резко оттолкнула меня.

— Надеюсь, это всерьез? — строго спросила она. — Или все дело в том, что вам надо укрепить положение?

— Всерьез, — тихо ответил я. — Я люблю вас больше, чем имею право. Люблю больше жизни, больше чести и чувства долга!

Если бы она вдумалась в смысл моих слов! Но она сейчас искала только доказательства моей искренности, и ничего более для нее не существовало. Прижавшись ко мне, она шепнула:

— Как я была бы счастлива, если бы вы не были королем! Тогда нас не связывало бы ничего, кроме любви. Я люблю вас, Рудольф. Я сама себе удивляюсь. Ведь еще недавно мне казалось, что я не испытываю к вам никаких чувств.

— Недавно? — спросил я.

— Ну да, — просто ответила она, — раньше я вас не любила.

Я ликовал! Теперь я мог быть уверен: король тут ни при чем. Я, Рудольф Рассендилл, и никто иной, завоевал сердце Флавии! Я крепко обнял ее за талию.

— Значит, вы раньше не любили меня?

Она улыбнулась и, глядя мне в глаза, прошептала:

— Наверное, это потому, что раньше я не видела вас в короне.

— Значит, раньше не любили? — не отставал я.

Она тихо засмеялась.

— Вы это так спрашиваете, будто только и ждете подтверждения.

— А я и жду его.

Она вздохнула.

— Только умоляю, берегите себя, Рудольф. — Теперь в ее голосе послышалась тревога. — Вы же сами понимаете — он кипит от бешенства.

— Кто, Майкл? О, если бы дело было только в Майкле… — вырвалось у меня.

— А что вас еще может волновать? — удивилась Флавия.

И тут я почувствовал, что у меня есть шанс разом стать самим собой и, быть может, обрести счастье. Я собрал всю свою волю и, отпустив руки Флавии, отступил на шаг. До сих пор эта сцена стоит у меня перед глазами. И, несмотря на то, что прошло много лет, я словно наяву слышу, как ветер за окном шелестит листьями вяза.

— А если бы я не был королем, Флавия? — начал я. — Если бы я был просто дворянином, и…

Не успел я договорить, как она схватила меня за руку.

— Даже если бы вы были преступником и вас посадили в городскую тюрьму, для меня вы оставались бы единственным королем, — сказала она.

«Да простит меня Бог!» — воскликнул я про себя и, не выпуская ее руки, продолжал:

— Если бы я не был королем…

— Молчите, — снова не дала она мне договорить. — Вам нечего сомневаться и проверять мои чувства, Рудольф. Ну, подумайте сами: могла бы я смотреть на вас так, как теперь, если бы просто хотела стать королевой?

Она смущенно опустила голову.

С минуту я держал ее в объятиях. Несмотря на все блаженство, меня продолжала мучить совесть, и я понял, что невзирая на интересы государства, должен немедленно признаться ей.

— Флавия, — начал я. Голос едва слушался меня. — Флавия, дело в том, что я не…

Видимо, почувствовав по моему тону, что сейчас я скажу что-то важное, Флавия подняла голову и внимательно посмотрела на меня. Но в этот момент послышался шум гравия на дорожке парка, и мгновение спустя в двери показалась коренастая фигура.

Тихонько вскрикнув, Флавия отпрянула от меня, и я так и не договорил того, что хотел. В гостиную вошел Сапт. Он отвесил почтительный поклон, но я заметил, что у него сердитое лицо.

— Виноват, ваше величество, — сказал он. — Спешу вам доложить, что его преосвященство кардинал уже четверть часа ожидает, чтобы вы дозволили ему удалиться.

Я посмотрел Сапту в глаза и уловил недвусмысленный упрек и предостережение. Трудно сказать, давно ли он оказался в парке, но в гостиной он появился вовремя.

— Нехорошо злоупотреблять временем его преосвященства, — покорно ответил я.

Флавия ни словом не обмолвилась Сапту о наших чувствах, но по ее сияющему лицу и по тому, как равнодушно она протянула ему руку, даже куда менее наблюдательный человек, чем Сапт, моментально понял бы все. На мгновение лицо Сапта озарилось грустной улыбкой. Он склонил голову и поцеловал Флавии руку.

— В радостях и печали, в хорошие времена и в дурные, Бог да хранит ваше королевское высочество! — воскликнул старый вояка, и в хриплом голосе его звучала такая нежность, которую даже предположить было трудно у такого человека.

Он помолчал, потом, взглянув на меня, по-военному вытянулся и совсем иным тоном гаркнул:

— Но прежде всего король! Боже, храни короля!

— Аминь! — ответила Флавия и, схватив мою руку, коснулась ее губами. — Да хранит вас Бог!

Мы возвратились в бальную залу. По протоколу гости подходили прощаться сначала к королю, потом к принцессе, и эта церемония развела нас с принцессой по разные стороны залы. Сапт затесался в самую гущу толпы, и люди, оказавшиеся подле него, тут же принялись весело перешептываться с соседями. Я не слышал ни слова, но не сомневался, что Сапт усиленно распространял «последние новости о короле и принцессе». Для него это был крупный козырь в борьбе против Черного Майкла, и он, разумеется, старался быстрее пустить его в ход. Провожая Флавию до кареты, я убедился, что Сапт развернул поистине грандиозную деятельность. Около кареты нас поджидала толпа людей. Когда мы оказались в поле зрения, нас встретили шквалом приветствий. Теперь я уже ничего не мог предпринять. Даже если бы я решился публично признаться Флавии в обмане, никто не поверил бы мне. Скорее всего, все просто решили бы, что король спятил, а такая перспектива мне совсем не улыбалась. Так, поддавшись чувствам, я попал в ловушку, а хитрый Сапт вовремя захлопнул дверцу. Пути назад не было, и мне оставалось лишь играть постыдную роль самозванца. Толпа продолжала неистовствовать; престиж короля поднимался на глазах. Теперь во мне видели подлинного правителя страны, ибо всеобщая любимица Флавия приняла мое предложение, и скоро состоится свадьба.

До своих покоев мне удалось добраться лишь в три часа ночи. Бледный рассвет уже смотрел в окна дворца. Мы с Саптом молча сидели в креслах. Подавленный недавними происшествиями, я тупо смотрел на огонь в камине, а Сапт дымил своей трубкой. Фриц был до такой степени возмущен происходящим, что не захотел ни минуты задерживаться в гардеробной и сразу ушел спать. Когда мы с Флавией прощались возле кареты, она отколола от платья розу и, поцеловав, преподнесла ее мне. Сейчас роза лежала на столике, который стоял рядом с моим креслом.

Сапт потянулся к розе, но я быстро прикрыл цветок рукой.

— Она моя, — объяснил я. — Ни вы, ни король не имеете на нее никакого права.

— Сегодня мы славно послужили королю, — сказал Сапт.

И тут меня охватила ярость.

— Себе я тоже сослужил неплохую службу, — ответил я, — и ничто не помешает мне успешно продолжать в том же духе.

Сапт кивнул головой.

— Я понимаю тебя, мой мальчик. Но, хорошо это или плохо, ты наделен достоинством и честью. И это не даст тебе «продолжать в том же духе».

— На вашем месте я бы не стал говорить об этом, — еще больше разозлился я. — Вы же сами постарались обставить все так, чтобы я повел себя совершенно бесчестно.

— Да что ты мучаешься, мой мальчик. Пока еще ничего страшного не произошло. Считай, что ты просто разыграл принцессу.

— Разыграл? — едва я сдержался от гнева. — Предупреждаю, полковник. Если этот, как вы говорите, «розыгрыш» продлится еще немного, я за себя не отвечаю. Ситуация складывается так, что даже вы не сможете помешать мне бороться за принцессу. И тогда я уже стану сражаться с Майклом не за короля, а за собственное счастье. А король наверняка уснет вечным сном в Зенде. Я достаточно ясно выразился, полковник?

— Да, мой мальчик, я понял тебя.

— Если поняли, нам надо немедленно выручать короля, — продолжал я. — Вы же сами сегодня все слышали…

— Слышал, — честно признался Сапт.

— Я не сомневался в этом. Ваша проницательность и тут вам не изменила. Вы заранее знали, чем кончится моя беседа с Флавией. Так прислушайтесь снова к своему дару провидения. Он не подсказывает вам, что произойдет, если я побуду еще недельку в Стрелсау?

— Подсказывает, — ответил Сапт. Он угрожающе посмотрел на меня и добавил: — Только если ты на это решишься, тебе придется сразиться со мной, и кто-нибудь из нас двоих погибнет.

— Это меня не остановит. Против меня все равно выступит Майкл со своими головорезами. Так что вы станете просто еще одним человеком, с которым мне придется бороться. Кроме того, я смогу восстановить против вас всю столицу. Стоит мне обнародовать вашу ложь, и час спустя я не поручусь за вашу жизнь.

— Бесспорно. Я так укрепил твое влияние, что стоит тебе захотеть, и ты легко разделаешься со мной.

— Я мог бы жениться на принцессе, а Майкла вместе с королем отправил бы к праотцам, — продолжал я.

— Тебе следует только захотеть, мой мальчик.

— Тогда умоляю вас, полковник! Едем быстрее в Зенду. Нам надо разделаться с этим Майклом и отдать королю то, что принадлежит ему по праву.

Старина Сапт встал и принялся с большим интересом разглядывать меня.

— А как же принцесса? — спросил он.

Скомкав розу в руке, я украдкой поднес ее к губам. В следующее мгновение Сапт ласково потрепал меня по плечу.

— Готов подтвердить хоть на исповеди, — едва слышно проговорил он, — ты лучший Эльфберг из всех, которые когда-нибудь рождались на свет. Но что же делать, мой мальчик, если я обязался верой и правдой служить королю? Ты прав, едем немедленно в Зенду.

Я поднял голову и посмотрел ему в глаза. Никогда не ожидал такого от Сапта: в его глазах стояли слезы.