– Вы нашли другую… но что, я не разобрал последнее слово? – переспросил главный инспектор Карлисл.
– Другую пулю, – громко ответил я.
– Где? – осведомился он.
– У дома Билла Бартона. Можно мне к вам подъехать? Тогда я все объясню.
Он вздохнул. Я услышал этот вздох по проводу.
– А куда спешить? Я и без того стою на ушах. Журналисты охотятся за мной, обвиняя в неспособности поймать и арестовать убийцу ребенка. Я измотан и еле держусь на ногах.
– Но я все-таки подъеду и пробуду у вас совсем недолго. Лицом к лицу всегда проще разговаривать.
Я желал, чтобы он наконец-то уделил мне внимание. Не смотрел бы на экран компьютера и не думал о других делах. А начни я говорить по телефону, он не сможет сосредоточиться.
– Ну ладно. Я сумею выкроить для вас полчаса, но не больше. Скоро ли вы появитесь?
Из Ламбурна в Челтенхем. Днем в понедельник.
– Максимум через пятьдесят минут, – сказал я.
– О'кей. До встречи. Пока. – Он повесил трубку, и я понял, что у него тоже хватает своих проблем. Пресса может быть безжалостна к полицейским, не поймавшим убийцу, особенно убийцу ребенка, и в то же время станет обвинять их в злоупотреблении властью. Патовая ситуация.
Марина решила остаться с Кэйт и детьми, отпустив меня в Челтенхем.
Я добрался до отделения полиции ровно за сорок пять минут, однако Карлисл заставил меня прождать еще пятнадцать. Потом он выбежал в приемную, и в этот раз я принял его приглашение побеседовать с ним в комнате для допросов.
– Ну и что это за история со второй пулей? – полюбопытствовал он. – Где она, ваша пуля? И как вы ее отыскали? Почему она для вас так важна, что вы ринулись сюда сломя голову?
«Мне важно ваше внимание», – подумал я и произнес:
– Все в свое время. А сперва мы сыграем в простенькую игру «Давайте вместе предположим».
– «Давайте предположим»? Никогда о ней не слышал.
– Она и впрямь очень проста. Вы молча сидите здесь и не задаете мне никаких вопросов. А я буду рассказывать.
– Ладно, уж если я должен.
– Должны, – улыбнулся я.
Он наклонился и дотронулся до задних металлических ножек стула, чуть качнув их. Мама всегда говорила мне, что этого нельзя делать. Но я поборол искушение повторить ее слова.
– Давайте предположим, что Билл Бартон не кончал с собой, – заявил я.
– Лучше обратитесь к следователю. Пусть он установит истину.
– Прошу вас, не вмешивайтесь.
– Извините.
– Итак, давайте предположим, что Билл не убивал себя. У меня появилось неоспоримое свидетельство, что он был застрелен, то есть его убил кто-то другой. Но на руке и рукаве Билла остались следы пороха, а значит, он стрелял из оружия. Возможно, оно его и убило. Нам нужно выяснить, когда это произошло. Конечно, он мог выстрелить до того, как его убили, однако кто-нибудь мог уже после использовать его мертвую руку, и поэтому на ней сохранились эти пороховые следы. Не так ли?
– Да, – засмеялся главный инспектор. – Но…
– Никаких «но», мы по-прежнему играем в «Давайте предположим».
Он закрыл рот и скрестил руки на груди. Классический жест, выражающий неудовольствие и/или недоверие.
– Во всяком случае, там должна была находиться вторая пуля.
– И, я полагаю, вы ее нашли? – попытался уточнить он.
– Да, нашел.
– Где? – спросил он.
– Я обыскал кабинет, в котором убили Билла. Обшарил его дюйм за дюймом и ничего не обнаружил. – Я достал из кармана искривленную пулю и положил ее перед ним на стол. – Ее бросили в ведро с песком для тушения огня во дворе конюшни.
Карлисл с лязгом опустил свой стул, нагнулся и посмотрел сначала на кусок свинца, а затем на меня.
– И как вас угораздило в него заглянуть? – удивился он, поднял пулю и повертел ее, крепко сжав пальцами. – Не знаю, не знаю, что она способна доказать. Уж слишком вы самонадеянны. Может быть, Бартон задолго до гибели практиковался в стрельбе во дворе. Желал убедиться, что оружие в исправности, вот и выбрал ведро с песком. Наверное, он боялся, как бы револьвер не дал осечку, когда засунул его себе в рот.
– Да, мне и это сперва пришло в голову, – откликнулся я. – Но ваша версия несостоятельна из-за целого ряда подробностей. Во-первых, вы доказали, что Билл Бартон и Хью Уокер были убиты выстрелами из одного и того же револьвера. А поскольку он отлично стрелял неделей раньше, то с какой стати нужно было его проверять? Во-вторых, для чего Билл стал бы перезаряжать револьвер, чтобы там остался лишь один стреляный патрон? И, в-третьих, по ковру тянулся песчаный след, и он подсказал мне, что ведро принесли в кабинет со двора. Зачем ему было суетиться и уносить ведро на место, если в комнате и без того царил хаос?
«Если бы Билл собирался застрелиться, – подумал я, – он бы отправился куда-нибудь подальше от дороги, например в поле».
– Ну и что я, по-вашему, должен сделать? – Карлисл все еще сомневался.
– Откройте дело заново, – посоветовал я. – Вы детектив, вот и займитесь расследованием.
– Оно не закрыто.
– Но и не ведется. Постарайтесь убедить инспектора Джонсона, что Билл не кончал с собой, а был убит.
– Я не вправе ему ничего приказывать.
– Почему бы и нет? Вы начальник, а он подчиненный.
– Вы же сами знаете, что никакие указания на него не подействуют. Он служит в другом полицейском подразделении. Но я с ним об этом поговорю. – Карлисл положил пулю на стол и взглянул на часы. – А теперь мне пора.
Времени в обрез. Через десять минут у меня начнется заседание, и на него приглашено более ста сотрудников полиции.
– Вы еще не нашли убийцу этой девочки? – догадался я.
– Нет, – подтвердил он и сразу помрачнел. – Бедной малышке завтра исполнилось бы одиннадцать лет. Представляете себе, каково ее родителям, если даже у меня сердце кровью обливается. Они бы этого выродка повесили. Я их понимаю. Дайте мне веревку, и я его тоже охотно придушу.
– Желаю удачи, – сказал я на прощание, и мы обменялись дружескими рукопожатиями.
– Давайте предположим, что она мне нужна, – улыбнулся он.
Я недолюбливал полицейских, но Карлисл был неплохим малым. Чутким, неглупым, отзывчивым.
Вернувшись в Ламбурн, я забрал Марину, и мы выехали в Лондон навстречу бесконечному потоку машин.
– Чем кончился твой разговор с полицейским? – задала она вопрос, как только мы тронулись в путь.
– Мои аргументы его, кажется, не вполне убедили, – осторожно заметил я. – Но у него самого отчаянное положение: он никак не может выйти на след убийцы девочки и очень расстроен. Надеюсь, он сообщит о нашей беседе полицейскому из Теймз Валли, но вряд ли дело поручат новой, непредубежденной команде сыщиков.
– Ты и один справишься с расследованием, – приободрила меня Марина.
– А как ты провела время с Кэйт? Вы хорошо посидели? – поинтересовался я, желая переменить тему.
– Прекрасно. Я нашла с нею общий язык, – оживилась она. – Какие у нее жизнерадостные дети. После всего, что на них обрушилось за неделю, они отлично держатся. Кроме Уильяма. Он показался мне тихим и задумчивым. – Ну а Кэйт?
– Мне ее жаль. Она не в силах простить себе его гибель. Мы долго болтали с ней за чаем, пока дети смотрели телевизор. Кэйт уверена, что все станут обвинять ее в смерти Билла.
– Станут, станут, можешь не сомневаться, – проговорил я. – Но не в лицо, а за глаза.
– Кэйт призналась, что Хью Уокер соблазнил ее, а она с ним никогда не заигрывала и не делала никаких шагов ему навстречу.
Бесспорно или почти бесспорно, что Хью видел в Кэйт желанную добычу, решил я.
– А мне представлялось, что она пытается переложить на него долю вины ради собственного спокойствия. Их роман продолжался довольно долго, – добавила Марина.
– Не понимаю, когда и где они встречались? – изумился я. – Тренеры ипподромов по большей части работают дома, в своих конюшнях, а если их нет, значит, они на скачках. Там же, где и Хью.
– Однако они устраивали свидания, и нередко. Кэйт намекнула мне, что Хью был потрясающим любовником и творил чудеса в постели.
– Да, вы откровенно потолковали.
– Повторяю, она мне понравилась. Чуть не забыла, Кэйт сказала мне, что в последние недели Хью был чем-то встревожен. Она не знает, чем именно, но привела мне его слова: «Речь идет лишь о власти, а не о деньгах». Как по-твоему, в этом есть смысл?
– М-м-м. Может быть, и есть, – ответил я. – Допустим, Хью мошенничал на скачках не потому, что мечтал о выигрыше. Я не исключаю, что ему было мало прежней власти над Биллом и он стремился к большему: овладеть женой своего тренера и его бизнесом.
Мы молча проехали вниз по Кромвел-роад.
– Ну и с чего ты начнешь? – попробовала выяснить Марина.
– О чем ты?
– Об этих убийствах, разумеется.
– Я возьму колокольчик, выйду, стану звонить в него на всех углах и кричать.
– Умник.
– Но это опасно.
– Мы примем меры предосторожности, – успокоила меня Марина. – И уже договорились, что ты будешь отвозить меня на работу и забирать домой. А я обещаю вести себя осмотрительно и не вступать в разговоры с неизвестными. – Она засмеялась.
– Не вижу ничего смешного.
– И зря. По-моему, нам стоит посмеяться. Без юмора и смеха легко можно сойти с ума.
Мы тщательно проверили все темные углы в гараже и нервно захихикали, оглядевшись по сторонам, словно агенты спецслужб, охраняющие президента. Однако я оказался прав. Ситуация была отнюдь не смешной.
Мы в полной безопасности добрались до квартиры и заперли ее на ночь.
Утром я отвез Марину на работу. Проснувшись, она почувствовала себя гораздо лучше, и уродливые синяки на ее лице заметно поблекли.
Я припарковался около исследовательского института в Линкольн'с Инн Филдс и вошел в здание вместе с Мариной. Мы поднялись на лифте в ее лабораторию, желая ознакомиться с результатами проведенных в пятницу тестов по ДНК.
– Мне нужно запечь гель на фотобумаге, и тогда станет ясно, что получилось. Но я не обойдусь без помощи. Возможно, попрошу Рози. Она постоянно выявляет коды ДНК, но в основном на дрозофилах.
– На дрозофилах? – переспросил я.
– Да. Часть их ДНК мало отличается от человеческих. Группа, где работает Рози, пытается обнаружить, как развивается рак. Дрозофилы вполне подходят для подобных опытов, и они быстро размножаются. Никто не будет возражать, если вы ради эксперимента убьете нескольких дрозофил. Другое дело – убийство кроликов и обезьян.
Мы спустились по ступенькам коридора и отыскали Рози, которую глубоко взволновали стежки зашитых ран и синяки под глазами Марины. Она с подозрением взглянула на меня и явно задала себе вопрос, не моих ли это рук дело. Однако Марина расписала меня самыми радужными красками и повторила старую версию о дорожной аварии. Не уверен, удалось ли ей убедить коллегу.
– Рози, дорогая, ты не поможешь мне с кодом ДНК? – обратилась к ней Марина.
– Конечно. У тебя есть образец?
– Я сейчас сделала электрофорез. – Марина отдала ей квадратик геля.
– Ладно. – Рози повернулась к столу за ее спиной и поместила гелевую матрицу в установку. – Будет готово через несколько минут.
Ей надоело ждать, сидя на одном месте, и она прошлась по лаборатории. Рози поймала улетевшую дрозофилу. Мушка была очень маленькая и трудно различимая, но молодая женщина все же прихлопнула ее ладонями.
– Как вы проводите эксперименты на этих крохотулях? – удивился я.
– Мы пользуемся микроскопами, чтобы их рассмотреть. Вот один из них. – Она указала на микроскоп. – Поглядите в него, и вы все поймете.
Я наклонился и уставился в двойные линзы. Дрозофилы предстали передо мной во всем великолепии – крупные, хорошо видные и мертвые.
– Ну как, полюбовались? Они не такие уж маленькие в сравнении с клетками. А вот клетки до того малы, что для них требуется электронный микроскоп.
Я побоялся спросить, как работает электронный микроскоп.
В лаборатории я почувствовал себя неловким, неспособным поймать дрозофилу обеими руками. Да что там поймать. Я даже не смог бы ее прихлопнуть.
Установка за спиной Рози негромко просигналила. Она подошла и вынула из маленькой боковой дверцы нечто напоминающее непроявленный снимок «Полароидом».
– Это код не дрозофилы, – уверенно заявила Рози, – а, по-моему, человеческий. Я его знаю?
– Надеюсь, что нет, – улыбнулась Марина.
– Значит, это была не дорожная авария? – догадалась Рози.
Сообразительная девушка, такую не проведешь, решил я и предупредил их:
– Я сейчас пойду, а не то получу штраф за парковку в неположенном месте.
– Или машину оттащат далеко в сторону, – предположила Марина. – Здесь ужасный подъездной круг.
– Будь осторожна, любовь моя. – Я поцеловал ее.
– Я прослежу за ней, – обещала Рози.
– Да, прошу вас, – проговорил я.
Спустился и отвел машину от бдительного регулировщика, успев сделать это в последнюю минуту. Он заметил отъехавший автомобиль и приуныл.
А я завернул за угол, остановился и позвонил Фрэнку Сноу в Харроу.
– Да. я буду в офисе в четверг и с удовольствием с вами встречусь, – сообщил он. – Что вас интересует?
– Один ваш бывший ученик.
– Мы не обсуждаем с прессой дела наших бывших учеников, – сухо пояснил он.
– Я не из прессы.
– Кто же вы в таком случае?
– Я скажу вам в четверг. Можно мне подъехать к девяти утра?
– Лучше к десяти. – Он заколебался. – Приезжайте, и мы выпьем кофе, если у вас какой-то срочный вопрос.
– Хорошо, – согласился я. – Кофе в десять утра, в четверг. Спасибо. До свидания.
Я не вернулся домой, а отправился на скачки. Мне нужно было наверстать упущенное, встать на углу центральной улицы, зазвонить в колокольчик и привлечь к себе внимание громкими возгласами.
Ипподром Тоусестер расположен в живописных окрестностях графства на западе Нордхэмптона. Я воодушевился, обрадовавшись ярко светившему солнцу, и притормозил у внушительного, украшенного арками и колоннами входа на автостоянку. Пристально осмотрел места для парковки, не сразу выбрав подходящее. Разумеется, я не желал вновь сталкиваться с Эндрю Вудвардом, но и перспектива оказаться в западне между ипподромом и рядами машин меня тоже не привлекала. Как-то я попал в подобную ловушку и с трудом из нее выбрался.
Поиски добычи были недолгими. Он, как всегда, сидел в баре, около весовой, на нижнем этаже Королевской трибуны.
– Хэлло, Падди, – поздоровался я.
– Хэлло, Сид. Что занесло тебя в Нордхэмптоншир?
– Да так, ничего особенного. А ты-то как здесь очутился?
– Я живу совсем рядом, по дороге. И бываю на ипподроме каждую неделю. Успел привыкнуть.
Мне это было известно. Вот почему я и поехал в его родные края, не сомневаясь, что перед первым заездом застану Падди в баре.
– Что мне для тебя сделать, Сид? – полюбопытствовал он.
– Ничего, Падди.
Я огляделся по сторонам, отметив, что бар до отказа набит посетителями, явившимися выпить и съесть по сандвичу до начала скачек.
– Ты не собираешься купить мне пива? – стал допытываться Падди.
– Нет, не собираюсь. Да и с чего бы? – с досадой отозвался я. – Это тебе давно пора раскошелиться и купить что-нибудь мне.
– Значит, ты не хочешь меня расспросить?
– Нет. И о чем?
Какое-то время мы молча стояли, переминаясь с ноги на ногу. Признаюсь, я едва не умер от жажды, пока Падди размышлял, опустить ли ему руку в карман. Наконец он решился, достал деньги, а я заказал себе все ту же диетическую колу и выпил ее, не садясь за столик.
– Ну, и какие у тебя дела в Тоусестере? – не вытерпел Падди.
– Я должен кое с кем встретиться.
– С кем? – не отставал от меня он.
– Тебя это не касается.
– И по какому поводу?
– Об этом тебе тоже незачем знать.
«Антенна» Падди чуть ли не вибрировала от напряжения, и выдержка могла изменить ему в любую секунду. Роль несведущего была ему ненавистна. Он подождал еще немного и купил себе пинту «Гиннесса», надеясь избавиться от нервной дрожи.
Чарлз открыл дверь в дальнем конце бара и вошел, кивнув мне на ходу. Я позвонил ему из машины, как только свернул на север, и вкратце объяснил суть задуманной мною игры. Чарлз без уговоров согласился мне помочь. Он привел с собой импозантного седого господина в твидовом костюме, с темно-синим галстуком-бабочкой.
– А, – пробормотал я и двинулся ему навстречу, оставив Падди в баре. – Хэлло, Чарлз, – приветствовал я тестя. – Огромное спасибо, что приехали.
– Сид, познакомься с Родни Хемфри, – представил он мне своего спутника.
Мы сели за стол. Я убедился, что мы не скрылись из поля зрения Падди, и уловил, как он обвел нас настороженным взглядом. Мы заговорили, наклонив головы, и со стороны должны были показаться ему похожими на опытных конспираторов.
– Родни – мой сосед и живет на той же улице, немного ниже. Он просто сгорал в дороге от любопытства.
– Любой предлог хорош, лишь бы не возиться в саду, – засмеялся Родни.
– Ладно, Родни, если кто-нибудь вас спросит, хотя вряд ли к вам начнут приставать с расспросами, назовитесь вымышленным именем. И скажите, что вы профессор баллистики в отставке.
– Профессор баллистики? Мне это нравится. И в отставке после каких-то важных, тайных поручений? – уточнил он.
– Говорите как можно неопределеннее, чтобы никто не сумел проверить.
Он ненадолго задумался.
– Итак, я профессор Реджинальд Кулпеппер из университета Булавайо в Родезии. Преподавал там в старые добрые времена баллистику. Да, неплохой вариант. Главное, никому не удастся вывести меня на чистую воду, ведь сейчас это не Родезия, а Зимбабве.
– Отлично, – похвалил его я. – Но надеюсь, никакая легенда вам не понадобится.
Я краем глаз наблюдал за Падди. В сущности, я не видел от него ничего, кроме добра, и мне стало стыдно перед ним за свой резкий пренебрежительный тон, однако этого требовали правила игры.
– Почему бы тебе не сообщить этому… как его зовут? – предложил Чарлз.
– Падди. Падди О'Фитч.
– Так почему бы тебе не сообщить Падди О'Фитчу все, что он хотел бы выяснить?
– Потому что по плану он должен будет поделиться информацией с одним нужным человеком. И тогда я своего добьюсь. А пока он не убедится, что у меня секретные сведения, то, наверное, ничего не станет делать.
– Не понимаю, – развел руками Чарлз.
– Падди обожает тайны, но не способен их хранить. Они прожигают дыры в его мозгу, и он их сразу выбалтывает. Нет, причина тут не в коварстве, просто ему нужно разнюхать что-то новое, никому не известное и поведать миру о своих открытиях.
– И кто этот нужный человек? – осведомился Чарлз.
– Журналист по имени Крис Бишер.
Я увидел, как к нам направился Падди. Очевидно, он больше не мог противостоять искушению.
– Что же, профессор… – Я намеренно повысил голос, чтобы Падди услышал мои слова. – Каково ваше мнение специалиста?
Родни Реджинальд не успел мне ответить. Я мгновенно взял на себя инициативу и разыграл спектакль, приложив палец к губам.
– Добрый день, адмирал, – поздоровался Падди, приблизившись к нашему столику. Он знал, кем был Чарлз, но опять-таки Падди знал все или, вернее, почти все.
– Добрый день, – ответил Чарлз и встал.
И Чарлз, и я отказались знакомить Родни с завсегдатаем скачек. Чарлз снова сел, и мы втроем принялись молча ждать. До Падди, кажется, дошел смысл нашего безмолвия, и он удалился, обратившись ко мне:
– Увидимся позднее, Сид.
– Ладно.
Падди шагнул к двери, но в очередной раз не удержался и оглянулся на нас.
– Готов поставить фунт против пенни, что он будет здесь околачиваться и поймает меня у входа.
– Но я по-прежнему не понимаю, – упорствовал Чарлз. – Зачем тебе понадобился посредник для рассказа этому журналисту? Отчего ты сам не можешь с ним поговорить?
– Если я выйду и откровенно расскажу все Крису Битеру, он, возможно, мне не поверит. И даже если поверит, то не напишет об этом в газете, решив, что я просто хочу увидеть свою историю в его колонке. С другой стороны, если Падди выудит у меня секрет, а я с ним в конце концов поделюсь и добавлю, что он ни при каких обстоятельствах не должен его разглашать, он сразу побежит докладывать своему соседу, этому самому Крису Бишеру. А Бишер обнародует мою информацию, подумав, что я не желаю ее там видеть.
– Что же это за тайна? – поинтересовался Родни. – Или мне не положено знать?
– Да, – присоединился к нему Чарлз. – Я ведь тоже о ней понятия не имею.
– Извините, – смутился я. – Конечно, я не стану от вас ничего скрывать. Более того, я просто обязан вам сообщить, если вас вдруг спросит Падди или кто-нибудь еще. Да это вовсе не секрет, и я хочу, чтобы все узнали правду. А пока пусть лишь Падди и Крис Бишер считают мою новость тайной. Дело в том, что я нашел вторую пулю рядом с домом Билла Бартона и твердо знаю, что он не кончал жизнь самоубийством, а полиция сейчас ищет его убийцу.
– Она его действительно ищет? – усомнился Чарлз.
– Ну, не совсем так, но об этом я не скажу Крису Бишеру. Ни слова.
– Что-то я не в силах разобраться, – вздохнул Родни.
– Это долгая история. Чарлз изложит ее вам со всеми подробностями. Прошу прощения, но мне пора. Пойду и посмотрю, как Падди начнет меня пытать. Если он к вам обратится, передайте, что я попросил вас исследовать вторую пулю. Но не забивайте себе этим голову. Желаю вам приятно провести время на скачках.
– Так и будет, – откликнулся Родни. – А вам не трудно намекнуть, на кого следует поставить? – спросил он с азартом новичка.
– Он посоветует тебе не вынимать деньги из кармана, – поспешил разочаровать его Чарлз.
Я рассмеялся. Чарлз слишком хорошо меня изучил.
И двинулся к парадному полукругу. Как и ожидалось, Падди подошел ко мне, когда я следил за бегущими в первом заезде.
– Кто этот профессор? – атаковал он меня вопросом. Меня испугала осведомленность Падди, успевшего выяснить, что третьим за нашим столиком был профессор.
– Не твое дело. И не говори, что он профессор.
– Да хватит тебе, Сид. Зачем он сюда приехал?
– Мне понадобилась его консультация. Ничего существенного.
Я понадеялся, что он мне не поверил. А затем спустился в нижние ряды, чтобы лучше разглядеть лошадей и жокеев. Падди стал спускаться вслед за мной. Теперь он от меня не отвяжется. Пока не добьется задуманного.
– О чем же ты с ним консультировался? Может быть, я тоже сумел бы дать дельный совет.
– Нет. Ты ведь ничего не смыслишь в баллистике.
– В баллистике? А что это за штука?
– Вот видишь, ты в ней полный профан. А я отыскал специалиста.
– Для чего?
– Отстань, Падди, – огрызнулся я. – Тебя это не касается. Сколько раз мне еще повторять?
Он снова собирался меня спросить, но, к счастью, в эту минуту его отделила от меня система общественного контроля – «Эти лошади бегут по заказу и будут сняты с дистанции». Прежде я с удовольствием скакал по здешним дорожкам и принялся с завистью наблюдать за жокеями. Они делали то, о чем я мог только мечтать. Тоусестер – «парковый» ипподром, расположенный среди зеленых холмов. Барьеры так и манят через них перепрыгнуть, они прочны и надежны, однако настоящим испытанием для лошади является последняя миля перед финишем, круто поднимающаяся к холмам. Лошади впервые проехали около трибун, повернули направо и спустились вниз по холму, начав забег во втором круге. Все двенадцать скакали ровно, почти не отрываясь друг от друга.
Я обратил внимание, что Падди покинул меня и перебрался к концу трибуны. Там он завел с кем-то серьезный разговор. Я толком не рассмотрел этого человека, но понял, что это, увы, не Крис Бишер.
Жокей на дальней дорожке с силой хлестнул свою лошадь по ребрам. Они опередили остальных и явно намеревались победить.
«Не слишком ли быстро?» – подумал я. И вспомнил, что многие скачки проигрывались в Тоусестере из-за больших рывков лошади и жокея на долгом, извилистом пути к последнему барьеру и финишной линии. Но нынешний прорыв был впечатляющим, и лошади вскоре удалось закрепиться в своей выигрышной позиции. Ее уже отделяло от прочих немалое расстояние. Никто даже не старался приблизиться к ней, да и я бы тоже не стал. Опытным жокеям известен ряд правил. И одно из них таково: никогда не торопиться в Тоусестере. Это не поможет победе на скачках.
Во втором круге лидер по-прежнему оставался впереди, но дистанция между ним и другими скакунами заметно сократилась и уменьшалась с каждым усталым шагом жеребца. Несколько лошадей догнали его у последнего барьера, и он все равно не победил бы, даже если бы не упал у финиша. А падение было тяжелым, со множественными переломами костей.
По статистике, на каждых скачках лошади падают именно у последнего барьера, и в основном от усталости. На долю Тоусестера хватало катастроф, и сегодняшний день не стал исключением.
Финиш приближался, и на этом этапе неизбежно обострилась борьба между двумя ведущими наездниками. Они сумели точно рассчитать время, сэкономили силы и вышли вперед уже в конце забега. Ничего не скажешь, чистая работа. Толпа с энтузиазмом приветствовала их.
Падди вновь очутился неподалеку от меня.
– Ну и для чего ты хотел узнать о пулях? – повторил он свой вопрос.
– А как ты догадался, что речь идет о пулях? – усмехнулся я.
– Так ведь баллистика – это наука о пулях, – гордо заявил он.
– И что же?
– Твой профессор, – подсказал Падди.
– Опять ты лезешь не в свое дело.
Но он, по обыкновению, был настойчив.
– Какие пули тебя интересуют? Те, что убили Хью Уокера, или пуля, убившая Билла Бартона?
– Нет, – буркнул я.
– В таком случае какие же еще?
– Тебе незачем знать.
Я с облегчением вздохнул, проследив, как еще одна лошадь и жокей, упавшие у последнего барьера, наконец поднялись на ноги и побрели прочь. Покрытые синяками, но обошедшиеся без переломов.
– Выходит, есть и другие пули? – продолжал допытываться Падди.
– Больше ты от меня ничего не услышишь, – пообещал я.
– Не валяй дурака, Сид, старый дружище. Но я не понял, есть другие пули или нет?
– Одна пуля. Ее недавно нашли.
– Потрясающе! – воскликнул Падди. Он решил, что уже раздобыл сенсацию. – И в кого ею выстрелили?
– Ни в кого.
Его разочаровал мой ответ, и он растерялся.
– Тогда почему она тебе так важна?
– Разве я говорил, что она важна? – с удивлением парировал я.
– Разумное замечание, – согласился он. – Однако до сих пор неясно, зачем ты обратился к профессору?
– Видишь ли, я нашел вторую пулю и захотел о ней поговорить, посоветоваться с профессионалом. Успокойся. Ничего существенного.
– А где ты ее отыскал?
– Кончай, Падди, это тебе не игра «Двадцать вопросов». И перестань выспрашивать.
– Но все-таки где ты ее отыскал?
– Повторяю, перестань выспрашивать. Я не желаю, чтобы об этом знал каждый встречный.
– Поверь, если ты мне скажешь, я больше не задам ни одного вопроса.
– Ты и сейчас мог бы от меня отвязаться. Однако продолжаешь вынюхивать, – заметил я.
– Господи, да мне это совсем несвойственно, – Падди насмешливо взглянул на меня.
– Ну, ты меня достал. Ладно, слушай. Я нашел эту пулю в ведре с песком, во дворе конюшни Билла Бартона. Ты доволен? – раздраженно признался я. – И попросил проверить ее специалиста по баллистике.
– Но почему? – не унимался Падди. – Для чего тебе понадобилось ее проверять?
– Я только что предупредил тебя, Падди. Это тайное расследование, и никто не должен знать о второй пуле.
– Ты меня не понял. Я спросил – зачем ты проверял ее у специалиста?
Я вновь тяжело вздохнул.
– Выяснял, из какого оружия ее выпустили. Не из того ли, которое убило Билла Бартона.
– А если из него, то что это тебе даст? – смущенно осведомился он.
В результате я ему все рассказал. Подробно, без спешки. Сообщил, что уверен: Билл Бартон не кончал жизнь самоубийством, а был убит. Сообщил о следах пороха на руках и рукаве Билла и о том, что для их присутствия понадобился второй выстрел. Описал свои долгие поиски пули и ее внезапную находку. Присочинил кое-что о проверке пули профессором и его выводе – она выпущена из того же оружия. Не умолчал и о полиции, которую я сумел переубедить, и копы больше не считают смерть Билла самоубийством. Полицейские возобновили расследование и начали искать преступника, подчеркнул я, понадеявшись на их расторопность.
Мне пришлось повторить рассказ и убедиться, что Падди запомнил многочисленные детали. Потом я опять попросил его не разглашать тайну.
– Ты можешь мне доверять, – обещал он. Хорошо бы, если так.
Попрощавшись с Падди, я отправился искать Чарлза и Родни и обнаружил их в баре пьющими шампанское.
– Итак, ты передал свое сообщение? – спросил Чарлз.
– Да, передал. Но боюсь, что перестарался, и оно прозвучало слишком таинственно. А тогда Падди и впрямь никому не скажет. Ну а как дела у вас? Наверное, сорвали куш в этом шумном заезде?
– Мы поставили на победителя во втором заезде, но чертова бутылка с пузырьками обошлась нам дороже выигрыша, – с улыбкой пояснил Чарлз. – Угощайся.
Я выпил и смог расслабиться в их обществе, без Падди, целый час не отстававшего от меня.
После третьего заезда я покинул ипподром, собираясь вернуться в Линкольн'с Инн Филдс и в половине шестого забрать Марину домой.
Она вышла из здания, двинулась вдоль парапета, спустилась и села в машину. Рози стояла у выхода и помахала ей, когда мы отъехали.
– Рози ведет себя как строгая компаньонка из XIX века, – пожаловалась Марина. – Она ни на секунду не отпускает меня, даже в уборную.
– Молодец, – похвалил я ее сослуживицу. – Как прошел у тебя день?
– Как обычно, без особых событий, – со вздохом откликнулась она. – Честно говоря, мне уже надоела эта работа. Сегодня мы услышали, что кому-то из руководства нужны результаты, а не сам проект. Он рассчитан всего на три года, но его согласились продлить по меньшей мере на пару лет. Меня хотят оставить на этот срок, но не знаю, стоит ли мне соглашаться.
– А что ты будешь делать, если не согласишься?
– Еще сама не решила.
– Но ты не уедешь из Лондона?
Очевидно, в моем голосе прозвучала неподдельная тревога.
– Я же собираюсь бросить работу, – ответила Марина. – А не тебя.
Она погладила меня по руке. В таком случае все было в порядке.