Глава 14

Я уже собирался выехать на автостраду, как вдруг сообразил, что делаю ошибку. Скоростное шоссе только кажется самым быстрым и надежным путем бегства. Зная Гели Бауэр, я не мог так рисковать. Поэтому на середине улицы Гикори я сделал поворот на 180 градусов, проехал обратно и повернул на улицу Вязов.

– Это что за маневр? – нахмурилась Рейчел.

– Вы когда-нибудь охотились на кроликов?

Она удивленно заморгала.

– Какие кролики? Я родилась и выросла в Нью-Йорке!

Мы обогнали женщину на горном велосипеде с малышом в креслице над задним колесом. Она приветливо помахала нам рукой… Полный сюр при наших обстоятельствах!

– Спасая жизнь, кролик мчится не по прямой, а зигзагами, – сказал я. – Но всегда в итоге делает круг, возвращаясь к исходному месту. Это весьма неплохая стратегия, когда хочешь спасти свою шкурку; по крайней мере против лисы срабатывает. Но охотники, разумеется, эту кроличью манеру знают. Именно поэтому нужны собаки. Они преследуют кролика, а охотник преспокойно ждет у места, где его псы подняли кролика – чтобы пристрелить, когда он сделает круг и вернется.

Рейчел передернуло.

– Какое варварство!

– Зато ужин обеспечен. Я это к тому, что от нас ожидают бегства по прямой – так сказать, людским манером. А мы займем хитрости у кролика.

– И что мы выгадаем от… от зигзагов?

– К примеру, автомобиль. На моей машине мы далеко не уедем. На вашей тоже.

– А где нам взять автомобиль, про который преследователи ничего не знают?

– Расслабьтесь. Все будет в порядке.

Улица Вязов обегала наш пригородный поселок. Доехав до восточного конца Вишневой, которая шла параллельно моей улице Плакучих Ив, я свернул в нее. Теперь слева, в просветах между домами, мелькали крыши домов на моей улице. Увидев крышу собственного дома, я поехал медленнее и метров через сто увидел то, что искал. Сине-белый щит «Продается». На длинном изгибе подъездной дороги к дому, выставленному на продажу, не было ни одной машины. Я свернул на подъездную дорогу, но вскоре съехал с цементной полосы в проем между густыми кустами самшита и поставил машину за ними – так, чтобы она не была видна с улицы.

– Следуйте за мной, – приказал я, выходя из "акуры".

Рейчел, которая все еще сидела на полу, открыла дверь и почти вывалилась на землю. В лице ни кровинки, руки дрожат. Бедняжка до сих пор не оправилась от выстрела в моем доме. Впрочем, и я был потрясен до глубины души. Да, однажды я уже убил. Собственному брату сделал укол обезболивающего со смертельным калием и затем был вынужден наблюдать, как последняя искра сознания уходит из его глаз. Но вышибить человеку мозги пулей из револьвера – это совсем другое. Я отлично понимал: когда Гели Бауэр узнает, что я уложил парня из ее команды, она небо и землю перевернет, но мне отомстит.

Я подошел к Рейчел и обнял ее – как когда-то обнимал жену и дочь.

– Все будет хорошо, все будет замечательно… – приговаривал я, нисколько не веря своим словам. У волос Рейчел был знакомый аромат. Моя жена использовала тот же шампунь. Я постарался прогнать воспоминания. – Только не останавливаться. Вы понимаете?

Она покивала головой, прислоненной к моей груди. Я ласково погладил ее по волосам. В реальность происходящего просто не верилось. Еще полчаса назад я был убежден, что кошмар закончился. Ивэн Маккаскелл вот-вот перезвонит, президент возьмет дела в «Тринити» под свой контроль, и нас уже никто не посмеет тронуть. А теперь все надежды – псу под хвост!

– Прогуляемся чуток, а потом позаимствуем автомобиль. Никто на нас внимания не обратит. С коробкой Филдинга мы похожи на коммивояжеров. Вы как, справитесь?

Она кивнула.

Я взял из машины черную коробку, и мы с Рейчел пошли по Вишневой.

– Здешние задние дворы отделены живой изгородью от участков на моей улице, – пояснил я. – Через минуту сами увидите. Мы проберемся сквозь кусты в нужное место.

По тротуару мы прошли обратно сотню метров – до той самой точки, откуда я видел из машины крышу собственного дома. Когда мы миновали еще два газона перед домами, я остановился и сказал:

– Вот здесь самый короткий путь.

За деревянным забором с калиткой начиналась тропинка между участками, соединявшая две улицы.

– Если заперто, придется лезть через забор.

По счастью, калитка была только прикрыта. Никого не встретив, мы дошли до живой изгороди, продрались сквозь нее и оказались за тем сараем, за которым я раньше прятал коробку Филдинга. Я понятия не имел, чем занимается владелец этого участка. Скорее всего много путешествующий коммерсант, потому что его по нескольку дней не бывало дома.

Внутри сарая царил полумрак, воняло дохлыми мышами и машинным маслом. На деревянной панели стены висели на крючках инструменты. Но ломика наподобие того, каким я орудовал у себя на чердаке, не было. Я осмотрел полки, потом наклонился и заглянул под них. В основном рыболовные снасти, а мне требовалось что-нибудь тяжелое, металлическое.

– Меня мутит, – сказала Рейчел.

– Это от запаха. Идите на воздух.

После того как она вышла, я наконец нашел в углу подходящий инструмент – двенадцатифунтовую кувалду. Довольный, я схватил ее и вышел во двор. Рейчел стояла согнувшись и уперев руки в колени. Увидев меня, она быстро выпрямилась.

– А это зачем? – спросила она.

– Не отставайте, – коротко приказал я.

Я подбежал к задней двери дома, хорошенько размахнулся кувалдой и, с одного удара проломив дверь, вышиб замок. Бросив кувалду, я шагнул внутрь. Рейчел за мной. Я ожидал чего-то вроде воя сирены, но в доме царила тишина. Если там и была сигнализация от воров, то бесшумная, напрямую связанная с охранной службой.

– Нам нужна кухня, – сказал я.

– Туда. Чувствую запах чеснока и средства для мытья посуды.

– Ищите крючки на стене. Там обычно висят автомобильные ключи.

– Здесь темно… Может, свет включите?

Я щелкнул выключателем. Мы стояли в образцовой кухне богатого человека: полный набор бытовой техники, дорогие кастрюли и сковородки девственной чистоты. Пока Рейчел осматривала стены, я шарил по ящикам.

– Ключ! – радостно закричала Рейчел.

– Это от машины-газонокосилки. Ищите дальше.

Я выдвигал ящик за ящиком, но безрезультатно.

– Почему вы выбрали именно этот дом? – спросила Рейчел.

– Здесь живет холостяк, который много летает по миру. И у него два автомобиля.

– Ура, нашла! – Она сняла с крючка под навесным шкафчиком квадратный черный ключ. – Это от "ауди".

– Точно. Идемте.

В доме чувствовалась рука архитектора, который строил и мой дом: чтобы попасть в гараж, нужно было пройти через прачечную, совсем как у меня.

– Как вы угадали, что ключ от "ауди"?

– Именно «ауди» была у моего бывшего мужа.

Я открыл дверь в гараж и увидел серебристый «А8» – не иначе как Бог услышал мою молитву! У хозяина была еще «хонда-аккорд». Наверное, он приберегал представительную «ауди» для важных случаев, а до аэропорта добирался в скромном «аккорде» – оставляя его на платной стоянке "Паркуй и лети".

– Всякий, у кого в гараже авто за восемьдесят тысяч долларов, имеет в доме охранную систему, – мрачно сказала Рейчел за моим плечом.

– Полицейские скорее всего уже в пути. Ключ!

Она протянула мне ключ, и двадцать секунд спустя мы уже выезжали на улицу Плакучих Ив. Я осторожно посмотрел налево и направо. Никого. Даже садовников не видно.

– Какой толк от того, что мы украли машину, если сейчас по тревоге прикатит полиция? Опять мы засветимся.

– Нет, – сказал я. – Полиция с ходу не угадает, что именно украдено. Они ведь не знают, что в гараже стояла «ауди». Сперва им нужно связаться с владельцем, а он, вероятнее всего, в деловой командировке.

Два быстрых поворота, и мы оказались вне поселка и понеслись на восток: через Кинсдейл к сороковой федеральной автостраде. Движение было плотное, но я этому только радовался. Проще затеряться.

– Куда теперь? – спросила Рейчел.

Я взял с заднего сиденья прозрачный пакетик с письмом Филдинга и положил себе на колено. Потом нашел нужную строчку и показал ее Рейчел. "В субботу вечером мы с Лу Ли направляемся в голубой уголок".

– Что значит "голубой уголок"?

Я взял с приборной панели шариковую ручку и написал на плотном полиэтилене пакетика с письмом: "Нэгс-Хед, на острове Уэйлбоун".

– Вы что, вслух не можете сказать?

Я быстро написал: "Они могут слушать".

Она взяла ручку и написала: "КАК? МЫ ТОЛЬКО ЧТО УКРАЛИ ЭТОТ АВТОМОБИЛЬ!"

– Верьте мне, – прошептал я. – Это вполне возможно.

Она покачала головой и написала: "А что в Нэгс-Хеде? Доказательства?"

Мне сразу подумалось о часах Филдинга с кристаллическим брелком. Я взял у нее ручку и написал: "Надеюсь".

"Сотовый у меня в кармане. Попробуйте дозвониться до президента".

"Теперь все не так просто".

– Почему же?

На это коротко не ответишь, а руля машиной, особенно не распишешься. Я притянул Рейчел к себе поближе и зашептал ей прямо в ухо:

– Услышав, что мне наговорил на автоответчик Маккаскелл, они поняли, что теперь вольны уничтожить меня, а для президента сочинить убедительную ложь по поводу моей смерти. И вашей тоже.

– Что же они могут придумать?

– Тут и стараться не надо. Возможно, они уже сообщили президенту, что мои галлюцинации переросли в психоз. Рави Нара накатает формальный диагноз. Дескать, я стал опасным параноиком – воображаю, что Эндрю Филдинга убили, тогда как тот умер от обыкновенного инсульта. В моей истории болезни, украденной из вашего кабинета, говорится о моих видениях – предположительно шизофренических. Тоже вода на мельницу Рави Нара. – Я на пару секунд оторвал глаза от дороги и посмотрел на Рейчел. – Думаете, эта версия не покажется убедительной?

Она молча отвернулась.

– Картинка не очень оптимистическая, да?

– Согласна, но сейчас вам надо полностью сосредоточиться на дороге. Выкиньте все мысли из головы. Если не хотите передать руль мне, вам следует успокоиться. А то угробите нас ненароком.

– Ладно, я сосредоточен на дороге… Хотя не президент сейчас занимает мои мысли.

– Что же вас тревожит?

Отвечая честно, я напрашивался на малоприятную реакцию со стороны Рейчел, но мне было невмочь держать это в себе – хотелось поделиться.

– Я его видел.

– Кого?

– Парня, который собирался вас убить.

– Разумеется, вы его видели. Потому и выстрелили.

Я свернул на сороковую федеральную автостраду и влился в поток машин, ехавших по направлению к Треугольнику науки и Роли.

– Я не про то. Я видел, как он шел по улице. По улице Плакучих Ив, на которой я живу. Я видел его еще до того, как он подошел к моему дому. Я видел, как он поднимался по ступенькам крыльца…

– О чем вы, Дэвид?

– Рейчел, он мне снился, пока я лежал без сознания в спальне! Он мне снился за минуту до его появления в доме!

Она недоверчиво уставилась на меня. Значит, она недавно была свидетельницей не просто нарколептического сна, но и очередной моей галлюцинации.

– А как вы его видели? Со стороны, как фильм? Или вы им были – как раньше Иисусом?

– Я был в этом парне. Но им не был. Я только видел все его глазами. Так в кино показывают, что видит какой-нибудь монстр или Терминатор.

– Расскажите-ка подробно.

– Я видел дома на улице Плакучих Ив. Видел, как двигаются мои ноги. Как одинокая собака чинно переходит с тротуара на тротуар. Сперва я был уверен, что герой моего сна – я сам. Однако у двери своего дома я вдруг достал из кармана не ключ, а отмычку.

– Продолжайте.

– Я почти в два счета справился с замком, вошел в дом, неспешно навинтил глушитель на дуло пистолета. Потом услышал ваше пение и стал красться с пистолетом в вытянутых руках к двери кухни, откуда доносился ваш голос.

Рейчел рассеянно смотрела на дорогу, но ее мысли были где-то далеко.

После долгого молчания она сказала:

– Все это ровно ничего не значит. Сны о том, как кто-то посторонний вторгается в дом или в спальню, характерны чуть ли не для всех пациентов, страдающих нарколепсией. Даже не нужно быть нарколептиком, чтобы видеть сон такого рода. Это проявление скрытого беспокойства, результат стресса или нервного перенапряжения.

– Вы только подумайте, как точно этот сон подгадал по времени! Я видел угрозу во сне, а когда проснулся – она была здесь, в реальном мире! Та же угроза, которая мне только что снилась! Это, по-вашему, самое обычное дело?

Рейчел сочувственно тронула меня за плечо.

– Да, самое обычное дело. Вы хорошо знаете все звуки своего дома. Вы впали в сон, уже будучи на пределе – комок нервов. И вот во сне ваш мозг фиксирует посторонние звуки. Скрипнула дверь, затем половица… В ответ на эти стимулы ваш мозг стал сочинять соответствующие картинки. И эти картинки так вас напугали, что вы резко проснулись. Ваш сон был реакцией на идущие извне раздражения. Никакой мистики.

Я действительно помнил подозрительные звуки. Но я слышал их, уже проснувшись!

– Во сне я видел его пистолет с глушителем, – упрямился я. – Тот, что сейчас у меня за поясом.

– Совпадение.

– Я впервые в жизни увидел оружие с глушителем!

– Бросьте, вы его тысячу раз видели в фильмах!

Я надолго задумался.

– Ладно. Вы, может, и правы. Но как вы объясните другой факт…

– Какой именно?

– Это уже второй сон такого типа. Я второй раз переселяюсь во сне не в Иисуса, а в своего современника. Первое «переселение» было в день, когда умер Филдинг.

– Опишите.

Даремская полицейская патрульная машина обогнала нас. Сердце у меня сжалось от страха. Но полицейские не стали притормаживать или мигать задними огнями. Им до нас не было дела.

– Вчера, когда я вырубился посреди видеозаписи – перед тем как вы вошли в мой дом, – мне снилось, что я был Филдингом. Во сне я пережил его последние минуты перед смертью – и саму смерть. Все было настолько реально, что я на полном серьезе ощутил себя покойником. Я утратил способность видеть, слышать, дышать… Когда вы кричали у двери, я долго не мог понять, на каком я свете, кто я и что со мной происходит!

– Но Филдинг умер утром того дня. А сон вы увидели через много часов после этого.

– Ну и что?

Рейчел картинно вскинула руки, словно подчеркивая всю очевидность выводов из сказанного.

– Неужели не улавливаете? Ваш сон о Филдинге не был пророческим. Не был он и синхронным отражением реально происходящего в другом месте. Он был всего лишь порождением вашей печали. Случались у вас другие похожие сны?

Мы уже въехали в Треугольник науки. Сороковая федеральная проходит прямо через него. Где-то буквально в миле отсюда Гели Бауэр сейчас разворачивает полномасштабную охоту на меня.

– Дэвид, случались у вас другие похожие сны?

– Сейчас не время это обсуждать.

– Лучшего времени не будет никогда! Почему вы пропустили три последних сеанса?

Я покачал головой:

– Вы опять думаете, что я чокнутый?

– Это не медицинский термин.

– Зато яркий.

Она вздохнула и стала смотреть на идеальные газоны с ее стороны дороги.

– Вот это и есть здание «Тринити», – сказал я. – Вон оно.

Лаборатория отстояла от дороги так далеко, что много не разглядишь.

– Там щит "Аргус оптикал", – заметила Рейчел.

– Это для прикрытия.

– Послушайте, какой смысл скрывать некоторые ваши галлюцинации? Что в себе вы пытаетесь защитить от меня?

– Поговорим позже. – Я чувствовал, что она не уймется, пока не доведет разговор до победного конца. – Мне нужно лекарство, Рейчел. Я не могу позволить себе пять раз в день внезапно отключаться, находясь в бегах.

– А что вы принимали? Модафинил?[6]

– Изредка. Я предпочитаю метамфетамин.

– Дэвид! Мы же с вами беседовали о побочных действиях амфетаминов!.. Как раз метамфетамин мог усугубить ваши галлюцинации.

– Зато он единственный держит меня на плаву, не позволяет нырнуть в сон. А Рави Нара потчевал меня декседрином.

Она возмущенно фыркнула.

– Я выпишу вам рецепт на адерал.

– Рецепт не проблема, я и сам могу его выписать. Штука в том, что они знают о моей зависимости от лекарств. И будут наблюдать за всеми аптеками.

– Не могут же они поставить своих людей возле каждой аптеки в Треугольнике науки!

– Рейчел, это АНБ. Если они уверены, что я без лекарств пропаду, они исхитрятся все аптеки страны под колпаком держать. Это те самые ребята, у которых задним числом нашлась запись разговоров в кабине советского истребителя, сбившего корейский пассажирский самолет над Сахалином в 1983 году. Причем двадцать лет назад – в каменный век электроники. А теперь против нас будет задействовано все. Вы читали "1984"?

– В юности.

– Когда я говорю АНБ, подставляйте мысленно "Большой Брат". АНБ – самое близкое к Большому Брату, что мы имеем сейчас в Америке.

– Но вы же не можете обойтись без лекарств!

– У вас должны быть знакомые…

– Я сама возьму что угодно в больничной аптеке.

– Там они ждут нас в первую очередь.

– Вот засранцы!

Пожалуй, я впервые слышал от нее грубое слово. Наверное, это джинсы ее так расслабляют. Возможно, вместе с шелковой юбкой и строгой блузкой она снимает с себя и чопорность?

– У меня есть знакомый доктор в северной части Дарема, – сказала Рейчел. – В его кабинете всегда запас лекарств.

Дарем мы давно проехали и были почти что на полпути к Роли. Хорошо зная Гели Бауэр, я не хотел задерживаться в этих краях дольше необходимого. К тому же – вот парадокс – мне не очень-то и хотелось избавиться от «галлюцинаций». Мой последний сон, что ни говори, спас нам жизнь! У меня была тайная уверенность, что мои сны – даром что такие тягостные и пугающие – могут еще не раз выручить нас, подкидывая мне информацию, которую немыслимо получить привычными путями.

– Нет, возвращаться не станем, – сказал я.

– А если вы потеряете сознание прямо за рулем?

– У меня дома вы видели, что мгновенного провала в сон не бывает.

– За рулем совсем другое дело!

– Обычно я догадываюсь о приступе хотя бы за пару минут до выпадения из жизни. И сейчас, как только почувствую, что накатывает, тут же сверну на обочину.

Рейчел это не очень успокоило. Словно для разрядки, она задрала ногу на приборную доску, зачем-то развязала шнурок туфли, потом завязала его. Похоже, это был ее личный обсессивный ритуал для самоуспокоения.

По 440-му шоссе я обогнул Роли и выехал на 64-ю федеральную автостраду – по ней можно жарить до самого Атлантического океана. Автострада была типичная для Юга: две широкие бетонные полосы через густой темнохвойный лес. Часа через два начнется пологий скат к океану. Не умри Филдинг, он именно сегодня ехал бы по этой уже знакомой ему дороге к месту, где мы с женой были двенадцать лет назад. Такого рода мысли хорошо показывают, что мы зря так упрямо разводим в разные концы нашего сознания пространство и время. Когда обычный человек слышит рассуждения о единстве времени и пространства, он испуганно машет руками: мол, мне этого никогда не понять. Но это же так просто! Каждое место-пространство, что вы когда-либо видели, намертво связано с определенным моментом в вашей жизни. Филдинг провел медовый месяц с женой в том же самом домике в Нэгс-Хеде, где я некогда прожил несколько дней со своей женой. Но это только кажется. Того дома, где я был со своей женой, уже нет, хотя он и стоит на месте и в нем можно жить. Если не разделять пространство и время, то моего домика в Нэгс-Хеде больше не существует. Ушло время, исчез и домик. Школа, в которую вы зашли через двадцать лет после выпускного вечера, и школьный стадион, где вы играли в футбол и бегали стометровку, – всего этого уже нет, хотя оно есть. Это не та школа и не тот стадион. Все только очень похоже. Будь это иначе, вы бы столкнулись с поколениями школьников, что бегали тут до вас и после вас. Возлюбленная, которую вы сейчас целуете, совсем не та, какой она была шестьюдесятью секундами раньше. В том числе и потому, что за эту минуту сотни тысяч ее клеток умерли и заменены новыми. Между мыслью и поступком есть хоть чуть-чуть пространства и времени. Как между жизнью и смертью.

– Не хочу наводить еще большую тоску, – сказала Рейчел, – но все же спрошу: теперь, когда помощь президента сомнительна, на что вы, собственно, рассчитываете? Куда нам податься, в какие двери стучать?

– В прибрежном домике, к которому мы едем, я надеюсь найти какую-то подсказку. А пока что у нас одна задача – выжить.

– Отчего бы нам не предать все дело огласке? Завернуть в Атланту – и прямиком в студию Си-эн-эн!

– И АНБ преспокойно обвинит меня в гнусной клевете. Сами подумайте, что и чем я могу доказать в настоящий момент?

– Вы упоминали лауреата Нобелевской премии Рави Нара. Неужели он даст ложные показания, чтобы покрыть ваше начальство?

– Еще как даст! Ни на полсекунды не задумается! Для него национальная безопасность превыше всего. А что касается здания «Тринити»… может, уже сейчас из него все вывезено, и следователей встретят голые стены.

– Лу Ли Филдинг может выступить свидетелем.

– Лу Ли исчезла.

Рейчел заметно побледнела.

– Нет-нет, – поспешно сказал я, – не воображайте так сразу самое худшее. Я в курсе, что она планировала бежать. Впрочем, понятия не имею, вышло это у нее или нет.

– Дэвид, похоже, вы мне не всю правду говорите.

– О Лу Ли?

– О "Тринити"!

Тут она была права.

– Ладно, ваша взяла, – сказал я. – Вот вам еще немного информации. Несколько недель назад Филдинг пришел к выводу, что официальная приостановка проекта – не более чем уловка, чтобы успокоить его и меня. По мнению Филдинга, работа над «Тринити» продолжалась в другом месте. Или не прекращалась: не исключено, что работа в другом месте велась уже в течение долгого времени – параллельно с той, в которой участвовали мы.

– Где же могла происходить эта тайная деятельность?

– По убеждению Филдинга, в калифорнийских лабораториях "Годин суперкомпьютинг". Годин вдруг стал постоянно летать туда на своем частном реактивном самолете. И несколько раз прихватывал с собой Рави Нара.

– Ну и что? Могли просто в гольф играть где-нибудь в Пеббл-Бич!

– Наши в гольф не играют. Не из того теста. Они вкалывают. Они черту душу продадут, лишь бы достичь задуманного. Питер Годин – это современный Фауст.

– Чего они хотят?

– Каждый своего. Джона Скоу, к примеру, после ряда его неудач намерены были турнуть из АНБ – но тут из воздуха соткался Годин и пригласил его руководить проектом «Тринити». Если Скоу и это дело завалит, то его карьере конец.

– А зачем Питеру Годину понадобился такой человек – с репутацией неудачника?

– Думаю, у Година есть что-то на Скоу. Какие-то компрометирующие материалы. А значит, Скоу ему никогда не доставит неприятностей, на что угодно согласится и будет помалкивать. Работая в АНБ, больших миллионов не наживешь. Но если под его руководством будет создан компьютер «Тринити», Скоу запросто пересядет в кресло директора Агентства национальной безопасности и станет бесценной фигурой для частных корпораций. Вот они – большие миллионы! Поэтому Скоу готов на все ради успеха "Тринити".

– А Рави Нара?

– Нара за участие в проекте потребовал миллион долларов в год. Правительству это не по зубам, а Годин платит. К тому же успех «Тринити» – гарантия второй Нобелевской премии. Разумеется, в компании с Годином и Юттой Клейн. По-настоящему Нобелевскую премию заслужил именно Филдинг, однако посмертно ее не дают. Вторая Нобелевка – это неограниченное фондирование исследований до конца жизни и место во всех учебниках истории!

– Вы упомянули Ютту Клейн…

– Клейн, пожилая немка, в 1994 году разделила Нобелевскую премию с двумя другими учеными из Германии. Одолжена «Тринити» компанией «Сименс». Годин хотел собрать команду гениев, лучших из лучших, поэтому черпал откуда мог. Из "Сан микросистемс", из "Силикон грэфикс"… В обмен эти компании получат бесплатно лицензии на некоторые технологии, разработанные во время работы над «Тринити», как только эти технологии будут рассекречены. Если они будут рассекречены.

– А не поможет ли нам Ютта Клейн?

– Даже если бы она захотела нам помочь – не посмеет. Годин ее чем-то держит. Крепко.

Рейчел тяжело вздохнула.

– А сам Годин? Чего хочет он?

– Стать Богом.

– Скажете тоже!..

Я перестроился в левый ряд, чтобы выжать из мотора все возможное.

– Годин от «Тринити» не денег ждет. Он – миллиардер. И ему семьдесят два года. Лет с сорока он в своей области суперзвезда и славой уже объелся. Поэтому стать отцом искусственного интеллекта или что другое в этом роде ниже его достоинства. Он хочет быть первым и, возможно, единственным человеком, мозг которого будет скопирован в компьютер "Тринити".

Рейчел отвела упавшую прядь темных волос от глаз.

– Неужели он такой? Чистейший эгоманьяк?

– Все не так просто. Годин – блистательный ум, верящий в то, что именно он знает, чем болен мир и как его лечить. Наверное, вы встречали в студенческие годы этих страшных ребят с горящими очами, у которых есть ответы на все вопросы. Только он не придурок с лохмами. Он – гений. И сделал неоценимый вклад в американскую науку. То, что Америка ныне лучший из миров, – это и Питера Година заслуга! Мы победили в "холодной войне" благодаря в том числе и годинским суперкомпьютерам.

– Создается впечатление, что вы им искренне восхищаетесь.

– А им легко восхищаться. Хотя в то же время он меня пугает. Он работает на износ, пытаясь создать самый мощный в мире компьютер. Ему плевать, что если «Тринити» заработает, то никто не будет толком знать, каким образом. Годин создает «Тринити», чтобы воспользоваться им лично. Представляете, могущественный человек, который одержим мечтой переделать мир по образу и подобию своему!..

Я потянулся включить систему навигации «ауди» – и вдруг у меня потемнело в глазах. Накатила волна страшной усталости, и сразу забылось, о чем мы с Рейчел только что говорили. Затем я пришел в себя, но тут же началась поганая трясучка во всем теле. Я вырулил на обочину и затормозил.

– Что случилось? – встревоженно спросила Рейчел.

– Садитесь за руль. Я могу вот-вот отключиться.

Я вышел из машины, а Рейчел переместилась за руль. Я оглядел шоссе. Плотность машин средняя, едут равномерно. К нам, похоже, никто интереса не проявляет.

Когда я сел на место пассажира, Рейчел внимательно вгляделась в мое лицо.

– С вами все в порядке, Дэвид?

– Немного шатает.

Застегивая ремень безопасности, она спросила деловито:

– Вы просто устали, или это новый приступ?

У меня знакомо гудели коренные зубы.

– Приступ.

– Смело закрывайте глаза. Я справлюсь.

– Двигайтесь дальше на восток. До нашего места назначения… – я показал ей три пальца, –…часа.

В бардачке лежала карта Северной и Южной Каролины. Я нашел шестьдесят четвертое шоссе и ткнул пальцем севернее Плимута, где Роанок впадает в залив Албемарл.

– Если мы доедем до этого места, а я все еще буду спать – разбудите меня.

Рейчел уверенно вырулила на шоссе и дала газ.

– Что, хуже и хуже? – спросила она.

Губы мне не подчинялись, ладони покалывало, лицо горело.

Рейчел положила руку мне на лоб.

– У вас, часом, не жар? Или вы всегда такой красный, когда начинается приступ?

Я хотел отшутиться, мол, мне себя в этой ситуации со стороны не видно, но возникло такое же ощущение, как в городском бассейне Окриджа, когда мы с ребятами дурачились, пробуя разговаривать под водой: мы вопили что было мочи, пуская пузыри, однако слов друг друга разобрать не могли. Казалось, ладонь Рейчел тает и сливается с моим лбом. И это почему-то было приятно. Я хотел проверить в зеркальце на солнцезащитном козырьке, действительно ли рука Рейчел втаяла в мою голову, но и шевельнуться не мог. Издалека меня окликала какая-то женщина. Прежде чем я успел ответить, большая синяя волна накрыла меня – и утащила вниз, в непроглядную темноту.

* * *

Я сижу на улице в группе мужчин, которые спят, привалившись спинами к стене. Передо мной тлеющие угольки обвалованного костра. Небо светло от мириад звезд. Рядом сидит мужчина в хитоне. Его зовут Петр.

– Зачем тебе это? – тихо говорит он. – Там тебя ждут одни беды и унижения. Даже если люди будут слушать тебя, жрецы и старейшины отвергнут. Да и римляне не станут смотреть безучастно. Я боюсь, что тебя убьют!

Хоть он и не называет место, куда я собрался, я знаю, что речь об Иерусалиме.

– Ступай прочь, – говорю я ему. – Тебе дорого то же, что и собаке: усладить и накормить плоть.

Он в полном смятении хватает мою руку.

– Так просто меня не прогонишь! Мне был сон. Если пойдешь туда – тебя казнят.

– Спасший жизнь свою, потеряет ее, – отвечаю я.

Петр в замешательстве горестно качает головой.

Место действия внезапно изменяется. Я на высокой горе и смотрю на равнину. Рядом со мной сидят трое мужчин.

– Когда войдете в город, – спрашиваю я, – что станете говорить про меня?

– Что ты – помазанник Божий.

– Не говорите так про меня. Говорите из глубины сердец ваших о том, что видели. И не больше того.

– Да, Учитель, – отвечает мужчина по имени Иоанн. У него карие глаза, огромные, как у девушки. Покосившись на Петра, он осторожно спрашивает: – Слышал, ты намерен отправиться в Иерусалим?

– Да.

Иоанн неодобрительно трясет головой.

– Тамошние жрецы не будут знать, как с тобой поступить. Испугаются – и осудят тебя на смерть.

– Чаша сия дана мне. И я должен испить ее до дна.

Мужчины молчат. Глядя вниз, на равнину, я чувствую, как на меня накатывает страх. Познать чудо жизни и радость тела – и затем отказаться от всего этого…

* * *

Я вернулся к реальности, зашарил руками в поисках руля и вцепился в приборную панель. Открыв глаза, я увидел прямо перед собой задние огни тракторного прицепа. Рейчел похлопала меня по колену.

– Все в порядке, Дэвид! Я здесь, за рулем.

Руки у меня дрожали – я все еще пребывал во власти страха, объявшего меня в конце сна.

– Как долго вы ехали… без меня?

– Час и двадцать минут. Только что миновали Плимут.

– Я же велел разбудить меня в Плимуте!

– Вы спали так крепко, не хотелось беспокоить.

– Заметили что-нибудь подозрительное?

– Полчаса назад мы проехали мимо патруля на шоссе, потом мимо плимутских полицейских – ноль внимания. Думаю, все в порядке!

Но сама она выглядела далеко не в порядке. Когда мы наконец доберемся до безопасного места, она скорее всего сломается. Впрочем, и я держался на одном адреналине. Борьба за выживание блокировала эмоциональную реакцию на то, что я недавно застрелил человека – пусть и убийцу, подосланного Гели Бауэр.

Виденные во сне картины стояли у меня перед глазами во всей полноте красок и деталей, однако страх внизу живота понемногу рассасывался. После месяцев неопределенных и таинственных снов мои видения наконец локализовались в пространстве и времени. Итак, Иерусалим. Этому, впрочем, нет никакого логического объяснения. Я никогда не был в Израиле и знал про него постыдно мало, только десятилетиями видел телерепортажи о тамошних кровавых конфликтах. Но логика и прежде буксовала, когда надо было толковать мои сны!

– Дэвид, – сказала Рейчел, – а нельзя ли нам на время затаиться в…

Я зажал ей рот рукой.

– Я же вас предупреждал! – с упреком сказал я. – Извините за грубость…

Она помотала головой – дескать, поняла, уберите руку.

– Если АНБ так сильно и вездесуще, – прошептала она, – разве не глупо было делать видеозапись в собственной гостиной? Они же вас слышали!

Я повернулся и достал с заднего сиденья коробку Филдинга, в которой, кроме "волшебной палки", были и другие его электронные самоделки. Поставив коробку себе на колени, я достал из нее металлический стержень примерно десяти дюймов в длину.

– При помощи этой штуки Филдинг выявил в моем доме все микрофоны.

– С какой стати у него подобного рода оборудование? Вам не кажется это немного подозрительным?

– Со стороны – да. На самом деле он был просто большой оригинал.

Но внезапно я подумал: а так ли уж хорошо я знал эксцентричного англичанина? Я стал перебирать предметы в коробке, отыскивая доказательства профессиональной шпионской деятельности Филдинга. Большинство приборчиков напоминало поделки подростка, который посещает кружок "Умелые руки". К примеру, нелепые очки с короткими трубочками вместо стекол и рычажком на оправе. Я напялил их на нос, повернулся в сторону Рейчел и щелкнул выключателем. Поле зрения заполнил густой янтарный туман, ничего больше не произошло.

– А это что за игрушка? – ворчливо спросила Рейчел.

– Сам не знаю.

Я развернулся и уставился через очки на дорогу.

Мое сердце окаменело от ужаса. Тонкий, почти вертикальный зеленый лучик когерентного света – лазер! – упирался в ветровое стекло «ауди». В нашей лаборатории, где работали над Супер-МРТ, я много раз видел этот лучик. Там, да еще в фильмах, где было оружие с лазерной системой наведения. Кто-то высоко над нами держит нас на мушке! Я хотел предупредить Рейчел, но подавился собственным криком – страх пережал горло. Ни слова не произнеся, я резко выдвинул левую ногу и с места пассажира нажал на педаль тормоза. «Ауди» тут же повело в сторону.

Рейчел вскрикнула и с трудом выровняла машину. Я шарил глазами в очках в поисках луча. Теперь, когда «ауди» стояла на поросшей травой обочине, луч был метрах в тридцати от нас и медленно, зигзагами, двигался обратно, словно Господь дланью своей пытался вслепую нашарить нас.

– Какого дьявола?! – завопила Рейчел.

До ближайшего укрытия – рощицы – было метров пятьдесят открытого пространства. Автоматчик срубит нас раньше, чем мы добежим до деревьев. Не снимая очки и не выключая их, я повернул голову в сторону Рейчел, невидимой за желтым туманом.

– Кто-то готовится нас расстрелять! Живо под приборную доску! Забейтесь как можно глубже!

Пока она протискивалась под рулевую колонку, я искал глазами лазерный луч. Я ожидал, что он вопьется в меня. Однако, найдя «ауди», он замер примерно на том же месте ветрового стекла, что и прежде. Внутрь он не проникал, просто упирался в стекло. Мысленно продолжив траекторию луча, я понял, что он нацелен не на меня и не на Рейчел, а в сторону приборной доски.

– Если бы нас хотели прикончить, – подумал я вслух, – они бы сделали это задолго до того, как я случайно включил очки.

– Что вы бубните?

– Нет, это не лазерная система наведения.

– Да объясните же, черт возьми!

Этот луч мог быть указателем пути для бомбы или ракеты. Но даже в горячке истеричного преследования АНБ вряд ли станет уничтожать с воздуха машину на оживленном шоссе в собственной стране. В их распоряжении достаточно более изящных вариантов. Внезапно до меня дошло. Этот луч всего лишь для наблюдения. Он действительно упирается в ветровое стекло и фиксирует его вибрации. Соглядатаи в самолете или вертолете слышат каждое слово, произнесенное в машине. Маленькие чудеса современной техники.

– Вылезайте и садитесь за руль! – приказал я Рейчел. – Мы едем дальше.

Рейчел безмолвно подчинилась. Заведя мотор, она вырулила на шоссе. Зеленый луч не отлипал от ветрового стекла. Казалось, он идет прямо из космоса, от какого-нибудь военного спутника. Я поднял с пола карту, свернул ее так, что остался только маленький прямоугольник и, трижды постучав пальцем, показал Рейчел, где мы находимся.

Она кивнула.

Тогда я повел палец по 64-й автостраде в восточном направлении. Через несколько миль от нее отходила влево проселочная дорога. Я написал: "Повернете здесь".

Когда Рейчел снова кивнула, я наклонился к ее уху и шепнул:

– Что бы ни случилось, поворачивайте там, куда я пальцем показал. Поняли?

– Поняла. А то, что вы видели, оно все еще здесь?

Я проверил через очки, потом истерично сжал ее плечо.

– Здесь оно, здесь. Гоните!

Она выжала до предела педаль газа.

Загрузка...