Ночь выдалась лунной и очень тихой. Нам это было совсем некстати. Мне бы что-нибудь вроде той славной ночки с ливнем и воем ветра, во время которой я совершил первое свое купание во рву герцога Майкла. Но тут я при всем желании не мог ничего поделать, и мне оставалось рассчитывать только на собственную хитрость. Я надеялся, что, держась в тени крепостной стены, буду незаметен даже для обитателей нового дворца, окна которого выходят прямо на ров. Конечно, если бы им пришло в голову обыскать ров, я бы пропал. Но вряд ли кому-нибудь хотелось делать это среди ночи. Ведь с момента моей последней вылазки они укрепили «лестницу Иакова», и проникнуть с этой стороны в камеру я теперь просто не мог. Йоханн говорил, что сам помогал ее укреплять. В том месте, где прежде зияла дыра, теперь не осталось ни единого зазора, и, глядя снаружи, вообще невозможно было предположить, что тут когда-то было окно. Трубу намертво вмуровали в оконный проем, и разрушить это сооружение можно было только взрывчаткой или топором, что в равной мере меня не устраивало: и в том, и в другом случае на шум сбежалось бы все население замка, прежде чем я залез бы в окно. Вот почему, по их расчетам, окажись я во рву, я не смог бы принести никакого урона. Так стоило ли проверять, плаваю я там или нет? Не ждал я особой опасности и в том случае, если Йоханн струсит и вздумает выдать нас. Он все равно не имеет никакого понятия, где я нахожусь. Он думает, что я вместе с остальными буду ждать у дверей нового дворца. Так что опасаться предательства нужно было не мне, а Сапту. Впрочем, он бы оскорбился, если бы попал в другое место. Этот старый вояка всю жизнь лез в самое пекло. Поэтому-то, изложив ему все свои соображения, я со смехом добавил:
— Итак, вам меня не в чем упрекнуть, старина. В случае, если Йоханн струсит, вы погибнете раньше меня. Надеюсь, теперь вы не думаете, что я щажу вас?
Однако он все равно не поверил мне. Он по-прежнему считал, что должен разделить опасность со мной, и только мое упрямство не позволило ему осуществить это намерение. Дело в том, что я прекрасно понимал: там, где один человек может остаться незамеченным, двое почти наверняка попадутся. Словом, как ни молил и ни пугал меня старый полковник, я не изменил своего решения. Он, правда, пытался еще что-то возражать и даже говорил, что, пока мы не вызволим короля, моя жизнь принадлежит Руритании, но тут я строго оборвал его.
— Если король не переживет сегодняшней ночи, обещаю вам, что и я ее не переживу, — сказал я, и Сапт наконец смирился.
В полночь отряд под командованием Сапта и Фрица покинул Тарленхайм и, далеко объезжая город, пустился окольными путями к замку Черного Майкла. Если в пути ничего не случится, без пятнадцати два они поравняются с замком. Спрятав лошадей в укромное место, они пешком подберутся ко входу в новый дворец и будут ждать, когда Йоханн отворит дверь.
Немного подождав, я сел на ту самую лошадь, которая в ночь после коронации с такой скоростью пронесла меня от охотничьего домика обратно в Стрелсау. В седле я как следует спрятал револьвер и нож. На мне был теплый плащ, под ним — свитер из толстой шерсти, на ногах — толстые шерстяные носки и легкие туфли из парусины. Кроме того, я тщательно натер тело жиром и не забыл прихватить с собой полную флягу виски. Хотя ночь была теплая, я мог пробыть в воде дольше, чем предполагал, и стоило по возможности уберечь себя от простуды. Да не покажется кому-то смешным, что перед лицом смертельной опасности я пекся о собственном здоровье. Просто я по опыту знал, что малейший холод побеждает смелость и жажда согреться пересиливает все остальные чувства. Проявить малодушие и погибнуть мне совсем не хотелось. Кроме упомянутых выше вещей и лесенки, о назначении которой я уже рассказывал, я захватил с собой изрядное количество тонкой, но очень прочной веревки и обмотал ее вокруг пояса. Убедившись, что ничего не забыл, я тронул коня и поехал к замку.
Я тоже объезжал город, но другой, более короткой дорогой, и, хотя выехал гораздо позже отряда Сапта, к половине первого добрался до опушки зендского леса. Оставив револьвер в подсумке седла — в воде он все равно был бы мне совершенно бесполезен, — я взял лестницу и подошел к краю рва. Здесь я размотал веревку, привязал ее покрепче к стволу дерева, которое росло у самой воды, и спустился вниз. Я тихо погрузился в воду и услышал, как часы на башне замка пробили без пятнадцати час. Стараясь держаться как можно ближе к стене и легонько толкая перед собой лестницу, я поплыл вперед. Мало-помалу я наконец доплыл до славной «лестницы Иакова» и нащупал ногами знакомый каменный выступ. Присев под трубой, я попытался хоть немного сдвинуть ее с места, но, несмотря на все мои усилия, труба даже не покачнулась. Оставив это бесполезное занятие, я затаился и выжидал. Помню, что не испытывал особенной тревоги. Меня в тот момент не слишком занимали мысли о короле, и даже о Флавии я почти не вспоминал. Все мои помыслы были только об одном: мне безумно хотелось курить, и я с сожалением думал, что, если меня убьют прямо в воде, я больше никогда в жизни не сделаю ни одной затяжки.
Мост еще не поднимали. С того места, где я сидел, были отчетливо видны его контуры. На другой стороне канала стоял новый дворец, и окна апартаментов Майкла располагались примерно на уровне моста. Справа, на том же уровне, я видел окна Антуанетт де Мобан и молил Бога, чтобы она ничего не забыла и не перепутала.
В окне герцога неожиданно зажегся свет. Ставни были открыты, и, осторожно поднявшись на цыпочки, я увидел часть комнаты. Я оказался в довольно выгодном положении: свет из окна до меня не доходил, я же отчетливо различал, что делается у Майкла. Окно отворилось, и в него выглянула Антуанетт де Мобан (я сразу узнал ее по изящному профилю). Я едва удержался, чтобы не крикнуть: «Не забудьте!», но сдержался и секунду спустя возблагодарил судьбу, ибо какой-то мужчина подошел к окну и встал за спиной Антуанетт. Он попытался обнять ее, но она резко отпрянула от него и прислонилась к открытому ставню. Теперь я мог разглядеть мужчину. Это был Руперт Хенцау. Ошибиться я не мог. Я не только видел Руперта, я слышал его голос и даже смех. Он простер руки к Антуанетт и, смеясь, начал что-то горячо ей доказывать.
— Да погоди ты! Еще не время! — шепотом проговорил я, словно и впрямь надеялся убедить его.
Руперт нагнулся к самому уху Антуанетт и, по-видимому, сказал ей какую-то дерзость, ибо она, ткнув пальцем в сторону рва, возмущенно воскликнула:
— Скорее я брошусь туда!
Он подошел к окну и выглянул на улицу.
— Там прохладно, Антуанетт, — сказал он. — Впрочем, вы наверняка шутите.
На этот раз она ответила тише, и я не разобрал слов. Но, судя по всему, ответ ее мало обрадовал Руперта, ибо он треснул кулаком по подоконнику и капризно произнес:
— Дьявол бы побрал этого Черного Майкла! Ему что, принцессы мало? И вас ему подавай, и Флавию. Не понимаю, что вы в нем нашли?
— А что, если я передам ему ваши слова? — спросила Антуанетт.
— Можете предать, если хотите, — небрежно отозвался Руперт и, наклонившись, быстро поцеловал ее.
— Ну вот! — торжествующе воскликнул он. — Теперь вам, по крайней мере, действительно будет чем с ним поделиться.
Я порадовался, что оставил револьвер на берегу. Если бы он был у меня с собой, наверное я не удержался бы и выстрелил. Но, избавленный от соблазна, я просто пополнил счет его грехам.
— Хотя, — продолжал Руперт, — Черному Майклу до вас мало дела. Он без ума от принцессы. Да он только и думает, как перерезать глотку этому самозванцу. Знаете, что он обещал, если я сумею это сделать?
— Да, да, — продолжал он, — Майкл кое-что обещал мне, но, — он снова приблизился к Антуанетт, — я не хочу ждать так долго.
Несмотря на ее протесты, Руперт опять было притянул ее к себе, но тут дверь в комнату с грохотом отворилась.
— А вам что тут понадобилось, сэр? — раздался грубый голос.
Руперт весело отчеканил:
— Сэр, я пришел, чтобы принести мадам де Мобан извинения за ваше долгое отсутствие, и старался изо всех сил, чтобы она не тосковала в одиночестве.
Я плохо видел вошедшего, но по тону беседы было и так ясно, что это Черный Майкл. Он кинулся к окну и схватил Руперта за руку.
— Хочу напомнить, что ров у меня глубокий, — многозначительно проговорил он, — там хватит места не только для короля.
— Ваше высочество угрожает мне? — спросил Руперт.
— Если кто-то не принимает моих угроз к сведению, приходится приводить их в исполнение, — еще более многозначительным тоном ответил Майкл.
— Это нам известно, — весело сказал Руперт. — Но иногда вы что-то не очень торопитесь. Сколько вы угрожали Рассендиллу, а он ведь все еще жив.
— Я не виноват, что у меня такие неуклюжие придворные, — презрительно проговорил Майкл.
— Ну, вы-то ваше высочество, даже неуклюжести не удосужились проявить в этом деле! — не остался в долгу Руперт.
Как я ни относился к Руперту, но слова его вызывали невольное уважение. Бросить мстительному Майклу такой упрек мог только отчаянный смельчак. Я очень жалел, что не вижу лица Черного Майкла.
Однако он проявил завидную выдержку, ибо, когда заговорил, голос его ничем не выдавал раздражения.
— Ну, ну, довольно ссориться, Руперт, — сказал он. — Сейчас не то время. Лучше скажите, Детчард и Берсонин заступили на пост?
— Да, сэр.
— Тогда вы свободны. Можете отдыхать.
— Но я совсем не устал.
— Все равно, прошу оставить нас, сэр. — В голосе Майкла снова послышалось раздражение. — Скоро поднимут мост. Полагаю, вам не очень хочется добираться до постели вплавь?
Руперт попятился от окна, и я услышал, как за ним закрылась дверь. Майкл подошел к окну и затворил его. Потом он принялся что-то втолковывать Антуанетт, но до меня теперь не доносилось ни звука. Выслушав Майкла, Антуанетт покачала головой. Он снова подошел к окну и закрыл ставни.
— Де Готе! Де Готе! — послышался вдруг с моста голос Руперта. — Выходите, иначе вы рискуете искупаться во рву.
Минуту спустя они уже вместе шагали по мосту. Дойдя до середины, Руперт остановился. Он свесился с парапета и поглядел вниз. Я спрятался за «лестницу Иакова», и он меня не заметил. Руперт протянул руку, и Де Готе дал ему бутылку. Руперт стал пить прямо из горлышка.
— Все! — немного спустя выдохнул он и бросил пустую бутылку в ров. Я определил по всплеску, что она упала примерно в ярде от трубы. На Руперта, по-видимому, нашло игривое настроение. Увидев бутылку в воде, он выхватил револьвер и принялся палить по ней. Две первые пули ударились о трубу, третья разнесла бутылку вдребезги. Но и на этом славный молодой человек не успокоился. Он еще два раза выстрелил по трубе, и одна из пуль просвистела около моей головы. Тут, на мое счастье, послышался окрик:
— Поднимаю мост!
— Подождите минутку! — хором ответили Руперт и Де Готе и стремглав побежали на берег.
Мост подняли, и вновь наступила тишина. Часы пробили четверть второго. Я выпрямился, потянулся и зевнул. Минут через десять справа донесся какой-то шум. Я выглянул из-за трубы. У подножия моста стоял какой-то мужчина с обнаженным мечом к руке. Это был Руперт. С минуту он не двигался. Потом, тихо хмыкнул, повернулся лицом к стене, подошел к ней вплотную и, к моему изумлению, стал спускаться по ней вниз. Даже такой ловкач, как он, не мог бы удержаться на отвесной поверхности, значит, тут в стене были ступени. Добравшись до низа, Руперт зажал меч в зубах и без единого всплеска погрузился в воду. Страсть сразиться с ним на мечах прямо тут, без единого свидетеля, была так велика, что, если бы речь шла только о моей жизни, я, без сомнения, бросился бы за ним вдогонку. Но от меня сейчас зависела жизнь короля, и я сдержался. Затаившись в своем убежище, я лишь внимательно следил за недругом.
Руперт неторопливо переплыл ров и легко выбрался на берег, из чего я заключил, что там тоже были ступени. Он встал у порога двери, которая вела от подъемного моста к новому дворцу, и полез в карман. Потом я услышал, как он отпирает замок. Запер он снова дверь или оставил открытой, я не понял, ибо, справившись с замком, он безо всякого шума исчез.
Оставив лестницу на площадке (теперь я знал, что могу обойтись без нее), я подплыл к основанию моста и поднялся до середины стены. Я остановился и, вытащив меч, стал вслушиваться во тьму. Ставни на окнах герцога были плотно закрыты, сквозь них не пробивалось ни единого луча света. Зато окна напротив были освещены. Вокруг стояла полная тишина. Немного погодя часы пробили половину второго, и снова все стихло. И все-таки, увидев Руперта, я не мог успокоиться. Я не сомневался: он тоже что-то замышляет, и до исхода ночи мне еще придется столкнуться с ним.