По стопам Господа

Глава 3

Гели Бауэр сидела в темном чреве здания «Тринити» – в подвальном комплексе, освещенном только многочисленными дисплеями и экранами видеослежения. Отсюда с помощью электроники велся контроль за всеми служебными помещениями и за людьми, задействованными в проекте, – где бы они ни находились. Достаточно было нескольких ударов по клавишам – и Гели соединялась с суперкомпьютерами Агентства национальной безопасности в форте Джордж-Мид и могла, если нужно, подслушивать беседы или руководить событиями даже на другой стороне земного шара. Хотя она к своим тридцати двум годам успела насладиться многими видами власти, никогда прежде она не испытывала такого упоения собственным могуществом: весь мир был повязан электроникой, и она легкими прикосновениями к клавиатуре вертела им как хотела.

Официально Гели работала в компании "Годин суперкомпьютинг", штаб-квартира которой находилась в Маунтин-Вью, штат Калифорния. Но поскольку компания имела статус почти правительственной организации и АНБ, по сути, было у нее на побегушках, это автоматически возносило Гели на самую вершину власти. Сочти Гели какую-то ситуацию критической, она была вольна останавливать поезда, закрывать международные аэропорты, перенацеливать спутники наблюдения, поднимать в небо Америки вооруженные вертолеты и давать им приказ открыть огонь на поражение. Кто из ее современниц имел такую же власть? По могуществу она могла в определенной степени конкурировать даже с собственным отцом – и Гели эту власть из рук выпускать не собиралась.

На мониторе перед ней находилась распечатка телефонной беседы между Дэвидом Теннантом и неизвестным сотрудником Белого дома. Теннант звонил сегодня в первой половине дня из ресторана «Шоуниз». Но Гели на экран больше не смотрела. По телефону-наушнику она общалась с парнем из своей службы безопасности, который вел наблюдение за домом Теннанта.

– Я слышала только обрывок беседы в кухне, а весь разговор между Дэвидом и профессором Вайс был явно длиннее и происходил в другом месте.

– Возможно, они вычислили, что их подслушивают?

– Не похоже. Но эта Вайс – та еще штучка. Опасная тихоня.

– Что прикажете сделать?

– Зайдите в дом и проверьте исправность микрофонов.

Гели нажала клавишу и соединилась с молоденьким связистом по имени Томас Корелли, который прослушивал дом Эндрю Филдинга.

– Что у вас, Томас?

– Обычный фоновый шум. Телевизор.

– Вы слышали, что говорила миссис Филдинг Дэвиду Теннанту?

– Да, но ее китайщину трудно понять.

– Вы там не светитесь?

– Я припаркован на подъездной дорожке к дому соседей. А самих соседей нет.

– Теннант появится минут через пять. С ним будет женщина, профессор Рейчел Вайс. Будьте начеку и держите меня в курсе.

Отключив связь с Корелли, Гели четко и громко произнесла:

– Фотография. Вайс, Рейчел.

Фото Рейчел Вайс тут же появилось на мониторе. Лицо снято крупно телеобъективом, когда она выходила из университетской больницы. Хоть Рейчел Вайс и была старше ее на три года, типаж был Гели знаком – по одноклассницам из дорогой швейцарской частной школы-интерната. Истовые отличницы. В основном еврейки. Даже не зная фамилии и не заглядывая в файл с ее персональными данными, Гели догадалась бы, что Рейчел еврейка. По одному выражению лица на фотографии. Несмотря на модно распушенные волосы, создавалось впечатление, что Рейчел Вайс несет на своих плечах всю тяжесть мира. Темные глазищи великомученицы, преждевременные складки у рта. Среди психоаналитиков школы Юнга[4] профессор Вайс – фигура мирового масштаба. А таких высот достигают лишь те, кто по-настоящему одержим работой.

Гели была категорически против контактов Рейчел Вайс и Дэвида Теннанта. Однако Скоу проявил мягкотелость – разрешил. Скоу полагал, что нельзя уж слишком натягивать поводок, иначе жди неприятностей. Но случись что – не он, а Гели поплатится головой: куда, мол, смотрела? Чтобы оградить себя от возможных неожиданностей, Гели после каждого психотерапевтического сеанса получала по своим каналам распечатки бесед профессора Вайс с Теннантом. Вдобавок все телефонные разговоры пациента и врача прослушивались. Плюс раз в неделю один из оперативников проникал в офис Вайс и делал фотокопию истории болезни Теннанта – для пущей гарантии, чтоб уж ничего не упустить.

Со штатскими всегда одна морока. То же самое было когда-то в Лос-Аламосе с "Манхэттенским проектом". В обоих случаях правительство пыталось управлять группой высокоодаренных цивильных ученых, которые сами представляли наибольшую угрозу для своей работы: несведущие в делах секретности упрямцы со всяким идеологическим мусором в голове! Если вы берете на работу самых мозговитых людей планеты, вы получаете команду неуправляемых чудил.

Теннант – типичный чудила. Как и Филдинг. Как и великий невролог Рави Нара, тоже лауреат Нобелевской премии. Все шестеро ведущих ученых проекта «Тринити» подписали неслыханно строгий документ о неразглашении – и при этом вели себя, как дети, которые воображают, что им все позволено. Для них весь мир – что-то вроде Диснейленда. А среди ученой братии врачи – самые безалаберные. Чего уж там, даже армейские доктора воображают, что устав не про них писан. Однако сегодня вечером Теннант, похоже, так далеко высунется, что она ему голову наконец-то отрубит!

В наушниках запищало – сигнал сотрудника, наблюдавшего за домом Теннанта.

– Ну что? – спросила она, связавшись с ним.

– Я в доме. Вы не поверите: все дырочки, за которыми стоят наши микрофоны, аккуратно залеплены замазкой!

У Гели нехорошо кольнуло сердце.

– Как Теннант мог обнаружить в стенах эти дырочки, они ведь не толще человеческого волоса?

– Без сканера не найти.

– А если просто с лупой?

– Да, если ты уверен, что «жучки» есть и у тебя хватит терпения осмотреть каждый дюйм в доме. Но даже сутки пролазав с лупой, можно что-то пропустить.

У терапевта – и вдруг сканер! Впрочем, понятно. Штучки Филдинга.

– Теннант получил письмо через "Федерал экспресс". Есть где-нибудь конверт?

– Нет.

– Значит, с собой прихватил… Что еще видите? Что-нибудь необычное?

– Видеокамера на треноге.

– Проклятие! А пленка в ней?

– Сейчас проверю… Нет.

– Еще что?

– Пылесос валяется под забором на заднем дворе. Раньше его там не было.

– Что за чертовщина? Пылесос? Выньте мешок и принесите сюда. Отправим содержимое вертолетом в форт Джордж-Мид – пусть разберутся в лаборатории. Что еще?

– Больше ничего особенного.

– Еще раз внимательно осмотритесь и уходите.

Гели отключила связь и сказала:

– Скоу, домашний телефон.

Компьютер соединил ее с особняком в Роли, где жил генеральный директор проекта "Тринити".

– А, Гели! – не слишком приветливо сказал Скоу. – Что у вас там?

Слыша аристократический выговор Джона Скоу, Гели Бауэр всегда невольно вспоминала манеру говорить Джона Фицджералда Кеннеди. Но Скоу, даром что из бостонской надменной элиты, мозгами обделен не был. В этих кругах принято изучать гуманитарные науки или юриспруденцию, однако Скоу имел ученые степени астронома и математика и в течение восьми лет работал заместителем директора по спецпроектам в Агентстве национальной безопасности. И отвечал прежде всего за успешную работу сверхсекретного Центра по разработке суперкомпьютеров. Формально Скоу был начальником Гели, но в их отношениях всегда присутствовало нездоровое напряжение. Без его разрешения Гели не имела права только убивать, в остальном руки у нее были развязаны: безопасностью проекта «Тринити» она занималась совершенно независимо. Такой свободой она была обязана лично Питеру Годину. Тыча всем бесчисленными утечками информации из правительственных лабораторий, он добился права формировать службу безопасности проекта по своему усмотрению и из своих людей, которые отчитывались только перед ним.

Старик вышел на Гели Бауэр в момент, когда она увольнялась из вооруженных сил. Преданная армии и ее традициям душой и телом, Гели оказалась не в силах выносить чванливых бюрократов в мундирах и того, что вербовать на службу, по ее мнению, стали всякий сброд. Тут и подвернись Годин – о такой работе она мечтала всю жизнь, да только прежде не верила, что подобная возможность где-либо существует.

Ей было предложено возглавить службу безопасности спецпроектов компании "Годин суперкомпьютинг". Оклад – 700 тысяч долларов в год. Сказочное предложение, бешеные деньги. Впрочем, Годин миллиардер, может себе позволить. Условия найма уникальные. Выполнять любые приказы Година, не задавая вопросов и при необходимости переступая через все законы. Абсолютный запрет разглашать, на кого она работает, в какой компании и чем занимается. Нарушение карается смертью. Гели получила право нанимать кого угодно в свою службу безопасности – но на тех же условиях: абсолютная секретность и то же наказание за болтливость. Ее особенно поразило то, что такой публичный деятель, как Годин, осмелился столь недвусмысленно сформулировать свои требования. Позже она узнала, что Годин вышел на нее через ее отца, генерала Бауэра. Это разъяснило многое. Гели уже давно практически не общалась с отцом, но он, в силу своего положения, имел возможность знать о ней все. А по тому, как Годин иногда поглядывал на нее, она угадывала, что ему известно о ней больше, чем хотелось бы. Вероятно, кое-что просочилось из Ирака после операции «Буря в пустыне». Питер Годин нанял не просто суперэксперта по безопасности. Он хотел иметь в своем распоряжении профессионального убийцу. Что ж, Гели была и тем, и другим.

А Джон Скоу не был ни тем и ни другим. В отличие от Година, который когда-то служил матросом и воевал в Корее, Скоу был ветераном лишь академических боев. Будучи заметной фигурой в Агентстве национальной безопасности, он никогда не видел крови на собственных руках и рядом с Гели порой выглядел человеком, которому сунули поводок с питбультерьером.

– Гели, – повторил Скоу, – вы меня слышите?

– Профессор Вайс явилась к Теннанту домой, – сказала она в головной телефон.

– С какой стати?

– Не знаю. Нам не удалось подслушать их беседу. Сейчас они вдвоем едут к дому Филдинга. Лу Ли Филдинг звонила Теннанту. Очень расстроенная.

Скоу секунду-другую молчал.

– Отчего бы им и не утешить вдову? Что здесь такого?

– Уверена, именно так будет звучать их версия происходящего.

Детали она пока придерживала – пусть Скоу сначала отреагирует на ситуацию в целом.

– Позволим им зайти в дом?

– Разумеется. Вы же будете слышать их разговор, да?

– Возможно, нет. Уже была проблема с микрофонами в доме Теннанта.

– Что за проблема?

– Теннант залепил микрофоны замазкой. И что-то делал с видеокамерой – она стояла на треноге напротив пустого стула. Мой человек проверял – пленки там нет. – Гели сделала паузу, чтобы Скоу проняло как следует. – Теннант нейтрализовал микрофоны; следовательно, хотел что-то записать на видеопленку или поговорить с профессором Вайс без посторонних ушей. В любом случае это выглядит паршиво.

Она помолчала, слушая сопение Скоу в трубке.

– Все в порядке, – наконец сказал он. – Не волнуйтесь, ситуация рассосется.

– Похоже, вам известно что-то, чего я не знаю, сэр, – отчеканила Гели.

Скоу только хихикнул в ответ на заряд презрения, вложенный в последнее слово «сэр». Тертый калач из Агентства национальной безопасности был по-своему довольно крут. Умел явить отрешенную холодность математического ума.

– Знать больше – привилегия босса, Гели. Кстати, сегодня утром вы проявили себя молодцом. Я приятно поражен.

Гели вспомнился труп Филдинга на полу кабинета. Ликвидация прошла довольно гладко, хотя задумана была по-глупому. Уж если убивать, тогда и Теннанта заодно. Чего проще организовать совместную поездку Филдинга и Теннанта, мало ли куда… Банальная автомобильная катастрофа. И концы в воду.

– Теннант уже переговорил с президентом, сэр?

– К сожалению, понятия не имею. Именно поэтому держитесь на расстоянии. Контролируйте ситуацию, но ничего не предпринимайте.

– "Федерал экспресс" днем доставил Теннанту какое-то письмо. Мы до него добраться не смогли – прихватил с собой в машину. Однако мы обязаны знать содержание этого письма.

– Сумеете кинуть взгляд – прекрасно. В противном случае хотя бы выясните в "Федерал экспресс", кто отправитель.

– Этим уже занимаются.

– Хорошо. Только не…

На том конце провода далекий голос жены Скоу позвал: "Джон!"

– Ладно, держите меня в курсе, – поспешно закончил Скоу и повесил трубку.

Гели закрыла глаза и сделала пару глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Она настаивала на ликвидации Теннанта вместе с Филдингом, однако Годин уперся как баран. Да, соглашался он, Теннант нарушал инструкции и встречался с Филдингом вне служебных помещений. Да, Теннант поддержал попытку Филдинга приостановить выполнение проекта «Тринити». И проект временно заморозили как раз благодаря личному знакомству Теннанта с президентом. Но не было никаких доказательств, что Теннант помогал англичанину сорвать проект или что Филдинг делился с ним опасной информацией, которой он обладал. Так как Гели не имела ни малейшего представления, что стояло за словами «опасная информация», ей было крайне трудно решать, оставить Теннанта в живых или нет. Она могла лишь напомнить Годину поговорку «Береженого Бог бережет», но тот не уступил. Ничего, уступит. И очень скоро.

Гели произнесла: "Фотография. Филдинг, Лу Ли".

На мониторе появилось изображение темноволосой китаянки. Лу Ли Филдинг, в девичестве Ченг. Родилась в Кантоне, КНДР. Сорок лет. Специалист по прикладной физике. Профессор.

– Еще одна ошибка, – проворчала Гели. Лу Ли Ченг нечего делать в Соединенных Штатах, а уж тем более рядом с научной верхушкой самого засекреченного экспериментального проекта в стране!

Гели связалась с Томасом Корелли в автомобиле наблюдения рядом с домом Филдинга.

– Видите что-нибудь необычное?

– Нет.

– Могли бы вы обыскать машину Теннанта, когда он приедет?

– Смотря где припаркуется.

– Найдете в машине конверт "Федерал экспресс" – откройте, прочитайте и аккуратно положите на место. И снимите на пленку момент их приезда.

– Без проблем. А что мы, собственно, ищем?

– Сама пока не знаю. Выполняйте.

Гели взяла со стола пачку «Голуаз», вынула сигарету и оторвала у нее фильтр. При вспышке спички она увидела свое отражение на мониторе. Золотые волосы, высокие скулы, синевато-стальные глаза, зловещий шрам после ожога… Она так привыкла к уродливому бугристому наросту на левой щеке, что считала его неотъемлемой частью своего лица – как глаза или рот. Один пластический хирург как-то предложил ей даром удалить отметину, но она решительно отказалась. Шрамы имеют свой смысл: напоминают о полученных ранах. Этот шрам оставила рана, которую Гели поклялась никогда не забыть.

Она тронула клавишу – и подключила к своим наушникам микрофоны в доме Филдинга. Затем сделала глубокую затяжку, откинулась в кресле и пустила струйку едкого дыма в потолок. Много чего Гели Бауэр ненавидела, но больше всего она ненавидела ждать.