По своим следам

Эпилог 3

26 августа 1991 г. 2 ч. 10 мин.

— Слушай! Тяжелый то какой, помог бы!

— Неси свой груз с достоинством, Сергей. Потому что первое правило жизни на Земле гласит — кто то несет труп, а кто то ищет квартиру номер семь, и открывает дверь. Вуаля! — я вставил ключ в дверь, повернул два раза и открыл. Серега, с телом на плечах, прошел в кабинет, нечленораздельно бурча, что вот умеешь же ты, Андрей, увиливать. Я распахнул окно.

Пятый этаж. За окном лежат арбатские переулки, и стоит испуганная тишина. Откуда то от Белого Дома доносятся звуки музыки. Не понять, то ли новый гимн, то ли еще что. Квартира у Кручины — в обычном доме крупных чиновников. Кирпичная, одноподъездная девятиэтажка с двумя квартирами на этаже. Разве что место, выдает принадлежность жильцов к высшей номенклатуре. Плотников переулок. д.13. Рядом Арбат, МИД, Гоголевский бульвар. Специфика жильцов отражается в том, что их сейчас нет дома. Попрятались за городом. А сам Кручина убрал охрану на первом этаже. Так что мы с Серегой чувствуем себя совершенно спокойно.

Час назад, в морге Сеченовской больницы, что в Марьиной Роще, нам выдали тело. Покойный одет в домашние брюки, куртку, и рубаху. На ногах растоптанные, мягкие домашние туфли. Внешне один в один с Кручиной Н.Е.

Мы аккуратно погрузили тело на мусор, которым загружен самосвал МАЗ, и не торопясь поехали. На месте осмотрелись, и принесли покойного домой.

— Ладно, давай заканчивать. — сказал Серега. Мы подняли тело в полный рост в проеме, и толкнули на улицу. И быстро, но тихо, убрались и из дома, и из переулка. Залезли в МАЗ, запаркованный недалеко от Остоженки, и поехали, закурив по сигарете.

На Зубовской площади нас остановил гаишник. Рядом с ним стояли гаишные Жигули. Напрягло то, что он один.

Я выпрыгнул из за руля и протянул ему документы, и путевку с красной полосой.

— Мусоровоз? — отмахнувшись от документов спросил гаец.

— Ну да.

— Продай водки — огорошил мент. И заметив мой озадаченный вид, почти заорал — Давай-давай. А то я не знаю, что вы приторговываете.

Мы готовились тщательно. И было очевидно, что он принимает нас именно за тех, кем нам и хотелось выглядеть. Поэтому я залез в кабину, и с задней лежанки вытащил бутылку.

— Проблемы? — спросил Серега.

— Да вроде нет.

Я подошел к гаишнику, и протянул ему бутылку «Столичной».

— Чего у тебя стряслось, капитан?

— Бля… остановил шестерку, с грозенскими номерами. А там, чуваки с автоматом. Пошел на хуй, говорят. И уехали. Выпьешь со мной? — он полез в карман.

— Подожди. — я пошел и достал стакан, а то он из горла собрался хлестать. Протянул ему. Отмахнулся от денег.

— Я по-человечески, оставь себе.

Мент махнул стакан. Заел конфеткой. Глаза у него были злые и несчастные.

— У напарника сын заболел. Он и уехал. А что я один сделаю?

— Да ладно тебе, гаи. Им еще прилетит. Не переживай.

— А если они кого гражданского?

— Ты бы уже знал — я кивнул на рацию. Он налил стакан и протянул мне.

— Не, мне еще на полигон мусор везти. Давай, наплюй. Без ментов государства нет.

— Я предам там, чтоб тебя не трогали. Ты как поедешь?

— Через Баррикадную, на Ленинградку.

— Бывай.

Сел за руль и тронулся. Ну а что, смутные времена настают.

У Беговой эстакады, мы остановились на обочине, рядом с неприметными синими жигулями-шестеркой. Опираясь задницей на багажник, стоял тот, кто еще час назад был Кручиной Н.Е. А сейчас — Герман Олегович Сатчиков. Он же Герман Сат — глава крупного Лондонского хэдж-фонда, базирующегося в Сохо.

— Ну как все прошло? — спросил он.

— Все нормально — ответил Серега.

— Письмо оставили? — он написал письмо, где признавался в самоубийстве и трусости.

— Конечно — сказал я — во внутреннем кармане куртки.

— Гм. — сказал Серега — а я оставил на письменном столе.

— Что?! Петров, вы и вправду такие идиоты?

— А че такого? Два письма — лучше чем ни одного! Никто не усомниться. Тем более они разные. Одно короче, другое длинее. — мне было неудобно. Мог бы проверить.

Герман вздохнул. Он не знает как себя со мной вести. После того как мы показали ураганную доходность, приготовившись к московским событиям заранее, я читаю в его взгляде пристальный интерес. Хе. Он мне не поверил, и начал действовать через час после начла паники. Людвиг Грау уже считается очень авторитетным игроком, как мы не шифровались.

— Ладно. Я улетаю. Жду вас не позже чем через месяц.

— В Цюрихе?

— Нет уж. Не поленитесь в Лондон прилететь.

— До свидания, Герман Олегович.

Днем мы с Ольгой пекли пирог. В связи с ночной сменой, я потребовал выходной. И прямо с утра мы приступили. Пирог не абы какой, а из красной и белой рыбы, в смысле, решили что осетр. С яйцами. Слой красной рыбы, слой яиц, слой белой. И так три раза. Тесто на противень. Рыба сырая, мелко рубленая. Накрыть тестом. Получилось не то что вкусно, а ваще обалдеть. Тем более я такой в шортах, она в шортах вся кухня в муке… пол-дня провозились.

Наш быт вполне устоялся. Спустя месяц после возвращения в Москву, я нанял чудесную женщину Наталью Ильиничну помощницей по хозяйству. С подачи Львовича. Но это оказалось большой удачей. И квартира и дом засверкали, а из глаз Ольги пропал опасный и голодный блеск. Потому что я был безжалостен. Едим то, что сами приготовили. Правда, через неделю после приезда допустил рестораны. И походы в гости. Поэтому у нас был всплеск светской жизни. Но с Натальей Ильиничной все устроилось наилучшим образом. Голод растаял в прошлом. Грязь и пыль исчезли. И мы решил вдумчиво ознакомиться с кулинарией. После чебуреков, которые сожрали Косичка и Адмирал, забредшие ко мне по делу, нас настиг крупный успех. Мы сделали ту самую чечевичную похлебку, из за которой срались ветхозаветные братья. И Серега с Наташей, и примкнувший к ним Лёня, единогласно решили, что ну его, это первородство, налейте еще тарелочку. Ну а что? Баранина, помидоры, лук, тыква, зелень и прочее… вкусно вышло.

Так что к пирогу мы подошли со всей серьезностью. Но, когда уже включили видик, посмотреть кинцо под еще кусочек, зазвонил телефон. Что странно, все знают, что у меня выходной.

— Здравствуйте. Андрей Владимирович?

— Да.

— Вас беспокоят из секретариата Бурбулиса Геннадия Эдуардовича.

— Гм. Чем могу быть полезен?

— Не могли бы вы выбрать время и подъехать к Геннадию Эдуардовичу? Когда вам удобно? Если сегодня, было бы просто отлично!

— Через час?

— Отлично! Мы вышлем машину.

Госсекретарь Бурбулис, меньше чем через неделю после попытки ГКЧП, нашел время со мной встретиться. Меня привезли в Кремль. В кабинет, что раньше занимал Суслов. Быстро они оккупировали. Хе. Кажется я знаю что он скажет.

— Рад что вы выбрали время Андрей Владимирович.

— Ну, я был у Белого Дома, девятнадцатого. Так что сами понимаете.

— Вы знаете, что Николай Ефимович Кручина сегодня ночью покончил с собой?

— А кто это?

Он раздраженно дернул носом.

— Андрей Владимирович, я бы хотел… — закончить фразу он не успел. Открылась дверь, и вошел Ельцин. Про него много всякого говорили и говорят. Но он был трезв, собран и очевидно на кураже. Ну а что? У него все получается. И он победитель. Это не отменяло очень умного взгляда и легкой иронии в нем.

— Это кто тут? — пророкотал он своим противным, вообще то тенорком.

Я встал.

— Меня зовут Андрей Петров, Борис Николаевич. Я сотрудник швейцарского фонда «Форчайз».

— Гм. Сотрудник, понимаешь. — он протянул руку. — Будем знакомы.

Максимально почтительно пожал.

— Мы вас пригласили Андрей Владимирович — не дав открыть рта Бурбулису, сказал Ельцин. — Сообщить, что все договоренности остаются в силе. — Он очень внимательно посмотрел мне в глаза. — Ну и что там Кручина вам выделил, конечно все остается. Правда, Геннадий Эдуардович?

— Эээ…, мне тут говорили что Андрей Владимирович что то знает про партийные активы КПСС.

— Впервые слышу — посмотрев в глаза Бурбулису заявил я. — и не дай бог, услышу.

Ельцин вполне отчетливо ухмыльнулся. И я вдруг понял, что он знает все. И даже про наш разговор с Бурбулисом тогда, в Большом.

— Совсем нет времени, понимаешь. Не проводите меня, Андрей Владимирович? — Ельцин встал.

— Конечно! Всего доброго, Геннадий Эдуардович! — я пожал ему руку и подмигнул. Дескать — не дрейфь, не заложу я тебя.

В коридоре Ельцин прошел метров десять, и остановился.

— Передайте Герману Олеговичу привет. И что я рассчитываю на вашу поддержку.

— Обязательно, Борис Николаевич.

— Ну, бывай, Петров. — он неожиданно хлопнул меня по плечу, и ушел свернув немного дальше. За ним неслышной тенью скользнул Кржаков, и с десяток приближенных, что дисциплинированно стояли в стороне, пока я с ним беседовал. Словил десяток заинтересованных взглядов. Ко мне неслышно подошел порученец и сказал:

— Машина подана.

Приехав домой, я обнял Ольгу и сказал:

— Ты замуж за меня не раздумала?

— А что? Уже нашел другую?

— Не, просто ждем до весны. А весной свадьба. В Петергофе! А?

— Я всегда знала, что Наташка от зависти удавится! Какой ты у меня молодец, Андрюш.

В среду на Тушинском аэродроме состоялся градиозный концерт.

А Первого Октября мы с Ольгой улетели в Женеву. Серега с Натальей прилетели спустя пару недель.