Плеймейкер

11

НОВА

— Чуть выше, — говорю я.

Я никогда не была сторонницей совершенства, но сегодня это важно.

Женщина приподнимает рамку на дюйм.

— О боже. Это идеально.

Я поворачиваюсь и вижу Энни Джеймисон, стоящую в дверях зала со сжатыми руками и широко раскрытыми глазами. Ее рыжие волосы ниспадают скульптурными волнами, ее тело обтянуто мерцающим серебристым платьем. Она — русалка.

— Ты выглядишь фантастически, — говорю я.

— А ты — гений, — она сжимает мою руку в своей, другую кладет себе на сердце. — Спасибо, что делаешь это. Особенно, когда вся заслуга достанется мне.

С тех пор как я прилетела в Лос-Анджелес сегодня утром с последними работами для премьеры, я была сосредоточена. Я впервые рисую портреты для клиента, и горжусь тем, какими они получились. Но это большая сцена, в буквальном смысле.

Тайлер Адамс подходит к Энни сзади. Я видела его на многолюдной вечеринке, но здесь он более напряженный, в темном костюме с расстегнутым воротником, черная рубашка в тон его глазам.

— Разве они не прекрасны? — спрашивает Энни, переводя взгляд с одного портрета на другой.

— Ммм… Но я предвзят, — Тайлер полуулыбается мне, а затем обращает всю свою силу на жену, притягивая ее к себе.

Обморок. Мне не хватает того, что есть у них. Я могу забыть о Клэе на несколько минут или даже на час, но это напоминание заставляет меня тосковать по близости с другим человеком, который прикрывает твою спину и считает тебя всем миром.

Неожиданная встреча с ним в Денвере выбила воздух из моих легких. Услышав, что он все это время поддерживал тренера, зная, что ему все еще что-то не безразлично, я обнадежила его.

— Насчет перерыва…

— Это был правильный шаг.

Я хотела поговорить об этом, а вместо этого он просто подтвердил мои догадки.

Очевидно, он воспринимает это легче, чем я.

Женщина, развешивающая картины, хлопает меня по плечу.

— Нам пора заканчивать готовиться. Еще раз спасибо за предоставленную возможность. Рада была вас видеть, — говорю я Энни и Тайлеру.

В помещении суетится одетый в черное персонал, расставляя подносы с едой, наполняя бокалы шампанским и нанося последние штрихи в декоре.

Я делаю снимок и выкладываю его в социальные сети, на что мне уже дали разрешение сотрудники отдела рекламы.

Когда гости начинают прибывать, я на минуту отлучаюсь в туалет. Ранее я получила сообщение от Брук с пожеланием ни пуха ни пера, и даже Мари пожелала мне удачи, прежде чем я села в самолет сегодня утром. Еще одно сообщение приходит в тот момент, когда я уже собираюсь дотянуться до двери кабинки.

Ворчун: Удачи сегодня вечером, Пинк. Порази их воображение.

Мое сердце переворачивается.

— Ты видела портреты? Они такие грубые, — женский голос доносится из-за кабинки.

Другой отвечает.

— Я слышала, что она была запасным вариантом на случай форс-мажора. У них был другой художник, но он сорвался.

— Режиссеру нравится авангард, но это просто смешно. Студия выкинула на них деньги. Лучше бы они потратили их на шампанское.

Вслед за этим раздается смех, и у меня внезапно начинает кружится голова, как будто я не ела весь день. Я жду, пока закроется дверь туалета, чтобы отпереть кабинку и выйти.

В фойе швейцары ведут людей в театр.

Я хочу убежать, но не могу. Это было бы слишком неловко. Поэтому я следую их жестам и направляюсь в темный кинозал. Мое место находится выше центра зала. Актеры сидят ближе к экрану, одеты элегантно. Мужчины по обе стороны от меня носят бейджи для прессы.

Когда свет гаснет, звучит музыка и начинаются титры, я мысленно возвращаюсь назад.

— Она была запасным вариантом на случай форс-мажора.

— Они такие грубые.

Я сижу в темноте, смотрю фильм и не обращаю внимания на то, как горят мои глаза. Фильм прекрасен, но трудно сосредоточиться на нем, когда в голове звучит критика.

Дело даже не в том, что они ненавидят меня или мою работу, а в том, что Энни рискнула пригласить меня на эту работу, и я не могу смириться с мыслью, что подведу ее.

В конце меня вместе с остальными выводят в фойе. Представители студии собираются в группы, пьют, сплетничают и смеются. Я делаю снимки произведений искусства для социальных сетей.

Несколько гостей поздравили меня, когда я сказала им, что я художница.

Кому из них это не понравилось? Невозможно узнать.

Я пропускаю очереди людей, направляющихся за шампанским, и выхожу на улицу. В начале октября тепло, легкий ветерок шевелит волосы в моей прическе.

Телефон тяжелеет в моих руках, когда я смотрю на фотографию портрета, которую я выложила ранее, когда я была гордой и уверенной в себе.

Я возвращаюсь к своим сообщениям и нажимаю на контакт.

— Пинк, — отвечает Клэй.

Это единственный слог, который открывает шлюзы. По моему лицу текут беззвучные слезы.

— Как прошло твое мероприятие? — спрашивает он.

— Отлично, — я сглатываю. — Ладно, не очень. Кое-кто возненавидел мое искусство.

— Они идиоты, — ровно говорит он.

Мой рот на мгновение приоткрывается, когда я оглядываю переулок.

— Ты не видел портреты. Я разместила их только в социальных сетях, а тебя в них нет.

— Я проверяю твои.

Это откровение занимает мгновение.

— Проверяешь?

— Да, — звучит так, будто он уже жалеет, что сказал мне об этом.

— Суть в том, что дело не в тебе, а в них. Люди ненавидят меня каждый день. Посмотри хоть одну статью, хоть одно сообщение от команды или любого из новостных изданий. Они полны осуждения.

Я хмурюсь, потирая щеки.

— И от этого должно быть не так больно?

— Я не буду говорить тебе, что ты должна чувствовать. Я скажу тебе, что я был там.

Луна полная, ее только видно, когда я иду к задней части аллеи на своих блестящих каблуках.

Вот что чувствует Клэй. Каждый день.

Впервые за долгое время я чувствую, что понимаю часть его, которую он скрывает от мира. Я чувствую, что он хочет этого.

— Где ты? — спрашивает он наконец.

— На аллее возле театра.

— У тебя новое увлечение аллеями?

Я фыркаю, его тепло заразительно даже на расстоянии сотен миль.

— Может, и так, — я прикусываю щеку. — Где ты?

Мои ноги снова несут меня к улице, шум транспорта и разговоры проникают в тишину, где находились мы с Клэем.

— Только что навестил тренера. Его выпишут из больницы через несколько дней.

— Ты все еще в Денвере, — это знание поднимает мне настроение, хотя я не могу понять почему. — Как долго ты там пробудешь?

— Я не уверен. Еще несколько дней. Для тренера.

— Это здорово, — говорю я и имею это в виду — и то, что состояние тренера улучшается, и то, что Клэй там, с ним. Это не имеет никакого отношения к тому, что я хочу увидеть его снова.

Я прислоняюсь к кирпичной стене, думая только о человеке на другом конце провода.

— Энни Джеймисон и Тайлер Адамс — самая удивительная пара. Я не знаю, как они выдерживают все эти нагрузки и при этом выглядят хорошо.

— Если узнаешь их секрет, сообщи мне, — я улыбаюсь и представляю, как он делает то же самое.

Он прочищает горло.

— Когда ты возвращаешься?

Он имеет в виду Денвер, но на секунду мне кажется, что он имеет в виду что-то другое.

— Завтра.

— Тебе нужна аптечка в самолет? Скажи только слово, и тебя будет ждать бутылка текилы.

Мои губы кривятся.

— Спасибо. Я подумаю об этом.