По сложной прямой

Глава 10 Дочь полка

— Мужики, — протянул я, стараясь вокабулировать почетче, — Вот совсем не до вас. Не согласны взять всё по пять — буду продавать дальше. Хотите сбить цену, ну… забивайте стрелу, что ли. Там разберемся.

— Какая стрела, пацан? — удивленно повёл носом один из напрягающих меня типов, — Тебе бы уже к доктору? Слышь, давай по-нормальному, а? Даём три, забираем всё, живешь дальше, лечишься…

— Как он сидит-то вообще, — согласно пробурчал другой и сплюнул на землю.

— Вы мне еще диагноз поставьте, — усмехнулся я половиной рта, — Что нас…

— Погоди паря. Послушай сюда, — вперед вышел третий, самый щуплый, а затем, сделав своим жест, мол погуляйте, без спроса уселся рядом со мной, тут же закурив. Сделав несколько затяжек и не глядя на меня, студент заговорил, — Ты, видимо, не въезжаешь, я тебе сейчас тему мирно и тихо попробую разъяснить. Мы сейчас не в твоем селе сидим, сечешь? Тут раз на раз не разбираются, это Стакомск…

— Да мне насрать, Стакомск-Х*ёмск…, — досадливо мотнул головой я, отчаянно желая, чтобы вся эта троица потерялась.

— Потому и слушай, — миролюбиво кивнул мой нежеланный собеседник, — Влипать никому желания нет, а также узнавать, что у тебя там за способки. У тебя, у Миши, у Пети, сечёшь? Дураков тут не водится, особенно когда речь за лавэ. Часики свои видишь? Циферки там на них? Печальные, да? П**дец какие печальные? Мы можем их сделать еще хуже.

Дюжина очков из 100 — это на 38 меньше кошмара любого студента во всем городе. Получаешь 49 хотя бы раз в жизни, и всё. Ты уже на карандаше, как социально неадаптированный и не желающий адаптироваться неосап. А уж мои значения — это просто труба. Один шаг до расстрела. Ну, если думать, как юный, но опытный дилер, пытающийся мягко вышибить конкурента со своего поля.

— А теперь ты подумай, — почти нежно проговорил я, бросая на сидящего рядом прямой взгляд, — Вот вы меня видите, мои 12 очков, видите, что у меня на лице. И вы подходите ко мне с такими словами. Пусть даже с уважением, базара нет, но с такими словами и… с открытыми лицами. Как это называется, а, паря?

От неожиданности парень аж бычок выплюнул, а затем посмотрел на меня. Я улыбался. По-доброму, от души, так, что заново треснула в двух местах губа, тут же начав сочиться кровью. Наверное, вкупе с бело-синей кожей и черными провалами вокруг глаз это смотрится просто зашибенно. Как и со всем остальным, потому что на мне буквально живого места не было после вчерашнего мордобития в зале. Чтобы ему совсем хорошо стало, я пальцем оттянул ворот свитера, демонстрируя активированный экзоскелет.

Молчание затянулось, поэтому заговорил снова я.

— Мы, пацан, живём в великой, свободной и богатой стране, населенной справедливыми и добрыми людьми. А знаешь, что такие люди обязательно делают перед тем, как кого-нибудь расстрелять? Они его допрашивают, понимаешь. Они интересуются, как он дошёл до жизни такой. Им это важно. А человек, если у него есть язык, пальцы там не сломаны, кивать может или, ну… я не знаю, хотя бы моргать, да? Человек отвечает. Ты, видимо, еще никого не доводил до стенки, поэтому тут со мной и сидишь. А теперь второй момент, над которым тебе тоже стоит подумать. Ты пришёл ко мне, сказал за три копейки. Я говорю за пять. Пришёл бы ты от кого-нибудь, то на мою цену писанулся бы без вопросов. «Сяпа» у тебя и твоих разлетится и по 20, как разлетается сейчас. Но у вас нет денег выкупить у меня всё по пятёре, потому что вы не рулите тут банкетом, а просто работаете. Да? … позови старшего. Мы с ним договоримся.

Минута тишины, старательно произнесенное «я тебя услышал», сказанное почти что мужским голосом, и парень удаляется, уводя с собой подпевал.

По пути из университета сквозь суету рабочих, устанавливающих новую ограду и высаживающих снесенные недавней стычкой деревья, вижу понурую Галкину, конвоируемую двумя желчнолицыми дамами в «воронок». Рита угрюмо тащит два больших чемодана. На минутку поражаюсь превратностям судьбы: гопарь-пушер со своими подельниками скорее всего будет полностью проигнорирован законом, несмотря на то что мои часы записывают звук круглосуточно, а вот наш бывший комсорг встряла по самые свои уши, причем чисто за страстное желание горячей мужской любви. С другой стороны, её же не в тюрьму, а явно на перевоспитание забирают, с вещами же!

Но все равно ирония судьбы: пушер целый и живой, а комсорг, клавшая три года своё большое сердце на алтарь коммунизма, — в клинику!

Отмудохали меня вчера просто зверски. Алеша, мать его, как и обещал, начал тихонечко, да так, что я, через пару минут ловли от него несильных шлепков, лишь шатающих моё худосочное тело, смог неловко сунуть ему пару раз по ребрам, целиком и полностью купившись на медведистые неспешные махи спецназера. Однако, эта сволочь лишь разогревалась и искала предел. Мой предел. Затем я начал летать по всему залу.

Каждый раз он выжидал, пока я поднимусь и обозначу атаку (я их проводил, а не обозначал!!), а затем, поймав в начале движения, быстро тыкал пару раз туда, где цвет кожи еще был довольно белый, а потом вновь отправлял в полёт. И всё это проделывал, не прекращая ни на секунду объяснять, что я делаю не так. По его словам получалось, что легче Изотова убить лопатой, а затем зачать нового, чтобы обучить как положено. Это злило, я вновь кидался, вновь летал…

Но вообще — мне понравилось. Здорово встряхнула меня эта взбучка. Конечно, разденься я догола и работай Колдун во всю силу, то тут бы шансы были равными — кто по кому попал, тот того и угробил. А так прошло всё более-менее нормально, каждый получил что хотел. Большинство «когтей» — зрелища, Алексей — терапию, а я впервые в жизни увидел и понял, как двигается и действует боевой неосап в обстановке, приближенной ну… к схватке. Обычно-то как бывает? От меня не ожидают ничего особого, а я херак — и выдал. Так и живём. Жили.

Но так жить нельзя. Так что будут получать по морде, качать мышцу и расти над собой как личность, неосап, ну и матереющий убийца на сдачу. Пригодится.

В общаге было хорошо и тихо, я уж начал внутренне расслабляться, мечтая о том, как упаду на кровать варёной соплей, но чего было не судьба — того не судьба. Проходя мимо вахтёрской, я был ухвачен сухой старческой рукой. На другом её конце была Цао Сюин. Жутко уставшая Цао Сюин.

— Ты идёшь со мной…, — зловеще проскрипела она, потянув меня за собой.

По мозгам тут же ударила флешбяка о том, как её потомок в одной майке точно также утягивала меня во тьму своей комнаты для зверского и деловитого лишения девственности, но увы, все свои силы, включая моральные, я полностью потратил в институте. Философски подумав о том, что в молодости надо попробовать всё, а еще лучшие отношения с комендантом не повредят никоим образом, я поволокся вслед за китаянкой. Может, покормит… говорят, женщины в возрасте любят кормить молодых парней…

Однако, мой вялый ужас, переросший в не менее вялую надежду, был похерен суровой реальностью — пожилая женщина впихнула моё тело в вращающееся кресло перед десятком мониторов, демонстрирующих камеры, установленные по всему общежитию.

— Мне нужно поспать, — объяснила баба Цао, — Хотя бы два часа. Сиди, смотри. Если увидишь что-то нехорошее — буди меня.

— А…, — издал сиплый звук я.

— Янлинь… занята, — горько добавила статная старушка, — До сих пор. Не заглядывай к ним. Жизнь не будет прежней.

Ох ты ж ё…

— Пост принял! — посерьезнел я, умащивая жопу в кресле, — Буду засыпать, вас разбужу.

— Я на тебя надеюсь, шипоголовый…, — серьезно произнесла бабка, тут же падая подрубленной осиной на свою тахту.

Конечно, у меня тут же возникло острейшее желание переключить один из мониторов на комнату Янлинь, потому что то, что впечатлило едва ли не столетнюю китайскую старушку, которая ежедневно наблюдает студентов-неосапов, должно, просто обязано быть мной зафиксировано! С другой стороны, почтение к её жизненному опыту и понимание, что баба Цао одна из очень немногих, кто всегда желал мне добра просто по-человечески… всё-таки мою руку удержали. Суточный секс-марафон между двумя девчонками, пф, что я там не видел?!

Ыыы…

Слежу недреманным оком за копошением в «Жасминной тени». Это невероятно скучно. Студенты и новые «призраки». Первые… студентят. Готовят жрать, жрут, зубрят, смотрят телек, чешутся всюду некрасиво. Возможно, даже пукают, хорошо, что без звука. Его у меня заменяет равномерное сопение вымотавшейся наглухо китаянки. Не забыть её спросить, с чего это мне такое доверие упало… Призраки читают. Сидят за компьютерами. Висят и смотрят в пустоту. Скучно.

Оп, Викусик в ванную собирается. Переключить, срочно переключить! Я старый солдат и знаю много разных слов, но не хочу их произносить при спящей бабушке. Нет, поймите меня правильно — нет ничего ужасного в том, чтобы подсмотреть за раздевающейся девушкой. Это здоровое поведение, нормальный физиологический интерес, но… это должно быть спортивно! Без элемента риска, без труда, пользуясь государственными ресурсами — это просто низко.

А вот Янлинь вылетает в коридор из своей комнаты, одетая в полное нифига. Глаза почти не китайские, сама мокрая вся, волосы торчат, на лице выражение студента, который опоздал на все пять лет обучения. Несется сюда, оставляя за собой капли воды и сырые следы.

Влетает это чудо. Картина Репина «Я пришла из сеновала». Глаза дикие, конечно, и до этого были, а так становятся вообще квадратными при виде меня в кресле с прижатым к губам пальцем. Янлинь смотрит на бабушку, потом на меня. Итерации повторяются раз пять, после чего внимания девушки удостаиваются мониторы. Внезапно её смуглое лицо заливает мощный такой румянец!

Черт, баба Цао, да ЧТО они там делали?!!? Может, у тебя видеозапись есть, а? А?!

Видимо, сегодня мысли китайского семейства шли в одном направлении, так как Янлинь, вцепившись в меня и опасливо поглядывая на спящую бабулю, принялась очень тихо и энергично выпихивать мое несопротивляющееся тело из вахтерской. Достигнув своей цели, голая девушка изобразила из себя обезьянку типа «мартышка», натурально забравшись по мне так, чтобы добраться губами до уха. Прошептав просьбу, она замерла на секунду, а затем, чмокнув меня в шею, быстро умотала назад, к мониторам. Горько вздохнув, я отправился исполнять.

В комнате грешной китаянки дверь была открыта, так что внутрь я проник безо всяких проблем. Старательно не смотря на то, что было на кровати, я быстро прошёл до ванной комнаты, откуда слышалось веселое и чуть визгливое бурчание, в котором, при большом желании, можно было распознать песню. Туда-то я и сунулся, тут же обнаружив искомый субъект, с ног до головы погрязший в полотенце, которым он и вытирался, бубня себе под нос веселое и в рифму.

Повезло-повезло!

Аккуратно подхватив человекообразный кулёчек сначала под ноги, а затем за спину в районе шеи, я получил удивленный девчачий вопль в уши и более чем пригодную для переноски тушку, неплохо замотанную в плотную махровую ткань. Отлично. Теперь мы решительно выходим с территории Янлинь, захлопывая дверь, а затем, слегка согнувшись, согнутым пальцем трижды нажимаем на личинку замка. Тот щелкает и лязгает, закрывая комнату наглухо. Комок у меня в руках бурчит и пытается распутаться, но у него сил как у 14-летней девочки, то есть никаких.

Несу его к лифту. Ну, это не комок, а целая Вероника Кладышева, почти сорокалетняя ученая и единственный в мире вменяемый спец по «призракам», но для меня это опасный комок нимфоманьячины и ничего больше.

Наконец почтенная дама решает прибегнуть к мощи человеческого интеллекта и завязать общение:

— Ты кто?! — голосок слегка пискляв и возмущен, но доля женственности присутствует.

— Полиция нравов, — отчитываюсь я похищенной, пресекая её попытки освободить руки или лягнуть стену.

— Чтооо? — офигевает клубок.

В лифте хорошо, прохладно, тихо и Вадим.

— Привет, Вадим, — вежливо здороваюсь я, делая неторопливый перехват левой рукой так, чтобы, сместив руку с плеч удерживаемой девочки, обнять её за шею, закрыв ладонью рот.

— П-привет, — ошеломленно кивает парень. И молчит. Хороший парень Вадим. Витя куда-то несет что-то человекообразное и дрыгающееся? Ну, значит надо. Уважаю. Сам такой.

Едем, тишина и спокойствие. Мой сосед по лифту может и удивлен, что я еду не на свой этаж, а на предпоследний, но он молчит. Прекрасный человек Вадим. Был бы женщиной — я бы всерьез подумал бы об отношениях. Выходим. Отпускаю чужой рот.

— Да кто ты такой? — вновь бубнит замотанная девчонка, — Куда ты меня тащишь?

— Домой тащу, — утешаю я завернутую, — Скоро будем уже.

— Отпусти! — вращается девочка. Держу плотно, но бережно, так чтобы и не вырвалась, и не размоталась. Рано мне на такое смотреть. Не то чтобы я был ханжой, достопочтенная публика, отнюдь. Даже отнюздь. Просто… как бы это объяснить? Когда тебе стукает лет сорок, то понимаешь, что стереотипы — это благо. Они всё упрощают в разы! Ну не всё, а дофига всего второстепенного, ненужного, мелочного и мусорного. Они помогают взрастить собственный душевный комфорт, освобождают засранный уставший от этого всего мозг. Поэтому… девочки? Пусть играют в куклы. Как бы они не выглядели, сколько бы им лет на самом деле не было. Вот пофиг. Симулянт недоступен, он находится в зоне комфорта.

— Нет. Мы почти пришли.

— Я же всё равно узнаю, кто ты! — угрожают мне детским голосом, — Я тебя найду!

— Не надо меня искать, — иду я к торцевой двери, — Я — бабоносец «Изотов», живу прямо под тобой. А несу я тебя в твою берлогу, куда ты опаздываешь уже на сутки.

— Ка… Ба…, — заклинивает лежащую у меня в руках «чистую», — Симуляяяяянт?!

— Он самый, — с этими словами стучу ногой в дверь, так как руки заняты «подарком». Вроде бы она должна с кем-то жить. С призраком, что ли?

— Да-да?! — дверь распахивается и… я едва не роняю свой махровый кулек.

— Здрааааасти…, — как-то само собой вырывается у меня.

Слышен негромкий стук павшего тела. Кулек в руках возится и волнуется. Я тихо и очень прилично ругаюсь матом, стоя над бессознательным телом злостной преступницы, злоумышленницы, затравленной девочки с коварным взглядом волчицы… то есть Сидоровой Юлии Матвеевны, совсем недавно сжегшей целую общагу лишь потому, что её заклевали соседки. На моих глазах, причем, сжегшей.

Ах да, у неё еще удивительно жидкие сиськи и низкий порог мочеиспускания.

— Так, — принимаю я решение, аккуратно отпуская кулёк с ученой в комнату так, чтобы та не наступила на тело, а затем резко отшагиваю к двери, — Дальше вы сами!

И закрываю дверь до того, как увижу что-то неприличное!

В неё, конечно, тут же начинают колотить и угрожать детским голосом, но я в ответ уже серьезно говорю, что всё потом, ибо иду спать. А кто меня разбудит — тот будет горько плакать. Дикси!

— Юля, — говорю я, вваливаясь к себе домой и сдирая с лица маску, — Витя сильно устал. Витя будет спать. Пожалуйста, бей током любого, кто попробует его разбудить…

Иду, шатаясь, размышляю, хватит ли мне сил раздеться. Нет, не хватит. Придётся превратиться в туман на секунду. В спину доносится задумчиво девичье: «А что мне за это будет?»

…

Стою в ступоре, позабыв про покой и сон. Что. Можно. Предложить. Призраку? Шестеренки наглухо скрипят об погнутый шаблон. Наконец, идея зажигается в голове вялой жопкой доживающего последние минуты жизни светлячка.

— Больше… не буду на тебя дрочить, — обреченно выдыхаю я в сторону призрака.

Та, задумавшись на секунду, величаво кивает. А когда я отворачиваюсь, чтобы наконец донести и бросить свои бренные мощи на кровать, в спину доносится:

— Ну… немножко можно…

… я этого не слышал!

На самом деле просьба моему личному привидению оказалось весьма актуальна, потому что за те 18 часов пока я дрых, в двери продолбилось чуть ли не всё население «Жасминной тени» из тех, с кем я общался ранее. Некоторые даже испытали на себе легкий удар током, чтобы потом, нудно вопя обиженным голосом Расстогина, скрыться вдали. Правда, у кое-кого получилось преодолеть защиту забавляющегося призрака, поэтому, когда я продрал глаза и выполз в большую комнату, то сперва подумал, что еще сплю и мне снится нечто упоротое — за столом сидела Янлинь, азартно рассказывающая внимательно слушающей её Палатенцу глубокие перипетии лесбийской любви. На звучный удар моей ладонью в моё же лицо она лишь досадливо обернулась. На секунду.

А потом моську скорчила. Мол, чего ты тут стоишь? Иди куда шёл. И Юлька тоже нечто такое, очень приблизительное, но на своем лице спародировала. Горестно вздохнув, я и пошёл в ванную. Не общага отморозков, а настоящее бабье царство, чего уж тут. Есть, конечно, еще несколько пацанов тут, но они тихие как мыши.

Умывшись холодной водой и почувствовав себя человеком, я вышел обратно в люди с целью плотно подкрепиться. Женщины и дети, скопившиеся в квартире, бросили разговаривать, вместо этого начав меня провожать туда-сюда взглядами, что, признаться, слегка нервировало. Но зов плоти был сильнее, поэтому я продолжал свою конструктивную деятельность с бутербродами, попутно прислушиваясь к вскипающему чайнику.

— Виктор, ты не хочешь… одеться? — осведомилась Окалина-младшая голосом, которым обычно вещала про доброе, светлое и радостное с трибун разным комсомольцам и прочим ударникам.

— Зачем? — зевнул я, — Что вы тут не видели?

— Нас снимает не очень скрытая камера, а записи потом смотрят разные люди. Специалисты, — пояснила Палатенцо под кивки юной китаянки, — У них может сложиться неправильное мнение о наших отношениях и о атмосфере в квартире.

— Я потому и гуляю тут голый, — лениво сказал почти правду я, таща к общему столу завтрак на двоих, от чего у младшей Цао удивленно дёрнулся глаз, — Наблюдать, Юль, очень скучно, вот честное тебе пионерское. Вчера этим занимался, едва пасть от зевоты не порвал. А вот когда интрига, тогда весело, да. Надо протянуть этим неизвестным товарищам руку помощи.

— Ты и так протянул! — фыркнула смуглянка в растянутой майке, без лишних рефлексий утаскивая с тарелки бутерброд и принимая от меня чашку с чаем, — Все говорят о том, что вы с Йулей любитесь!

— Пусть говорят…, — величаво помахал я своим бутербродом.

Правда, как выяснилось в процессе пожирания моих пищевых запасов, Янлинь сюда заглянула не затем, чтобы дополнить объяснениями некоторые вещи, которые Палатенцо, посланное мной, недавно видело в натурном, так сказать, разрезе. Причем, попутно еще и умудрившись извиниться за свое слегка неадекватное поведение на замороженном пруду. Китаянка, пребывая в тот момент тоже в не особо адекватном состоянии, настроении и даже позе, легко простила наблюдающую за происходящим звезду советской эстрады, благо, что ей, как «чистой», на возможные повреждения было чхать. Только вот подобная челночная дипломатия действовала в обе стороны, поэтому учительница первая моя в сексуальных и программистских делах была сюда заслана злой волей одной малявки, которая всерьез восприняла угрозу получить разряд током. Но решила, что если разряд получит кто-нибудь другой — то это нормально.

— Она хочет с тобой поговорить, — прочавкала дочь китайского народа, — Что-то важное. Ждёт у себя.

— Вот радости-то…, — угрюмо пробурчал я, пытаясь угнаться за энергичной пожирательницей снеди.

Но идти надо. По сути, проект «Воскрешение» прост как выеденное яйцо, но определенную долю внимания его куратор от меня должна получить. Юленька наша постепенно оживает, хоть и демонстрируя весьма детские эмоции, но вскоре будет тоже участвовать в «Воскрешении», передавая другим призракам свой пережитый опыт и объясняя им, что именно они чувствуют. От меня, как от катализатора, в принципе ничего не зависит, но если зовёт куратор, то надо идти. Тут у нас ситуация «ты — мне, я — тебе». Витя щекочет призраков, они охраняют Витю. Так что, натянув трусы, майку-алкоголичку, трико и маску, я пошлёпал в таком виде на казнь, сиречь встречу с этой мечтой педофила.

Та не подвела, встретив меня громким воплем давно выгоревшего от ожидания человека, а также похабным внешним видом, заключенным в… майке на голое тело, оканчивающейся немногим выше середины бедер и в черных чулках. Блин, тоненькая, мелкая, ей бы бульончику, да мультики смотреть, подумал я, разглядывая «чистую». Нет, красива, безусловно, но какой-то кукольной красотой, сильно оттеняемой реально большими глазками с безуминкой. Фигура? Фигура не детская, если не считать зачаток груди, задница вполне себе есть, прическа взрослая, да и уверенная пластика движений, мимика и матюги, всё это намекает, что передо мной не ребенок, а сильно возмущенная своей насильственной переноской микроженщина.

Впрочем, пофиг.

— Вера, ты, не успев стряхнуть пыль седых дорог…, — начал я, попав в паузу, во время которой Кладышева набирала воздух в тощенькую грудь, — … обвалила к собакам чертячьим безопасность одного из самых опасных отстойников Стакомска, понимаешь? И отделалась лишь переноской до хаты. Поэтому…

— Стопэ! — вякнула мелочь, подскакивая ко мне и нагло оттягивая майку, чтобы полюбоваться кубиками моего пресса, покрытыми интересной «паутинкой» электрического ожога, — Это что?! Симулянт, тебя когда так отжарили?!! И отмудохали?!!

— И тебя отжарят, если хулиганить будешь, — посулил я, — Добро пожаловать в «Жасминную тень». Зачем звала?

— Дядя твой из тюрьмы пропал, Симулянт, — подняла на меня неожиданно серьезный взгляд эта слегка безумная ученая, — Никита Павлович Изотов. Наверху полагают, что он появится в Стакомске.