– Ты ублюдок, – заявил Крис Бишер. – И решил использовать меня втемную.
Он был прав в обоих случаях.
Я позвонил ему днем в субботу, продолжая наблюдать по телевизору за скачками в Кемптоне.
– Тебе незачем было так торопиться, – заметил я.
– Зря мы во все это ввязались. Я сейчас жалею. В конце концов, не такая уж это сенсация, верно?
– Откуда ты знаешь? – насторожился я.
– Следствие буксует, как же мне не догадаться? – Он и впрямь был неглупый малый. – Чертова полиция не реагирует. Проклятый болтун Падди О'Фитч. Зачем я только его послушал?
– Я могу с тобой повидаться? – поинтересовался я.
– Что тебе от меня надо и о чем еще я должен написать, ублюдок?
– Можешь писать все, что угодно, – ответил я. – Однако я приготовил для тебя настоящую сенсацию.
Я презирал тайные сговоры, но Крис лучше, чем кто-либо, подходил для задуманной мною операции.
– И она на должном уровне? – недоверчиво спросил он.
– На должном, – успокоил его я. – Но мне может понадобиться твоя помощь.
– О'кей. Давай выкладывай.
– Это не телефонный разговор. Тебе придется потерпеть до завтра.
– А вдруг ты ее кому-то продашь и статью напечатают в другой чертовой газете?
– Расслабься и отдохни, – посоветовал я. – Это будет твоя эксклюзивная информация. Но всему свое время.
– Я по субботам не работаю, – заупрямился он.
– Лжешь, – засмеялся я.
В конце концов мы согласились встретиться в винном баре на Эбури-стрит завтра, в семь часов вечера. Мне нужно было продумать ряд деталей предстоящего разговора, и к тому же я хотел высвободить день, чтобы привезти Марину домой.
Я подъехал к больнице Сент-Томас около четырех часов. И почувствовал, что настроение у Марины далеко не идиллическое. Подошел к окну палаты и поглядел на Темзу.
– Во всяком случае, здесь у тебя хороший вид из окон, – заметил я, постаравшись разрядить обстановку.
– Но я ничего не могу разглядеть, – возразила Марина. – Кровать слишком низкая, и мне видно только небо. Сестры не разрешают мне вставать. Даже ходить в туалет. Я пользуюсь уткой. Это отвратительно.
– Успокойся, моя дорогая, – ласково произнес я. – Нельзя повышать кровяное давление просто потому, что тебе не по душе больничные порядки. Пусть артерия на твоей ноге окончательно заживет.
Чем скорее я заберу Марину домой, тем лучше. Я также был уверен, что ее охраннику пора оставить свой пост.
– О'кей, о'кей, я спокойна, – откликнулась она. Несколько раз глубоко вздохнула и опустила голову на подушку. – И где ты сегодня пропадал, явившись ко мне только в четыре часа?
А, вот она, истинная причина ее волнения.
– Я был с другой женщиной, – поддразнил ее я.
– О. – Она мгновенно смолкла. – Тогда все в порядке. А я-то думала, что ты работал.
Мы расхохотались.
– Утром я поехал в Ламбурн, – сообщил я.
– Что, ты решил покататься верхом?
– Нет, я зашел в коттедж Джульет Бёрнс.
– Но зачем? – изумилась она.
Я достал фотографии гардероба Джульет и отдал их Марине со словами:
– Погляди на них.
Она детально изучила шесть снимков. Но судить по ним о туалетах Джульет было нелегко: содержимое ее гардероба поражало лишь на месте, когда каждый костюм бросался в глаза.
– Ну и что?
– Это фотографии гардероба Джульет Бёрнс в ее спальне – Значит, ты побывал в ее спальне, не так ли?
– Тогда ее не было дома.
– Что же такого особенного в гардеробе Джульет Бёрнс? – не поняла Марина.
– В нем висят дизайнерские модели, а к ним подобраны в тон туфли от Джимми Чу и сумочки от Фенди. Общая стоимость всех вещей тянет на тридцать тысяч фунтов, если не больше.
– Вау! – воскликнула она и вновь посмотрела на фотографии. – По-моему, ты не считаешь, что она заработала их тяжелым трудом и бережливостью.
– Нет, не считаю.
– Но как ты узнал, что у нее есть эти вещи? – полюбопытствовала Марина.
– Я отвез Джульет домой в то утро, когда она обнаружила мертвого Билла, и случайно увидел их, – пояснил я и внезапно усомнился, «обнаружила» ли она его мертвым.
– Как это тебе удалось?
– Я повесил ее жакет в гардероб. Но не сознавал, что мне нужно искать, пока Дженни не сказала мне вчера, как дорого стоят дизайнерские модели.
– Но нельзя же обвинять ее в убийстве из-за роскошных костюмов, – заявила Марина.
– Есть и еще кое-что. – Я рассказал ей о расческе, собранных в пакет волосах и о том, что Рози успела выявить их ДНК. А также сообщил об открытке, ждавшей меня на Эбури-стрит, и о написанном на ней от руки грозном предупреждении.
Марина молча слушала меня.
– Следовательно, человек, облизавший ободок конверта, – тот же, что оставил волосы на расческе, а иными словами, сама Джульет Бёрнс.
– Я полагаю, она не приглашала тебя в свою спальню сегодня утром, – уточнила Марина.
– Нет, – подтвердил я. – Она была на работе.
– Что же ты собираешься делать? – спросила она. – Обратишься в полицию и выложишь им все сведения об одежде, волосах и прочем?
– Полиция слишком занята другими делами, – ответил я. – Насколько мне известно, они даже не расследуют выстрел в тебя. И дали мне знать, что у них не хватает людей. Глочестерширская полиция все это время пытается поймать убийцу ребенка. А в полиции Теймз Валли убеждены, что Билл покончил с собой.
– Сегодня утром меня посетил еще один полицейский, – призналась Марина.
– Чего он от тебя хотел? – встревожился я.
– Просто желал выяснить, не вспомнила ли я что-нибудь новое, – отозвалась она.
– Ну и как, ты вспомнила? – осведомился я.
– По правде говоря, нет. – Марина была разочарована. – Я сказала ему о ярких полосах на бензобаке мотоцикла и дала мои рисунки. Но он решил, что они не помогут найти стрелявшего. Очевидно, у многих мотоциклов есть эти светящиеся полосы на бензобаках.
«А у многих мотоциклистов яркие пятна на брюках», – подумал я.
– Ах да, чуть не забыла! – воскликнула она. – Он затронул и другую тему.
– Какую?
– Полицейский передал мне твои слова. Ты же сообщил ему, будто я твоя невеста.
– Ничего подобного!
– Да, да, ты ему сообщил. Я разговаривала с хирургом. Как выяснилось, он тоже об этом знает. Короче, мистер Холли поставил в известность всю больницу, что он – мой жених. Но не сказал мне ни слова об этом.
– Иначе они не пустили бы меня в палату. И я бы тебя не увидел.
– О, так это был только предлог? И у тебя нет никаких серьезных намерений.
– Я сделал тебе предложение вечером в пятницу, – заявил я. – Но ты мне не ответила.
– Это несправедливо. Я была без сознания.
– Прошу прощения. Прошу прощения.
– Если ты и правда собираешься на мне жениться, то сделай мне новое предложение.
Я глубоко заглянул ей в глаза. Желал ли я провести остаток своей жизни с этой женщиной, в богатстве и в бедности, в добром здравии и в болезнях, пока смерть не разлучит нас? Да, желал, но меня тревожило, что, если я вскоре не найду стрелявшего, смерть сможет разлучить нас куда быстрее, чем нам того хотелось бы.
– Как по-твоему, мне следует встать на колени? – спросил я.
– Обязательно, – подтвердила она. – Тогда ты окажешься на одном уровне со мной.
Я опустился на одно колено около ее кровати и взял ее левую руку в свою правую.
– Марина ван дер Меер, – с улыбкой произнес я, – согласны ли вы стать моей женой?
Она отвернулась от меня и ответила:
– Я об этом подумаю.
Я провел субботний вечер, исследуя успехи и поражения на скачках лошадей из конюшни Билла Бартона. Как же мы раньше обходились без компьютеров? Применив компьютерную цифровую технологию, я сумел за один вечер сделать больше, чем прежде успевал за неделю, когда пользовался старомодными книжными страницами с мелкой печатью.
База данных «Рэйсформ» с ее почти мгновенным доступом к массе статистических материалов стала для меня незаменимым источником. И я с головой погрузился в изучение забегов лошадей Билла за последние пять лет.
Нет, это не были поиски иголки в стоге сена. Скорее я искал в таком стоге соломинку чуть короче остальных. И, даже найдя ее, не был бы уверен, она ли это или мне нужна другая.
Классическими, «сигнальными» признаками махинаций на скачках всегда являлись проигравшие лошади, на которых делали незначительные, «короткие» ставки, и за ними обычно следовали победители с их крупными, «долгими» ставками. Той или иной лошади мешают выигрывать, пока увеличиваются размеры ставок, а затем начинается большая игра с длительным преимуществом, и эта лошадь действительно пытается продемонстрировать достойный результат. Однако возможность использовать договорные ставки на проигрыш лошади изменила сложившийся порядок. Классических признаков мошенничества больше не существует. А какие признаки могут существовать в наши дни? – задал я себе вопрос.
«Жучки» и профессиональные игроки пользуются представленными образцами как механизмами для отбора, определяя, когда лошадь сумеет хорошо пробежать, а когда будет скакать хуже.
Например, если скачки проводятся неподалеку от «домашних» конюшен, многие лошади чувствуют себя увереннее и бегут лучше обычного, особенно когда им не надо преодолевать длинные дистанции. Тренеры, привыкшие пускать своих питомцев галопом по холмам, способны добиться больших успехов при финишах в гористых местностях, вроде Тоусестера или Челтенхема.
В общем, лошади могут скакать лучше или хуже по самым разным причинам. Ведь они очень восприимчивы к обстановке. Одни ипподромы ровные и плоские, а другие бугристые, у каких-то пологие склоны, а у каких-то крутые и чуть ли не отвесные. В Америке все трассы левосторонние, и лошади скачут против часовой стрелки. Но в Англии некоторые беговые дорожки левосторонние, а некоторые – правосторонние. Например, в Виндзоре и Фонтуэлле лошади бегут на одних и тех же скачках и в левую и в правую стороны, а форма дорожек напоминает восьмерку.
Серьезному игроку необходимо знать, когда тренера или даже ту или иную конкретную лошадь ждет успех, а когда никакого успеха не будет. Поэтому интерактивная игра «Рэйсформ» дает возможность пользователю искать невиданные образцы, задавать вопросы и обращаться к обширной базе данных для ответа на них. Интересно, принялся размышлять я, можно ли применить систему для поиска мошеннических сделок во дворе Бартона? Способна ли она показать мне, что Хью Уокер изобрел некий новый способ махинаций на скачках?
Я постарался задать, как мне казалось, правильные вопросы. Однако компьютер отказался обслуживать меня ответами на них. Либо мне не удалось отыскать такой образец, либо он уже давно утвердился и его вариации не менялись в последние пять лет. Вдобавок, с тех пор как во дворе Бартона три года назад появилась Джульет Бёрнс, никаких ощутимых изменений не произошло.
Очередной тупик.
Я отправился на кухню и сварил себе кофе.
Итак, что же мне стало известно о доводах в пользу мошенничества на скачках?
Как я узнал, Джонни Энстон был убежден, что его лошади скакали по чьим-то чужим заказам. Он сам сказал мне об этом за ланчем в Палате лордов. И полиция при аресте Билла продемонстрировала ему список, где перечислялись лошади, бежавшие вопреки установленным правилам.
Я вернулся к компьютеру, попросив его теперь проверить лишь забеги лошадей лорда Энстона. И провел целую вечность, выявляя рейтинг пользователя для каждого энстоновского скакуна, зависевший от того, бежала ли лошадь лучше или хуже, чем предполагал ее официальный рейтинг. Затем спросил мою машину, нет ли здесь чего-то подозрительного. Дай мне ответ! К сожалению, ничего подозрительного тут не было. Суровые факты оказались чем-то повседневным, а домыслы заведомо исключались.
Однако компьютерная программа «Рэйсформ» выдала образцы самого разного типа.
Я до такой степени привык к негативным результатам, что едва не пропустил их. Согласно базе данных, лошади Энстона показывали неплохие результаты на северных ипподромах, например в северной части Хейдок Парка или в Донкастере.
Я включил в уравнение Хью Уокера. И решил, что Хью, возможно, не объезжал их на севере, но машина сообщила мне – причина совсем не в этом. Для жокеев не существовало деления на север/юг. В прошлом году всякий раз, когда лошадь Энстона скакала в северной части Хейдок Парка, ее наездником был Хью Уокер.
А вот о скачках в южных регионах я узнал куда меньше. В минувшем сентябре Хью в течение пяти недель не участвовал в забегах из-за травмы, а восемь лошадей лорда Энстона в то время скакали на юге. Замена жокея не повлияла на результаты, и существенных улучшений не произошло.
Почему же скачки на севере стали такими особенными? И можно ли говорить о каком-то новом качестве бега энстоновских лошадей в тех краях?
Мои глаза начали уставать от разглядывания цифр на экране. Я посмотрел на часы. Было уже за полночь. Пора ложиться спать.
Рано утром в воскресенье я позвонил Нейлу Педдеру, другому тренеру из Ламбурна. Его двор находился внизу по дороге от конюшен Билла.
– Чем так отличаются от остальных скачки на севере – в Донкастере или в Хейдоке? – спросил его я.
– Не знаю, – беспомощно отозвался он. – Я почти никогда не отправлял туда скакунов.
– Почему? – удивился я. В Хейдоке и Донкастере ежегодно проводятся восемнадцать скачек из всех британских пятидесяти девяти. То есть Нейл не посылал скакунов чуть ли не на треть беговых дорожек.
– Потому что тогда лошади должны будут провести в пути целую ночь, – заявил он. – Хейдок или Донкастер так далеки от Ламбурна, что лошади приедут туда утром, прямо перед скачками, и их сразу придется выпустить на ипподром. Нет, я не собираюсь отправлять на север моих скакунов, если только владельцы не заплатят мне дополнительно за ночную стоянку, а большинство из них откажется платить.
Отчего же, продолжал гадать я, лошади Джонни Энстона скакали чуть лучше после поездки на север и ночи вне стойл?
– Кто сопровождает лошадей в пути? – задал я новый вопрос.
– Тут все по-разному, – ответил Нейл. – Если я твердо решил отправить лошадей в ночную поездку, то обычно посылаю с ними одного-двух или даже трех человек из моей команды. Особенно если они путешествуют в моем лошадином фургоне. Там должен быть малый, следящий за лошадьми, затем глава группы, отвечающий за поездку, и водитель фургона. Хотя часто этот водитель бывает главой группы, а его обязанности удваиваются.
– Разве вы сами не приезжаете туда в день скачек? – поинтересовался я.
– Это зависит…
– От чего? – начал допытываться я.
– От того, будет ли там владелец, или от того, покажут ли скачки по телевизору. И от того, есть ли у меня скакуны где-нибудь еще. Если мне удается, я всегда стараюсь не ездить. Уж слишком далеко и чертовски неудобно.
– Ну а ваш тренер-ассистент, он готов туда отправиться?
– Возможно, хотя я в этом сомневаюсь.
– Неужели у вас нет какой-либо стандартной практики? – изумился я.
– Нет, каждый поступает по-своему. Я знаком с одним тренером, но не стану называть его имя. Так вот, он отправляет на север множество лошадей. И всегда сопровождает их сам. Он не любит, когда на скачках появляются «назойливые владельцы» (это его слова). Вот и посылает их лошадей в те края, куда хозяева, по его мнению, ни за что не поедут. Следит за своими питомцами. Ну, и, конечно, отдыхает от жены ночь-другую каждую неделю.
«В объятиях любовницы». Какого я расследовал дела этого безымянного тренера по просьбе одного владельца. Тот думал, что от тренера нет никакого толку, поскольку ни разу не видел, как скачут его лошади. Владелец также был убежден, что тренер подменял животных и загонял их до полного изнеможения. Правда оказалась не столь шокирующей, по крайней мере в отношении лошадей. А затем владелец перевел их в другую конюшню.
– Спасибо, Нейл.
– Рад буду вам помочь. Звоните в любое время. – Он не спросил меня, почему я хочу это выяснить. И знал, что я когда-нибудь ему расскажу, а быть может, и нет. Нейл понимал, что задавать вопросы бесполезно.
Потом я набрал номер телефона Кэйт.
– А, Сид, – оживилась она. – Как хорошо, что ты обо мне вспомнил.
– Как твои дела? – спросил я.
– Да, в общем, паршиво, – откровенно призналась она. – Я даже не могу устроить похороны Билла, потому что полиция не отдает тело.
А вот это уже интересно, решил я. Вероятно, в конце концов полиция согласилась принять во внимание мою теорию убийства.
– И мама ведет себя просто жутко.
– В чем это выражается?
– Она изо дня в день повторяет, что Билла арестовали за махинации на скачках и он опозорил семью. Говорю тебе, с меня хватит, я и без того сыта по горло. Где уж ей, с ее глупостью, понять, что меня совсем не волнуют махинации на скачках. – Кэйт помедлила. – Отчего самоубийство так постыдно?
– Кэйт, – веско произнес я, – послушай меня. Я абсолютно уверен, что Билл не кончал с собой. Его убили. И в равной степени убежден, что он не был причастен ни к каким махинациям на скачках. Программа «Рэйсформ» не выявила ничего подобного.
– О господи, – всплакнула она. – Надеюсь, что ты прав.
– Поверь мне, – повторил я. – Это правда.
Мы еще немного побеседовали о детях и будущем дома. Я постарался затронуть в разговоре волновавшую меня тему. И спросил о команде конюхов.
– Что случилось со всеми ними?
– Устроились на новую работу. В основном в Ламбурне, – ответила она.
– А Джульет? – осведомился я.
– Она теперь служит у Эндрю Вудварда, – сообщила Кэйт. – Хорошая работа, и она с ней успешно справляется. Я так за нее рада. Мне нравится Джульет Бёрнс.
Иисусу нравился Иуда Искариот. Однажды они поцеловались.
– И Фред Мэнли тоже куда-то устроился? – продолжил я свои расспросы. Фред был старшим конюхом у Билла.
– Я точно не знаю. Он мог выйти в отставку.
– Сомневаюсь, – возразил я. – Фред совсем не стар. Он просто немолодо выглядит. Ему еще нет пятидесяти.
– Я не в силах поверить! – воскликнула Кэйт. – Мне всегда было жаль его, когда он, в его возрасте, таскал тяжелые мешки. – Она засмеялась. Ну что же, неплохо для начала.
– Тебе известно, где он живет? – полюбопытствовал я.
– В одном из коттеджей у дороги Бэйдон. По-моему, рядом с Джульет.
Вау!
– У тебя есть номер его телефона?
– Да. – Она вновь помедлила. – Но записная книжка в кабинете.
– А…
– Ладно, – с тяжелым вздохом проговорила она. – Рано или поздно мне придется туда зайти. Уж лучше сделать это сейчас.
Я услышал, что она положила телефонную трубку, и до меня донеслись ее шаги по деревянному полу. Вскоре она вернулась и подняла трубку, безжизненным голосом продиктовав мне номер.
– Молодец, Кэйт, – похвалил ее я. – Держись и верь тому, что я тебе сказал.
– Попытаюсь.
– Хорошо, – отозвался я. – О, и еще одна просьба. Тебе не трудно сделать мне одолжение?
– Конечно, – сразу согласилась она. – Чего ты от меня хочешь?
Я вкратце разъяснил ей, что мне понадобится, но не раскрыл всей правды.
– Звучит довольно странно, – заметила она, когда я завершил свой рассказ. – Но если ты так решил, то, по-моему, это не проблема.
– Спасибо, – поблагодарил я ее. – Возможно, встреча состоится завтра днем. Я тебе позвоню.
Следующим был мой звонок Фреду Мэнли, но трубку взяла его жена.
– Простите, мистер Холли, но Фреда нет дома, – сказала она.
– А когда он вернется? – спросил я.
– К обеду, в час дня.
– Тогда я, с вашего разрешения, ему перезвоню.
– Да, пожалуйста, – ответила она и разъединилась. Было без четверти десять.
Если Марина получит «добро» от мистера Пандиты во время его утреннего обхода и ее выпишут, она сможет появиться дома где-то в середине дня.
Я потратил час на уборку квартиры и мытье посуды, скопившейся в кухонной раковине. Меня воодушевила перспектива возвращения Марины, и я уже собирался выехать в больницу, когда раздался телефонный звонок. Это оказался Чарлз.
– Ты действительно считаешь, что мне необходимо остаться в Лондоне? – полюбопытствовал он. Чарлз явно надеялся, что ему дадут «зеленый свет» для отъезда домой, в Оксфордшир.
– А вы по-прежнему живете у Дженни и Энтони? – попробовал уточнить я.
– Да, – вздохнул он. – И мечтаю о чистом виски. Довольно с меня морковного сока и бобовых стручков. Буду с тобой откровенен, меня от них попросту тошнит.
Я засмеялся:
– Они пойдут вам на пользу. И задумался о своем плане.
– По-моему, вам следует побыть еще немного вдали от Эйнсфорда, – посоветовал я. – Несколько дней, для безопасности.
– Тогда я переберусь в мой клуб, – заявил он. – Я провел у Дженни двое суток, а всем известно, что на третьи от гостей начинает дурно пахнуть. Да, я завтра же отправляюсь в Клуб армии и флота. – Он больше не мог устоять перед соблазном бара.
Я приехал в Сент-Томас и застал Марину одетой и сидящей на стуле.
– Они согласились меня выписать, – сообщила она. Ее слова прозвучали как пароль.
– Отлично, – обрадовался я.
Больничный лифтер усадил Марину в кресло-каталку и повез ее по коридорам. Затем мы спустились в лифте к столу для выписки пациентов, рядом с центральным входом. На этот раз я оставил машину в положенном, законном месте, на подземной парковке, вернулся за Мариной, помог ей сесть, и мы тронулись в путь. Больница осталась для нас лишь тяжким воспоминанием. На сегодня с драмами было покончено.
– Перестань хлопотать, как наседка, – нахмурилась Марина, когда я вошел с нею в подъезд дома на Эбури-стрит, а после в лифт. – Со мной все в порядке.
Я знал, что с нею все в порядке, и хлопотал, потому что заботился о ее безопасности.
В час дня Марина улеглась на диван с воскресными газетами. А я перезвонил Фреду Мэнли, и наш разговор затянулся.
– Наверное, ваш обед уже остыл, – напомнил я.
– Не проблема, его ничего не стоит подогреть в очаге.
Он рассказал мне о системе, которой пользовался Билл, и о том, кто отправлялся с лошадьми по северным дорогам со стоянками на ночь. В конечном итоге он сообщил мне больше, чем я мог надеяться.
– Спасибо, Фред, – поблагодарил я его. – Вы мне очень помогли.
– А для чего вам эти сведения? – поинтересовался он.
– Да так, просто я готовлю исследование о методах тренировок. И собирался спросить Билла, когда он погиб.
– Как это все больно и стыдно. Мистер Бартон был хороший человек и замечательный хозяин. Я понял это за годы работы с ним.
– Вы нашли себе новое место? – осведомился я.
– Пока что нет, – отозвался он. – И, честно говоря, думаю бросить скачки. Уж слишком они стали непривычными. Никакого удовольствия. Теперь все кого-то обвиняют. Если лошадь не выигрывает, владельцы ругают тренеров, а тренеры – свою команду. Но ведь, здраво рассуждая, проигравших всегда должно быть больше, чем победителей. А вот мистер Бартон никогда нас не обвинял, хотя почти все другие тренеры это делали. У мистера Бартона был один владелец, который орал на него и устраивал скандалы, если его лошади не побеждали. Мы все слышали из дома его крики. Однако мистер Бартон никогда не подставлял свою команду и не использовал нас как предлог для оправданий. Он был настоящий джентльмен, не то что этот владелец.
– А вы знаете, кто этот владелец? – спросил я.
– Естественно, – откликнулся он. – Тот самый лорд. Ну, вы, наверное, поняли, строитель.
– Лорд Энстон? – уточнил я.
– Да, да, именно он. Лорд Энстон.
Наконец я отпустил его и понадеялся, что на его столе осталось хоть что-то из приготовленных блюд.
Марина и я провели день, лежа в обнимку на диване и наблюдая по телевизору за международным турниром по регби. Марина держала ногу на скамеечке, выполняя инструкции хирурга, и мы скоротали время за бутылкой «Шабли».
Я появился в винном баре на Эбури-стрит без четверти семь, желая удостовериться, что опередил Криса Битера. Оставил Марину в прежней позе на диване и запер все двери в доме. Я не рассчитывал долго пробыть в баре.
Когда я пришел, там было очень тихо. Выбрал столик, где мог сидеть спиной к стене и хорошо видеть дверь. Я был знаком с политиком, неизменно настаивавшим на таком месте в ресторане. Неудивительно, ведь кому-либо трудно тайком пробраться в зал и оказаться незамеченным.
Я размышлял о том, почему решил преподнести сенсацию Крису Бишеру после всего, что он со мной сделал. Как-никак это он направил ко мне Эвана Уокера с дробовиком, и он же показал миру лицо Марины. Но теперь он был мне нужен. Я нуждался в его огромной читательской аудитории. Нуждался в его проклятом быстром уме. И, помимо всего прочего, нуждался в его хватке ротвейлера. Уж если он в кого-то вцепится, то крепко укусит и долго не выпустит, в этом я не сомневался.
Он вошел в бар без десяти семь и удивился, что я сумел его опередить.
– Привет, Сид, – поздоровался он. – Что ты пьешь? Я еще ничего не заказал и осведомился:
– А кто будет платить? Ты?
– Это зависит от ситуации, – заметил он. – У тебя хорошая информация?
– Наилучшая, – заверил его я.
– Ладно, тогда я что-нибудь куплю.
Крис принес мне полный бокал вина, а себе – пинту горького пива.
– Ну и в чем суть? – полюбопытствовал он.
– Все в свое время, – повторил я. – Тебе надо еще заработать на эту историю. Я хочу, чтобы ты помог мне устроить ловушку.
– Заметано, – согласился он. Я бы предпочел услышать от него иначе звучащую фразу.
Но подробно объяснил, чего я от него хочу и когда мы этим займемся.
– Почему? – спросил он.
– Ты сам все поймешь, – проговорил я. – И это станет сенсацией. Ну как, ты готов?
– Да, готов.
– Хорошо. А сейчас можешь позвонить. – Я дал ему номер телефона. Он позвонил по своему мобильному и беседовал довольно долго. Наконец Крис выключил аппарат и улыбнулся мне. Конспирация привела его в восторг.
– Решено, – сообщил он. – Мы встретимся завтра, в час дня. Там, где ты сказал. На кухне.
– Потрясающе! – воскликнул я. – Мне нужно будет подготовить обстановку, и я подъеду к полудню. Ты тоже не задерживайся и приезжай самое позднее в половине первого.
– Ладно, – кивнул он. – Но прошу тебя, ни слова другим газетам.
– Я не собираюсь, – ответил я. – Да и ты помалкивай.
– Ты ведь сделал ставку.
В понедельник утром у Марины заныла нога, и она осталась в постели, пока я не без пользы провел время, обзванивая бутики на Бонд-стрит.
В половине десятого позвонил Чарлз и доложил, что покинул дом Дженни. Сейчас он направляется в бар своего клуба, и я могу найти его там, если он мне понадобится.
– Спасибо за предупреждение, – отозвался я. – Но не затруднит ли вас сперва заехать на Эбури-стрит и посидеть несколько часов с Мариной?
Я почувствовал, что он заколебался.
– У меня есть превосходная бутылка «Гленфиддика», и она восполнит некоторый ущерб, – принялся заманивать его я. – К тому же в холодильнике лежит кусок копченой семги для ланча.
– Я буду у тебя через тридцать пять минут, – пообещал он.
– Замечательно.
За эти тридцать пять минут я успел рассказать Марине обо всем, что намерен сделать сегодня днем.
– Дорогой, пожалуйста, будь осторожен, – встревожилась она. – Я не желаю стать вдовой еще до нашей свадьбы.
– По-моему, ты до сих пор обдумываешь мое предложение.
– Да, да, обдумываю. Все время. Вот почему я не хочу тебя потерять, пока не приму решение. А иначе мои раздумья превратятся в прах, в ничто.
– Благодарю.
– Нет, я просто имею в виду то, о чем сказала. Будь осторожен, мой дорогой.
Я поклялся ей, что обойдусь без рискованных шагов. И надеялся сдержать клятву.
Появился Чарлз и занял свой пост охранника Марины.
– Мне никто не нужен, – запротестовала она, когда я сообщил ей о приходе Чарлза.
– А вот я предпочитаю надежную защиту, – начал убеждать ее я, и у меня мелькнула мысль, что Чарлз вновь почувствует себя хозяином положения. Ведь жизнь в Лондоне казалась ему бесцельной, и сказать, что он от нее устал, означало бы здорово преуменьшить истину.
– Пусть твоя нога отдохнет, а я вернусь во второй половине дня, – проговорил я на прощание и покинул их.
До Ламбурна я добрался за десять минут до полудня и обогнул сзади конюшни Билла Бартона, припарковавшись там, где еще недавно стоял фургон для его лошадей. По словам Кэйт, она потребовала у финансовой компании вернуть ей этот фургон.
Утром, перед выездом, я позвонил ей и напомнил о любезности, которую она согласилась мне оказать. Я добавил, что встреча состоится сегодня днем, в ее доме.
– Отлично, – ответила она. – Я буду тебя ждать.
Потом я достал из багажника массивную перегородку и пронес ее в дом по пустынному и безжизненному двору. Кэйт была на кухне и готовила ранний ланч для Элис, младшей и самой любимой дочери Билла.
– Хэлло, Кэйт, – поздоровался я и поцеловал ее.
– Привет, Сид. Рада тебя видеть. Хочешь немного перекусить?
– Нет, но с удовольствием выпью чашку кофе, – отозвался я. – Ты не возражаешь, если я пройду в гостиную и кабинет и переставлю кое-какие вещи?
– Пожалуйста, это твое право, хотя я так и не поняла, что ты собираешься делать.
Я намеренно умолчал о ряде подробностей задуманного плана. Ей не следовало о них знать, это было бы слишком гнетуще и болезненно.
– Мой посетитель прибудет в час дня, – заявил я.
– О'кей, – откликнулась она. По-моему, Кэйт стало ясно, что спрашивать, кто этот посетитель, – бессмысленно. И она удержалась от вопроса. – Мне пора ехать за покупками в Уантадж, и я возьму с собой Элис. А затем заберу других детей из школы в три часа дня и вернусь никак не раньше половины четвертого. Тебя это устраивает?
– Лучше возвращайся в четыре, – посоветовал я. – Или даже в половине пятого, если это не поздно. – Я не мог определить, сколько времени понадобится для осуществления моего замысла. И не был до конца уверен в успехе.
– Ладно. Я отведу детей к маме на чай. Тебе черный кофе или с молоком?
– Пожалуйста, с молоком.
– Я его сейчас принесу.
Перестановка мебели заняла у меня около двадцати минут, и как только я закончил, к дому подъехал Крис Битер. Я услышал гул его мотора.
– А твой посетитель легок на помине. Наверное, он не любит опаздывать, – заметила Кэйт, когда я опять появился в кухне. – Не беспокойся, мы уходим и, может быть, сегодня еще увидимся с тобой. Если ты управишься с делами раньше намеченного, положи ключ в почтовый ящик, когда будешь уходить. А я возьму с собой другой.
– Хорошо, – ответил я и вновь поцеловал ее. – Огромное спасибо.
Крис и Кэйт встретились в дверях кухни и на минуту остановились, обменявшись рукопожатиями, но так формально и не представившись. Я проследил, как Кэйт пристегнула ремень безопасности к сиденью маленькой Элис и тронулась в путь.
Крис наблюдал вместе со мной.
– Ей известно, что ты затеял? – поинтересовался он.
– Лишь в общих чертах. Она думает, что мой посетитель – ты.
– А.
Крис и я снова проверили обстановку, желая убедиться в строгой последовательности собранных улик.
– И когда ты начнешь говорить, я должен буду молчать. Ты ведь не дашь мне вставить ни слова, верно? – уточнил он.
– Да, – подтвердил я. – Прошу тебя, даже не пытайся о чем-либо спрашивать, как бы тебе ни хотелось. Но слушай как можно внимательнее.
– Мне не на что здесь отвлекаться.
Я отправился ждать в гостиную, а Крис вернулся на кухню. Сидя в гостиной, я не заметил, как подъехала машина, но ровно в час дня до меня донеслись голоса из кухни. Наш настоящий посетитель прибыл вовремя, и я различил льстивые, вкрадчивые интонации Криса. Он показывал гостье дом.
Я продолжал ждать. А когда удостоверился, что они находятся в нужном месте, покинул гостиную и двинулся по коридору. В этом старомодном особняке замки всех внутренних дверей запирались массивными черными ключами.
Я молча вошел в одну из дверей и по ту сторону коридора закрыл ее и запер за собой, положив ключ в карман. Наш посетитель расположился в большом кресле и смотрел в окно.
Мы были в кабинете Билла. На месте его гибели.
Я обогнул комнату и увидел стоящий передо мной стул.
– Хэлло Джульет, – поздоровался я.