Пронзительное кукареканье пары голосистых петухов возвестило зарю нового дня. Кэролайн продолжала бы еще спать, если бы в это же самое время весь дом не наполнился оглушительным гулом. В первую секунду, открыв глаза, она попыталась что-нибудь различить в темноте. Затем, к немалому своему удивлению, поняла, что весь этот ужасный шум не что иное, как пение. Пел мужчина, причем в полную силу своего голоса. Прошло еще несколько секунд. Все еще не проснувшаяся до конца Кэролайн подумала, что она находится в номере одного из третьеразрядных постоялых дворов, где они с отцом частенько останавливались на ночь. Затем в голове у нее прояснилось. Она вспомнила, где находится, и определила, что голос принадлежит Мэту. Пение было крайне немузыкальным, к тому же после каждой строки Мэт расставлял своеобразные знаки препинания в виде громких ударов каким-то металлическим предметом в стены и двери дома, так что грохот стоял невообразимый. Миллисент, которая спала, свернувшись клубочком у Кэролайн на подушке, вскочила, и ее шерсть встала дыбом. Затем кошка спрыгнула на пол и залезла под кровать. Кэролайн пожалела, что не может так же легко и быстро спрятаться.
О вы, кто топчет твердь земную! «Ба-бах!»
Воздайте Господу хвалу! «Ба-бах!»
Чтоб с песней, радостно ликуя… «Ба-бах!»
Нести Ему любовь свою! «Ба-бах!»
В ответ раздавался нестройный хор из криков и тягостных стонов. Певца просили замолчать, но дикие вопли, отдаленно напоминающие церковные песнопения, продолжали терзать слух. Кэролайн тихо застонала и накрыла голову подушкой. Закончив уборку накануне ночью, она буквально падала с ног от усталости. А сейчас, когда на темном небосклоне только появились первые робкие проблески зари, ее уже заставляют просыпаться! Какая ужасная несправедливость!
— Ради всего святого, Мэт, неужели тебе трудно не вопить так истошно?
Первый возглас недовольства, который ей удалось разобрать, мог принадлежать как Роберту, так и Томасу. Кэролайн точно не поняла, кому именно.
— Пора вставать, лентяй. Я не потерплю лодырничества в своем доме! О вы, кто топчет твердь земную! «Ба-бах!»
— У-у, папа, разве нам обязательно вставать именно сейчас?
Это жалобно протянул Джон.
— Ты же знаешь, что это необходимо. Дэви, ну-ка, вылезай из кровати. Не годится опаздывать в школу. Воздайте Господу хвалу! «Ба-бах!»
— А можно мы сегодня останемся дома, а, па? Почти все мальчики сейчас помогают засевать поля. Сам же сказал вчера, что мы очень помогли.
— Вчера у вас не было занятий, потому что учитель праздновал свадьбу. Сегодня он снова придет в класс и вы тоже. Ведь ты прекрасно знаешь, Джон, что учеба очень нужное дело. Мы тут сумеем справиться с посадками и без вас, как бы хорошо вы нам ни помогали. Для меня важнее, чтобы вы научились читать, писать и считать, пока есть такая возможность. Чтоб с песней, радостно ликуя… «Ба-бах!»
— Ну ладно, ладно, мы уже встаем! Ты своим кошачьим концертом и мертвого разбудишь!
«Это уже голос Даниэля», — подумала Кэролайн.
— А, вот и славно. Нести Ему любовь свою! «Ба-бах!»
На сей раз таинственный предмет, с помощью которого Мэт производил шумовое оформление, с силой ударил в дверь ее комнаты. Девушка подскочила на кровати, подушка упала на пол. Кэролайн уставилась на закрытую дверь. Может быть, если сделать вид, что спишь, этот садист отстанет и уберется восвояси?
— Подъем, мадам Лежебока! — от крика Мэта дрожала дверь. — Ваша роялистская манера не вставать с постели раньше вечера здесь не пройдет! Уже время завтракать!
Кэролайн сперва подумала, не крикнуть ли ему в ответ, чтобы убирался туда, где климат гораздо жарче, чем на земле, но потом отказалась от этой идеи. В конце концов, Мэт накануне поздно вечером любезно уступил ей свою кровать (хотя тут же добавил, что будет спать в одной постели с Даниэлем только до тех пор, пока у Кэролайн не будет своей комнаты). Не говоря уже о том, что еще раньше щедро предложил остаться в его доме, пусть это и было продиктовано личными интересами. Однако не эти аргументы заставили Кэролайн промолчать. Она опасалась, что стоит ей крикнуть в ответ что-либо дерзкое, как Мэт тут же ворвется к ней в комнату и вытащит ее из кровати.
Неизвестный предмет снова обрушился на дверь.
— Встаю, встаю! — крикнула Кэролайн.
— Давно бы так!
Его шаги удалились под аккомпанемент все тех же немузыкальных песнопений и раздирающих барабанные перепонки ударов. Кэролайн тяжело вздохнула, перевернулась на бок и встала с постели.
Через четверть часа она, уже почти полностью одетая, варила в кухне кашу. Волосы были беспорядочно заколоты на затылке, и выбившиеся пряди уже спадали на уши и струились вдоль всей спины. Одеваясь, она очень спешила и неправильно застегнула пару крючков на спине, отчего лиф платья, как-то неудачно перекосился под грудью. Слишком длинный подол затруднял движения, и девушке не терпелось уединиться на минутку где-нибудь в укромном месте, чтобы подколоть юбки. Но даже этой минуты у нее не было. Дом ожил, все засуетились, и Мэт предупредил ее, что примерно через полчаса ей нужно приготовить завтрак и отправить детей в школу.
В доме еще царила тьма, словно ночью. Две трещавшие при горении свечи — вот, пожалуй, и все освещение кухни, при котором ей предстояло готовить. Даниэль уже был послан к ручью за молоком и маслом, а дети отправились умываться к водокачке. Мэт, Томас и Роберт, отталкивая друг друга, пытались одновременно бриться у единственного малюсенького зеркальца. От горячей воды, налитой в видавший виды таз для мытья (он же «ударный инструмент» Мэта во время его утреннего концерта), поднимался пар. Эту воду мужчины использовали для бритья. Котел отыскала Кэролайн во дворе, где он валялся рядом с дымящимся костром. Когда ей пришлось самой сходить за ним, девушка тщательно избегала смотреть на полуодетых мужчин и боялась случайно коснуться кого-нибудь из них. Это было довольно нелегким делом, поскольку в маленькой гостиной скопилось слишком много народу. Внезапно она почувствовала на себе чей-то внимательный взгляд. Инстинктивно подняв глаза, Кэролайн с удивлением обнаружила, что на нее пристально смотрит Мэт. За секунду до того, как он опустил веки, ома успела прочесть в кобальтовой глубине его глаз чисто мужской оценивающий интерес, по которому женщина безошибочно узнает, что желанна. Придя в себя, Кэролайн быстро отвернулась. Пока она наполняла водой котел и вешала его над огнем, ее едва не трясло от волнения, а сердце отчаянно стучало. Только через несколько минут девушка смогла наконец успокоиться. Даже себе Кэролайн не хотела признаться, до какой степени подействовал на нее откровенный взгляд Мэта. Теперь она намеренно не оборачивалась в сторону соседней комнаты, и ее прямая, почти негнущаяся от нервного напряжения спина красноречиво свидетельствовала о нежелании Кэролайн вступать в разговор или как-то реагировать на присутствие мужчин. Все трое были обнажены до пояса, и, казалось, их совершенно не заботило, что в непосредственной близости находится почти незнакомая им женщина. Впрочем, как Кэролайн уже успела убедиться, чрезмерная скромность не относится к числу мужских достоинств.
— Можешь принести нам еду в полдень прямо на поле. У нас слишком много работы, чтобы тратить время на дорогу домой.
Мэт, уже чисто выбритый и, видимо, успевший забыть об их тайном обмене взглядами, вошел в кухню, стирая с лица остатки мыльной пены льняным полотенцем. Кэролайн старалась не видеть ни черных завитков волос, покрывающих его грудь, ни бронзовых от загара мускулов на плечах и руках, ставших еще рельефнее, когда он потянулся за висевшей на спинке стула рубашкой и надел ее. Кэролайн вынуждена была признать, что, несмотря на множество его недостатков, в физическом отношении этот мужчина был просто великолепен. В прежние годы и при других обстоятельствах вид его обнаженного торса заворожил бы ее. Теперь же девушка только скользнула по нему настороженным взглядом и, переключив внимание на кашу, начала раскладывать ее по мискам. Это занятие помогло Кэролайн унять легкое беспокойство, которое она все же испытывала от присутствия полураздетого Мэта в такой близости от себя.
— Не знаю, что это такое, но пахнет неплохо, — признался Томас почти нехотя и не слишком доброжелательным тоном.
Кэролайн знала о нем только то, что он большой любитель поесть, и, пока мужчина надевал и застегивал рубашку, кинула на него мимолетный взгляд. У него был худощавый мускулистый торс, почти лишенный волос (как и следовало ожидать при его светлой коже), но он не произвел на нее такого впечатления, как более массивный по телосложению Мэт. То же самое относилось и к Роберту, вскоре появившемуся из гостиной. Девушка не могла не признать, что они были красивы, эти Мэтисоны. Но только Мэт был настолько хорош собой, что при взгляде на него перехватывало дыхание.
Конечно, в том случае, если бы она была из тех женщин, у которых при виде красивого мужчины перехватывает дыхание, А к подобному типу женщин она никоим образом не принадлежит, уверяла себя Кэролайн, энергично (может быть, даже слишком энергично) помешивая кашу.
— Я хочу есть.
На сей раз заявление исходило от Дэвида, вошедшего в кухню вместе с Джоном. Оба мальчика застыли в дверях, настороженно разглядывая Кэролайн. Судя по их, а также Томаса с Робертом поведению в ее присутствии, они воспринимали девушку как некое чуждое и враждебное им существо. Неужели они так мало общались с представительницами прекрасного пола, что всерьез считали их опасными? Мэт и Даниэль были постарше и меньше сторонились ее, хотя, надо признать, ни один не проявлял чрезмерной доброжелательности.
— Сядете кушать, как только ваш дядя вернется и принесет молоко и масло. — Кэролайн попробовала улыбнуться мальчикам. Право, их отцу и дядькам должно быть стыдно, что они воспитываются в атмосфере такого недоверия к женщинам. Не может быть, чтобы у них не осталось светлых воспоминаний о матери.
— Я хочу начать есть сейчас.
— Будь терпеливым, Дэви. И вежливым, — вмешался Мэт и сурово посмотрел на сына, призывая его замолчать.
— А она сегодня уедет? — захныкал мальчик.
— Я уже объяснял тебе, что твоя тетя Кэролайн будет жить с нами.
— А я не хочу, чтобы она здесь жила, я хочу, чтобы она уехала!
— Молчать! — даже не прокричал, а проревел выведенный из терпения Мэт.
Дэвид затих, хотя его нижняя губа обиженно вытянулась вперед.
Не переставая раскладывать кашу по глубоким мискам, Кэролайн тяжело вздохнула. Чтобы завоевать расположение Дэвида, потребуется немало времени, это уж точно.
— Ты выучил сегодняшний урок? — спросил у младшего сына Мэт гораздо менее суровым тоном.
Дэви, все еще воинственно настроенный, коротко кивнул.
— Ну-ка, послушаем.
Мэт сел за стол, внимательно глядя на сына.
— «Когда согрешил Адам, мы все согрешили вместе с ним…»
Кэролайн была слишком занята, чтобы слушать дальше. Но сам вид маленького мальчика (он был вылитой уменьшенной копией отца) заставил ее сердце сжаться, как от внезапной боли. Пусть они не хотят ее знать, но эти дети — единственные родные люди, оставшиеся у нее на этом свете. И она сделает для них все, что сможет.
Сегодня на обоих мальчуганах были сильно мятые домотканые рубашки в белую и голубую крапинку и — судя по знакомым Кэролайн прорехам и пятнам — те же самые бриджи, что и накануне. Носки Дэвида были ветхие, кое-как заштопанные, а у Джона вообще выглядывали голые пальцы. Чистые, еще влажные волосы приглажены назад гребнем, лица хорошо вымыты. Что касается всего остального, то, если судить по их внешнему виду, мальчики отчаянно нуждались в заботе и уходе. И Кэролайн дала себе слово сделать все, чтобы у детей был ухоженный вид. Первое, чем она займется сегодня, будет стирка и починка их одежды.
Вошел Даниэль, неся молоко и масло. Кэролайн расставила на столе миски с дымящейся кашей, и мужчины с удовольствием принялись за еду. Через пять минут все было съедено, и мальчики направились к выходу.
— Что это? — удивилась Кэролайн. Она как раз начала убирать со стола, когда обнаружила небольшую деревянную дощечку с прикрепленным к ней кусочком ценнейшей в этих местах бумаги. Сверху эта штуковина была накрыта тончайшей, почти прозрачной роговой пластиной с изображенными на ней буквами алфавита в рамочке и текстом молитвы в нижнем углу.
— Дэви, ты забыл свою азбуку! — крикнул Роберт и, выхватив дощечку из рук Кэролайн, бросился догонять компанию, размахивая на ходу этим непривычным для Кэролайн «учебником». Он так спешил, что забыл закрыть за собой дверь, и поднимающееся над лесом солнце слегка тронуло теплым светом гостиную, а следом за ней, чуть в глубине дома, и кухню.
— Мы будем на том поле, что к югу, — сообщил Кэролайн Мэт. Они с Даниэлем и Томасом собирались уходить. — Это не так далеко, чтобы тебе по дороге стало страшно одной. Иди все время вдоль ручья и как раз доберешься до нас. Если что-нибудь случится, крикни, и мы тебя услышим. Холодное мясо, хлеб, несколько яблок и немного эля — вот и все, что нам нужно, чтобы дожить до ужина.
— Слушаюсь, господин, — с сарказмом в голосе ответила Кэролайн, держа в обеих руках пустую посуду, которую убирала со стола.
Увлекшись планами починки одежды мальчиков, она совсем забыла о других намеченных делах, коим не было конца и края. И при этом Мэт позволяет себе говорить так, как будто ей больше нечем заняться, кроме как в середине дня нести им еду. Один только детский гардероб займет уйму времени, а ведь еще надо вымыть окна, навести чистоту во всех спальнях, отскрести от грязи и натереть воском мебель. Кроме этого, есть еще куча одежды, которую надо стирать, чинить и гладить. Уже не говоря о бесчисленном множестве каких-то мелочей. Сегодня ей никто не будет помогать, а работы предстоит столько, что устаешь от одной лишь мысли о ней. А Мэту его просьба не кажется чем-то из ряда вон выходящим. Впрочем, чего еще ожидать от человека, который ни разу в жизни не занимался готовкой и уборкой, а также не носил еду другим.
— Если у тебя есть какие-либо возражения, пожалуйста. А выслушивать женские капризы у меня нет ни времени, ни желания.
— Капризы?! — Кэролайн бросила посуду в ведро и обернулась к Мэту, уперев руки в бедра. — Да будет вам известно, сэр, я не имею привычки капризничать! Что меня раздражает, так это отсутствие уважения с вашей стороны.
— А, понятно. Выходит, с нашей стороны слишком большая наглость просить тебя принести нам что-нибудь перекусить в середине рабочего дня, не так ли? В таком случае мы придем домой и поедим горячего.
Их глаза встретились. Кэролайн, к своей досаде, пришлось признать поражение. Нести им в поле ленч, конечно, очень хлопотно, но альтернативный вариант потребует куда больших усилий. По меньшей мере четыре последних года Кэролайн так горячо мечтала иметь дом и семью, что почти физически ощущала это желание. Теперь, когда у нее было то, чего она жаждала, надо не сердиться, а благодарить судьбу. И все же с каким удовольствием она запустила бы сейчас в Мэта чем-нибудь тяжелым.
— Хорошо, я принесу вам еду, — сквозь зубы процедила девушка.
— Как будет угодно. — Мэт пожал плечами. И ничем (даже победным блеском в глазах) не показав своего преимущества, вышел из кухни вслед за Робертом и Томасом, оставив Кэролайн кипеть от негодования в одиночестве.
Чтобы хоть на чем-то выместить свою досаду, она хотела было лягнуть ножку стола, но остановилась. Зачем? Только бы ушибла ногу. Поистине, эти Мэтисоны просто невыносимы, и самый худший из них — Мэт.
Поскольку никого не интересовал ее гнев, было глупо злиться дальше. Поэтому Кэролайн постаралась больше об этом не думать. Она наскребла в котле остатки каши для себя, налила Миллисент блюдечко молока и села за чистый стол завтракать. Да, вести хозяйство в доме, где полно мужчин и мальчишек, — дело нелегкое. Ей придется теперь трудиться от зари до зари до кровавых мозолей на руках, не получая никакой благодарности взамен. И все же — хорошо иметь дом! С тех пор как умерла ее мать, в жизни Кэролайн не хватало именно этой уверенности в завтрашнем дне. Тем слаще обрести ее после столь долгого перерыва. Быть уверенной в том, что каждый день на столе будет еда, что каждую ночь ее голова станет покоиться на той же самой подушке, что никто и ничто не будет ей угрожать. От этих мыслей на душе было так хорошо и свободно, что хотелось наслаждаться ими снова и снова. Конечно, привыкнуть к выходкам такого количества мужчин очень нелегко, от нее потребуется много сил, но сделать это все же можно. Придется просто запастись терпением, чтобы дать время и себе и своим новым родственникам привыкнуть к ситуации. Самое главное — постараться сдерживать свой темперамент и не кидаться в драку по любому поводу.
Несколько часов спустя Кэролайн заворачивала только что испеченный хлеб в чистую материю и укладывала его в деревянную бадью поверх нарезанной ломтиками соленой ветчины, остатки которой она обнаружила в коптильне. Четверо взрослых мужчин способны съесть очень много, к тому же у нее уже есть печальный опыт относительно неуемных аппетитов всей этой компании. Чуть поразмыслив, Кэролайн завернула еще одну буханку хлеба, затем добавила несколько яблок и солидную охапку зеленого лука. Чтобы прокормить эту ораву, ей, по-видимому, придется готовить, не переставая. Кэролайн в изнеможении закатила глаза при виде оставшихся на столе двух буханок. Только что утром она испекла четыре буханки, и уже половины из них, можно считать, нет, и это после первой же семейной трапезы. Что ж, по возвращении придется снова замесить тесто.
Кэролайн вышла из дома, неся в одной руке тяжелую бадью, а в другой кувшин с элем. Воздух был холодным, по солнце, как и накануне, светило очень ярко. В другое время девушка надела бы на голову шляпку, чтобы защитить лицо от солнечных лучей, но сегодня ей не хотелось подниматься наверх в свою комнату и рыться в чемоданах в поисках головного убора. Кэролайн, наконец, удалось найти время, чтобы расчесать волосы, и сейчас они были уложены в простой узел на затылке — ее обычную прическу. На платье уже темнело несколько свежих пятен, но теперь оно, по крайней мере, было застегнуто, как положено. Из всех туалетов это было самое простенькое, и все равно слишком нарядное для той работы, что выпала на долю Кэролайн. Облегающего силуэта лиф из плотного розового хлопка украшали несколько рядов белого муслина, обрамлявшие широкий овальный вырез; белые муслиновые рукава достигали локтя. Верхняя юбка, подхваченная сзади петлей по недавней лондонской моде, была, как и лиф, розовая, а полотняная нижняя юбка — темно-бордовая в белую полоску. Когда-то это платье выглядело очень элегантно. Все наряды Кэролайн были специально рассчитаны на то, чтобы привлекать к ней внимание и одновременно выгодно подчеркивать незаурядную красоту девушки. Ее отцу очень нравилось сопровождать Кэролайн на прогулке. Он с удовольствием демонстрировал ее во всех городах, куда их забрасывала судьба, желая удостовериться, что ее хорошо рассмотрели при дневном свете, чтобы вечером заманить к себе за игровой стол новых и новых претендентов. Теперь, когда Кэролайн похудела, платье было ей слишком велико, к тому же внизу, чуть выше подола, начинало уже немного протираться от носки. Полагавшимся к нему туфлям на высоких каблуках Кэролайн сегодня предпочла более практичные из светло-коричневой кожи с плоской подошвой. В результате подол стал волочиться по земле еще больше, чем раньше. К счастью, она смогла урвать от дел минутку и подколола нижние юбки ровно настолько, чтобы шаг был свободным. Вряд ли кто-нибудь будет возражать, если после такого поспешного ремонта у нее будут чуть-чуть видны лодыжки. Да и кому на нее смотреть?
От резкого ветра у Кэролайн холодели и покрывались гусиной кожей руки. И девушка на мгновение пожалела об утраченной накидке. У нее больше не было ничего теплого; до наступления зимы необходимо где-нибудь раздобыть материи и сшить себе новое пальто. А может быть, от Элизабет остались какие-то вещи, которые она могла бы использовать? Кэролайн внезапно ощутила острое чувство утраты, вспомнив об умершей сестре, которую при жизни едва знала. Затем приказала себе забыть о своем горе. Ведь она же решила никогда не вспоминать о прошлом.
Идя по тропинке, Кэролайн то и дело бросала настороженные взгляды в сторону леса, который теперь представлялся ей гораздо более опасным, чем накануне. «Иди все время вдоль ручья», — советовал Мэт. Что же, так она и сделает, но только до тех пор, пока ручей течет по опушке. Ни за что на свете не свернет в глубь леса, да еще в одиночестве. Пусть Мэтисоны хоть с голоду умрут, ни за что!
К счастью, ручей протекал по открытой местности. Кэролайн шла быстрым шагом, стараясь не вздрагивать от испуга при любом незнакомом звуке. У нее начали болеть плечи, поскольку и бадья, и кувшин с каждой минутой становились все тяжелее. Вокруг простирались необозримые поля и высокие, словно горы, деревья. В этом новом мире все представлялось намного масштабнее и больше, чем в Англии! И, вспомнив высоких и мускулистых Мэтисонов, Кэролайн добавила про себя: «Да и мужчины тоже».
В лесу ощущалось какое-то движение. Казалось, что-то большое движется параллельно ее маршруту.
Краешком глаза Кэролайн удалось поймать это движение, она резко повернула голову влево и вцепилась взглядом в густую зелень. Но теперь уже ни один кустик не шевелился.
И все там же кто-то двигался, ей не могло просто пригрезиться. В этом девушка была абсолютно уверена.
Кэролайн ускорила шаг, уже не замечая ни тяжести ноши, ни усталости плеч. Она по-прежнему бросала быстрые взгляды в сторону леса, но с тем же нулевым результатом. И все же ее не покидало ощущение, будто за ней кто-то или что-то непрерывно наблюдает.
Подойдя к месту, где ручей пересекал небольшой поросший густой травой холм, Кэролайн решила для себя, что, если с этого холма она не увидит работающих мужчин, она развернется и направится обратно к дому. Но тут же ей пришла в голову страшная мысль: а будет ли она в большей безопасности, когда пойдет назад? Скорее всего, тот, кто следит за ней из леса, просто повернет вслед за ней.
Пока Кэролайн взбиралась на холм, страх ее усилился. Руки мгновенно взмокли, в горле пересохло. Дойдя до вершины, Кэролайн оглянулась — и, к своему ужасу, обнаружила, что за ней действительно наблюдали. Вернее, наблюдают.
В тени рослых деревьев стоял совершенно голый дикарь, если не считать куска ткани, обмотанного вокруг бедер, и нескольких ярких полос, нарисованных на теле. Его кожа по цвету напоминала темную глину, черные прямые волосы достигали плеч, а черты лица были резкими и жесткими, как у ястреба, наметившего жертву. Он не отрывал от Кэролайн глаз. А увидев, что она заметила его, быстро и вместе с тем удивительно непринужденно двинулся ей навстречу.
Кэролайн раскрыла рот от удивления, от всей души надеясь, что видение, оказавшись плодом ее воображения, исчезнет. Но дикарь не исчезал, а, напротив, приближался к ней ближе и ближе, и тогда Кэролайн начала пятиться назад. Она сама не заметила, как выпустила из рук свою ношу. Бадья с лязгом полетела вниз по склону холма, разбрасывая содержимое по сторонам. Кувшин тоже покатился и, тяжело стукнувшись о землю, остался лежать в высокой траве. Благодаря плотно притертой пробке из него ничего не вылилось.
— А-нн-хх! — издав странный звук, дикарь уставился на девушку во все глаза и начал отчаянно жестикулировать. Этого Кэролайн оказалось достаточно. Она прижала к щекам сжатые кулаки и закричала. За ее спиной раздался какой-то громкий шум, и она возблагодарила Бога, что Мэтисоны оказались поблизости. Дикарь тоже услышал эти звуки и в нерешительности замер. Кэролайн снова издала вопль и собралась бежать. В этот момент мимо нее с яростным лаем промчался Рейли, огромными скачками приближаясь к дикарю. При виде огромного пса тот повернулся и исчез в лесной чаще.
— Какого дьявола?
Несмотря на хромоту, именно Мэт добежал первым. Находился ли он к ней ближе остальных или ее ужасный вопль придал его ногам сверхчеловеческую скорость? Все, что Кэролайн знала, бросаясь Мэту на грудь, это то, что он был сильным и надежным, а главное, он был здесь, рядом с ней, и что в своем страхе она отчаянно в нем нуждалась. Девушка судорожно вцепилась в Мэта, ловя ртом воздух и не в силах вымолвить ни слова. Затем уткнулась лицом в его теплую мускулистую грудь, машинально перебирая пальцами мягкое на ощупь полотно рубашки. Кэролайн буквально вжалась в его сильное, со стальными мышцами тело; даже ноздри ее наполнились мужским запахом. Вдруг руки Мэта (она полагала, что он инстинктивно обнимал ее, желая утешить) сами собой разжались, а затем он взял ее за оба локтя и оттолкнул от себя. Но этот жест несколько запоздал. Как только Кэролайн немного пришла в себя, она сама начала отстраняться, высвобождаясь из его объятий. Краска залила ей щеки, и в этот момент глаза их встретились.
На какую-то долю секунды оба вспомнили о той искре, что промелькнула между ними утром. Кэролайн вновь показался в его взгляде мужской интерес. На суровом, потемневшем от солнца лице его горящие ярким голубым светом глаза излучали беспокойство и тревогу, а еще какое-то страстное неутолимое желание. Но прежде чем Кэролайн успела осознать увиденное и содрогнуться от отвращения, взгляд изменился. Как только Роберт, Томас и Даниэль с топотом подбежали к ним, из глубины его глаз исчез огонь желания, они стали холодными и отстраненными, как будто закрылись ставнями. И Кэролайн оставалось только гадать, уж не приснилось ли ей все это? Неужели неутоленный мужской голод, который на миг промелькнул в его взоре, был всего лишь плодом ее воображения и чрезмерной эмоциональности?
— Что случилось? — задыхаясь от быстрого бега, воскликнул Даниэль.
Мэт отпустил локти Кэролайн. Еще окончательно не пришедшая в себя после пережитого, она перевела взгляд с Мэта на его брата.
— Дикарь, я видела дикаря, — запинаясь от волнения, ответила девушка, показывая рукой назад, туда, где еще недавно стоял этот человек. — Он вышел прямо из лесу, вон там.
— И вся эта шумиха из-за какого-то индейца? — уничижающим тоном переспросил Роберт.
Кэролайн быстро взглянула на него, но прежде чем успела ответить, Томас опередил ее резким возгласом.
— Наша еда! — завопил он, показывая рукой назад, направлении склона холма, где только рассыпанные яблоки и лук напоминали о ленче. Рейли с наслаждением пожирал буханку хлеба. В тот миг, когда мужчины принялись в унисон реветь и выкрикивать проклятия в его адрес, пес в один присест проглотил буханку и схватил другую, вытряхнув ее из обернутой поверх нее ткани.
— Фу! Брось сейчас же, паршивая собака!
Все четверо мужчин, как по команде, ринулись вниз по склону. Чувствуя, что сейчас добычу отнимут, Рейли, не выпуская из зубов хлеб, мгновенно скрылся в лесу. За ним в погоню пустились Роберт и Томас. Мэт и Даниэль, немного раньше осознавшие бесполезность мероприятия, сошли с дистанции на половине пути.
Чувствуя легкую вину за случившееся (хотя толком и не представляя, в чем именно), Кэролайн наблюдала, как Мэт, даже не удостоив ее взглядом, собирает рассыпанный лук и яблоки. Ветчину, очевидно, постигла та же участь, что и хлеб. Затем он с полными руками спасенных яблок и лука, снова взобрался на холм и остановился возле девушки, глядя ей в лицо.
— Но это действительно был дикарь, — повторила Кэролайн, почему-то поддавшись абсурдному порыву оправдать свое поведение.
— Здешние индейцы, как правило, настроены довольно дружелюбно. Мы иногда даже торгуем с ними. Вероятно, он что-то хотел, а твои крики его отпугнули.
По выражению лица Мэта совершенно нельзя было прочитать его мысли, и тем не менее Кэролайн почувствовала себя еще более виноватой. Она поняла, как глупо себя вела. И не только потому, что ударилась в панику (до этой минуты ее страх отнюдь не казался ей глупостью), но и вообразила, будто Мэт по-мужски заинтересовался ею. Сейчас он держался, как всегда, холодно и отчужденно, и девушка поняла: то, что она якобы увидела и расколдовала, на самом деле существовало не в глубине его глаз, а в ее собственной голове.
— По крайней мере, эль остался цел. — Даниэль, как всегда, оптимистично настроенный, поднял кувшин и, подбрасывая его на ладони, подошел к ним.
— Превосходно. Мы пообедаем яблоками, луком и элем, — с кислой миной заметил Роберт, появившись на вершине холма вместе с Томасом, в руке которого болталась опустевшая теперь бадья.
— И все из-за того, что она испугалась какого-то индейца, — проговорил Томас, не скрывая издевки.
— Скорее из-за того, что ваша собака совершенно не умеет себя вести! Она съела то, что предназначалось вам! — набросилась на Томаса Кэролайн, уперев руки в бока.
— Нельзя сваливать вину на Рейли, когда именно ты уронила бадью!
— Ах, нельзя?! Ну вот что я тебе скажу: этот пес может считать, что ему крупно повезло, если он не закончит свои дни у меня в котле!
— Только тронь его…
— Хватит! — взревел Мэт, и Кэролайн вздрогнула от силы его голоса. Но Томас и остальные замолчали. — С яблоками и элем спокойно дотянем до ужина. Частенько мы не имели и этого. Хотя, готовя вечернюю трапезу, было бы любезно с твоей стороны учесть, что сегодня наши желудки остались наполовину пустыми.
Последняя фраза, обращенная к Кэролайн, была не слишком тонким намеком на вчерашний ужин.
— О, можешь не сомневаться, я приготовлю столько, что хватит на целую армию его величества!
— Скорее на армию Кромвеля.
Сказав это, Мэт улыбнулся ей. Это было всего лишь мимолетное движение губ, выдававшее тщательно скрываемый смех. Но глаза Кэролайн раскрылись от удивления: настолько невероятно красивым стало в этот момент его лицо. Пусть пуританин, пусть несносный, он был великолепен. Если бы не броня, навсегда сделавшая ее сердце неприступным для мужчин, со стороны такого, как Мэт, Кэролайн могла бы грозить серьезная опасность.
— Что ж, я пойду, а вас ждет ленч, — промямлила она, с усилием отрывая от него взгляд.
— Да уж, ленч, — хмыкнул Томас, когда она начала спускаться с холма.
— Кэролайн! — остановил ее голос Даниэля. Она вопросительно посмотрела на него через плечо. — Если ты боишься идти назад одна, я с радостью провожу тебя.
Судя по выражению лиц его братьев — все они, как один, повернулись и уставились на него, — подобное предложение будет стоить Даниэлю изрядной доли насмешек. Вспомнив о дикаре, Кэролайн снова почувствовала испуг, но Мэт сказал, что индейцы безобидны, а Мэту она доверяла. Кроме того, теперь она скорее умрет, чем покажет всем эти бесчувственным Мэтисонам, что чего-то боится.
— Спасибо за любезное предложение, но я не боюсь, — чуть более сухо, чем следовало бы в подобных обстоятельствах, ответила Кэролайн и продолжила спускаться вниз.
— Кэролайн!
Она не прошла и пяти шагов, как ее снова остановил голос, на сей раз принадлежавший Мэту.
— Что еще? — Обернувшись, она нахмурилась, удивленная тем, что он спускался по направлению к ней. Неужели Мэт собирается совершить рыцарский поступок, проводив ее домой? Странно, но при мысли об этом ее пульс почему-то забился чаще. Когда он остановился перед пей, Кэролайн вопросительно подняла брови.
Мэт заговорил, понизив голос так, чтобы слышала только она. В его словах звучал сдерживаемый гнев, почувствовав который, девушка пришла в ярость еще до того, как до нее дошел смысл сказанного.
— Теперь, когда ты всех нас осчастливила редким зрелищем обнаженных женских лодыжек, может быть, все-таки потратишь сегодня некоторое время на то, что приготовишь себе более подобающее платье. То, в котором ты была вчера, почти так же сильно открывало твою грудь.
Когда Кэролайн осознала наконец слова Мэта, она словно окаменела, и лишь глаза пылали от негодования.
— Вчерашнее платье просто слишком велико мне, а на этом я всего лишь подколола булавками подол, чтобы он не мешал мне ходить.
— Как бы то ни было, — продолжил он серьезным тоном, — здесь, в Коннектикутской колонии, мы привыкли видеть наших женщин одетыми более скромно.
И прежде чем Кэролайн открыла рот, чтобы выпалить первое вертевшееся на языке ругательство, он повернулся на каблуках и заспешил вверх по склону холма, догоняя только что скрывшихся из виду братьев.