По холодным следам

Гретхен

допустила всего одну ошибку, и эту ошибку звали Кэл. Предполагалось, что он станет очередной ступенькой лестницы, выводящей ее из той темной ямы, куда она угодила. Гретхен сама была виновата, что он стал для нее чем-то большим.

К тому времени она так долго планировала свой следующий шаг, что задача казалась практически решенной. Едва концерт закончился, она улыбнулась, пробормотала «спасибо» в микрофон и быстро убежала со сцены, затем направилась к дамской комнате, но в последнюю секунду плавно проскользнула мимо, вышла через заднюю дверь, добралась по переулку к главному входу — и стала ждать. Одна минута, две, три; сердце болезненно колотилось, кожу покалывало от холода. Она выскочила на улицу без пальто, ее черный френч из Армии спасения все еще висел за кулисами в качестве алиби рядом с сумочкой. К счастью, дождя не было. Лишь туман, ореолом клубящийся вокруг неоновой вывески клуба.

Наконец он появился. Вышел на тротуар, поднял воротник. Отблески розового неонового света падали на его бритый череп. Гретхен собиралась обставить все так, словно его мечта стала явью. Сделав вид, будто ждет кого-то другого, а он случайно оказался на ее пути, она небрежно окликнула его:

— Эй, сигарета найдется? Умираю, как хочется курить.

Он посмотрел на нее, моргнул, а затем расплылся в беспомощной улыбке:

— Не курю. Мне очень жаль.

— О чем тут жалеть. Отвратительная привычка. Вообще-то мне нельзя курить. Если ребята из группы увидят меня с сигаретой, точно убьют. — Она указала себе на горло и даже открыла рот, словно он мог увидеть, какой вред сигареты уже нанесли ее голосовым связкам. Гретхен вспомнила, как Уилл душил ее с такой силой, что на шее остались следы и пришлось носить водолазку, чтобы скрыть их, и потом она два дня не могла петь. Уилл сказал тогда Дэйву и Лену, что у нее ларингит.

— У тебя все хорошо? — внезапно спросил он, и его улыбка погасла.

У нее оставалось секунд тридцать, чтобы все разрулить, так что она позволила себе немного расслабиться, чтобы придать голосу естественную дрожь.

— Тяжелая ночь, — призналась Гретхен. — Честно говоря, мне нужно отдохнуть от моих парней. Куда ты направляешься?

— Никуда. Домой. Тебя подвезти?

— Да. Если ты не против заскочить в магазин или еще куда-нибудь, чтобы купить сигарет. — Она рассмеялась. — Прости, чувствую себя полной идиоткой.

— Да нет, все нормально, — возразил он, и Гретхен сразу поняла, что это не просто вежливость.

Краем глаза она следила за дверью. Стайки ребят курили под вывеской клуба, но среди них не было тех, кого она не хотела видеть, — пока не было. Дверь беспрестанно распахивалась, каждый раз выплевывая еще несколько клетчатых фланелевых рубашек. Он заметил, что она наблюдает за выходящими из клуба, и оглянулся через плечо. Гретхен в отчаянии уставилась на него во все глаза, пока он снова не повернулся к ней.

— Я Кэл, — представился он, протягивая руку. — Сейчас около полуночи, и ты, — он указал на выцветшую афишу «Гретхен в полночь», — должно быть, та самая Гретхен.

Она заметила, что знакомство ему льстит, и сразу поняла: девушки у него нет. Она кивнула и сжала его теплую руку, немного смутившись оттого, что он все принимает на веру. Когда Гретхен сказала: «Спасибо, Кэл», голос у нее снова сорвался, на этот раз не нарочно, и она быстро отдернула руку, а он шагнул вперед, как инстинктивно делают люди, когда спешат подхватить вещь, падающую с полки.

Однако Гретхен уже совладала с эмоциями, расправила плечи и спросила:

— Итак, где ты припарковался?

— Там. — Он махнул рукой в сторону, и Гретхен пропустила его вперед, слегка задев плечом, а сама пошла следом, чтобы дать ему время осознать свою невероятную удачу. Уловка была настолько откровенной, что Гретхен чуть не расхохоталась. Она очень надеялась, что Кэл забудет о сигаретах: она покуривала травку и могла на пару минут задержать дым в легких, но обычные сигареты неизменно вызывали у нее кашель. Однако Кэл не забыл. Машина притормозила в пяти кварталах от клуба, и он приготовился свернуть на заправку.

— Вообще-то я голодна, — неожиданно призналась она. — А ты?

— Можно и поесть.

— Ты не в курсе, где в это время открыто? Я приезжаю в Сиэтл только на концерты и ничего здесь не знаю.

— Конечно, в курсе. — Кэла, казалось, не смутила внезапная перемена в ее желаниях. — Когда тебе надо вернуться? Скоро?

— Давай сначала поедим, — предложила Гретхен, а сама подумала: возможно, в этот самый момент ее сумочку нашли в клубе под табуретом. Вдруг она сообразила, что Кэл продолжает говорить с ней. — Прости, что ты сказал? Я прослушала.

— Ты, наверно, совсем вымотана, — заметил он. — Я просто сказал, что концерт был отличный. Ты всегда так устаешь после выступления?

— Нет, — ответила она, откидываясь на спинку пассажирского сиденья. На нее нахлынула теплая волна расслабленности — знакомое ощущение усталости и облегчения оттого, что снова удалось благополучно унести ноги. Ощущение избавления: прекрасное чувство, лучше любой безопасности в мире.

Она обрадовалась, что закусочная оказалась всего в пятнадцати минутах езды по шоссе, между высокими дорожными заграждениями и еще более высокими деревьями. Совсем стемнело, и она едва могла разглядеть силуэт башни Спейс-Нидл, парящей над холмом: вот как далеко она была теперь от центра города, от клуба и фургончика группы, от Уилла, который сейчас, наверное, нетерпеливо озирается по сторонам и, возможно, посылает какую-нибудь девицу поискать ее в дамской комнате.

Кэл открыл дверцу машины с ее стороны. От окон закусочной шел пар. Пахло чудесно.

— Превосходно, — заявила она, когда они уселись на изогнутые пластиковые скамьи с деревянной текстурой.

Гретхен заказала гамбургер и жареную картошку. Кэл — сэндвич с тунцом и салатом.

— Значит, ты часто приезжаешь сюда на концерты?

— Сам знаешь.

Он покраснел. «Как мило», — подумала она.

— Да, я видел вашу группу несколько раз, — осторожно сказал он. — А в Портленде вы часто играете?

— Пару раз в неделю.

— И давно ты поешь?

Она поискала на столе что-нибудь, чем можно занять руки, и, схватив солонку, принялась нервно вертеть ее.

— Я в группе уже полгода.

— Нравится?

— Мне нравится, когда хорошо получается, — ответила она.

— Это не совсем одно и то же. Тебе нравится само ощущение участия в группе?

— Мне нравится ощущение, что у меня хорошо получается.

— Я вот о чем: ты живешь ради того, чтобы петь? Когда я вижу тебя на сцене, мне именно так и кажется.

— Ну нет! — раздраженно возразила она. — Я просто пытаюсь хорошо делать свою работу.

— А выглядит по-другому. Потрясающее зрелище. Ты поешь так, будто тебя никто не видит.

— Ага, Уилл тоже предпочитает так думать, — сказала она с коротким смешком. — Я его единственный источник дохода, иначе он запер бы меня и заставил петь только для него.

— Я совсем про другое, — смутился Кэл.

— Знаю. Но так и обстоят дела.

Кэл нахмурился, подбирая слова, и Гретхен захотелось избавить его от лишних усилий.

— Уилл меня бьет, — бесстрастно сообщила она. — Я решила сбежать от него.

— Бьет?

— Да, и я решила от него сбежать.

Он взял солонку у нее из рук и поставил на стол. Гретхен поняла, что Кэл только теперь заметил отсутствие у нее пальто и сумочки. Настал момент, когда он обо всем догадался, в том числе и о том, что ему придется заплатить за ее ужин. Она старалась дышать спокойно, ожидая его следующего вопроса.

— Чем я могу помочь?

Гретхен посмотрела в его темно-карие глаза с бледно-голубыми белками вокруг радужки и мягко ответила:

— Ты уже помогаешь. Разве ты не понял?

Она снова взяла солонку, положила ее на бок и крутанула так, что несколько крошечных зернышек соли вылетели на стол. Гретхен не стала ее убирать, наверняка зная, что Кэл хочет смахнуть соль. Однако он сдержался.

Принесли еду. Она взяла с тарелки гамбургер и откусила кусок. Краем глаза она заметила, как Кэл благодарно кивнул официантке и только после ее ухода развернул салфетку, вытащил вилку и нож, а салфетку расстелил на коленях. Потом он взял нож и разрезал сэндвич пополам по диагонали.

— Ого! — воскликнула Гретхен.

— Что? — Он взял одну треугольную половинку и надкусил с уголка.

С набитым ртом она указала рукой, в которой держала гамбургер, на его аккуратно нарезанный сэндвич.

— Я люблю съедать по половинке, на случай если захочу забрать остальное домой, — объяснил он. — И я нахожу треугольники эстетически привлекательными.

— Жуть какая! — Она рассмеялась. — Прямо как серийный убийца.

— Сколько тебе лет? — спросил он.

— Какой невежливый вопрос!

— Вот не надо этого, — возразил Кэл. — Ты явно не такая взрослая, чтобы скрывать свой возраст, скорее уж слишком молода.

— Двадцать семь.

— Чушь собачья, — парировал он.

— А тебе сколько лет? — Она сунула в рот жареную картошку и на мгновение задержала ее между зубами.

Он скептически поднял бровь:

— Я слишком стар для тебя.

— Сорок?

— Спасибо! — Он рассмеялся. — Вообще-то тридцать.

— Мне двадцать пять.

— Ага, как же, — сказал он. — Господи, разве ты не должна учиться в колледже или вроде того?

— Я рано окончила школу. Быстро учусь.

— Ну надо же, — ухмыльнулся он.

— А вот ты — неуч.

— С чего ты так решила?

Она прицелилась и пульнула картошкой фри ему в нос.

— Потому что ты этого не предвидел!

Впрочем, она тоже такого не предвидела. Шаловливая веселость была ей в новинку. С Уиллом она всегда старалась быть страстной и нежной, как того требовала ситуация; с Линой — молчаливой и уступчивой.

Она отстраненно размышляла, сколько в подобном поведении, совсем ей не свойственном, притворства и сколько естественной реакции на теплый зал закусочной, обильную еду. Сколько расслабленности от отсутствия страха — впервые за много месяцев.

Тем временем Кэл изучал ее с серьезным выражением лица.

— Послушай, Гретхен, — сказал он, — я подыщу тебе временное жилье.

— Можно мне остаться с тобой?

Он замялся.

— Тебе есть кому позвонить?

— А с виду кажется, будто мне есть кому позвонить? — спросила она, жестом указывая на них обоих, сидящих вдвоем в полуночной закусочной.

— Ну… — Он помолчал, потом вздохнул. — Думаю, сегодня ты можешь переночевать у меня.

— И часто ты предлагаешь незнакомкам постель?

— Я знал еще одного человека, которому однажды пришлось спешно выкручиваться из неприятной ситуации, — сказал он, игнорируя провокационный вопрос.

Впрочем, она перестала слушать его сразу после того, как он разрешил ей сегодня остаться у него. Главное — зацепиться, остальное наладится само собой. Только бы оказаться у него дома, а там будет видно. Она хорошо знала, как заставить его удержать ее. Но не знала, что и сама захочет остаться. В этом и была ее ошибка.