Плохие девочки не плачут. Книга 3

— Отдай, — требую я.

— Возьми.

Поднимает руку, в которой зажата фигурка, над головой. Смеется. По-мальчишески, добро и открыто. Без намека на угрозу. Просто забавляется.

— Так нечестно, — хмурюсь.

— Неужели? — в темных глазах искрится веселье.

И на краткий миг я верю.

Что сумею победить.

Верю искренне.

Я забываю обо всех доводах разума. О тревожных инстинктах. О жутких образах, терзающих память.

Я бросаюсь к нему. Прижимаюсь всем телом, будто хочу вновь спаять нас воедино. Будто надеюсь на чудо.

Я пытаюсь отобрать статуэтку. Тянусь. Встаю на носочки. Едва достаю до мощной груди. Цепляюсь за широкие плечи, изо всех сил пробую ухватить желанный приз.

Ничего не меняется. Никогда. Не умею делать правильные выводы.

— Ты сам сказал, — выдыхаю. — Это подарок.

Он молчит.

Просто дышит.

Тяжело.

— Алекс, — шепчу я.

Сжимаю фигурку в руках.

Ловлю его взгляд.

Обмираю.

— Нет, — бормочу чуть слышно. — Нет, нет.

Отступаю.

Отшатываюсь назад.

Только поздно.

Игра заканчивается.

В мгновение ока.

Гипсовое изваяние выскальзывает из моих враз ослабевших пальцев. Падает на пол, раскалывается на части, разбивается. Обращается в пыль.

Я содрогаюсь. Сгораю в глазах дикого зверя. Дотла. Я открываю рот. Но закричать не удается. Вопль забивается. Глубоко в горле.

Боже мой. Прошу, пожалуйста. Господи.

Он хватает меня. Заваливает на кровать. Грубо. Резко. Единственным движением. Жестко вдавливает в смятые простыни. Раздвигает мои бедра. Толчком.

Треск ткани. Рубашка разорвана надвое. Горячее дыхание опаляет обнаженную плоть. А под взмокшей кожей бьется чистый лед. Ужас затапливает сознание, заполняет до краев, оплетает тело колючей проволокой.

Я должна остановить это.

Должна.

Я…

Разве можно обуздать удар грома?

Крупные ладони накрывают мою грудь. Сжимают. Сминают. Ощущение будто по ребрам ударяют молотом. Мерзкий хруст костей заставляет оглохнуть.

Глаза распахнуты.

Настежь.

Я возвращаюсь в свой персональный ад.

Слезы стынут. Замерзает кровь. Леденеют жилы. Сердце больше не качает жизнь. Вены жалит иней.

Я двигаю губами. Напрасно. Из горла не вырывается ни единого звука. Я погружаюсь во тьму. Наяву.

Он рвет меня на куски.

Даже не проникая.

Я чувствую.

Огромный.

Пульсирующий.

Раскаленный.

Он меня терзает.

Боль пронизывает тело.

Вгрызается клыками в податливую плоть. Пожирает. Впивается, вырывая сочный кусок мяса, пропускает сквозь железные жернова.

Все повторяется.

По кругу.

Опять.

Я задыхаюсь.

Кричу.

Точнее — пытаюсь.

Отчаянно.

А тело выгибается. Невольно. Подается. Моментально покоряется хищным желаниям своего господина. Отдается власти законного хозяина целиком и полностью.

Разум в огне.

А ты обещал.

Ты слово давал.

Ты…

Нет, нет, нет.

Все обрывается так же резко, как и началось. Зверь лязгает зубами, практически смыкает челюсти на моей глотке. Но кто-то дергает за поводок, заталкивает голодного монстра в клетку, загоняет обратно за решетку.

Фон Вейганд отпускает меня.

Быстро. В момент. Будто ничего и не было. Нет контакта. Нет давления. Происшедшее кажется наваждением. Тает точно мираж.

Я дрожу. Сотрясаюсь в немой истерике. Тщетно пробую взять эмоции под контроль. В памяти оживают сцены недавнего прошлого. Одна ярче другой.

Звон цепей. Кадуцей отброшен во тьму. Кровь заливает пол.

Гигантский член входит в горло до упора. Жестко вбивается вглубь, заполняет лоно, достает до самой матки. Сильнее. Еще, еще. Толчок за толчком.

Зверь берет меня. Везде. Во все отверстия. Ставит в нужную позу. Использует по назначению. Грубо. Мощно.

Я его вещь.

Игрушка.

Я ничто.

Пустое место.

Даже хуже.

— Твой запах, — глухо выдает он. — Ты.

Избавляет меня от разорванной рубашки, надевает новую, набрасывает на мои плечи халат, укутывает, обнимает, окутывает теплом.

— Прости, — говорит тихо. — Я виноват.

Боль отступает.

Дрожь отпускает.

— Ты дурманишь меня, — признается хрипло. — Но видишь, я могу себя сдержать. Я не нарушу черту.

— Дом… домик, — судорожно выдыхаю. — Разбился.

— Девочка моя, — улыбается. — Я дам тебе сотню таких домов. Тысячу. Я уже выкупил это здание.

Сглатываю горечь.

Тоже улыбаюсь.

Изувеченная статуэтка.

Вдали.

На полу.

Пепел к пеплу.

Прах к праху.

Для тебя все просто.

Для меня — нет.

Никогда.

— Не бойся, — говорит он.

— Я не боюсь, — лгу.

Пальцы переплетены. Слиты воедино. Спаяны намертво. Точь-в-точь как линии чертовой судьбы. Пересечены.

— Обними меня, — шепчу сдавленно. — Крепче.

Подчиняется. Прижимает к груди.

Замираю. Едва дышу.

Ловлю момент.

Впитываю.

Нутром.

Так хорошо.

Что даже страшно.

Я буду и дальше улыбаться. Как последняя идиотка. Буду тянуться к нему вопреки всем законам логики. Наплюю на здравый смысл и брошусь в огонь. Я убью за него. Я умру. Отдам все, что есть. Все, что когда-либо было. Душу. Тело. До последней капли крови. Дальше. Больше. Хуже.

Я неизлечима. Безнадежна. Я больна.

— Ты же не отпустишь меня, — роняю надтреснутым голосом.

— Нет, — сжимает сильней. — Никогда.

— Да, — выдыхаю я.

Не отпускай.

Никогда.

Да.

Я уйду сама.

Я уползу.

Я…

Твоя.

С мясом.

До костей.

До самого нутра.

И даже глубже.

Только это ничего не меняет.

Слышишь?

Как бьется сердце.

Как стрекочет.

В груди.

Ничего.

Нет.

Я мертва.

Я свободна.

Я.

Не.

Твоя.

***

— What country do you like the most (Какая страна нравится вам больше всего)? — вдруг спрашивает медсестра.

Вздрагиваю, смотрю на абсолютно незнакомую девушку, как на привидение.

— Sorry — what? (Простите — что?)

— You haven’t told us yet (Вы еще не сказали нам), — мило улыбается она.

— I don’t remember when… (Я не помню, когда…) — осекаюсь.

Черт.

Вальтер Валленберг.

Точно — черт.

— France (Франция), — называю первое место, которое приходит на ум.

— That’s perfect (Отлично), — заключает медсестра. — Get ready at seven o’clock in the evening (Будьте готовы в семь вечера).

— And that’s all (И все?) — невольно удивляюсь. — Are there any additional instructions? Any details? Not even a hint? Nothing at all? (Никаких дополнительных инструкций? Никаких подробностей? Даже намека нет? Вообще ничего?)

— Don't be surprised (Ничему не удивляйтесь), — спокойно произносит она и удаляется.

Супер. Прекрасно. Просто закачаешься.

Как будто я могу удивляться хоть чему-нибудь в этой жизни. Теперь. После всего.

Наверное, мне стоит быть осторожнее. Задать пару наводящих вопросов, проверить подлинность связи с бароном Валленбергом, убедиться в правдивости первоначальной догадки. Нельзя строить доверие на единственной фразе про любимую страну.

Но мне наплевать. Даже если это коварный план Мортона. Даже если я направляюсь прямиком в ловушку. Наплевать. Пусть так.

Я готова броситься в бездну, сорваться с обрыва, разбиться вдребезги о скалистый берег. Я готова на все что угодно. Лишь бы только выбраться. Вырваться из проклятой паутины. Разорвать цепь раз и навечно.

Хотя признаю, лорд-психопат — не лучшая компания, дабы скоротать прохладный осенний вечер. Особенно если вспомнить его щедрые дары. Глаза. Сердца. Какой утонченный вкус у этого больного ублюдка.

Интересно, попади я к нему однажды, что бы он прислал на память фон Вейганду?

Ничего.

Я бы в пыль рассыпалась. Я бы растворилась в пространстве.

В моем мире существует только один мужчина. И только один мужчина вправе меня касаться. Иначе сгорю дотла, даже следа не останется.

Я стою на самом краю и понимаю, что мне больше не страшно. Я устала страдать, устала бояться. Я чувствую себя на тысячу лет, а мне же еще и тридцати не исполнилось.

Пора смотреть на вещи трезво. Без помощи не выберусь. И не важно, кто именно вытащит. Хуже не будет. Куда уже хуже?

Я подхожу к зеркалу, смотрю на себя. Провожу кончиками пальцев по гладкой коже.

Шрамов нет. Ни единого рубца не ощущаю. Однако внутри ничего не стереть, не исправить. Внутри на мне живого места нет. Не знаю, как дышу, как хожу по земле. Избитая. Изрезанная. Выпотрошенная.

Я осталась там. Навсегда. Во тьме. В холоде. В геенне огненной.

Это только оболочка. Подлатанная.

Часы показывают семь, а я до сих пор не ощущаю никакого воодушевления. Не верю, что сумею выскользнуть из логова хищного зверя. Даже если за мной явится другой зверь, не менее хищный, голодный до жестокости, коварный и беспринципный.

Я слежу за временем так пристально, что глазам становится больно.

Семь ноль один. Семь ноль два. Семь ноль три.

Минуты утекают все быстрее. Тает моя надежда.

Я стараюсь унять предательскую дрожь в теле.

А вдруг фон Вейганд обо всем узнал? Никто мне не поможет, не спасет, не вызволит из клетки. Я обречена на погибель.

Семь ноль четыре.

Нет. Не сдамся. Не отступлю.

Семь ноль пять.

Открывается дверь.

Моментально поднимаюсь.

Уже знакомая медсестра проходит в палату, вручает мне врачебную экипировку: халат, медицинскую маску, бейдж с неизвестным именем.

— Hurry up (Быстро), — говорит девушка. — We have one minute (У нас минута).

Подчиняюсь без слов. Наряжаюсь. Переодеваюсь в костюм доктора, едва шевелю заледеневшими от волнения пальцами. С трудом, но справляюсь. Киваю, подтверждая полную готовность.

— Now you’ll have to act on your own (Теперь придется действовать самостоятельно), — четко выдает инструкцию.

А у меня мороз по коже. Самостоятельно? Я уже забыла, как это.

— Go out and turn right (Выйдите и поверните направо), — продолжает девушка. — Walk till the end of the corridor. There will be an elevator there. Press block A, ground floor. Our taxi is waiting for you at the parking. Here is the car number (Пройдите до конца коридора. Там будет лифт. Нажимайте блок А, нулевой этаж. Наше такси ждет вас на парковке. Вот номер).

Она вкладывает в мои руки небольшой квадрат бумаги.

— Your new documents are already in the vehicle. The driver will ask you a test question (Ваши новые документы уже в автомобиле. Водитель задаст проверочный вопрос).

— A question (Вопрос)? — невольно переспрашиваю. — What kind of a question (Какой еще вопрос?)

— Wer ist der König dieser Welt? (Кто король этого мира?) — девушка с улыбкой переходит на немецкий язык.

Догадаться легко.

— Walter (Вальтер?) — усмехаюсь в ответ.

— Wolf (Волк).

Ну, не совсем легко.

Я подавляю желание обрушить на нее шквал вопросов. Разве не лев? И не мира король, а царь зверей? Почему именно волк? К чему это вообще?

Ладно. Не важно. Надо действовать.

Покидаю палату, продвигаюсь строго по плану.

Сердце колотится. Бешено. Пульс дичайший. Сходит с ума. Срывается.

Я не верю, что действительно ухожу от фон Вейганда. Ощущение, будто это его очередной эксперимент. Он может схватить меня, вернуть в любой момент.

Достаточно дернуть за поводок.

Он дарует свободу. И отнимает. Он единственный властитель моей судьбы. Всегда и все держит под контролем. Его не обмануть, не провести. Глупо даже пытаться. Исход будет один.

Я не смогу покинуть здание больницы. Вот так просто. Слабый маскарад. Никаких гарантий. Я уже чувствую клыки, что смыкаются вокруг глотки.

Нервно мотаю головой, пробую очистить сознание.

Только куда там. Мозг услужливо подбрасывает яркие картины.

Я ведь пыталась убежать. Прежде. Как будто в другой жизни. Тогда мне вкололи ударную дозу снотворного, и я очнулась уже на борту самолета. Не слишком удачная попытка.

Что же зверь сделает сейчас?

Сжимаю кулаки. Пусть ногти сильнее впиваются в ладони. До боли. Пусть отрезвляют. Но это едва ли помогает.

Реальность вокруг плывет. Мир становится удивительно белым. Заснеженным. Слепящим. Не чувствую ног. Застываю на месте. Дышу часто-часто.

Нет, нет, нет.

Хватит.

Гребаный флешбэк.

Зверь настигает меня. Набрасывается. Наваливается сверху. Вбивает в безразличный гранит. Огромный член обдает пламенем.

Нет, нет, нет.

Это не настоящее.

Просто воображение.

Просто…

Хруст костей. Толчок. Еще, еще.

Зверь рвет меня на части, не ведая жалости. Вгоняет возбужденный орган до упора, грубо проталкивает внутрь, берет мою плоть размашистыми ударами. Натягивает резко, жестко наполняет до предела, вдалбливается сильнее.

Нет, нет, нет.

Прекрати.

Я должна очнуться.

Должна.

Пожалуйста.

Я кусаю внутреннюю сторону щеки. Да так, что рот наполняется кровью.

Белый сменяется красным. Контуры обретают четкость. Коридор перестает расплываться перед моим затравленным взором.

Все кажется нереальным. Видение. Мираж.

Разбиваю чары. Чудом. Не иначе.

Добираюсь до лифта, вхожу в кабину, жму нужные кнопки.

Блок А. Нулевой этаж.

Надеюсь, ничего не путаю. Помню правильно.

Прислоняюсь к стальной стене, перевожу дыхание. Считаю секунды. Очень стараюсь не потерять сознание.

Необходимо сосредоточить внимание на главном. Выбраться из больницы, найти автомобиль.

Достаю смятую бумагу с номером, изучаю цифры. Не обращаю внимания на то, как пот градом льет по спине.

Лифт прибывает в пункт назначения, створки расходятся в разные стороны, и я на автомате бросаюсь вперед. Очертя голову, не глядя перед собой. Не вижу людей, не замечаю.

К цели. Быстрее.

Врезаюсь в кого-то. На полной скорости. Почти сбиваю с ног.

— Entschuldigung (Извините), — выдаю механически.

И вдруг мой взгляд упирается в бейдж. В имя, от которого внутренности враз скручивает холодом. Шумно сглатываю.

Dr. Speidel (Доктор Шпайдель).

Совпадение? Случайность? Стечение обстоятельств?

Боже. Неужели это и правда тот самый врач?

Я так терзалась проблемой выбора. Раньше. Но оказывается, чтобы сделать правильный выбор, надо совсем немного времени. Иногда достаточно короткого мгновения. Я хватаю мужчину за руку.

— Kennen Sie Silvia Wallenberg? (Вы знаете Сильвию Валленберг?) — действую прямо.

— Wer sind Sie (Вы кто?) — выдает пораженно.

— Warst du ihr Arzt? (Вы были ее врачом?) — не отступаю.

Он молчит. Однако ответ читается в глазах. Четко.

— Did you know about her injuries (Вы знали о ее травмах?) — перехожу на английский, ибо на одном немецком не вытягиваю, перечисляю: — Whip marks, skin burns, broken jaw (Следы от кнута, ожоги на коже, сломанная челюсть).

— Wer sind Sie (Кто вы?) — опять повторяет мужчина.

Выглядит испуганным.

Такой интеллигентный мужчина. Внешне приятный. Располагает к себе. И не скажешь, что его можно подкупить. Впрочем, какой у него был выбор?

Валленберги всегда получают то, что хотят.

Исключений нет.

В живых.

— Why do you ask me about her? (Почему вы спрашиваете меня о ней?) — он тоже переходит на английский язык.

Моя очередь молчать. Точнее — бежать.

Я отпускаю его, отворачиваюсь и удаляюсь, направляюсь в сторону стоянки. Нет времени на долгие беседы. Я и так задержалась. Здесь повсюду охранники фон Вейганда. Градус опасности зашкаливает.

А все же.

Почему я спрашиваю?

Почему, почему.

Ха.

Хочу забить последний гвоздь в крышку гроба своих поруганных чувств. Как будто нужны еще какие-то подтверждения и доказательства. Как будто это хоть что-то меняет. Все было ясно изначально. Бежать. Бежать со всех ног. Других вариантов нет.

Я нахожу нужное такси.

Водитель опускает стекло.

— Wer ist der König dieser Welt? (Кто король мира?) — звучит проверочный вопрос.

— Wolf (Волк).

Он открывает дверцу. Усаживаюсь в салон, вжимаюсь в сиденье.

— Where are we going? (Куда мы едем?) — интересуюсь тихо.

— To the airport (В аэропорт), — пожимает плечами. — Your documents are in the folder. You could have a look. You’ll find normal clothes there, too (Ваши документы в папке. Можете ознакомиться. Там же нормальная одежда).

Я изучаю бумаги. Новый паспорт. Новая страховка. Диплом. Краткая биография. Я в очередной раз меняю личность. Погибаю и рождаюсь заново.

Проверяю авиабилеты. Прямой рейс Мюнхен-Тулуза. Видимо, Париж выглядит чересчур банально.

Я оглядываюсь, смотрю назад. Тревога вонзается глубже.

— There is no shadow after us (За нами нет «хвоста»), — читает мои мысли водитель. — Mister Wolf took care about everything (Мистер Волк обо всем позаботился).

Мистер Волк.

Без комментариев.

Поверю на слово.

Исследую одежду. Отличный выбор: джинсы, свитер, куртка. Обувь. Все удобное и совсем непримечательное. Обычное, средней ценовой категории. Никаких ярких цветов. В глаза не бросается. Идеально подходит, чтобы затеряться в толпе.

Переодеваюсь на заднем сиденье без особого стеснения. Как-то не до скромности. К тому же, кто меня только не видел, причем в гораздо худшем положении.

Авто останавливается у входа в терминал.

— Вы знаете, что делать, — подмигивает водитель.

— Конечно, — киваю.

На самом деле, понятия не имею.

***

Я замираю посреди аэропорта. Вокруг так много людей, что кружится голова. Улыбчивые сотрудники, суетливые пассажиры. В каждом мерещится враг. Скрытая угроза.

Моя паранойя доведет до греха.

Никому и никогда не смогу доверять. Не откроюсь, не поделюсь сокровенным, не подпущу на расстояние пушечного выстрела.

Делаю глубокий вдох. Выдыхаю. Опять прикусываю щеку изнутри. Пробую на вкус собственную кровь. Отчаянно пытаюсь пресечь грядущую паническую атаку.

Я сжимаю папку с документами. Крепко. Что-то не позволяет сделать следующий шаг, вынуждает застыть, оцепенеть.

Вот свобода. Лови момент. Бери. Наслаждайся. Такая сладкая. Такая манящая. Разве не опьяняет?

Нет.

Я не рада. Ни капли. Я не верю.

Что выживу. Без него.

А с ним.

Погибну.

Точно.

Умру.

— Уже скучаешь, — женский голос обволакивает теплом. — Хочешь вернуться к нему. Совсем не торопишься на рейс.

Оборачиваюсь, моментально возвращаюсь в реальность.

— Что вы здесь делаете? — спрашиваю глухо.

— Провожаю тебя.

— В добрый путь, — скептически хмыкаю.

Элизабет приближается вплотную, изучает меня своим невероятно проницательным взглядом. От этих глаз ничего нельзя скрыть. Начинаю догадываться, как именно увяз барон Валленберг.

— Вы солгали, — говорю я.

— В чем? — интересуется мягко.

— Он не любит меня, — уголок губ нервно дергается. — Никогда не любил. Ни единого дня. Если бы любил, то…

Не трахал бы в глотку, раздирая рот. Не подвешивал бы на цепях. Не срывал бы кадуцей. Не насиловал бы раз за разом. Не ломал бы ребра.

Не втаптывал бы в грязь. Не вбивал бы в ледяной камень.

Не отбирал бы крест. Не увлекал во тьму.

Он бы остановился. Он бы услышал.

Он бы оставил мне… меня.

— Все было бы по-другому, — заключаю вслух.

— Такова любовь зверя, — тихо отвечает она.

— Ну, нет, — нервно усмехаюсь. — Все, что угодно, только не любовь. Болезнь. Страсть. Одержимость. Бешенство. Но не любовь.

Элизабет улыбается. Едва заметно. Или мне кажется? У нее постоянно такое выражение лица. Благожелательное. Она как будто сияет счастьем изнутри. Совсем не похожа на истерзанную и затравленную жертву психопата. И вообще она прекрасно выглядит. Ей никогда не дашь ее возраст. Видно, что давно не девочка, но точную цифру трудно определить. Время словно остановилось, обошло стороной. Морщин хватает, только все неглубокие, практически незаметные. Хотела бы я смотреться так же, дожив до таких лет. Только не доживу явно. Замученная, запуганная. Вечно дрожащая истеричка. Готовая пациентка для психиатрической клиники.

— Я не вернусь к нему, — заявляю мрачно. — Я не дам ни единого шанса. Я получила более чем достаточно. Это конец. Не пытайтесь меня переубедить. Просто зря силы тратите. Я не изменю своего решения.

— Отлично, — подводит черту ровным тоном, вмиг обезоруживает: — Я не хочу, чтобы ты возвращалась.

Даже оживаю от этой фразы.

Ничего себе сюрприз.

— Я хочу дать тебе выбор, которого не было у меня, — продолжает она. — Вальтер подарил новые документы, обеспечил одеждой и обувью, а про самое главное забыл. Мужчины часто упускают из виду ключевые детали.

Элизабет вручает мне сумку. Маленькую, черную, кожаную. Вроде совсем простую, но все же прехорошенькую. Квадратной формы. Пухлая.

Не медлю, сразу принимаю презент. Хм, весит по меньшей мере килограмм. Такая мелкая, а до жути тяжелая. Очень подозрительно. Странно.

Осторожно ощупываю поверхность. Мягкую, гладкую. Внутри что-то есть. Что-то там точно скрывается. Расстегиваю молнию и обалдеваю.

— У каждой женщины должна быть сумочка, — вкрадчиво заявляет Элизабет. — Всегда. Без подобного аксессуара мы обнажены и совершенно беззащитны.

Да. Правда. Сумочка. Важна. Особенно когда доверху набита валютой.

— Здесь миллион? — спрашиваю чуть слышно.

— Гораздо меньше.

— Вы просто так отдаете мне кучу денег? — хмуро сдвигаю брови. — Купюры помечены? В сумку вшит «жучок»? Датчик отслеживания?

— В нашем мире легко отследить человека по имени, по камерам, по данным кредитной карты, — медленно произносит она и вдруг улыбается: — Знаешь, я бы в первую очередь избавилась от этих жутких кроссовок. Во-первых, они абсолютно не подходят к новой сумке. Во-вторых, тот, кто их преподнес, действительно очень высоко ценит разные отслеживающие устройства.

— Тянет раздеться догола и выбросить все, — нервно посмеиваюсь.

— Я бы так и поступила, — соглашается Элизабет. — Оставила бы только наличные. И то, при удобном случае, постаралась бы их обменять, положить на никому неизвестный счет.

— Благодарю за идею, — киваю. — И вообще.

— Не благодари, — кладет ладонь на мое плечо, чуть сжимает. — Действуй.

Разворачиваюсь, оглядываюсь по сторонам и срываюсь с места, практически бегу. Для начала устраиваю тур по магазинам, в кратчайшие сроки обновляю гардероб. А после отправляюсь искать новый рейс.

Франция подождет.

Я вольна выбрать другой маршрут. Конечно, меня быстро вычислят. Возможно, даже встретят в аэропорту. Но хоть немного времени выиграю. К тому же расширю спектр вероятных решений.

Подхожу к огромному экрану. Изучаю доступные направления. Рим. Вена. Осло. Нью-Йорк. Сидней. Амстердам. Мадрид. Могу лететь в любую точку мира.

А тянет домой.

Невыносимо.

Я покупаю билет на рейс до Киева. Дальше разберусь по ситуации. Для поездки на автобусе паспорт не требуется. В поездах тоже редко проверяют документы. Могу добраться до родного города без шума и пыли.

Хочешь надежно спрятаться — выбери самое очевидное место. Там искать не станут. Не поверят в настолько идиотский план.

Страшное чувство. Доверия нет. Ни к кому.

Барон помог выбраться из больницы, зато теперь держит под присмотром, контролирует каждый шаг. Пожелает — сдаст внуку. А вдруг они вместе разработали данную схему? Иллюзия свободы. Идеальный вариант.

Глупая пешка не заметит подвоха. Вырвется на волю, ускользнет из клетки, потихоньку восстановится, остынет, начнет скучать. Через пару месяцев можно брать тепленькой, возвращать обратно в подвал. На цепь, за решетку. Или же под венец. Суть одна. Брак с ним — тюрьма.

Хватит, наигралась.

Я не буду зверушкой Валленбергов.

Я потеряюсь. Затеряюсь. Растворюсь в толпе.

Так.

Что сама себя не найду.

***

— Марiчка, швидше, швидше! (Маричка, быстрее, быстрее!)

Грузный господин резко вырывается вперед, с грацией газели ныряет под разделительную ленту, занимает очередь на таможню одним из первых, ловко обходя жалких лентяев, что следуют правилам и неспешно продвигаются по установленному проходу.

— Марiчка! Ти чого? (Маричка, ты чего?)

Тощая дама медлит, однако следует его примеру. Без особого труда проскальзывает между нерасторопными пассажирами рейса и прорывается к таможне.

— Вы ничего им не скажете? — возмущенно интересуется стройная загорелая брюнетка с гигантскими опахалами вместо ресниц. — Даже замечание не сделаете?

Сотрудница аэропорта зевает и отворачивается.

— А тебе завидно, корова? — парень в джинсовой кепке отталкивает брюнетку, плюхается на пол и проползает под разделителями. — Людка, погнали! Нужно еще на Крещатик заехать. Некогда нам в очередях плесневеть!

Вполне приличного вида леди в строгом деловом костюме опускается на колени, лихо ползет за ним.

У брюнетки сдают нервы.

— Быдло! — вопит она. — Рогули проклятые! Развелось их тут, ни в одной нормальной стране такого нет.

Срывает разделитель, расталкивает локтями всякий сброд, пробивается к ближайшему таможенному окну. Буквально швыряет паспорт на стойку. Эротично облизывает свои чувственные губы и авторитетно заявляет:

— Мой муж — дипломат.

Прелесть какая.

Загляденье.

Хорошо, я никуда не спешу. Могу вдоволь любоваться, наслаждаться происходящим, восхищаться колоритными типажами. Спокойно дожидаюсь очереди.

— Ви звiдки? (Вы откуда?) — спрашивает таможенник.

З пекла (Из ада).

Думаю я.

А вслух отвечаю:

— Из Мюнхена.

— Гарно там, мабуть (Хорошо там, наверное).

— Дома краще (Дома лучше).

Он смеется.

Не верит.

А зря.

Забираю паспорт, прохожу дальше, добираюсь до выхода. Размышляю о том, что неплохо бы замаскироваться. Перекрасить волосы, подстричься. Купить несколько париков, найти цветные контактные линзы. А еще нужны новые документы.

Где бы раздобыть очередную фальшивую личность? Куда обратиться?

Выхожу на улицу, вдыхаю полной грудью. Взираю на родное небо, на мрачные тучи сквозь которые понемногу пробивается свет.

— Посторонись! — раздается вопль.

Не успеваю отреагировать.

Железная тележка врезается в меня.

Сбивает с ног.

Прямо как судьба.

Падаю на холодный асфальт.

— Вот коза! — орет мужик. — Рот раззявила. Стоит как столб. Не двигается. Сама дура виновата, что я в тебя въехал. Могла бы активнее жопой двигать, а то…

Целую землю. Сплевываю кровь. Ощупываю враз опухший нос.

Отлично. Вот и халявная маскировка подъехала.

Поднимаюсь. Медленно, с трудом. Фокусирую взгляд, приближаюсь к сбившему меня мужику неровной походкой.

— Эй, ты чего, — будто чувствует неладное. — Ты куда?

Угрожающе поднимаю ладонь, призываю молчать.

Подхожу вплотную.

— Эй, ты… — он не успевает договорить.

— Я тебя люблю, — выдыхаю абсолютно искренне.

Заключаю его в объятья.

— Видать сильно башкой стукнулась, — бормочет испуганно. — Давай сейчас в больничку отвезу. Только заявление писать не надо. Никаких там тяжких телесных, сечешь?

— Я люблю этот народ, — продолжаю на полном серьезе. — Этот город.

— Ты не переживай, — гладит меня по спине. — Оно еще пройдет, отпустит.

— Я люблю эту страну! — восклицаю с чувством.

— Точно тронулась, — с ужасом выдает мужик.

— Нет, нет, — отрицательно мотаю головой, ловлю от этого банального движения нехилый приход. — Вы не понимаете. Я и не думала, что так сильно скучала. Правду говорят, какая бы Родина ни была, все равно она твоя. Тут и черпай силу. На своей земле.

— Ну, ты круто черпнула, — присвистывает. — Аж с чердака полилось.

— Я… я вернулась.

Скучали?

***

Я запрещаю себе думать о визите к родителям. Может быть, потом. Когда-нибудь. В другой раз. Но явно не сейчас.

Любимый город щедро встречает смогом. Родной завод трудится на полную катушку. Жаль, нос до сих пор отекший, не удается впитать свежий выброс целиком.

Я знаю только одного человека, которому могу доверять.

Добираюсь до окраины, вхожу в до боли знакомую многоэтажку, поднимаюсь на лифте, выжидаю пару бесконечно долгих секунд и стучу в дверь.

Хреновый план. Однако другого нет.

Надеюсь, повезет. Пора бы.

— Чего тарабанишь? — на пороге возникает беременная женщина, окидывает меня недобрым взглядом. — Тебе кого?

Я молчу.

— Лора?

За ее спиной возникает Леонид.

— Знаешь эту девку? — женщина оборачивается в его сторону.

— Это не девка, — резко произносит он.

— А кто тогда?

— Моя сестра.

— У тебя же брат.

— Ну и вот сестра, приятного вам знакомства, — набрасывает ей на плечи плащ, выталкивает на лестничную клетку. — Ты вроде к матери собиралась, давай прогуляйся.

Она пораженно охает.

— Я позже загляну, — роняю осторожно.

Намереваюсь убраться подальше.

— Какой там позже? — Леонид хватает за руку, силой затягивает в квартиру. — Сто лет не пересекались.

— Лёлик, ты обалдел?! — восклицает женщина.

Он захлопывает перед ней дверь.

Стук. Крики. Ругательства.

— Это твоя жена?

— Пока нет.

— Впусти ее.

— Ей полезно гулять.

— Она беременна.

— Потому и полезно.

— Жестко ты.

— А ты нет? — вопрос звучит неожиданно зло.

— А что я? — пожимаю плечами.

Он берет меня под локоть, уводит на кухню, усаживает на стул. Потом долго разглядывает мое отекшее лицо.

— Кто тебя так? — интересуется холодно.

— Неудачная пластика.

— Кончай звездеть.

— Упала.

— Да ладно, — фыркает. — На чей кулак?

— Я и правда упала.

— Твой амер рожу подрихтовал?

Леонид смотрит на меня как на призрака. Или даже как на мертвеца. Вспоминаю, сколько крови потеряла на фамильном кладбище Валленбергов. Мой бывший парень недалек от истины. Настоящая кровавая баня. Впечатление, точно на снегу разделывали труп.

— Мне нужны новые документы, — говорю прямо.

— Старые потеряла? — хмурится. — Есть у меня дружбан в паспортном столе, можно добазариться и восстановить за неделю максимум.

— Ты не понял, — поправляю мягко. — Абсолютно новые документы. На другое имя.

— Что? — аж присаживается на соседний стул. — Как ты это представляешь? Где я такое достану?

— Ты говорил, все твои одноклассники сидят в тюрьме.

— Да, именно, — хмыкает. — Значит, карьера сложилась не очень удачно.

— Неужели никто не знает, как раздобыть фальшивые документы?

— Это не их уровень.

— Ты мой единственный шанс, — слабо улыбаюсь. — Больше некого просить. И честно говоря, находясь здесь, я подвергаю тебя огромной опасности. Потому что меня ищут ужасные люди. В прошлый раз заставили рыть могилу. В этот — убьют.

— Понятно, — достает пачку сигарет, закуривает. — Друзья у тебя так себе.

— Мне лучше уйти, — поднимаюсь. — Я не знала, что тут твоя беременная девушка. Я не…

— Очередная шмара, — отмахивается. — Гондон порвался — залетела. Случайность.

— Счастливая случайность, — говорю тихо. — Ты же хотел детей.

— Сядь уже, фифа, — хватает меня за руку, тянет вниз, вынуждая вернуться на прежнее место. — Завязывай мельтешить, дай обмозговать. Может чего и придумаю.

Откидываюсь на спинку, упираюсь затылком в стену. Закрываю глаза. Забываюсь.

Как бы я хотела ребенка. Только не суждено. Теперь уже точно. Зверь растерзал плоть без жалости. Сожрал все живое внутри.

Вот цена. За любовь. Дьявола.

Глава 24.1

Find me.

Тихо. Глухо. На выдохе.

Найди меня.

Тонкое стекло. Хрупкое. Прозрачное. Враз нагревается. Становится матовым. Покрывается крупными каплями. И впечатление такое, будто морозный иней стекает на гладкий глянцевый кафель.

Найди меня.

Шепот в ушах. Шум крови. Багровый отпечаток моей собственной ладони. Пальцы скользят по прохладной поверхности, движутся неспешно, оставляют рваные следы. Внутри оживают жгучие раны.

Мой пульс сбивается с пути.

Я сбиваюсь с пути.

Я теряюсь.

В лабиринте темноты.

Я зову тебя.

Вызываю. Призываю. Не называю по имени. Не размыкаю губ. Обращаюсь в бездну. В пустоту. Во мрак. Во тьму.

Я молчу.

Так громко.

Что мир вокруг глохнет.

И только твоя ладонь поверх моей.

Дает понять.

Надежда есть.

Даже здесь.

Ад подождет.

А я?

Я все отдам.

За тебя.

Хочешь крови? Пей. Хочешь сердце? Держи. Давай, разбей. Хочешь душу? Прости, не выйдет ничего. Поздно уже. Не теперь.

Девочка.

Глупая.

Моя.

Душа.

Давно.

Твоя.

Сотня лет пройдет. Тысяча. Миллион. Мир померкнет. Ветер украдет следы наших ног, сотрет начисто, заметет прибрежным песком.

Но я тебя найду.

Везде.

Всегда.

Мое ты.

Проклятие.

***

— Эх, Лорка, — хрипло выдает Леонид, шлепает меня по заднице так неожиданно и сильно, что я подпрыгивают на месте. — Давай, лети.

Врезаю ему кулаком в живот. Не жалея сил. На автомате.

— Охренела?! — восклицает он, откашлявшись.

— Рефлекс, — отвечаю мрачно, разминаю костяшки пальцев. — Не люблю, когда меня лапают без разрешения.

— Ну ты мочишь, — кривится. — Я же по-дружески.

— Так и я, — парирую невозмутимо, пожимаю плечами. — Надо всегда держать оборону. Чего открылся, дружбан?

— А ты изменилась, — протягивает, прищурив глаза. — Не в лучшую сторону.

— Это просто отлично, — улыбаюсь. — Не будешь скучать.

Леонид открывает рот, будто хочет что-то сказать. Только из его горла не вырывается ни единого звука. Мой бывший парень мотает головой и сплевывает на землю.

Пожалуй, с прощанием покончено.

— Спасибо, — говорю я. — За все.

Разворачиваюсь к нему спиной, захожу в автобус, занимаю нужное сиденье, располагаюсь поудобнее. Рядом пока никого нет, поэтому смело укладываю сумку на соседнее место. Возможно, попутчик возникнет позже. Дальше будет куча остановок. Путь предстоит неблизкий, на другой конец страны. Учитывая состояние наших трасс, надо морально подготовиться к грядущей экзекуции. Яма на яме, асфальт разрушен до основания.

Прямо как я.

Разбитая.

В хлам.

Раздолбанная.

Дорога.

Усмехаюсь. Исключительно уголками губ. Отмахиваюсь от окружающей реальности, от самой себя. Достаю наушники, вставляю в разъем на мобильном телефоне. Изучаю список скачанных аудиофайлов.

Леонид искал фальшивые документы.

А я искала улетный плейлист.

Это же главное.

Саундтрек.

Автобус трогается. Неспешно движется вперед, покидая вокзал. Постепенно набирает скорость.

— Буду! — раздается дикий крик. — Буду скучать!

Отодвигаю шторку, смотрю в окно.

Бывший размахивает руками.

Орет во всю глотку:

— Буду! Буду, да чтоб тебя… буду! Сука ты!

Звучит как самое сладкое напутствие.

Практически благословение.

Я прикладываю ладонь к стеклу. Плотно. Внешней стороной. Сгибаю пальцы. Оставляю прямым только средний.

Романтика.

Бл*ть.

Я оживаю. Вроде бы. Но почему так чертовски больно? Внутри. Везде. Почему тянет взвыть? Заорать. Завопить. Растерзать небеса дикими криками.

А вены будто выжжены.

Кожа горит.

И стынет.

Я включаю музыку на полную громкость. Довожу звук до упора. Откидываюсь назад. Закрываю глаза. Пусть содрогаются барабанные перепонки.

Мне не жаль.

Ничего.

Не жаль.

Я повторяю.

Молитву.

Клятву.

Раз за разом.

Опять.

Говорят, если повторять достаточно часто, можно поверить. По-настоящему. Можно проникнуться идеей, пропитаться насквозь. Можно обмануть даже детектор лжи. Одурманить собственное сознание.

Three Days Grace.

Подходит прекрасно.

Для секса. Для рыданий.

Для прощания.

Для всего.

Вообще.

Gone Forever.

Ушла навсегда.

Так называется песня.

И она мне неожиданно близка.

А потом включается другая.

Даже четче.

В точку.

I Hate Everything About You.

Хочется петь.

И я пою.

Беззвучно.

Едва разлепляю губы.

Едва дышу.

Я ненавижу. Все. Абсолютно. В тебе. Тогда почему я так тебя люблю? Безумно. Бездумно. Теряя рассудок. Очертя голову, всякий раз бросаюсь в омут. Достигаю дна. Отказываюсь от почвы под ногами. Захлебываюсь немыми воплями.

Пальцы дрожат. Переключаю. Дальше.

Новый трек.

Новая жизнь.

Новая.

Я.

Animal I Have Become.

Зверь, которым я стал.

Твоя темная сторона.

Изменила меня.

Навсегда.

Я не могу забыться. Не могу вернуться назад. Прошлое сожжено. Настоящее выжжено. Будущее не рождено. Я осталась там. Под заснеженной землей. Под гранитной плитой. Фамильный склеп Валленбергов — моя единственная обитель.

Я выдергиваю наушники из ушей, выключаю музыку, прячу телефон.

Я ощущаю себя мертвой. Выгоревшей. Выцветшей.

Хотя сердце качает кровь.

Я существую.

Я дышу.

Прислоняюсь взмокшим виском к прохладному стеклу. Вибрация сотрясает тело. Затылок наливается раскаленным железом. Мысли путаются. Зубы болезненно сжимаются.

Я запрещаю себе плакать.

Не сейчас. Не сегодня.

Плачет небо.

Крупные капли дождя ударяются об автобус. Снова и снова. Расплываются жирными кляксами, растекаются, сползают вниз.

Я думаю о том, что мои самые страшные беды просто мелочь. Разменная монета. Для Вселенной. Плевок в космос. Не более.

Рев мотора. Удары грома.

Бушует непогода.

Но это пройдет.

Все пройдет.

***

— Какие планы на вечер? — спрашивает Настя. — Предлагаю зависнуть в ближайшем баре или сходить на клуб. Пятница не должна пропадать зря.

— Я занята, — улыбаюсь и складываю форму в шкафчик.

— Пицца и очередной сериал? — хмыкает с явным неодобрением.

— Говоришь так, будто это что-то плохое, — поворачиваю ключ в замке. — А как по мне, отличный план на вечер.

— Мы работаем по двенадцать часов в день, почти без выходных, не видим ничего, кроме этого дурацкого склада, — вздыхает. — Неужели ты совсем не хочешь посмотреть мир? Вся жизнь проходит мимо.

— Интересно, как тут поможет ближайший бар? — застегиваю куртку.

— Познакомимся с кем-нибудь, пообщаемся, — в ее глазах вспыхивает воодушевление. — Это же ни к чему не обязывает. Просто развлечемся.

— Давай в другой раз, — перебрасываю рюкзак через плечо.

— Ой, опять старая песня, — хмурится. — Ты только обещаешь.

— Я не пью.

— Я тоже.

— И не танцую.

— Разве это проблема?

— Я не слишком общительный человек, — выдвигаю очередной аргумент. — Распугаю всех твоих кавалеров мрачной физиономией.

— Ты красавица, — с обезоруживающей искренностью выдает Настя.

Тянет покрутить пальцем у виска.

Красавица. Ну конечно. Просто фотомодель. Хоть на обложку снимай. Загляденье.

Правда, лицо обсыпало прыщами, как в лучшие школьные годы, а джинсы расползаются по швам на огромной заднице. Но кого волнуют подобные мелочи?

Я забила на внешность. Перестала покупать косметику, расчесывалась под настроение, предпочитала стянуть спутанные волосы в пучок и даже не смотрелась в зеркало. Мне совершенно не хотелось прихорашиваться.

Самая обычная одежда. Желательно безразмерная. Неяркая, неприметная. Практичная обувь. Никаких каблуков.

Я пряталась. У всех на виду. Я старательно превращалась в тень. И знаете, это оказалось весьма комфортно: наплевать на мнение окружающих, не заботиться о произведенном впечатлении, жить в удовольствие. Я расслабилась. Полностью. Выдохнула.

Прежняя Лора исчезла.

А я…

Я еще не знала, кто я.

Реальность обманчива.

— Пойдем, — настойчиво продолжает Настя. — Погуляем, посидим. Что ты теряешь?

— Ладно, — киваю. — Где встретимся?

— В центре, — торжествующе улыбается. — На ярмарке. В семь вечера.

— Договорились.

— Уже жду.

А я уже жалею.

Зачем только согласилась на авантюру?

Сидела бы спокойно в уютной съемной квартире, обернулась бы пледом, читала бы книгу. Накупила бы вкусняшек в ближайшем магазине, врубила бы телевизор, зажгла бы свечи. Но похоже, моя тяга к приключениям неистребима.

Всегда найду куда вляпаться.

Черт.

Это попросту небезопасно. Тащиться в бар, в ночной клуб. Заводить новые знакомства, привлекать внимание.

Хотя кто заметит меня, когда рядом Настя?

Вот настоящая красавица. Высокая, стройная. Еще и натуральная блондинка. Зеленые глаза. Правильные черты лица. Мягкие, ангельские. Точеный профиль завораживает. А фигура и вовсе отвал башки. За ее ноги можно убить.

Идеальная маскировка. Не о чем переживать.

Я расслаблюсь. Затеряюсь в толпе. Натяну капюшон на лоб, скрою лицо. Оденусь так, чтобы приняли за парня. Буду старательно мимикрировать, сливаться с окружающим пространством.

Вообще, мне надо чаще общаться с людьми. Выходить из зоны комфорта. Тренироваться, учиться заново, заводить новые контакты. Нельзя держаться в стороне. Нельзя бежать от социума.

Это тоже подозрительно. Быть одиночкой. Отшельником. Изгоем. Такое поведение вызывает еще больше вопросов.

Лучше сохранять баланс.

Баланс…

Белого.

Безнадежно.

Завален.

Я застываю. На выходе. На пороге. Замерзаю. Примерзаю к бетонному полу. Не могу сдвинуться с места. Не могу даже шевельнуться. Обращаюсь в лед.

Разгар декабря.

Этого следовало ожидать.

Он нашел меня.

Он пришел за мной.

Чертов снег.

Стройная череда дождливых дней, а теперь вдруг метель. Самая настоящая. Совсем как тогда.

И мое сердце содрогается от дикого утробного ужаса. А кожу покрывает иней. Моментально. Изнутри. Сковывает незримыми кандалами.

Я прислоняюсь к стене. Я пытаюсь обрести равновесие. Получить хотя бы хрупкую иллюзию контроля.

Порыв холодного ветра бьет наотмашь. Прямо в лицо. Снег запекается на губах льдистой коркой. Покрывает ресницы, перекрывает обзор. Все вокруг становится ослепительно белым.

Я моргаю. Еще и еще. Вкладываю в это простое действие огромное усилие воли. Чудом держусь в сознании. Преодолеваю приступ панической атаки.

Он здесь.

Рядом.

На расстоянии выстрела.

На расстоянии удара.

Я чувствую его так явно.

Будто он уже внутри.

Вонзается.

Вгрызается.

Входит в плоть.

Как кинжал.

По самую рукоять.

Что-то касается моего плеча, вынуждая отшатнуться в противоположную сторону, рвануть вперед, прямо на улицу, нырнуть в морозный снегопад.

— Марго, ты чего? — удивленно спрашивает Настя. — Все в порядке?

Все.

Оху*ть.

В каком непорядке.

— Супер, — сглатываю ком в горле. — Все просто прекрасно.

— Ты уверена?

— Да, — лихорадочно заверяю. — Скучала по снегу.

Выразительно развожу руками.

— Ну, смотри, — хмурится Настя.

— Увидимся, — роняю в ответ.

Бреду прямо в метель. Иду как в бреду. Не оглядываюсь, не смотрю по сторонам, не обращаю никакого внимания на происходящее вокруг.

Нет. Он не мог найти меня. Не мог. Никто. Никогда. Это только снег. Обычная погода для зимнего периода. Не о чем переживать. Нет повода для беспокойства.

Я спокойна. Абсолютно спокойна.

Мне же не от кого убегать.

Не от кого скрываться.

Незачем. Нет причин.

Маргарита Орлова. Тридцать лет. Хотя так и не скажешь. Выгляжу моложе. Чуть. По образованию экономист. По складу ума гуманитарий. Покинула родную страну ровно месяц назад, переехала в Польшу, устроилась на работу. Официально. С разрешением, строго по закону.

Теперь учу здешний язык. Обживаюсь. Снимаю скромную квартиру. Храню под подушкой совсем нескромную сумму денег. Примерно столько же храню на банковском счету.

Моя карьера впереди. Пока что тружусь на складе. Разбираю мелкие посылки. Смена длится двенадцать часов. Один выходной в неделю.

Меня все устраивает. Не спешу, не гонюсь за мечтами.

Я создаю себя из ничего. По мере развития сюжета.

Медленно продвигаюсь по заснеженным улицам, отчаянно сражаюсь с липким ужасом, сбрасываю остатки оцепенения. Не позволяю телу сдаться, капитулировать с позором. Упрямо закаляю волю.

Я должна справиться. Обязана. Нет другого пути. Нет выбора. Только так. Сцепив зубы, сжав кулаки. До адской боли внутри, до нервных судорог. Вперед.

Рождественская мишура повсюду. Очень стараюсь игнорировать. Но как? От этих игрушек и гирлянд не убежать. Сверкающие, искристые, обсыпанные блестками. Классические. В современном стиле. На любой вкус. Абсолютное разнообразие цвета и формы.

Европа могла стать моей персональной сказкой, райским уголком, местом, где сбываются самые смелые желания и мечты. А превратилась в каторгу, в пыточную камеру.

Все эти веселые мелодии, сияющие фигурки оленей и эльфов, ряженые Санта-Клаусы доводят до безумия, напоминают о самом жутком, погружают в кипящую лаву памяти.

Гребаная иллюминация ослепляет.

Замираю, закрываю лицо руками.

Ощущаю дыхание зверя. Когти царапают кожу. Сдирают одежду, раздирают ткань на лоскуты. Изучают голое тело. Ощупывают собственность.

Рычание заставляет содрогнуться.

Ты моя.

Твоя. Твоя. Твоя…

Это просто мотор проезжающего мимо грузовика. Просто мотор. Игра воображения. Буйная фантазия. Все нереально.

Я здесь.

Я в безопасности.

Затравленно оглядываюсь, бросаюсь к лотку, где продают кофе на вынос, заказываю стандартный «американо». Расплачиваюсь, пью жадными глотками. Обжигаю язык, однако совсем не чувствую боли.

— Все хорошо, — шепчу одними губами. — Все хорошо, Лора.

Нет.

Забудь это имя.

Теперь ты Марго.

Милая молодая женщина. Улыбчивая. Ответственная. Доброжелательная. Пользуется уважением как среди коллектива, так и у начальства. Если бы не одно незначительное нарушение, могла бы стать лучшим сотрудником месяца. Ее фото имело все шансы попасть на доску почета. Если бы не досадная оплошность. Ничего, отбор проводят отнюдь не в последний раз.

Маргарита Орлова.

Повторяю снова и снова. Пускаю в плоть и в кровь. Вживаюсь в насквозь лживый образ. Вхожу в новую роль. Проникаюсь целиком и полностью.

Вот я. Прошу любить и жаловать.

Блестящая партия.

Да?

Добираюсь до дома, принимаю душ, смываю усталость. Натягиваю новые джинсы с огромным трудом. Наверное, стоит лучше контролировать питание.

Точно. Так и поступлю. В новом году.

Хотя лишние килограммы будут отличной маскировкой. Особенно если их тридцать. Или двадцать. Даже десять нехило повлияют на внешность. И от внимания со стороны мужчин оградят.

Голоса в моей голове согласны. Значит, пора пускаться во все тяжкие.

Открываю холодильник, достаю арахисовую пасту, копченые колбаски, фисташковое мороженое, сыр дорблю и помидоры черри. На повестке дня — полный отрыв.

Врубаю ютуб, свежий обзор на «Сердца за любовь» от Юлика и Хованского.

Я ем всякую дрянь и смотрю всякую чушь.

Где же вы? Остановите меня.

***

Рождественская ярмарка — это именно то место, куда вам не стоит ходить, когда вы на дух не переносите все «рождественское».

Огромная елка, на которой мерцают и переливаются тысячи неоновых огней. Множество деревянных домиков, где можно полакомиться праздничными блюдами, традиционными сладостями, экзотическими десертами или же приобрести крутые сувениры, игрушки, ремесленные поделки, керамику, косметику, мыло ручной работы, расшитые скатерти, декорации для дома. Волшебство пропитывает каждый уголок. Отовсюду льются чарующие мелодии. Горящие свечи завораживают.

Я смотрю на часы. Ровно семь. Ярмарка закрывается около восьми, поэтому страдать мне осталось недолго, а если мы с Настей прямо сейчас пересечемся и отправимся в какой-то бар, то экзекуция и вовсе прервется.

А вообще надо привыкать.

Клин клином вышибают.

Это не первое и не последнее Рождество в моей жизни. Справлюсь. Нужно брать эмоции под контроль.

Метель закончилась. Снег продолжает идти. Просто слабо. Воздух наполнен очень соблазнительными ароматами. Жареные сосиски. Глинтвейн.

У меня во рту вмиг вырабатывается слюна. Покупаю еду и напиток в одном из деревянных домиков и пристраиваюсь за пустой столик. Пытаюсь игнорировать задорно мигающие гирлянды, оплетающие здесь абсолютно все.

Никакого алкоголя. Вот основное правило. И пусть безумно тянет нарушить его, ни за что не рискну.

Я должна соображать трезво. Оставаться в сознании. Никаких послаблений режима. И без того накрывает. Необходимо сдерживать порывы.

Маргарита Орлова не пьет. Не употребляет ничего крепче черного чая. Ей безразлично красное вино. Ее совершенно не заводит текила. Скучно, зато безопасно.

Я совсем не хочу однажды напиться и очнуться в подвале. Причем необязательно в подвале фон Вейганда.

Проклятье.

Делаю крупный глоток безалкогольного пунша. Приступаю к дегустации блюда. Очень стараюсь отвлечься.

Интересно, я когда-нибудь перестану вздрагивать от одного звука этого имени? Даже про себя. В мыслях.

Маргарита Орлова понятия не имеет об этом человеке. Она никогда в жизни не встречала его. Нигде не видела.

Надо повторять почаще. Как мантру. Чтоб точно запомнилось.

Я тебя не знаю.

Я тебя не помню.

— Привет! — радостно восклицает Настя и обнимает меня.

Тактильный контакт — неотъемлемая часть человеческого общения. Часть, которой очень хотелось бы избежать. Только не выйдет.

— Привет, — улыбаюсь и осторожно освобождаюсь из теплого кольца ее рук. — Хочешь чего-нибудь?

— Нет, уже в баре закажу, — отказывается от предложения.

— Ну, тогда пойдем, — пожимаю плечами.

Поспешно завершаю трапезу. Есть хочется просто дико. Нет, не «есть». Жрать. Самое нутро требует чего-то жутко вредного и жирного.

Вдруг передо мной появляется яблоко. Ярко-красное. Крупное. Сверкающее. Безумно аппетитное, покрытое прозрачной карамелью.

Пальцы невольно тянутся вперед.

Рефлекс.

Я заставляю себя отдернуть руку, перевожу взгляд в сторону и замечаю неизвестного мужчину. Он кладет еще одно яблоко перед Настей. А смотрит на меня.

— Услышал родную речь, поэтому не мог не подойти, — широко улыбается. — Хотя на праздники много наших сюда приезжает.

— Наших? — хмуро переспрашиваю.

— Ну, вы же из Украины? — уточняет он. — Я Павел.

— Очень приятно, — тут же заявляет моя подруга. — Настя.

— А вы? — по-прежнему не отводит взгляд.

— Не важно, — невольно дергаю плечами. — Нам уже пора.

— Я не хотел вам мешать, — как будто смущается. — Простите.

— Ничего страшного.

В моем голосе столько напряжения, что может и током ударить. А то, как я резко хватаю Настю за локоть и грубо тащу следом за собой, вообще кажется всплеском паранойи.

Я и правда на грани.

Интуиция молчит. Зато разум бьет тревогу. Паника охватывает все мое существо, ощущение, словно меня обливают кипятком.

Вроде нет повода для беспокойства, а тело трясет.

Живо вспоминаю Стаса, всяких там испанцев. Скольких мужиков ко мне присылал Валленберг. Вообразить страшно.

Они нашли меня.

Ловушка захлопнулась.

Все пропало.

Я пропала.

— Рита, ты пугаешь, — удивленно бормочет Настя. — Что случилось?

Я?

Я пугаю?!

А что ты скажешь, когда нас накачают наркотой и запрут в подземелье? Подвесят на цепях, отхлещут кнутом, чуть ли кожу не спустят. Будут насиловать часами, долго, со вкусом.

Нас.

Меня и Лору.

— Долгая история, — выдаю глухо. — Я должна вернуться домой.

— Что происходит? — искренне недоумевает. — В чем дело?

— Не хочу грузить, — отмахиваюсь. — Не важно.

— Ты знаешь этого парня? — продолжает расспрашивать. — Он тебя напугал?

— Господи, нет, — лихорадочно мотаю головой. — Впервые вижу.

— Тогда почему мы убегаем от него, как от маньяка?

— Потому… — запинаюсь, пытаюсь придумать разумную причину, однако мои старания оказываются не слишком успешны и приходится отрывисто заявить: — Потому что.

— Я не маньяк, — раздается уже знакомый мужской голос.

Оборачиваюсь.

Вот дерьмо.

— Это просто яблоко, — парень вкладывает в мои дрожащие ладони сочный сверкающий плод. — Поверьте, оно не отравлено.

Нервно улыбаюсь.

Ну, конечно.

— А вот мой паспорт, — извлекает из внутреннего кармана документ, открывает, показывает страницу за страницей. — Год назад я получил местное гражданство. Судимостей нет.

Дьявол.

Что это меняет?

Достать подобную бумажку — плевое дело. А даже будь она настоящей. Без разницы. Он может быть человеком Валленберга. Или фон Вейганда. Или обоих сразу. А то и вовсе работать на лорда Мортона.

Тошнота подкатывает к горлу. Колени слабеют.

Я срываюсь с места. Как чокнутая. Как сумасшедшая. Ни секунды не забочусь о мнении окружающих людей. На дикой скорости мчусь в сторону ближайшей остановки, ловко запрыгиваю в первый попавшийся автобус. Прижимаюсь спиной к железному поручню. Чуть не стекаю на пол. Отчаянно пробую побороть предательский трепет. Дикий ужас скручивает внутренности в тугой узел.

Святые небеса.

Я точно ненормальная.

Не хотела вызывать подозрений. Не хотела привлекать внимание. Мечтала держаться в тени. Пыталась замаскироваться. По максимуму.

Справилась на отлично.

Молодец.

Да я просто Штирлиц.

Разведка рыдает.

По мне.

И плачет.

Горькими слезами.

Психбольница.

Добро пожаловать.

В ад.

Нет.

В реальность.

Что хуже во сто крат.

Разряд. Под кожу. Разряд. Тысяча вольт. Вдоль позвоночника. Еще и еще. Ломая кости, раздирая плоть изнутри.

Я катаюсь по кругу. Снова и снова покупаю билет. Туда, куда возврата нет. И не будет. А чертово яблоко липнет к пальцам. Искушает. Так и манит.

Покидаю автобус. Выбрасываю соблазнительный плод в ближайший мусорный бак. Иду домой пешком.

Свежий снег хрустит под моими ногами. Мои ребра тоже хрустят. Под грузом гребаных воспоминаний.

Я смотрю вперед.

Там пусто.

Ничего.

Никакого будущего.

Плотно смыкаю веки. Делаю глубокий вдох. Морозный воздух наполняет легкие кислородом. Будоражит кровь. Дает надежду. (25da8)

Мои шансы на нуле.

Ясно предельно.

Но Маргарита Орлова — другое дело.

Глава 24.2

Я вхожу в темноту. Точнее, просто в подъезд. Шарю рукой по стене, ищу выключатель. Только напрасно. Щелчок. Свет не озаряет пространство. Мрак сгущается.

Вот тебе и Европа.

Прямо как дома.

Держусь за перила. Поднимаюсь по лестнице исключительно на ощупь. Добираюсь до нужного этажа и замираю.

Так тихо.

Даже страшно.

Сердце стрекочет. Дико. Бешено. Точно чокнутое. Оглушает. Заглушает абсолютно все посторонние звуки. Мир вокруг. Чужие шаги.

Стоп. Вокруг никого. Ни души.

Оборачиваюсь. Без надежды разглядеть хоть что-нибудь в густой черноте. Озираюсь. Повинуюсь природному рефлексу. Ощущаю, как сгущаются мрачные тени, жмутся плотнее, подступают с разных сторон.

Пустота. Манит и зовет. Зияет. Пульсирует, обращаясь в живое существо, сливается с рваными ударами пульса. Накрывает как самый мощный приход.

Кто угодно может приблизиться. На расстояние выстрела. На расстояние удара. Не замечу, не уловлю. Кто угодно может взирать на меня в упор.

Прямо сейчас.

Как разобрать во тьме?

Незнакомец.

Так близко.

А я и не знаю.

Понятия не имею.

Я…

Щелчок кнута.

Это в голове или нет?

Где реальность, где фантазия?

Не трачу время на анализ. На поиск причинно-следственных связей. Не думаю ни мгновения.

Взмываю по ступенькам. Вверх. Выше. Еще. Этаж за этажом.

Утробный ужас пожирает изнутри. Выброс адреналина превращает меня в оголенный провод. В обнаженный нерв. Затягивает в ледяную воронку, увлекает в клокочущую бездну, обвивает липкими путами. Напряжение разом бьет все пределы.

Бегу вперед. Не глядя. Не оборачиваясь. Едва держусь на ногах. Едва не спотыкаюсь. Чудом сохраняю удивительно хрупкий баланс. Бросаюсь к своей квартире, шарю по карманам в поисках ключей.

Тревожный звон. Связка выскальзывает из дрожащих пальцев. Падает на пол, бьется о холодный бетон.

Проклятье.

Достаю телефон, пытаюсь активировать экран мобильного, подсветить лестничную клетку. Тщетно. Аппарат разряжен до нуля.

Черт.

Настя звонила раз сто. Пришлось выключить звук. Жаль, не хватило мозгов вырубить телефон. Сохранила бы заряд. Свет бы пригодился.

Боже, какая дура.

Жизнь меня не учит.

Наклоняюсь. Провожу ладонями по полу. Становлюсь на колени. Напрасно стараюсь обуздать страх. Тело трясет, будто от температуры под сорок.

Ура!

Подавляю возбужденный возглас.

Наконец-то. Повезло. Удача.

Заледеневшие пальцы натыкаются на металл. Пот градом льется по враз напрягшейся спине. Губы дрожат.

Надо действовать быстро.

Давай. Поторопись.

Шорох позади.

Движение.

Резко поднимаюсь. Проталкиваю ключ в замок. Попадаю с первого раза. Поворачиваю. Опять и опять. Толкаю дверь. Заскакиваю в квартиру как ошпаренная. Тут же запираюсь изнутри. Даже выдвигаю засов.

Я гребаная истеричка.

Выдыхаю. С трудом. Нащупываю выключатель. Нажимаю. Щурюсь от слишком яркого света.

Отлично. Тут никаких проблем.

А остальное… просто воображение. Больное воображение. Нет ни малейшего повода для беспокойства. Никто не мог идти за мной. Некому это делать. Незачем. Нет смысла. Это очень приличный и скучный район. У моих родных краях гораздо опаснее жить.

И вообще. Я бы заметила слежку. Я бы насторожилась.

Пора пропить курс успокоительного. Нельзя реагировать на мелочи подобным образом. А то и правда тронусь умом.

Отправляюсь на кухню.

Паника отпускает. Постепенно отступает. Рассеивается в пространстве. Марево. Дурман.

Я достаю из холодильника молоко.

И замираю.

Ядовито-красное яблоко на столе. Багряное. Сверкающее. Так и тянет притронуться, провести по глянцево-карамельной поверхности. Так и манит вгрызться зубами.

Что за бред?

Ставлю пакет молока на стол.

Я же выбросила его.

Или нет?

Напрягаю память.

Свет мигает.

Дрожь охватывает тело.

Я погружаюсь во тьму.

Опять.

Неудержимо.

Неумолимо.

Я обречена.

Страдать.

— Хватит! — бросаю жестко.

Это просто неполадки с электричеством. Не конец мира. Не коварный план по сведению меня с ума. Все до боли банально и предсказуемо. Глупо искать скрытый подтекст.

Нужно раздобыть свечи. И зажигалку. В спальне. В тумбе. Дело пары минут.

Я усмехаюсь. Нервно. Моргаю. Глаза постепенно привыкают к давящей темноте. Ступаю в сторону коридора. Крадучись. На ощупь.

— Дьявол, — срывается с губ помимо воли.

Я бы и похлеще выругалась.

Но я же хорошая девочка.

Я не я.

Маргарита.

Орлова.

Наталкиваюсь на стену. Мрачную. Леденящую. Нерушимую. Провожу ладонями по гладкой поверхности.

Странно.

Откуда здесь ткань?

Мои пальцы скользят выше. Опускаются вниз. Необычное ощущение. Такое впечатление, будто я касаюсь костюма. Четко различаю пуговицы, очертания карманов.

Рубашка. Пиджак. Галстук.

Твою мать.

Мои руки накрывает что-то горячее. Обжигающий захват. Точно наручники пленяют запястья.

Я ощущаю пульсацию.

Бой крови под заледеневшими ладонями.

Содрогаюсь.

Кричу.

Вернее — пытаюсь.

Вопль забивается в груди.

Жжет каленым железом изнутри.

Мои ребра разламываются.

А ведь он даже не начал.

Высокий. Сильный. Огромный.

Незнакомец.

Стальные мышцы вмиг напрягаются под моими пальцами, наливаются мощью, играют и перекатываются. Вены набухают, вздуваются. Мужская плоть обдает адским огнем.

Кто он?

Грабитель. Насильник. Убийца.

Бог мой.

Неизвестный.

Порождение тьмы.

Я пробую вырваться.

Отстраниться.

Но как разбить железные кандалы?

Я не успеваю дернуться. Упускаю шанс. Которого не было. Изначально. Никогда, ни в одной из существующих реальностей.

Он резко толкает меня назад.

Опрокидывает на стол.

Животом.

Буквально вбивает. Накрывает своим телом. Обрушивается могильной плитой. Вынуждает покорно распластаться. Сдаться. Без борьбы. Парализует чудовищной силой.

Подо мной лопается пакет с молоком.

Прохладная жидкость растекается, пропитывает одежду насквозь, стекает вниз. Крупные капли ударяются о пол. Обратный отсчет. Бой чертовых часов. И цепенящая дрожь льется вдоль напряженно выгнутого позвоночника.

Я все-таки пытаюсь освободиться. Глупо и отчаянно, из последних сил. Извиваюсь, царапаюсь, кусаюсь.

Борюсь.

Как никогда.

Борюсь.

Зная, что обречена.

Рык голодного зверя сотрясает мое тело. Острые клыки царапают плечо. Не вонзаются в плоть, просто дразнят, заставляя кожу леденеть.

— Кто ты? — бормочу я. — Чего ты хочешь?

Смех.

Глухой. Надтреснутый.

Словно из-под земли. С того света.

— Сама меня назови, — хриплый голос обвивается вокруг горла колючей проволокой, и от одной короткой фразы кровоточат все мои старые раны.

— Нет, — мотаю головой. — Нет, нет…

Я открываю глаза.

Темнота пожирает меня.

Я пробую проснуться.

Напрасно.

Это реальность.

— Я тебя не знаю, — выдыхаю сдавленно.

Алкоголь. Сигары. Запах, который уловлю из тысячи. Из миллиона других. Хоть на под лезвием гильотины, хоть в петле. На плахе. На смертном одре.

Дурманящий аромат урагана.

Моя боль. Моя кровь.

Чистый грех.

Проклятие.

— Я тебя не помню, — кусаю губы.

Электрический ток по венам. Пронизывает каждую клетку тела, выжигает дотла и наполняет новой жизнью. Отключает разум. Резко. Подчиняет все рефлексы.

Ты испытание. Искушение. Нож в моей груди.

От тебя не существует излечения.

Ты приговор. Казнь.

Ты мой палач.

Горечь.

Яд.

— Я тебя забыла.

Тогда почему так сильно хочу?

— Поздравляю, — ухмыляющиеся губы прижимаются к виску.

— С чем? — едва дышу.

— С грядущим Рождеством.

Одной рукой он держит над головой мои скрещенные запястья, а другой берется за пояс на джинсах, дергает — пуговица отлетает в сторону, молния расползается вместе с тканью.

Я пораженно вскрикиваю.

Еще несколько рывков. Материя трещит, разрывается с пугающей легкостью, впивается в кожу, вынуждая дергаться и всхлипывать, подпрыгивать на месте, содрогаться от ужаса. За пару секунд плотный материал растерзан на клочки.

Даже если он отпустит меня, не сумею убежать.

Мои голые ноги сводит судорожная дрожь.

— Соскучилась, — произносит с насмешкой.

— Нет! — выдаю неожиданно резко. — Ни капли.

— А трусы мокрые насквозь, — заключает издевательски.

И без лишних церемоний срывает с меня обозначенный выше предмет одежды. Раздирает тонкий хлопок единственным движением. Горячие ладони накрывают мои обнаженные ягодицы, выразительно сжимают, шлепают, вырывая дикий вопль из груди.

Давай.

Или сейчас.

Или никогда.

Он больше не держит тебя.

Действуй.

Вырывайся.

Удирай.

Я выскальзываю из-под него. Чудом. Не иначе. Вкладываю всю свою силу в этот отчаянный шаг, опускаюсь на колени, прямо в разлитое молоко, ныряю под стол, направляюсь к выходу ползком. После поднимаюсь, бросаюсь во тьму.

Никакого плана.

Никаких идей.

Как всегда.

— Далеко собралась? — вкрадчивый вопрос ударяет в спину.

Бегу.

Быстрее.

Воздух обжигает легкие. Мышцы натянуты, напряжены до боли. Сердце стреножено ужасом, под кожей течет жидкий лед.

Я врезаюсь в надежно закрытую дверь. Бью кулаками по поверхности, лихорадочно дергаю ручку, верчу в разные стороны. Любые старания тщетны.

Никто не откроет.

Никто тебя не спасет.

Шаги за спиной оглушают. Как и враз обезумевший пульс. Сердце бьется у самого горла, ощущение такое, будто взорвется аорта.

— Родная моя, — хриплый шепот обдает затылок пламенем. — От себя не убежать.

Он сдергивает мою кофту вниз. До талии. Сжимает плечи, сдавливает, намеренно причиняя боль.

— Алекс, — шепчу одними губами. — Пожалуйста.

— Алекс? — хмыкает. — Ты уверена, что я это он?

Утыкаюсь в дверь разгоряченным лбом.

Молюсь всем существующим на свете богам.

Коротко бросаю:

— Да.

Его горячие пальцы пробираются под смятую ткань, скользят по ребрам, опускаются к животу. От этого властного жеста внутренности скручивает морским узлом.

— Девочка моя, — шепчет на ухо обманчиво сладко. — Ты проиграла.

Медленно наматывает волосы на кулак, резко дергает вниз, вынуждая закричать и опуститься на колени, утопить в гортанном вопле всякий протест.

Бряцает пряжка ремня.

Сглатываю, плотнее смыкаю губы, стискиваю челюсти до скрипа. Пытаюсь вырваться, освободиться, отползти назад.

Его плоть тверже камня.

Упирается прямо в мой рот.

Отшатываюсь.

Точно ошпаренная.

Он возвращает меня обратно. Мягко. Опускает ладонь на макушку, подталкивает вперед, заставляет прижаться щекой к вздыбленному члену.

Я ощущаю каждую вену.

Четко.

Я жду, когда появится тошнота. Ужас. Гадливость. Возмущение. Когда же меня наконец затрясет от вмиг подступившего отвращения.

Но нет.

Даже не надейся.

Не суждено.

Он не торопится. Спешить некуда. Он позволяет привыкнуть к унизительному положению, дает время. Поглаживает по голове. Как зверушку.

— Ты же хочешь этого, — произносит ровно. — Хочешь заглотить член по самые яйца, облизывать и обсасывать, обрабатывать языком. Хочешь, чтобы я кончил в твою изголодавшуюся по сперме глотку. Хочешь проглотить все до капли.

Гребаный ублюдок.

Ненавижу.

— Никогда! — восклицаю яростно. — Слышишь?! Никогда. Я никогда такого не захочу. Лучше сдохну, чем позволю тебе хоть раз…

Его большой палец проникает в мой рот, надавливает на язык. Пробую увернуться, выскользнуть. Только поздно.

— Раз? — хриплый голос пронизан насмешкой. — Ты отверстие для спуска семени. Я буду драть тебя, пока член стоит.

Он размыкает мои челюсти, давит так сильно, что создается впечатление, будто еще немного, и кости черепа треснут, обратятся в порошок.

Взвываю. Судорожно дергаюсь.

Он вставляет свой огромный возбужденный орган до упора в мое горло. Грубо толкается в самую глубь, натягивает мою голову на пульсирующую плоть. Нежно проводит ладонью по затылку, жестко притягивает еще ближе.

Я задыхаюсь.

Бью кулаками по его бедрам, судорожно извиваюсь. Однако лихорадочная борьба не приносит никакого результата, не помогает избежать пытки.

— Ты потеряла все свои права, — заявляет холодно. — Привыкай.

Отступает, отстраняется, разрешает сделать короткий вдох, а после опять подается вперед, жестким толчком заполняет до предела.

Аж искры из глаз летят.

Слюна стекает по подбородку.

— Вкусно? — раздается издевательский вопрос.

Вырываюсь из последних сил.

Зря.

Любая попытка обречена.

— Маргарита Орлова, — произносит нараспев, тон сочится елеем. — Хотела сбежать? Верила в успех?

Вдруг отпускает меня, проводит пальцами по скулам, стирает слезы. Изучает горящим взглядом, видит сквозь темноту. Его глаза ослепляют. Даже так. В густом полумраке.

— Никто тебе не поможет.

— Н-нет, — нервно мотаю головой.

— Ни моя милая и добрая бабушка.

— П-прошу, — запинаюсь. — Н-не н-надо.

— Ни мой чертов дед.

— Алекс, — всхлипываю.

— Даже твой благородный рыцарь Леонид.

— Что? — леденею. — Что ты с ним сделал?

— Ничего, — его ухмылка ощутима физически.

— Я виновата, — бормочу поспешно. — Только я. Заставила его. Он не хотел. А я… я угрожала. Я вынудила.

Он смеется. Хохочет так громко и жутко, что кровь в жилах стынет. Продолжаю выдавать тупейшие оправдания, действую автоматически, совсем себя не контролирую.

Палач затыкает мой рот своим гигантским членом.

Грубо. Резко. Без какой-либо прелюдии.

— Маленькая лживая с*ка.

Он вбивается внутрь с яростью зверя. Грязно. Жестко. Будто жаждет убить. Двигается быстрее, таранит глотку, толкается внутрь, ускоряет и без того безумный ритм. Потом замирает, позволяет прочувствовать напор. Желает, чтобы каждая набухшая вена в моем горле навечно отпечаталась.

— Я тебя накормлю, — нежно обводит шею. — Досыта.

Насилует долго и методично, полностью управляет дыханием, разрешает вдохнуть, а после блокирует кислород. Извращается. Играет.

Реальность плывет. Или наоборот? Обретает четкие грани.

Я расслабляюсь. Рефлекторно. Не борюсь, не сопротивляюсь. Сдаюсь, целиком отдаюсь на волю победителя. Подчиняюсь хозяину.

Кулаки разжимаются. Напряжение покидает мышцы. Становлюсь податливой, обращаюсь в горячий вязкий ручей. Выгибаюсь. Запрокидываю голову назад.

Я делаю все.

Меня удобно еб*ть.

Рассудок мутнеет.

Я отключаюсь.

На миг.

Причмокивающие звуки. Не сразу осознаю, что это. Откуда они. Гортанный хрип. Стон за стоном вырываются из груди.

— В жены не возьму, — говорит фон Вейганд. — Зато бл*дь из тебя отменная.

Одобрительно поглаживает затылок. Треплет за ушком, точно послушное домашнее животное. Дарит небрежную ласку.

Я облизываю его яйца. Покорно. Послушно. С огромным наслаждением. Я кайфую. Искренне упиваюсь тем, как грею во рту набрякшую плоть. Намеренно растягиваю сладкие мгновения.

Нет. Никогда. Не может быть.

Часть меня бунтует. Враз встает на дыбы. Пытается развеять морок, сбросить оковы порока, разбить греховные чары.

Очень маленькая часть. Слабая. Ничтожная.

Я увязаю в зыбучих песках.

Воля растворяется.

Похоть.

Ненасытная жажда плоти.

Меня трясет от возбуждения. Под кожей течет электрический ток. Разряд за разрядом. Мощнее. Еще. Сотрясается каждый позвонок.

Кто вколол тяжелый наркотик?

Когда? За что это?

Плотнее обхватываю раскаленный член, провожу языком по стволу, старательно обвожу угрожающий контур. Облизываю крупную головку, погружаю в рот целиком, засасываю, пробую взять поглубже. Заглатываю до основания, нанизываю голову на закостеневший орган.

— Нравится? — фон Вейганд удерживает меня на месте, не позволяя отстраниться. — Вижу, вошла во вкус.

Слезы обжигают глаза.

Абсолютно нечем дышать.

Сдавленно всхлипываю.

— Ты как кошка в период течки, — бросает холодно, прижимается сильнее. — Под тобой уже лужа натекла. Угадал?

Горло сводит тягучая судорога. Дрожь пробегает по взмокшему телу. Мускулы натянуты до предела. Низ живота терзает мучительный спазм. Позвоночник выгнут дугой.

Застываю на грани.

Оргазма и агонии.

Где я? Кто я?

Не помню.

— А теперь мы кончим, — говорит хрипло. — Одновременно.

Горячее семя ударяет внутрь, выходит мощными толчками, крупными порциями. Идет через нос, заставляя захлебываться.

Он отпускает меня. В последний момент. И только эта милость позволяет выжить, не дает окончательно задохнуться.

Я сгибаюсь пополам. Закашливаюсь. Задыхаюсь, погружаясь в очередной приступ острой панической атаки.

— Я думал, ты оценишь. Тогда. В подвале. «Огнедышащий дракон». Ты ведь сама мне однажды рассказывала.

— Ч-что? — вытираю рот тыльной стороной ладони.

— Я думал, ты поймешь и примешь мою ласку.

— Ласку? — захожусь кашлем.

— Я начал нежно.

Он опускается на колени рядом, перебирает пряди моих спутанных волос, склоняется ниже, делает глубокий вдох.

— Жаль, я должен уйти, — влажный поцелуй расцветает на спине, прямо между нервно дергающимися лопатками. — Но я еще вернусь. Это далеко не последняя ночь.

Не успеваю разлепить губ.

Оглушительный стук.

Свет ударяет в глаза.

Я проклята.

На века.

***

Я прихожу в себя на полу возле дивана. Потираю ладонью ушибленный затылок. Голова раскалывается от свинцовой тяжести, которая разом наполняет череп изнутри.

Пора к психиатру.

Однозначно.

Щурюсь, осторожно приподнимаюсь на локтях, осматриваюсь по сторонам, изучаю обстановку вокруг.

Ничего подозрительного.

Кроме меня, конечно.

Голоса в голове правы. Нам нужна принудительная госпитализация. Чем раньше, тем лучше. Шучу. Голоса советуют совсем другие вещи. Ну, всякую банальщину вроде «убей их всех, убей, да так, чтоб помучались, убей». Но я всегда выступаю за креативный подход в решении любого вопроса и никогда не выбираю простой алгоритм действий.

Ладно, проехали. Вопрос на миллион: что это было?

Нет, простите, не так. Что за нах*й? Бл*ть.

Маргарита Орлова берет выходной. Возвращается Лора. Скучали? Даже если и нет, придется терпеть. Не собираюсь исчезать в обозримом будущем.

Итак, место преступления.

Никаких кроваво-красных яблок. Зато пустой пакет из-под молока валяется рядом. Жидкость растеклась по дивану и по ковру, даже на мою кофту немного попало.

Медленно ощупываю лицо. Потом горло. Закатываю рукава, изучаю запястья. Не обнаруживаю ничего необычного. Ни ссадин, ни синяков.

Мои джинсы абсолютно целы. Как и прочая одежда.

Значит, вариант с тем, что фон Вейганд накачал меня наркотиками, изнасиловал, а после коварно скрылся в ночи, отпадает.

Похоже, я просто схожу с ума.

Такой сон.

До чертиков реальный.

Яркие кадры мигом всплывают в памяти. Ощущения накрывают волной, затягивают во тьму, на самое дно. Дыхание учащается, тело колотит озноб.

Если бы я не лежала на полу, точно бы упала.

Почва ускользает из-под ног.

Стоп, почему так мокро?

Между бедер самый настоящий потоп. Живот мучительно ноет. Тяжесть внутри раздирает на части.

Во рту резко пересыхает.

Я поднимаюсь и немного расставляю ноги, с ужасом отмечаю, что сквозь плотную ткань джинсов явственно проступает влага.

— Отлично, — поджимаю губы.

Я обмочилась? У меня кровотечение? Может, это начало месячных? С перепугу даже не могу определить цвет жидкости. Просто что-то влажное.

Бросаюсь в душ. Стягиваю одежду. Исследую себя.

Боже. Лучше бы я описалась. Истекла кровью.

Лучше бы… что угодно. Но не это.

Включаю воду, забираюсь под обжигающе-горячие струи. Пытаюсь смыть наваждение, стереть память о чудовищных грезах.

Я возбуждена. До предела. Заведена. До сих пор. Я послушная зверушка, игрушка в чужих руках. Воск. Пластилин. Бесполезное создание.

Раньше мне снились эротические сны. Давно, в другой реальности. Туманные, смазанные, тающие, лишь стоит открыть глаза.

А теперь — разве может быть сон настолько красочным? Живым. Физически ощутимым. Дурманящим. Полностью выносить разум.

«Огнедышащий дракон».

Я и правда говорила об этом фон Вейганду. Подробно описывала минет, при котором сперма выходит через нос.

Вместо тысячи избитых фраз. Особое приветствие во тьме подвала. Тонкая нить, связующая рай с адом.

«Я начал нежно».

Что он имел в виду? Прошлое? Настоящее? Маленькая лживая с*ка не оценила доброту, не обратила никакого внимания на особое расположение. О чем это?

Боже, Подольская. Приди уже в чувство.

Это просто сон. Гребаный сон. Нет смысла искать логику. Расслабься и получай удовольствие. Пропей успокоительное.

Мне и прежде снилось безумное дерьмо. Вроде того кошмара на борту самолета, вроде ужасов про отрезанный язык. Определенный резон там присутствовал. Даже элемент пророчества имелся. Однако тут совсем другое дело.

Посмотри правде в глаза. Если бы сейчас фон Вейганд нашел тебя, если бы выследил и добрался до твоей квартиры. Стал бы вот так тр*хать?

— Нет, — усмехаюсь. — Никогда.

Он бы убил.

Сразу.

***

— Надеюсь, ты не против, что я взяла для тебя Пашкин номер? — спрашивает Настя во время перерыва.

— Хм, чего? — не въезжаю в суть. — Чей номер?

— Пашкин, — повторяет с лучистой улыбкой. — Ну, номер Павла, того парня, который вчера с нами знакомился.

Вот это поворот. Спасибо, хоть мой мобильный не выдала. А могла вообще адрес спалить, предоставить полный пакет данных.

Доверяй людям. Как же.

— Твой телефон дать не рискнула, — продолжает она. — Ты очень странно себя вела, была так напряжена.

Странно — мое второе имя. Призвание. А я даже не старалась, действовала экспромтом, по мановению души.

Хорошо, что сплю в одиночестве. Без всяких там соседей по квартире. Родственников. Друзей. Знакомых.

Любопытно, как я выглядела со стороны, когда меня тр*хал в рот воображаемый фон Вейганд?

— Дома проблемы, — вздыхаю.

Чердак потек.

И не только.

Я теку.

Как самая последняя шлюха.

От безумных фантазий.

— Понимаю, — соглашается Настя. — Но нельзя ставить крест на личной жизни. Он нормальный парень. Сходи на свидание, развейся.

Нормальный? Фу, нет. Вот был бы он долбаным мудаком, тогда я бы с ним умчалась на край света. Был бы он психопатом. Садистом. Извращенцем. Был бы жесток, насиловал без тени жалости. Тогда — да. Я бы отдалась ему сразу. Без раздумий.

— Может, тебе самой стоит к нему присмотреться? — стараюсь технично отмазаться. — Вы же наверное неплохо пообщались.

— Ему понравилась ты.

— Откуда такая уверенность?

— Чувствуется, — смеется. — Рита, не тупи. Прогуляйся с ним куда-то. Хороший же, вполне адекватный.

Вот это и настораживает.

— Я скинула тебе его номер, — продолжает подруга. — Подумай.

Нечего думать.

Адекватных не привлекаю.

И вообще. С него все началось. С Павла. С его гребаного ядовито-красного яблока. Да он хренов Морфеус, не иначе. Впарил мне фрукт вместо таблетки, как Нео в «Матрице». Даже разрешения не спросил, выбора не предоставил.

Перерыв завершается, и мы возвращаемся к сортировке посылок. Монотонный рабочий процесс избавляет мою бедную голову от лишних мыслей. Забываю обо всех трудностях, отключаюсь от рефлексии.

Я еще не знаю, что настоящие проблемы впереди.

Фон Вейганд обещал вернуться.

И он возвращается.

Ночью.

***

— Я разрешаю тебе выбрать, — его ладони накрывают мои.

— Откуда столько щедрости? — интересуюсь вкрадчиво.

— В задницу или в п*зду? — зубы сжимают мочку уха.

— Звучит довольно грубо, — глотаю с огромным трудом.

— Отвечай, — прижимается сзади, позволяет ощутить нарастающее возбуждение в полной мере. — Куда тебя выеб*ть?

В душевой кабине становится неожиданно горячо. Ощущение, будто из-под крана льет кипяток. Враз запотевает прозрачное стекло.

— Ты просто сон, — тихо говорю я. — Плод моего воображения. Захочу — открою глаза. И ты исчезнешь. Растворишься навсегда.

— Но ты не хочешь, — его пальцы медленно скользят по моим рукам, продвигаются от локтей до нервно вздернутых плеч.

— Не хочу, — закусываю губу до крови.

Он рывком разворачивает меня, вбивает спиной в ледяной кафель. Нависает надо мной, точно мрачная нерушимая скала, изучает горящим взглядом. Дикий жар между нами становится осязаемым.

— Твои глаза открыты, — склоняется ниже, почти касается моего рта. — А я по-прежнему здесь.

— Все равно, — выдаю глухо. — Это сон. Иллюзия.

Он ухмыляется.

Коленом раздвигает мои бедра, обхватывает ягодицы, поднимает и насаживает на свой огромный член. Входит внутрь одним толчком, целиком и полностью заполняет лоно. Вынуждает закричать.

— Просто сон, — заключает издевательски. — Иллюзия.

— Т-ты, — роняю сквозь надсадный стон. — Т-ты… н-не настоящее.

— Валяй, — слизывает алые капли с моих искусанных губ. — Тебя тр*хает твоя собственная фантазия.

Безумный ритм. Злой. Жестокий. Неистовый. Ритуальный танец первобытных людей. Обряд на кровь. Обряд на жизнь.

— Господи, — царапаю его спину ногтями. — Алекс!

— Громче, — рычит он.

— Алекс, — выдыхаю. — Бог мой…

Я срываю голос. Кричу так, что сама глохну. Впечатление, будто взрываются барабанные перепонки. Раскаленный дождь хлещет по щекам. Ледяной снег тает на устах. Душевая кабина покрывается трещинами. Разлетается стекло. Кафель дробится на части.

Я срываюсь.

В пропасть.

Я пылаю.

В адском пламени.

— Ты моя.

Его губы на моих губах.

Первородный грех.

***

Открываю глаза. Бесконечно долго рассматриваю потолок. Ни единой трещины. Никаких дефектов. Отбрасываю простыню.

Мне нужна консультация.

Определенно.

Отрываюсь от смятой постели, хмурюсь, направляюсь в душ, ибо мои трусы можно смело выжимать. Между ног убийственно влажно и не менее убийственно горячо. По бедрам в буквальном смысле течет. Без долбаных метафор. Без гребаных эпитетов.

Я стою под упругими струями воды. Минута за минутой. Никакого облегчения. Касаюсь лона. Просто нажимаю на единственную точку.

И взрываюсь почти мгновенно. Я представляю, что меня трогает он. Фон Вейганд. Что это его рука. Я кончаю снова и снова. Меня трясет. Сползаю вниз, растекаюсь по прохладному полу.

Я ненавижу себя.

На часах шесть утра.

Беру мобильный телефон, изучаю сообщение от Насти. Там нет ничего особенного. Одни лишь цифры — номер Павла.

Нельзя оставаться наедине с собой. Наедине с собственными мыслями. Нужно отвлечься, причем как можно быстрее. Набрать этого милого парня, назначить свидание, рискнуть и наблюдать за последствиями. Пусть не чувствую ни малейшей симпатии, любой мужчина лучше безумной фантазии. Любой мужчина лучше фон Вейганда. Или нет?

Рациональная часть меня предлагает расслабиться и развеяться, выдохнуть, перестать подозревать всех и вся в коварных замыслах, отдаться потоку, плыть по течению. Но рациональная часть меня ничтожно мала. Эмоции гораздо сильнее.

Представляю грядущую встречу. Живо. В красках.

Кино. Ресторан. Приглушенный свет. Тьма. Бар.

Чужая ладонь скользит по моей руке. От сгиба локтя до мелко подрагивающих пальцев. Легкий, едва ощутимый жест. Чужое дыхание на щеке. Заставляет дернуться, повести плечами, отпрянуть.

Зачем я здесь?

Жестокая ирония.

Чужой взгляд изучает мое лицо. Чужой голос рассказывает мне забавные истории. Чужая улыбка зарождается на чужих губах. Чужой аромат пропитывает пространство вокруг. И чужой смех режет чужую реальность на части.

Кто я?

Без тебя.

Чистая боль.

Агония.

Тошнота подкатывает к горлу. Желудок сводит мучительный спазм. Внутренности выкручивает болезненная судорога.

Я зажимаю рот. Вскакиваю, стрелой мчусь вперед. Чудом успеваю добраться до ванной комнаты. Оседаю на пол, склоняюсь над унитазом. Я делаю то, что стоило сделать уже давно.

Рву.

Связь с прошлым.

Цепь, чьи звенья крепче железа.

Узы крови.

Рву.

Долго.

Судорожно.

До ледяного пота.

Выблевываю свою гребаную любовь.

По полной.

Вытираю онемевший рот взмокшей ладонью. Отклоняюсь назад, прислоняюсь спиной к прохладной стене. Жар внутри сливается с холодом.

Одна мысль о другом мужчине рядом вызывает тошноту. Гадливость. Чисто физическую. Но собственная слабость еще хуже. Гаже. Омерзительнее. Жаль, голову нельзя очистить, как желудок.

Почему? Черт раздери. Почему не могу вырвать тебя из своего нутра? Выдрать. Разодрать память в клочья.

— Ты моя, — бьется в обезумевшем пульсе.

Виски гудят.

Моя, моя, моя.

До могилы.

Я сглатываю горечь. Пошатываюсь, однако поднимаюсь. Совершаю пару несмелых шагов, нависаю над раковиной. Открываю воду, умываюсь, чищу зубы. Тщательно полощу рот.

Я не сдамся. Не сегодня. Не так.

Я преодолею это. Я…

Удаляю номер Павла. Заместительная терапия не прокатит. Необходима самостоятельная реабилитация.

Рано мне ходить на свидания. Даже ни к чему не обязывающие и ничего не значащие. Я не готова общаться с людьми. Доверять. Строить нормальные человеческие отношения. Безобидная Настя вызывает конкретный напряг. Что уж говорить о левых мужиках?

Отправляюсь на кухню, придирчиво изучаю содержимое холодильника. Здоровым образом жизни тут и не пахнет. А зря.

Может, меня тошнит не только от психологических проблем?

Копченые колбаски. Черничные кексы. Сыр с плесенью. Креветки в чесночном соусе. Мидии в оливковом масле. Фисташковое мороженое. Клубника со сливками.

Пожалуй, стоит вызвать скорую помощь.

Заранее подстраховаться.

В моей продуктовой корзине не хватает лишь соленой селедки с молоком. При таком раскладе удивляет лишь то, что я не блюю двадцать четыре часа в сутки. Нон-стоп.

— Хм, — многозначительно выдает внутренний голос.

— Чего?! — взвиваюсь недовольно. — Еще тебя не хватало.

— Да так, — откашливается. — Ничего.

— Выкладывай, — бросаю мрачно.

— Ты же не хочешь об этом думать, — протягивает нарочито сладко.

— А ты хоть как не заткнешься, — парирую едко.

— Вот и поглядим, — явно издевается.

— Давай, — заявляю яростно. — Добивай.

— Странные сны, — разводит воображаемыми руками. — Не менее странные реакции организма.

— И? — хмурюсь.

— Догадайся, — припечатывает льдом.

— Подскажи, — цежу сквозь зубы.

— Он что-то сделал с тобой, — выдерживает паузу. — Там. В подземелье. Что-то жуткое. Гораздо более жуткое, чем кажется на первый взгляд.

— Отлично, — фыркаю. — Очередная бредовая теория.

— Ха, — выдает без тени настоящего веселья. — А ты вспомни его слова про эксперименты лорда Мортона. Прибавь тайный орден. Кадуцей. Прочие психоделические заморочки.

— Нет, нет, нет.

Лихорадочно мотаю головой.

— Он изменил тебя, — шепчет голос. — Перекроил сознание навсегда. Теперь ты не сумеешь ни сбежать, ни скрыться. Попросту не пожелаешь. Ведь тебя уже тянет назад. Неудержимо и неукротимо. Безнадежно.

— Хватит, — зажимаю уши ладонями. — Прекрати.

— Ты не выдержишь вдали от него, — шипит. — Без унижения. Без боли. Не сможешь. Другие мужчины никогда не станут заменой. Сколько ни пробуй, сколько ни пытайся. Тебя будет воротить. Тошнить от одного их вида. Взгляда.

— Молчи, — бросаю гневно. — Молчи.

— Ты сама приползешь обратно, — продолжает елейно. — Голая и готовая. Как он любит. На коленях. Ты не выживешь иначе. Только с ним. Разодранная. Растерзанная. На его члене.

— Заткнись!

Бью кулаком по столу.

Сгинь.

Нечистая сила.

Пропади пропадом.

Я завариваю чай. Крепкий. Черный. Без добавок. Я возвращаю контроль над телом и над разумом.

Нет ничего необычного. Никакой мистики. Все логично.

Нельзя вырвать часть собственной души. Нельзя избавиться от того, что вошло в плоть и в кровь. Вросло, насквозь пропитав самое твое существо. С мясом и до костей, прожигая до нутра. Нельзя убежать от самого себя.

Ты.

Рана.

Смертоносная.

Незаживающая.

Любовь моя.

Бога нет.

Нет Дьявола.

А ты…

Ты везде.

Даже если разбить все существующие на свете зеркала, твое отражение не исчезнет. Застынет внутри меня на века. Отразится в каждом ударе пульса.

Я твоя.

И не твоя.

Я умоляю.

Я прошу.

Пусти.

Дай уйти.

Просто позволь.

Разожми мою ладонь.

Я усаживаюсь в кресло, пью горячий чай крупными глотками. Включаю телевизор, бесцельно переключаю каналы. Повсюду царит Рождество.

Что за черт?!

Невольно кривлюсь, тянусь за мобильным, надеюсь потеряться в липкой паутине Интернета, найти прикольный ролик на ютубе, послушать новую чушь.

Взгляд цепляется за дату.

Усмехаюсь.

Какое совпадение.

Сегодня Рождество. Католическое. И сегодня годовщина моего побега от фон Вейганда. Ну, вернее — месявщина. Ровно месяц прошел.

Надо отметить. С размахом.

Damn (Проклятье).

Все слишком гладко.

Чувствую.

Чую.

Он нашел меня.

Он рядом.

Достаточно близко для удара.

И сны — только начало. Нежное. Трепетное. Разогрев перед основным блюдом. Легкая и непринужденная разминка.

Сама судьба вопит.

Беги, Лора, беги.

Посылает знак.

Намекает.

Явно.

Глава 24.3

Я увольняюсь сразу после рождественских выходных.

— Почему? — спрашивает Настя. — Куда ты уезжаешь?

— В Норвегию, — отвечаю ровно. — На учебу.

— Так резко, — грустно роняет девушка.

— Понимаешь, я не хотела говорить, пока не узнаю точно, — поясняю ситуацию. — А теперь получила подтверждение от университета. Нет смысла молчать.

— Классно, — улыбается. — Но я буду скучать. Пиши хоть иногда. Совсем-то не пропадай, приезжай в гости. И вообще…

Киваю. Не хочется лгать вслух. Ей — не хочется.

Подозреваю Настю в шпионстве. Но в последнюю очередь. Все-таки она кажется мне хорошим и бесхитростным человеком.

Но я не разбираюсь в людях.

Я могу ошибаться.

Страшно.

Избавляюсь от мобильного телефона, покупаю билеты на разные автобусы, сама до последнего не знаю, в какой именно город отправлюсь. Вещи оставляю в квартире, которая оплачена на несколько месяцев вперед. Если что, всегда останется путь к отступлению, место, куда смогу вернуться. Вряд ли станут разыскивать там, откуда прежде сбежала. Скорее начнут проверять новые направления.

Путаю следы.

Как умею.

Действительно развиваю тему с учебой в Норвегии. Выбираю университет, отправляю необходимые документы, получаю ответ. Были бы деньги. Остальное приложится. Без особых трудов.

Но я не собираюсь туда ехать. Просто создаю очередную легенду. Бронирую жилье, перелет.

Чем больше нитей вокруг, тем труднее ухватить суть.

Покидаю город.

Новый путь.

Новая дорога.

Январь встречаю в уютном неприметном отеле на окраине Чехии. Не использую свою карту, обхожусь без паспортных данных. Прибываю сюда после множества пересадок.

Наконец — выдыхаю.

Я заслужила отдых. Ведь едва смыкала веки в течение последних недель. Отключалась, проваливаясь во тьму, и подскакивала на постели от малейшего шороха.

Плюю на душ, падаю на кровать, не раздеваясь. Даже обувь не сбрасываю. Сразу отрубаюсь. Засыпаю крепко. Мертвецки.

***

— Переезжать было совсем необязательно, — произносит фон Вейганд и заправляет выбившуюся прядь моих волос за висок. — Я всегда тебя найду.

— Это безумие, — бормочу сдавленно. — Хватит.

— Правда не понимаешь? — вкрадчиво спрашивает он.

— Ты в моей голове, — напрасно пытаюсь очнуться, сбросить путы дурмана, крепче сжимаю простыню, впиваюсь в тонкую ткань скрюченными пальцами. — Просто в голове.

— Я часть тебя, — улыбается неожиданно нежно, а потом грубо обнажает мое тело, сдирает материал легко, одним небрежным движением, будто разрывает паутину. — Я везде.

— Нет, — ощущаю медный привкус во рту.

— Да.

Тяжелая ладонь опускается на горло, движется по груди, замирает на животе. Содрогаюсь изнутри. Пальцы соскальзывают ниже. Сквозь изувеченные ребра прорывается гортанный вскрик. Каждая моя клетка бунтует. И сдается. Вмиг.

— Я не могу, — шепчу надтреснуто. — Не могу. Даже если прощу тебя. Никогда не прощу саму себя.

— Тогда прикажи мне уйти, — произносит, обдавая холодом.

— Уходи, — заявляю с нажимом. — Я приказываю.

— Я уйду, — склоняется надо мной, окутывает темнотой, шепчет прямо на ухо нарочито сладко: — Когда закончу.

Его палец проникает между ягодицами, заставляет взвиться, начать вырываться с новой силой. Разминает и растягивает, медленно и методично подготавливает к неизбежной капитуляции.

— Нет! — восклицаю яростно.

Пробую вырваться, выползти из ловушки.

— Так и просишься на член, — с насмешкой заключает фон Вейганд.

— Ни за что! — дергаюсь как одержимая. — Даже не мечтай.

— Валяй, — выдает отрывисто. — Не буду тратить время.

Отпускает. На долю мгновения. Обхватывает за талию. Толчком переворачивает на живот. Наваливается сверху. Коленом раздвигает бедра.

— Это сон, — повторяю, словно пытаюсь убедиться лично. — Гребаный сон. Делай что угодно. Что захочешь. Мне не будет больно.

— Твой выбор, — шепчет в затылок.

Пауза.

Горячие губы на моем голом плече. Зубы зверя смыкаются на заледеневшей коже. Игра окончена. Плоть слаба. Кровь всесильна.

Пульс сходит с ума. Окончательно. Бесповоротно.

Я схожу с ума.

Срываюсь.

В бездну.

В пропасть.

— Я… я не…

Захлебываюсь в диком вопле.

Черт.

Во сне тоже бывает больно.

***

Мои глаза распахнуты до предела. Морозный воздух обжигает сетчатку. Я дергаюсь так, будто тело прошивает электрический разряд. Подскакиваю на кровати. Дышу прерывисто. Дышу едва ли. Оглядываюсь по сторонам, как раненое животное, как затравленный зверь в горящем капкане. Озираюсь. И зияющая пустота взирает на меня в ответ. Вокруг нет ничего необычного.

Рядовой номер весьма скромного отеля. Не более.

Свет горит, ведь я сама его включила. Окно отрыто, холодный ветер треплет тонкую занавеску. Но это опять же дело моих собственных рук.

Причудливая игра теней. Ощущение, точно на стенах комнаты отражаются прутья тюремной решетки. Стальная паутина оживает и приходит в движение.

Запрокидываю голову назад, внимательно изучаю единственный источник света. Лампа окружена белым пластиковым каркасом. Конструкция очень смахивает на клетку для канарейки. Только форма другая. Идеально круглая. А прутья украшены крупными бумажными снежинками. Оригинальный дизайн.

Я отталкиваюсь ладонями от постели, поднимаюсь ради единственной цели. Добираюсь до выключателя, нажимаю. Добровольно погружаюсь во мрак. Выжидаю пару секунд и приближаюсь к окну. Долго смотрю на улицу. На то, как кружит настоящий снег, как он оседает на сосновые кроны, как опускается на землю, скрывая дорогу. На то, как сверкает и тает луна в серебристом мареве ночного неба.

Завораживающее зрелище.

Я набрасываю куртку и покидаю свою временную обитель, прохожу по пустому коридору, спускаюсь вниз по скрипучей лестнице, миную приемную стойку, на которой прикорнул совсем юный паренек-администратор.

Отворяю дверь, выхожу во двор. Делаю пару шагов. Замираю, оседаю прямо на крыльцо, на припорошенные снегом ступени.

Плотнее стягиваю полы куртки, только теперь замечаю: моя одежда насквозь пропитана потом. Поежившись, подаюсь вперед, практически сгибаюсь пополам.

Господи, дай мне знак. Неужели я и правда сошла с ума?

Нет. Глупости. Все гораздо хуже.

Я выпрямляюсь. Куртка в момент падает с моих плеч. Вдоль позвоночника скользят ледяные змеи. Кожу сковывает иней. Меня трясет.

Я протягиваю руки вперед. Открываю ладони перед небом. Дрожащими пальцами ловлю падающий снег.

Ненавижу. До жгучего гнева. До кипучей ярости. Ненавижу. Неизбежно. Как болезнь. Ненавижу и…

Боже мой.

Люблю.

Закрываю глаза, роняю голову на руки, глотаю крик, раздирающий грудь. Сжимаю челюсти изо всех сил. Аж зубы скрипят.

Я не хочу.

Не могу.

Тебя.

Отпускать.

Но разве есть выбор?

Я подхватываю куртку, возвращаюсь обратно в отель. Бросаю взгляд на парня, который до сих пор сладко дремлет. Невольно улыбаюсь и вдруг замираю.

Картина за его спиной.

Подхожу ближе. Вплотную. Двигаюсь тихо, очень стараюсь не нарушить чужой покой. Еще пара осторожных шагов. Застываю.

Дорога. Бесконечная. Мрачная. Темная. Черно-белый эскиз. Впечатление, будто все изображено простым карандашом. Но так живо и объемно, что возникает эффект абсолютного погружения.

Я дотрагиваюсь до рисунка пальцами. Только теперь осознаю: он надежно запечатан под стеклом. Отступаю.

Зачем задавать вопрос, если знаешь ответ?

***

В осеннем лесу, на развилке дорог,

Стоял я, задумавшись, у поворота;

Пути было два, и мир был широк,

Однако я раздвоиться не мог,

И надо было решаться на что-то.

Я выбрал дорогу, что вправо вела,

И, повернув, пропадала в чащобе.

Нехоженей, что ли, она была

И больше, казалось мне, заросла;

А впрочем, заросшими были обе.

И обе манили, радуя глаз

Сухой желтизною листвы сыпучей.

Другую оставил я про запас,

Хотя и догадывался в тот час,

Что вряд ли вернуться выпадет случай.

Еще я вспомню когда-нибудь

Далекое это утро лесное:

Ведь был и другой предо мною путь,

Но я решил направо свернуть –

И это решило все остальное.

***

Популярный ютубер зачитывает стихотворение Роберта Фроста «Другая дорога». И меня до дрожи пробирает от его глубокого и мрачного, безумно сексуального голоса. По щекам струятся жгучие слезы.

Выключаю видео, шмыгаю носом. Пора выходить, урок начнется через полчаса. Еще надо добраться до пункта назначения.

Набрасываю верхнюю одежду, обуваюсь, быстро покидаю квартиру. Январь приближается к завершению, а я возвращаюсь обратно в Польшу. Нет смысла терять заранее оплаченное жилье. Деньги позволяют отправиться в другую страну, поселиться в другом городе. Но я не вижу в этом никакого резона. Загвоздка до банального проста и примитивна. Куда бы ты ни пытался убежать, где бы ни скрывался, ты везде берешь с собой самого себя.

— Рита! — чужая ладонь вдруг опускается на мое плечо.

Оборачиваюсь и сталкиваюсь взглядом с Настей.

— Я тебя зову-зову, а ты никак не реагируешь, — смеется подруга.

Никак не привыкну к этому имени.

— Прости, — улыбаюсь. — Витаю в облаках.

— Я думала, ты уже в Норвегии.

— Учеба начнется в октябре, — пожимаю плечами. — А пока я ищу жилье и подработку.

Чистая правда.

Частично.

Не планирую ехать в далекую Норвегию, но семестр в том университете действительно начнется в октябре.

— Помнишь Пашу? — спрашивает Настя и указывает на молодого человека рядом.

— Помню яблоко.

Такое хрен забудешь.

— Привет, — усмехается парень. — Ты и сейчас сбежишь?

— Скорее всего, — смотрю на часы. — Я опаздываю на курсы вождения.

— Круто! — восхищенно выдает подруга. — Покупаешь машину?

— Просто учусь, — отвечаю совершенно искренне. — Без личного транспорта в Норвегии никак нельзя.

Если честно, понятия не имею, как там с автомобилями, однако действительно желаю получить водительские права. Лишний навык никогда не помешает. Верно?

— Тогда приходи хотя бы на нашу свадьбу, — заявляет Павел.

— Вау, — мои брови невольно взмывают вверх. — Серьезно?

— Более чем, — широко улыбается он.

— Я пыталась с тобой связаться, — произносит Настя. — Телефон отключен.

— У меня другой номер, — достаю мобильный. — Говори свой, скину дозвон.

Обмениваемся контактами. Прощаемся.

Продолжаю путь.

Настя догоняет меня опять через несколько минут.

— Рит, ты же не обижаешься?

— На что? — выдыхаю пораженно.

— Ну, я с Пашкой замутила, а он же с тобой познакомиться хотел. Мы случайно в магазине встретились. Пара свиданий и завертелось. Все очень быстро. До сих пор не верится.

— Да ты чего, — смеюсь. — Наоборот, я рада.

— Хорошо, — роняет с облегчением.

— Спасибо за приглашение.

— Приходи обязательно.

Киваю.

Конечно.

Нет.

Я счастлива за подругу. А еще больше я счастлива, потому что Павел не шпионил за мной и не пробовал подобраться вплотную. Скорее всего.

Паранойя оживает в мгновение ока.

Что, если это коварный план? Сладкая парочка сговорилась заманить меня в очередную ловушку. Изображают отношения, играют на публику ради единственной цели: сорвать крупный куш.

Отмахиваюсь от тягостных мыслей.

Удивительно. До жути яркие эротические сны уже не терзают мое сознание. Однако поток бреда в голове не остановить. Зря переживала по поводу сумасшествия. Нельзя довести до безумия того, кто давным-давно утратил ощущение реальности.

Я и нормальность — два взаимоисключающих понятия.

Некоторые вещи вообще не должны существовать в этом мире. Ядерное оружие. Рак. СПИД. Сифилис. Восьмой сезон «Игры престолов». Моя адекватность.

Я не доверяю людям. В принципе. Совсем. Ни за что. Никогда.

Я потеряна для приличного общества. Навсегда.

Лекция по вождению проходит мимо ушей. Почти не слушаю теоретическую часть. Слова обращаются в белый шум.

Смотрю прямо перед собой. Не вижу ничего. Ни превосходно обставленный кабинет, ни остальных учеников.

Думаю о дороге.

Выбирай. Поворачивай. Плутай. Путай следы. Тропа за тропой. Дальше и дальше, в дремучую чащу. Двигайся. Играй. Сражайся.

Каждый путь.

Каждый шаг.

Вдох.

Выдох.

Кто-то спустит курок.

И всё.

Всё абсолютно.

Сойдется в единственной точке.

***

Возвращаюсь домой под вечер. Уставшая, вымокшая под проливным ливнем, погрязшая в противоречивых чувствах. Снега больше нет, на горизонте маячит череда дождей.

Вставляю ключ в замок, поворачиваю и понимаю: дверь не заперта. Осознание сдавливает горло как железный ошейник.

Лучшая идея — бежать. Без оглядки. Не важно зачем. Не важно куда. Бежать как можно скорее. Подальше отсюда. Немедленно.

Я прохожу в коридор. Ставлю пакеты с продуктами на пол. Стягиваю насквозь мокрую куртку. Поборов дрожь, двигаюсь вперед. Замираю у порога гостиной.

Свет горит. Телевизор работает. На экране диктор с лучезарной улыбкой сообщает свежие новости.

Никого постороннего. Ни души.

Закусываю губу, нервно усмехаюсь. Сама забыла все выключить, еще и дверь не закрыла. Похоже, память играет злую шутку.

— Я очень по тебе скучал, — хриплый мужской голос враз проникает под кожу.

Куртка выпадает из моих лихорадочно подрагивающих пальцев.

— Ложь, — шепчу чуть слышно.

— Правда, — хмыкает.

Отшатываюсь в противоположную сторону, вжимаюсь в стену. Встречаю пристальный взгляд холодных голубых глаз. Ощущение точно рентгеновский луч прошивает тело. От этого человека ничего нельзя скрыть. Он каждого видит насквозь.

Наверное, таким и должен быть настоящий палач.

— Ты набрала вес, — ровным тоном замечает Вальтер Валленберг.

Рефлекторно складываю руки на груди, как будто пытаюсь защититься, закрыться, возвести между нами четкую границу.

— Да, и что с того? — хмурюсь. — Вам какое дело?

— Лишние килограммы очень вредят здоровью, — произносит невозмутимо. — Я проявляю заботу.

— Спасибо, — не в силах удержаться от гневной гримасы. — Без вас обойдусь.

— Тебе нужно переодеться, — вкрадчиво выдает он.

— Вы о чем?

— Выбери удобную одежду, — продолжает абсолютно спокойно. — Путь предстоит долгий, не поедешь же ты в мокром.

— Я вообще не поеду, — заявляю твердо. — Никуда.

— Вот как, — тонкие губы растягиваются в широкой улыбке, обнажая идеально ровные зубы хищника. — Так ты готова к встрече с Алексом?

Ха. Нашли чем напугать. Регулярно встречаемся. В сновидениях. Развратных. Горячих. Вернее, встречались. Теперь уже нет. А жаль.

Пора исправить расклад. Вернемся обратно. В реальность.

— Я нашел тебя, — говорит барон. — Значит, и он найдет.

— Где я совершила ошибку? — сглатываю. — Когда просчиталась?

Валленберг кладет папку на стол.

— Здесь новые документы. Паспорт, страховка. Даже диплом. Только не советую опять подаваться на учебу в Норвегии. Такси ждет внизу.

— Вы приехали, чтобы лично это вручить? — усмехаюсь.

— А ты бы поверила незнакомцу? — парирует он.

— Вам я точно не верю, — качаю головой.

— Справедливо, — кивает.

— Но не похоже, будто у меня есть выбор, — заключаю с горечью.

— Маргарита Орлова — красивое имя, — пожимает плечами. — Можешь остаться здесь. А можешь принять разумное и выгодное предложение.

— Убегать вечно? — смотрю на него в упор.

— Дать время, — роняет обманчиво мягко.

— Кому? — глаза обжигает боль, однако я не смежаю веки, не разрываю зрительный контакт, глотаю слезы, глотаю ком в горле. — Зачем?

Барон приближается вплотную. Его ладонь опускается на мое плечо. Чуть сжимает, словно желает приободрить.

— Пусть раны затянутся, — произносит тихо.

— Неужели не понимаете? — спрашиваю сдавленно. — Серьезно — не понимаете?! Эти раны не затянутся никогда.

— Тогда чего ты ждешь? — обдает арктическим льдом. — Беги, девочка, беги.

Отпускает. Отстраняется. Отходит в сторону. Окунается в полумрак, царящий в коридоре. Оставляет в объятьях одурманивающего ужаса.

— Кстати, доктор Шпайдель не успел поведать обо всех деталях, — бросает мрачно.

— Что? — запинаюсь. — Откуда…

— Мой внук слишком добр, — звучит нарочито елейно. — Его бывшая супруга отделалась легким испугом.

— Сломанная челюсть, — из горла вырывается истерический смешок. — Ожоги. Не очень-то вписывается в вашу версию той истории.

— Ей повезло, — выдает холодно. — Алекс разобрался с ней уже после выкидыша.

— Вы… вы, — осекаюсь. — Вы как будто сожалеете?

— От меня она бы живой не вышла.

Замерзаю изнутри.

А я?

Я бы вышла?

Дверь захлопывается.

Стягиваю мокрую одежду, бросаюсь к шкафу, действую лихорадочно. Дикая дрожь сотрясает тело. Нужно убираться подальше. Удирать. Немедленно. Сию минуту.

***

Две жизни.

Чужие.

Две чаши весов.

Это вечность.

Я держу папку с новой судьбой в заледеневших руках. Все старые документы собраны в потрепанный пакет, покоятся рядом со мной на заднем сиденье такси. Верное решение на поверхности. Не о чем переживать. Не в чем сомневаться.

Рассеянно слежу за дорогой. Ночные огни ослепляют. Крупные капли дождя хлещут по стеклам.

Я хочу исчезнуть. Раствориться. Сгинуть во тьме.

Моя мечта сбылась.

Нечего желать.

Жалеть.

Моя сказка. Красивая. Дикая. Злая. Тонет в крови, бьется в предсмертных судорогах, вопит в агонии.

Нить оборвалась.

Я хочу сгореть.

Вмиг.

Дотла.

Не сегодня.

Я перебираю документы, складываю в сумку, проверяю, на месте ли находится все самое важное и необходимое.

Вальтер Валленберг не дал никакого совета относительно направления. Предоставил право самой решать, куда двинусь дальше. Настоящее искушение.

Автомобиль тормозит у нужного терминала. Расплачиваюсь с водителем, перебрасываю сумку через плечо, поспешно покидаю уютный салон такси.

Зонт остался в квартире. Как и множество вещей. Путешествую налегке. Ручная кладь, причем весьма скромного размера. Так гораздо проще.

Выбрасываю пакет с ненужными документами в первый попавшийся мусорный бак. Не оборачиваюсь назад. Выдыхаю.

Отлично. Поехали дальше.

Шаг. Еще шаг. Вхожу в здание аэропорта, изучаю доступные направления, определяю наугад. Закрываю глаза, загадываю номер. Пальцем в небо.

Супер. Австрия. Вена. Там я еще не была. А посмотреть надо многое. И попробовать. Особенный кофе. Меланж. Волшебные десерты. Шницель. Штрудель. Тортики.

Что мы говорим здоровому образу жизни? Ничего. Шлём к черту.

Заслуженная компенсация морального ущерба.

Я должна отдохнуть. Похудеть всегда успею.

Покупаю билет на самый ближайший рейс. Улыбаюсь, чувствую воодушевление. Все будет хорошо. Теперь уже точно. Иначе никак.

Отправляюсь проходить регистрацию. Отсутствие багажа заметно облегчает процесс. Прикладываю электронный билет к устройству для считывания кода. Красный крест сменяется знаком зеленого цвета. Продвигаюсь вперед.

Говорят, дело не в дороге, которую мы выбираем. Говорят, то, что внутри нас, заставляет выбирать дорогу. Говорят. Разное. Где правда?

Я кладу свою сумку в пластиковый контейнер, мягко подталкиваю вперед, помогая проехать по стальным роликам. Пока мои вещи сканируют, проверяя соответствие требованиям безопасности, сама прохожу через специальную раму.

Странно. Валленберг вдруг рассказал об истории с выкидышем. Разве важно, когда именно его внук избивал и пытал бывшую супругу? До. После. Разве это вообще нормально? Ничего не меняется.

— Маргарита.

Кто-то касается моего плеча.

Вздрагиваю.

— Вы понимаете по-русски? — спрашивает женщина в форме сотрудника таможенного контроля.

Тупо киваю.

Никак не могу привыкнуть к этому имени.

— Вам придется пройти со мной, — продолжает она.

— Что? — не понимаю. — Что-то не так?

— Пойдемте, — мягко и в то же время жестко берет меня под руку. — Мы обсудим все в кабинете.

— В смысле? — напрягаюсь. — В чем проблема?

Поворачиваюсь и вижу, что мою сумку достают из пластикового контейнера, открывают, изучают с особым пристрастием.

Может, из-за денег? Не помню норму для провоза наличных. Сколько разрешается брать без заполнения декларации?

— Все в порядке, — стандартная улыбка, точно пластмассовая, приклеенная.

— Ну, если честно, — посмеиваюсь. — Не похоже.

— Пойдемте, — повторяет и увлекает меня за собой.

Подчиняюсь. Пожалуй, не стоит сопротивляться в подобной ситуации. Необходимо сохранять спокойствие, держать эмоции под контролем.

Мне подбросили оружие? Наркотики?

В памяти живо всплывает жуткий сериал с Николь Кидман. Гребаный «Бангкок Хилтон». Причина моих детских кошмаров.

Однако кто и когда сумел бы подкинуть хоть что-нибудь? Таксист. Барон Валленберг. Случайный прохожий. Первый встречный человек.

Бред. Ерунда полнейшая. Сумка у меня крохотная, и я ничего особого не брала. Даже новые документы швырнула в мусорный бак. Подстава исключена.

Тогда — какого хрена?

Мозг генерирует тысячу вариантов.

Бурное воображение трудится без устали.

— Проходите, Маргарита, — женщина отворяет дверь, подталкивает внутрь комнаты.

— Что происходит? — во рту убийственно сухо.

— Вам необходимо пройти дополнительный осмотр.

— Зачем? — нервно усмехаюсь. — Я же не…

— Стандартная процедура.

Яркий свет.

Слепит.

Жмурюсь.

— Поверьте, все хорошо, — говорит женщина.

И я совсем ей не верю.

— Система безопасности делает выбор случайным образом, — продолжает она ровным и абсолютно невозмутимым тоном.

— Значит, мне повезло?

— Да, не волнуйтесь.

Моргаю.

— Я спокойна, — бросаю сквозь судорожный выдох. — В чем заключается проверка?

— Раздевайтесь, — следует короткий ответ.

— Нет, — выдаю резко. — На каком основании?

— Если вы не желаете, чтобы вас осматривала именно я, процедуру проведет другой сотрудник, — произносит невозмутимо. — Я приглашу коллегу.

— Стоп, не в том дело, — поднимаю руки, будто сдаюсь. — Я вообще не желаю никакого осмотра.

— Простите, система выбрала вас, — чеканит четко по инструкции. — Нам необходимо осуществить проверку в любом случае.

Прелесть какая. Проще с роботом договориться. Эта дама прямо кремень.

Оглядываюсь. Голые белые стены. Пол. Потолок. Все белое. Пугающая стерильность. Разве только сверкающий черный пластиковый стол выбивается из общей картины.

— Ладно, — вздыхаю и расстегиваю куртку. — Давайте поскорее.

— Раздевайтесь полностью, — уточняет женщина. — Вещи складывайте на стол. Я выйду, вернусь через несколько минут.