Глава 4

Все получилось просто отлично, и даже лучше, чем меня уже насторожило — плохо, когда с самого начала все идет так гладко. Расчет оправдался полностью — с баррикады минимум половина коммунаров рванули вверх по улице, нескольких срезали-таки пулями на баррикаде, остальные спешно карабкались, намереваясь организовать оборону. Пулеметчики качественно придавили огнем, похоже, на всю ленту, баррикаду у завода — оттуда никто и не стрелял, считай. А мы, после второго залпа, рванули бегом к мосту. По нас грохнуло от силы пару выстрелов, и то пистолетные. Тут и случилась первая мелкая накладка. Мои, как я их и инструктировал — подбежав на дальность броска, сходу хренакнули за баррикаду по гранате. Но, накрученные Геркой остальные, на них глядя, сделали то же самое — и в итоге размесили ее защитников с диким перерасходом боеприпасов. И, как без этого, пара гранат грохнула по эту сторону, кого-то, кажется, осколками зацепило, а одну гранату, я сам видел, пинком из-под ног один из наших оболтусов отправил в ручей с мостика. Но обошлось, могло быть хуже. Заняли баррикаду без потерь, не считая парочку раненых, и то легко. Мы уже заняли позицию, а пулемет только дострелял ленту. Пушка ожила спустя полминуты, не меньше — и жахнула куда-то в несчастный домик, но, по-моему, безрезультатно. Потом еще несколько дали они туда же, а мы затеяли бесполезную перестрелку с верхней баррикадой. Разгорячившись, наши обалдуи стали сыпать весьма резко, все же спрессованные полсотни человек на неширокой улице это серьезно — ну и выпросили. Повезло, что Герка как раз заорал, чтоб берегли патроны, и под его рыком, все и попрятались, делая вид, что вообще воздухом дышали. Тут-то сверху картечью с пушки и шарахнули. Как песком вдоль улицы швырнули, с шипением, визгом и жужжанием что-то сверху пролетает, щелкает и грохает, по брусчатке на мосту искры, воняет камнем, как ежли по нему бывает топором попасть, с искрами. Отвалился один из риссцев от амбразуры мешком, один из улльцев с воем завертелся, лицо зажимая — этих достали. Все попрятались поглубже, ну а мы-то с Геркой сразу заняли место, прикрытое от пушечного огня поворотом улицы. Прикрикнул, чтоб раненого приняли, тут еще раз жахнуло картечью, так же, но уже безрезультатно. Пока там заряжают, приказываю всем дать по два выстрела быстро, и укрыться. Ясное дело, что в белый свет, но чтоб позлить — мол, плевали мы на вашу картечь. И успели все вроде спрятаться до третьего пушечного выстрела — а его и не было. Снова заработал пулемет, на этот раз немного совсем, отстрелял две длинные очереди — и стих. Тут же им туда полетел заряд картечи, нам приготовленный. Только, смотрю, по домику белыми облачками крошка каменная летит. Ничего, может муниципалитет компенсацию выдаст потом хозяевам. Тут же приказал своим по выстрелу еще дать — пусть они там, суки, понервничают!

— Почему мы не атакуем? У нас приказ атаковать! — ба, я чего-то раздухарился, даже и забыл про начальство, раскомандовался тут, а ведь лейтенант с мичманом за нами рванули. А я как-то и подзабыл. Лейтенант, впрочем, не мешается, он, оказывается, за нами с Геркой у стеночки присел, с наганом в руке, но в целом вполне адекватный, не высовывается, а эта сопля вишь, в бой рвется. Лейтенанту идея насчет атаковать, похоже, не очень-то нравится, но тут, как назло, доносится стрельба со стороны, куда ушел отряд брать Нахимовку. Сначала пара выстрелов, потом заполошная стрельба, густо. Нарвались, или запалились, и началось там, раньше, чем планировалось, похоже.

— Их жеж мать… — озвучивает эти мои мысли Лоран, и подытоживает — Придется атаковать, надо отвлечь мятежников…


Мне очень хочется ему сказать, что у нас запасных бойцов нет, и потому может больше одного раза отвлечь и не выйти. Но приходится держать при себе соображения. Лоран собирает всех, и не долго думая, приказывает идти в атаку. Как раз в этот момент по баррикаде жахает очередная картечь, и все, как-то пригнувшись, замирают.

— Мать вашу! Вперед! — Лоран вскакивает на баррикаду, машет наганом, рядом начинает карабкаться мичман с восторженной мордой — и тут с верхней баррикады начинают стрелять. Лейтенант валится навзничь брызнув башкой так, что любо дорого, еще пару особо ретивых дуболомов, выскочивших наверх, тоже цепляет — одного в грудь, другого в ногу, но оба живы, и, упав, орут от боли. Остальные моментально вжимаются в баррикаду — все, атака сорвана, эк его угораздило неудачно башкой пулю словить. Жалко, вроде не дурак был, толковый. Тут нас снова выручает пулемет — пушка снова переключается на него. А я смотр на нашего нового командира — не, ну я так не играю. Сдулся мичман. Полностью. Бледный, губы дрожат, глаза раскрыты шире некуда, на убитого Лорана смотрит, вжимаясь в баррикаду… Оно понятно, что в первый раз и не такое бывает… но сука, ты же командир! На тебя, сучёнка, мои солдаты смотрят, что ж ты творишь, падла?!

— Господин мичман! Командуйте! — тормошу я его за плечо — Господин мичман!

— А?…Н-нет… Нет-нет, я обязан… сообщить командованию… Примите командование, сержант! Я обязан!… - и эта сволочь, как есть, с низкого старта, с пистолетом в руке — вдруг рвет когти, и чешет по дороге к пулеметчикам! Ну, епа-мама, как говорила малолетняя дочка одной моей знакомой! И ведь везучий, падла — вон пуля высекла по брусчатке — кто-то в него пальнул, да мимо. И пушкари чего-то замешкались, картечь не пришла в спину сучёнку. Так и добежал до домов и там скрылся. Не, ну не падло ли?

Тут пушкари вражеские снова нас вниманием радуют — бухает пушка, и что-то смачно грюкается в баррикаде, из недр ее идет дымок. Поначалу перепугавшись, я соображаю, что это, похоже, они шрапнелью на удар засадили, желая нас испугать. Вышло, как по мне, так не очень, эффект околонулевой. Шрапнель против такого дела не играет вовсе. Однако, оглядевшись, понимаю — все одно солдаты у меня испуганы и растеряны. Хуже нету, чем лучше не надо, как командира убьют. Надо что-то делать, смотрят все на меня «Ты скажи, боярин, чего нам делать-то?» Лишь бы кто сказал, а то сам чего не так сделаешь… пусть лучше кто другой, хоть и неправильно, чем самому-то решать…

— Залпом, два патрона, и заряжай! Огонь!!! Шевелись, абизяны! — во, побежали, чуть не лыбятся — ну, не может человек без начальственного рыка жить, без руководящего пинка под сраку, противно это природе человеческой, а как рявкнет кто — сразу все на свои рельсы становится! Тут нам еще одна шрапнель в баррикаду — бамс! — и снова дымок пошел — порох-то чёрный, дымный — чтоб разрыв на поле боя издалека хорошо видно. И смотри-ка ты — ожили желудки окаянные!

— Фуууу… дюже воняет!

— То не я, кум, то есть не все! То есть то не от страха, а от ненАвисти!

— От жеж голытьба поганая! Токмо и могут, что вонь пускать!

— Ничо… вот доберуся я до них, они у меня по-настоящему вонь пустят, поганцы…


Уже неплохо, солдатики повеселели чуть, хотя на убитого лейтенанта так и косятся, да и раненные оба тут. Надобно решать, чего дальше. Стоит с Геркой посоветоваться… Надо бы решать, кто из нас командовать станет. Он всеж более «местный», чем я.

— Слышь, Гер… Тут такое дело-то… — поворачиваюсь к нему, и чувствую себя Дедом Морозом из анекдота — Не, ну Гера… ну еп же твою мать!


Сидит Гера у стеночки, и лицо рукой закрывает, а через ладонь кровь течет. Ну что ж такое-то? Жив, правда, и ведь отвернулся, чтоб солдаты не видели…

— Что? — спрашиваю, руку пытаясь убрать. Убираю, и чуть только не сблевываю — глаза нет, дырища, течет по щеке мезкое… Нунахер, у Лорана и то пригляднее — башку навылет, и все… не буду смотреть, плюшек — майорских и кофе жалко… — Живой?

— Живой — хрипло отвечает Гера, и вдруг смеется, словно каркает — А вот и все, теперь меня в отставку, да с выплатой, как увечному в бою! От ведь, сподобился, а ведь никто б не поверил! Ахаха, дочего ж повезло-то, я думал, еще пять лет до полной выслуги, и все одно — гроши, а тут, как ни крути, в бою увечен… ахахах…

— Эй, уроды! Бинты, перевязать сержанта… — грохает опять пушка, визжит и жужжит над башкой картечь — снова по пулеметчикам метят, надеюсь, парням там повезет больше. Это ж надо, так неудачно — дурная пуля лейтенанту, и шальной рикошет картечью Герке. И еще этот сопляк куда-то делся. Отвечай за него еще потом, кстати сказать. Ну, и что мне теперь со всем этим делать?

…А делать что-то придется. У нас чуть все угомонились, и слышна стрельба в стороне Моручилища — сыпят там, будь здоров, и гранаты в ход пошли. Как хошь, а приказ надо выполнять, и своих подводить нельзя. Вот только как? Не поднять мне солдатиков в атаку. Политрука Клочкова изображать — пристрелят, как лейтенанта. Самому вперед броситься, как Гастелло на амбразуру — так ведь не факт, что даже мои рванут. Может и рванут, да если не все — толку не будет. Перебьют нас, и все. Дворами и домами обходить? Так это, кстати, еще вопрос, кто кого, может нас уже по дворам обходят. Хоть тут застройка у завода больше «городская», тут скорее чердаками-крышами… Некогда, конечно, но, похоже, другого пути у нас просто нет. Распорядился раненых посадить рядом с Геркой, тот, на удивление, бодрячком держится, да и раненый в ногу, в общем, неплох — авось отобьются, если что. А остальных стал готовить идти в обход, разбить на группы хотел. Да не успел. Заорал заполошно что-то дежурный на баррикаде, солдатики разом туда кинулись — решили, что атака. А хрен там. Мало того, что нам на эту радость картечи прилетело — чудом только никого не зацепило. Так еще и атаки никакой. Грохочет сверху что-то, пару раз кто-то с наших стрельнул… как-то прямо вот так… неуверенно. А потом бумкнулось что-то в баррикаду — и тут же с той стороны полез черный дым, запахло керосином и креозотом каким-то. Брандер нам что ли какой скатили? Бочку с горючкой? Идиоты совсем что ли? Баррикада не особо и горючая, дома и ограды каменные. Дым разве что мешает… ну так и им не взять баррикаду будет, если с той стороны горит… Хот им-то брать и не надо, пока что. Но все равно неясно.

— Эй, кто там, ближе. Высунься, глянь осторожно. Да не бзди, в дыму тебя не видать будет!

— Есть, вашбродь! — о как, кто-то меня аж в звании повысил… Спустя секунду доклад — Телега тама, вашбродь! С нее из бочки течет карасин всякий! И горыть. Как бы не рвануло…

— Не бздеть. Коли рванет, ничего страшного. Глянь еще раз — как бы ее, бочку эту, скинуть или еще чего.

— Есть, вашбродь! — снова суется наверх смельчак, и вдруг, секунду спустя, ссыпается вниз, с диким ором: — Снаряды, вашбродь! Тама снаряды! Многа! Горять! Ща рванет!

— Стой, куда! — только и успеваю сказать, как жахнуло очередной картечью — за баррикадой выкинуло нехилый султан пламени, и горит теперь и вовсе красиво — эти гады бочку картечью разнесли. Целили низко, потому никого не зацепило. Но солдатики мои от баррикады шарахнулись. Страшно им. А я сообразил — что вот еще чуть — и никакими расстрелами на месте я их не удержу. Драпанут, и все тут. А, мать же их всех, ну чего нам на фронте не сиделось…

— А ну, за мной, вперед, в атаку! А то ща тут как рванет, не уцелеем! — и первым рванулся, думая только, как бы не поломать ноги, на баррикаду. И ведь подействовало, опять же тот самый эффект — сказано, что делать, а хоть бы и неправильно, но кто-то на себя ответственность взял — и все «если что, я не виноват!». Ну и ломанулись, первыми мои ребята, а за ними прочие, с диким ором, с винтовками наперевес. Через чадящий огонь на той стороне баррикады проскочили (жареным запахло — тут же коммунары побитые валяются) — и вперед по улице. Страху-то, не сказать, на штанах бы клапан, чтоб адреналин на ходу выпадал. От страха лекарство одно, давно известное — ори погромче, и беги посильнее — некогда бояться будет. Ни тебе, ни другим. Толпа, орущая и бегущая, она, значить, тоже заводит и затягивает. Что мы, майданов не видели, что ли? В толпе из любого дурака можно сделать полного бесстрашного идиота и даже героя. Так что — вперед! Ааааааа!!!

.. Оно б конечно, все одно нам бы несдобровать. Да только пушкари уже свою аркебузию зарядили шрапнелью, ею и стрельнули — видно, еще больше распеленгасить бочку хотели. По-моему, никого и не задели. А вот время на перезарядку ихнюю мы выиграли. Сколько там надо, чтоб пушку патроном зарядить? Пять секунд? Семь? А тут нам и бежать тоже даже не стометровку, хотя и в гору и с выкладкой. Ну и пулеметчики наши не сплоховали — снова сыпанули по баррикаде, да так, всерьез, опять, считай, на полную ленту расстарались. Потому сверху всего-то несколько выстрелов и было — кого-то по дурью вроде и достали, а может, просто кто-то споткнулся да упал, брякая железом по булыжникам покатился. По этой брусчатке бегать-то в сапогах не самое простое дело, хорошо хоть — сухо, в дождь тут бы вообще Форт Байярд был. Ну и, в общем, успели мы. Подбежали метров на двадцать — мало того, что площадь раздалась, в стороны порхнули, хотя нас тут же пулями осыпали с той части баррикады, какая пулемету не видна — нескольких зацепили, так еще я крикнул:

— Гранатами, бей! Ложись! — и гранату поперед себя метнул, стараясь поближе к пушке попасть. Даром что не так чтоб и близко, а меня уже наши кое-кто и пообогнали. Мои-то смышленые, и поопытней, — разом гранаты кинули, и попадали, а приписные давай копошиться, кто на колено хоть сел, а кто и стоя — ну, тут пушкари таки расчехлились там. Им-то пулемет пофигу, пули по щиту лупят, как горох, а эти там возятся, вот и зарядились, несмотря на огонь. Ну и пришлось картечью по тем, кто в центре был, да залечь не успел. Краем глаза видел — пару срезало, как кегли полетели. Мать их всех так, нас же тут поди уже ополовинили… Тут думать некогда стало — гранаты начали за баррикадой рваться. Удивительное же дело, но ни один не лопухнулся, под ноги не уронил, не бросил по эту сторону баррикады — все более-менее удачно легли там, знатно вышло — три десятка гранат почти разом — ой, сурово получилось… Душа поет и радуется, и просит добавки.

— Вперед, в штыки! Бей голодранцев! — и сам вскакиваю, бегом, бегом туда, пока там не очухались… Ну, паскуды революционные, сейчас мы вас научим Родину любить…


***


… Взять Заводоуправление, превращенное выстроенными вокруг него баррикадами в эдакий узел сопротивления, оказалось не то чтобы просто, но довольно быстро. Гранатами мы уничтожили сопротивление на баррикаде, и когда ворвались, то просто по-быстрому добили всех, кто там еще был относительно живой. Расчет пушки, которую разворачивали на нас с другого края площади, перестреляли моментально, и тут на нас сыпанула толпа пролетариев из здания управы. Почти все — вооруженные только холодняком, какие-то самодельные мачете из полосок стали, изредка револьверы, цепи и обрезки прутьев, иногда заостренные. Это все рассмотрели после боя, а тогда просто положили всех дружными залпами — это вам не это.

Тут же отправляю группу зачистить здание управы, остальных — на периметр баррикад, они тут типа круговой обороны организовали. И пушка, та, которую на нас развернуть хотели — смотрит как раз на ту улицу, что в сторону Моручилища идет. Вроде как оттуда теперь главная опасность — направил туда группу во главе с Борей, сейчас не поймешь, отделение это, или просто случайно рядом оказались, не до того. Грохнуло несколько выстрелов в управе — нашли, видать, кого-то упрямого. Тут начали рваться снаряды внизу, у баррикады, наши все всполошились, я сначала было обеспокоился о судьбе раненых, но потом подумал, что глупости, ерунда это. Шрапнели рвутся, видно же. Какой идиот додумался? Впрочем, у пушки лежат побитые вовсе и не солдаты, а мастеровые — солдат среди убитых не очень чтобы и много. Скорее всего, солдаты оставшиеся — чисто пехота, а в пушкари пошли рабочие — они хоть знают некоторые, как пушку зарядить, чего куда дергать. А солдаты могут и не знать. Я вот, например хрен его поймет — подошел, глянул — стремная какая-то система, в Речном шестифунтовки попонятнее были. Хотя… присмотрелся — вроде в музее каком-то похожее видел — не то французская, не то австрийская пушка — вместо затвора — диск такой толстый, повернешь — дырка в ствол, обратно — закроется. Вот ручка, а как открыть? Подергал аккуратно, сообразил — стопор там такой зачем-то, кнопочка, нажал — и повернулось почти до конца, гильза в стволе торчит, настрелянная — успели зарядить подлюки. Двинул чуть дальше рукоять, с усилием, и мне чуть не на ноги вылетает блестящий латунью патрон. Обосратушки, представил, что вот рванет сейчас, то-то стыда не оберешься. Однако, обошлось. Машинально поднял блестящую игрушку, присмотрелся. Эге, интересное же дело. В нем что, тряпка какая-то?.. Натурально каким-то дерьмом, промасленной бумагой, что ли, запыжен, как прозаический охотничий дробовой патрон… а внутри скрап какой-то, гайки, шайбы, болты гнутые-ломаные, обломки какие-то… Это что ж такое? Сунулся к ящику, что рядом стоит — а там всего-то несколько шрапнельных патронов лежит, и рядом, в какой-то корзине, видать с производства, детали в них таскают, что ли — такие же самокрутные уродцы. Посмотрел в отстреле — валяется ведь несколько гильз из-под картечи, с картонкой вместо снаряда. Молодцы жандармы, вовремя этих гадов на снаряды обули! Пошел ко второй пушке — там посытнее, ящик шрапнели, ящик картечи, ну и самокрута корзина. Живем, однако!

…Потери оказались не такие уж и огромные. Треть от общего числа. Из моих, обидно — Хумоса и Бака завалили. Насмерть обоих. Жалко. Из улльцев только один солдат уцелел — по их мундирам прежде всего били. Раненых с десяток, но только трое плохих. В остальном все у нас неплохо. Гранат только мало. Зато теперь пушки есть. Много пушек! Так вышло, что, похоже, половина всей мятежной артиллерии — в наших руках. Кроме двух пушек на баррикадах — еще полдюжины стояли за воротами под стеночкой Заводоуправления. Такой вот подарок. Теперь надобно нам все это счастье удержать, потому как вышло, похоже, наоборот — не мы от Нахимовки отвлекли врага, а они там, в училище — от завода. Сейчас, поди, сообразят, и обратно ломануться. Пушки, опять же — без них мятеж и вовсе сразу обречен. Хотя тут пушки без боеприпасов вовсе, кроме этих двух. Но все же. Подозвал Борю, показал, как пушкой пользоваться — он толковый, сообразит. Ключа для установки шрапнелей не нашел — похоже, маслопупые вообще не разбираются в военном деле, ну что с них, с коммунаров-то, взять. Их дело гайки крутить, где укажут, а они воевать сунулись. Кое-как выкрутили трубки на полторы секунды на нескольких гранатах. Велел шарахнуть несколько шрапнелей в сторону Моручилища, пусть наши парни пуганут малость врагов. Много беды шрапнель там не наделают, тем более навел кое-как по стволу повыше, перелеты и вовсе пойдут в Босяцкую — туда не жалко. А паники, надеюсь, прибавим. И тут же — донесение в штаб. А то чорт его знает, что там этот сопляк-мичман нарасскажет. Доложил о взятии и о наблюдаемых трудностях в районе училища, отметил взятие в трофеи артиллерии, упомянул потери и необходимость эвакуации раненных, а так же нехватку гранат. Гранат пока хватало, но лучше заранее. С прискорбием сообщил о гибели командира, лейтенанта рисской армии Лорана. Вырвал лист, подозвал последнего уцелевшего улльца.

— Город знаешь?

— Точно так, господин сержант.

— Бери донесение, и бегом в штаб. Винтовку оставь.

— Но, господин сержант…

— Там внизу лейтенант наш лежит. У него револьвер возьмешь. Патроны и гранаты тоже оставь, нам нужнее, а тебе легче. И бегом.

— Есть!


Собрал раненых и отправил ребят оттащить их всех вниз, благо уже и прогорело у баррикады, снаряды вроде отвзрывались. Авось, обойдется. Пусть там все и засядут пораненные, вместе, и ждут помощи. Стал думать, кого послать за нашими пулеметчиками — а тут они и сами заявились — сообразили. У них потери невелики — одному шрапнельная пуля в плечо пришлась, его оставили там же, где все наши раненные, у моста, а еще одного крайне неудачно наповал через узенькое окно прямо в голову завалило. Притащили не только свою каракатицу и остатки лент — у них едва четверть боезапаса ушла, но еще и подрезанный Колей бинокль с убитого лейтенанта. Молодец, шныряга, я не успел сообразить, да и некогда было. Загнал их, вместе с пулеметом и биноклем, на башенку Заводоуправления — вот теперь точно, капец вам, гады, только суньтесь, кровью умоетесь! Только успел кое-как распределить всех, расставить, раскидать боезапас от убитых и трофеи, как эти народовольцы хреновы и полезли со всех щелей, как тараканы…

… Первые две атаки со стороны Моручилища мы отбили относительно легко. Пушка, и пулемет с башни помогли. Из пушки стрелял Боря (я этим самокрутным дерьмом стрелять опасаюсь, ну его нафиг, еще разорвет пушку!), а я метался по территории, делая вид, что командую и ситуация под контролем. На третьей отбились чудом, боеприпасы к пушкам кончились, у пулеметчиков набитые ленты кончились еще на второй атаке, и теперь они там лихорадочно их набивали, торопились, иногда из-за неровно набитых лент пулемет клинил, в общем, тоже уже не особо помогало. Солдаты, а теперь вместо работяг в основном пошли именно солдаты, почти ворвались на баррикады. Хорошо хоть, что часть наших, раненых в первых атаках, я отправил в здание заводоуправления — они оттуда открыли беглый огонь из винтовок, и мятежники дрогнули, побежав. Мы их даже вслед не стреляли — практически нечем было, расстреляли все патроны, что были в патронташах, а гранаты я приказал беречь. А четвертую атаку мы прохлопали — эти гады все же сообразили, забрались на чердаки, и стали по нас оттуда стрелять, измученные солдатики дрогнули, и мы побежали прятаться в здание управы. При этом изрядно народу потеряли, хорошо хоть догадались кто-то из моих парней кинуть пару дымовушек. Ну и на башне пулеметчики проснулись — скупыми короткими очередями стали срезать тех, кто стрелял в нас из слуховых окон или вовсе обнаглел вылезти на крышу. Но баррикады мы просрали — рванувшие с воплями мятежники их заняли, и, перевалив — побежали к управе. Вот тут-то стало по-настоящему страшно, пошли в ход гранаты, пулемет не мог нам помогать, и вскоре мы отдали им первый этаж, отступая на лестницу. Помогало множество трофейных револьверов — пусть и дрянные, гражданского образца, но все лучше, чем ничего. Потеряли мы на этом массу народу, мне уже пришлось вместе со всеми участвовать в драке, револьвер перезарядить было некогда, и приходилось орудовать винтовкой кого-то из убитых. В общем-то, стало совсем грустно все как-то даже, с непривычки, как говорил товарищ Сухов. Но, в общем-то, повезло. Во-первых, запас гранат пошел в ход, да пулеметчики, у которых ленты вовсе кончились и пулемет напрочь чего-то заклинил, не стали возиться, а ссыпались вниз, с неизрасходованным боезапасом, давай лупить с винтовок. Во-вторых — как в хорошем кино, подошла кавалерия из-за холмов. Можно даже сказать, марнское, то есть улльское, конечно, такси. Как потом рассказали, взбешенный гибелью Лорана Горн вытребовал у Палема дочерта резервов, посадил их на пролетки, и моментально перебросил их до самого Гадюкинского моста. И когда эти ребята, из тыловиков и артиллеристов, потея от страха, и сами себя подбадривая диким криком, ломанулись во фланг мятежникам — те дрогнули и начали отступать, а потом и попросту бежать. Виктория, как говаривали в старину, вышла полнейшая. Кое-как спустились мы вниз, чуть ноги не переломав на лестнице, заваленной мясом. Встали посреди большого привратного зала, осмотрелись. Сразу вспомнилось каноничное «Ну и накрошили же…». Воняет горелым порохом, взрывчаткой, кровью и дерьмом. Гильзы стреляные хрустят под ногами, вперемешку с битым стеклом. Устало наблюдаем, как прибежавшие спасители тыкают штыками всех не наших, а наших бережно вытаскивают и складывают во дворе. Пару впрочем, оказались живыми, пусть и без сознания. Увидел убитого Оржи. И еще одного «киборга» из моего отделения, который уже долго держался. А тут вон оно как. Обидно. Такой хороший материал был, а разменяли тут на всякую шваль. Из старых у меня остались только Вилли, Боря и Коля. И все. Всего потерь было много, нас снова набирался едва взвод — причем больше половины наши, фронтовики, все же выучка дала себя знать. Но, суко. Как же обидно за парней… Вынул полагающуюся мне, как взводному (взвод-то я сдать так и не успел) луковицу, посмотрел. Послушал у уха — идет. Пошел искать кого-то из офицеров среди прибывших, нашел союзного артиллериста, испуганно шарахнувшегося — видок у меня не очень, перепачканный во всем, в чем можно, и растрёпанный. Но офицер отнесся с пониманием. Спросил я у него, «скоко время». Переспросил. Да падшая же женщина, не может этого быть. Всего двенадцать дня. Когда же этот день кончится?

… Нет, все правильно. Все верно. Надо конечно добивать. Все понятно, каждый штык на счету. Все логично, и вообще грех жаловаться — нас пустили-то на зачистку, и даже дали пожрать и отдохнуть полчаса. И даже гранат привезли аж телегу! И еще обещали подкрепления. Но, господи, как же оно уже надоело! Нам приказали зачистить территорию завода, Что, в общем-то, было халявой — после разгрома у Заводоуправления мятежники сдрыснули кто куда, в основном в рабочие кварталы, и там сейчас вспыхивали перестрелки. Как нам рассказали, Моручилище взято, там парни тоже феерично отличились, нашинковав массу люмпенов, и часть их главарей. Хотя кое-кому из главарей, похоже, удалось уйти. Но жандармы и ополченцы уже берут в кольцо пригороды, ставя блок-посты на трассах — теперь из зоны АТО ни одна тварь не вырвется. Ну, по крайней мере, теоретически. А на заводе, по идее, если и есть кто, то немного.

С таким настроением мы и начали шерстить завод. Всегда нравился индустриал. Есть что-то невыразимо привлекательное в этих закопченных краснокирпичных строениях, этих несовершенных, но при этом изящных механизмах с их нерациональными плавными очертаниями. Хотя, работяг я понимаю — условия труда здесь ужасные, начнешь тут от такого бунтовать… Но — не сейчас. Война, надо понимать. Мы тут, практически, новую великую империю строить пытаемся, возрождаем величие — а им свободы подавай и хороших условий жизни! Нет, я не против — но только не стоит говорить это солдатам в окопах. Хотя, солдаты Улльского пехотного полка как раз и восстали, чтоб в окопы не попасть. Сволочи, короче говоря. Все они, и рабочие и солдаты. Не хотят сдохнуть за наше общее величие. А теперь за это сдохнут низахрен собачий.

Нет, специально мы, конечно, никого особо не убивали. Ну, одному дурачку не надо было палить из револьвера — и не забросали бы его вместе с товарищами гранатами. Просто взяли бы, избили прикладами. И связав, потащили бы к управе — там их пакуют какие-то ухари из полиции. В итоге и его убило, и еще двоих так покарябало, что я разрешил прирезать их штыками, чтоб не мучиться с перевязками и тасканием.

Еще одного работягу, зажимавшего разорванный осколками живот, дострелил лично из милосердия. Все одно без сознания и не жилец. Ну а еще кого-то кто-то из наших пристрелил почему-то. Не знаю почему, лень было выяснять. Наверное, за дело. Так мы, можно сказать, лениво прочесывали территорию, пока не наткнулись на старую литейку. Сейчас литейки тут нету, а это от прошлых времен, развалины, почитай. Но — с подвалом. Пойманный поблизости молоденький подмастерье со сломанной рукой (а нефиг кочевряжиться… а мог бы кстати, и с двумя сломанными быть пойманным, если б не сообразил, что отвечать надо быстро и правильно) быстро рассказал, что подземелья там довольно обширные. Даже входы-выходы показал. Покидали гранат, но лезть туда не решились. Паренек сообщил, что там завсегда прятались всякие, и прятали всякое. И сейчас наверняка там кто-нить засел. А, по его рассказам, там можно и большой компанией серьезно нарваться. Подумал немного, и отправил бойца за обещанной нам подмогой. Нефига, мы и так перерабатываем уже сегодня.

…Жаль подмога не пришла. Да уж. Пришла-то пришла, но что это есть? Трое жандармов, причем один из них старшина, или по-ихнему — вахмистр, пригнали группу каких-то оборванцев, с дюжину. Кто в чем, ей-богу. Но на некоторых форменные полицейские брюки, а на одном и мундир. Морды почти у всех слегка подбитые, хмурые. Оружия нет.

— Это, извиняюсь, вашбродь, кто ж такие будут? Нам бы, вашбродь, людей, чтоб в подземелье здешнее лезть.

— А вот они, господин сержант — эвона как, уважительно, мелочь, а неплохо! — и полезут. Они эти подземелья немного и знают, некоторые по долгу службы и посещали иногда. Так? Так… Это, господин сержант, местные полицейские. Которые позорно бросив службу, б е ж а л и от бунтовщиков, убоявшись расправы. Это из-за них вашим ребятам повоевать пришлось…

— Так это… вашбродь… Им бы хоть оружия собрать трофейного, там, на площади мы много оставили…

— Видел, сержант, впечатлён! А только ЭТИМ оружие не надо. Они свое оружие бунтовщикам оставили… вот сейчас пойдут, и заберут его обратно… Вы же не станете возражать? — насмешливо так спрашивает. А чего мне возражать? Как будто от моих возражений что изменится… Сурово тут у них, конечно, но мне-то что… Плечами лишь пожал, да махнул, мол — приступайте.

Ну, я, пожалуй, совсем плохо про местных подумал, конечно. Думал, вовсе живодеры плотоядные. С голыми руками пустят бедолаг в подземелье. Не, все же продумано. Притащили сначала охапку сабель ржавых. Натурально, ржавые, селедки полицейские же, короткие. Без ножен, видать с металлолома какого взяли, или еще как. Бросили охапкой, велели разобрать. Те кинулись — и не всем досталось, только что драки не случилось — они, я так понял, навроде штрафников у барона — драться промеж себя не резон. Вахмистр, он мне и повадками незабвенного Кане стал напоминать, махнул лишь паре лузеров — те враз метнулись по окрестности — один вскоре вернулся с какой-то железякой вроде кочерги, другой и вовсе с дубиной. Ну, хоть что-то, но все равно мерзостью какой-то отдает, вроде гладиаторских боев. Не дело так с людьми поступать, думаю.

И снова я ошибся, снова устыдили меня местные. Все же о человеке, пусть и оступившемся, тут заботятся. Дают право и шанс встать на путь истинный. Не губят по-тупому. Принесли охапку чего-то непонятного, я присмотрелся — мать моя женщина! Натурально газовая маска, вроде противогазов первых, мешок парусиновый или там еще какой на голову, стеклушки, коробка фильтра… Вот уж не подумал бы….

— Чегой-то такое, вашбродь? Не видал такого никогда…

— Это, сержант, такая штука, чтоб дышать там, где дым какой ядовитый. Кое-где на заводах без них никак… ну и у нас они есть… иногда пригождаются. Да сейчас сам увидишь…


И точно. Притащили лестницу деревянную, и небольшой мешок. Вахмистр поорал в темноту насчет сдаться властям — в ответ тишина. Ну, он махнул нашим, чтобы отошли от выходов подальше, а его ребятки достают из мешка дюжину шашек, навроде дымовых. Только с яркой зеленой полосой поперек корпуса. Сами парни без масок, интересно, думаю, как же они? Ан ничего. Дергают кольцо, и ну его, картонный цилиндрик этот, куда-то в проем. Так все по кругу раскидали, и бегом оттуда. А с подвала дымок попер, сначала чуть, потом гуще. Серой завоняло сильно. А вахмистр приказывает штрафникам-полицаям — двое надели маски, завязали тесемку под горлом — и, взяв чего-то с мешка — к провалам, откуда уже серьезно так клубится. Подбежали, чего-то туда кинули — и бухнуло там, внутри, вроде как попросту порохом — ну понятно — дым по сторонам разогнать. Вернулись в строй, маски скинули. Стоят все, ждут. Минут пять спустя слышно — есть внизу кто-то, кашель там пошел, крикнул даже кто-то, да тут же и заткнулся — не до криков там теперь. Выстрел глухо грохнул — стрельнулся что ли кто-то? А вахмистр все ждет, ну да ему ж виднее, этот дедушка кого хошь кашлять поучит. Спустя минут десять дали команду — спустили лестницу вниз, пошатали, что стоит нормально. И понеслось. Противогазы напялили, раздали им несколько фонарей, навроде шахтерских, — и алга.

Спускаются штрафники в противогазах в проем, а вскоре внизу пошла потеха. Кто-то заорал коротко. Выстрел грохнул… Мои парни напряглись, на прицел проем с лестницей взяв, а вахмистр спокоен. Тут снизу полез кто-то, только успел я моим крикнуть, чтоб не стреляли — выбрался один штрафной, отбежал, маску развязал, скинул, рожа его красная, потная, аж от счастья сияет, в руке револьвер дрянной. Но докладывается бодро, а вахмистр его чуть ли не по приятельски по плечу хлопает. Тут он только что не сомлел от счастья. Искупил, стало быть. Герой, практически. Мало-помалу еще лезут. Одного товарищи тащат — ранен, в кровище белая рубаха нательная, но в руке крепко волочит ружье древнее какое-то. Остальные кто с револьвером, кто с винтовкой, саблюки свои, впрочем, тоже повытаскивали, побросали в кучу. Заляпанные красным сабельки-то. Искупили, молодцы, нечего сказать. Так продолжается. Пока не собираются почти все. Одного не хватает. Вахмистр хмурится, не дело. Спрашивает, есть ли добровольцы — полезть за товарищем? Выходит, уже они все искупившие считаются, раз так разговор пошел. Но добровольцев нету. Хотел уже было я из интересу вызваться — попробовать местный противогаз, да на счастье вылез этот потеряшка. Даже в противогазе видать, что хмурый, не сказать как. Саблюка и сам весь в кровище, но пустой. Ну, дело-то понятное — не было там, выходит, больше ничего оружейного-то. Бывает. Не повезло парню. Ну, ничего, Зачищать сегодня еще много чего придется, еще успеет реабилитироваться. Тем более что тут, повторюсь, человеку завсегда дают шанс на исправление и искупление своих ошибок. По-человечески к этому вопросу подходят. Цивилизованно.

…Когда же этот день-то кончится? Нам теперь в рамках АТО велено зачистить Кузнечный, туда отошла часть солдат и дружинников. Другим-то повезло, они чистят более лояльные пригороды. Пока мы перекусывали пайками, над пригородами рвануло несколько серьезнейших шестидюймовых шрапнелей, я даж удивился — чем это так прогневали власть вполне себе мирные жители? Но сопровождающий нас со своими орлами вахмистр пояснил — с крепости дали с большим прицелом, так, что все пули ушли далеко за город и вспахали поле. Зато грохнуло прямо над головами. Резко способствует лояльности и желанию сотрудничать, сейчас там вовсю выдают соседей, у кого кто скрывается, а то и сами вяжут да сдают. Ущерба же от стрельбы никакого, разве кому в огород на окраине стакан пустой прилетит. И то это не ущерб, а счастье — сдадут его потом на металл. Вообще местные неплохо поживятся, сдавая все и всякое. Оружие и боеприпасы бесплатно, а лучше поначалу и вовсе не трогать, а вот гильзы например стреляные… пожалуй, хозяева того домишки, где пулемет наш стоял, как из погреба вылезут, то и за компенсацией не пойдут никуда. Им там пулеметного отстрела на весь ремонт хватит, да еще наверняка смародерят амуницию с убитого, хотя может и не рискнут. Пулемет у нас, кстати сказать, отняли, приказом Горна. Где-то больше понадобился… надеюсь, для массовых расстрелов — пулеметы, говорят, для этого отлично подходят.

Так вот, нам досталось чистить Кузнечное. Вахмистр поворчал, что потери будут большие наверняка, но тут уж я взбеленился. Нехрен, сегодня и так четверых стариков потерял! Нагло заявил ему, что это их мне прислали в подкрепление, а не наоборот, и потому командовать теперь я буду. Потому что раньше надо было приходить, пока мы в Заводоуправлении сидели. Тот аж опешил, но сдержался. Все же я из чужой армии, да и, как ни крути, в общей ситуации жандармерия выглядела немножечко обосравшись, в отличие от армии, которая, вообще-то, выполняла ИХ работу. Хотя, конечно, обосрались они не такой полной ложкой, как полицаи. Ну да, ничего, бывает. Как говорится, кто сам без греха — пусть первый убьется апстену.

А дальше пошла потеха. Зря нам, что ли, телегу гранат привезли? Кузнечное поселок небольшой, домов на полсотни, а потому… Женщины, старики, и дети — на выход, мужики сразу в сторону и на досмотр жандармам, полицаи с револьверами проверяют жилье — а во всякие подвалы и чердаки-сараи — сначала гранату, потом проверять. Очень такой способ всем понравился, вахмистр аж расцвел весь. Все равно, конечно, потери понесли — двоих убило, причем в том числе того бедолагу, что ствол себе найти не смог — он уже и стволом тут обзавелся от убитого гранатой мятежного солдатика — а все равно, невезучий он оказался. Ну и нашего одного. Все же граната — такая штука. Иногда бывают казусы — вроде чуть и не под ногами взорвется, а на поганце ни царапины. Мирное население нас, наверное, не очень полюбило за такую методику, но нам как-то вообще наплевать. Тем более нечего прятать и укрывать мятежников. Зато управились на удивление быстро. Троих еще гадов застрелили, когда те уже от поселка в поле кинулись. Ну, то может и не мы, а с блок-поста, он поодаль на дороге стоял. В любом случае справились быстро, и качественно, вахмистр аж сиял, очень ему понравилось крайне малое количество задержанных — в основном-то тушками все. Проблем с конвоированием меньше, вот и радовался. И все уверял, что на сегодня для нас — точно все. Теперь в городе работа ополченцам и полицаям. В ополчение, он уверен, сейчас очередь стоит — когда стало ясно, чья берет — всякий хочет оказаться хоть боком, но причастным. Тем более что уже это практически безопасно. А нам, по мнению вахмистра, обязательно дадут отдохнуть. Это им с его подопечными еще работы хватит, а мы отпахались вполне.


***


Ну и хрен там, конечно же. Отдохнуть дадут, как же. На том свете отдохнем, ясное же дело. Не время сейчас отдыхать, товарищи, контрреволюция опасносте! Хотя, конечно, как посмотреть. Выперли нас на блок-пост за Кузнечное же. Сменили мы там матросиков каких-то. Их отправили на зачистки. Ворчать матрозня вздумала было, но, покосившись на заляпанные всем, чем попало наши одежки и обувки, унялась. В общем-то, грех жаловаться — шикарно обустроились — растянут полог, костер и даже котел с водой есть, бочку воды вон на телеге привезли с поселка. Жранья обещали пайками привезти, но мы ж не зря в Кузнечном гранатами кидались — при проверке помещений выяснили — один взрыв гранат способен уничтожить энное количество съестных припасов, начисто. Как испаряется. Жаль, живет рабочий класс тут совсем небогато. Но, голодными мы не останемся. Кому война, а кому масленица в постный день. Особо похвалил Колю — он одной гранатой сумел разнести вдребезги курятник. Яичницы, ясное дело, не получится, а вот бульон… Смены, конечно, разбил, часовых выставил — но пока все просто, никто никуда не едет. А приказ у нас элементарный — задерживать всех подозрительных. Я всем объявил, что мне заранее все подозрительны, а потому — задерживать всех. И пусть потом местные разбираются. В конце концов, какое наше дело? Мы свою задачу выполнили, разгромили отряды, так сказать, вооруженной неумеренной оппозиции. А уж давить кого — местные пусть сами разбираются. И так уже ясно, что никакого военного положения не введут, мы сделали все как надо, наши победили. И конечно, городские власти и лично советник Пуц — на коне и в шоколаде, аж по самые гланды. Так мы и коротали вечер, под закатное солнышко, в ожидании свежего бульончика, и мечтах о бане. Никто нас не тревожил, никто не напрягал — из города вообще никто не ехал, видать, все уже в курсе, а первые телеги по направлению к городу показались, когда уже намечались сумерки.

Пожалуй, все же это был мой косяк — ну откуда моим парням, пусть и вполне себе фронтовикам, знать, как надо организовывать блок-пост, и вести на нем «проверку документов и транспортных средств»? А я конкретно провтыкал, блаженствуя после ужина. В итоге, когда три телеги, шедшие небольшим обозом остановились практически вплотную, поплелись их проверять всего два человека. Чорт их там знает, чего оно вышло не так, кто оно такое было, и зачем откуда здесь взялся. Только как подошел Коля к второй телеге, что-то спросил, как грохнуло несколько выстрелов. Мы даже как-то оторопели, не успели среагировать — а это гад весь барабан своего бульдога расстрелял, и соскочил уже с телеги, бежать в поле. Тут-то мы и очнулись. Ну и изрешетили. Всех. И поганца этого с револьвером, и бородатого деда на первой телеге, и тех, кто на третьей ехал, я и не рассмотрел толком, кто там был, как соскакивать стали, так их и срезали. Подбежали к Коле — а он готов, три дырки в груди, глаза стеклянные. Вот так вот. Что творят, суки. Это ж надо, ушлый до чего ж был, разведчик какой, стрелок — на тебе, так вот по-глупому погибнуть. Другой солдат тоже, походу, того — кровь горлом хлещет, не жилец вовсе. Аж сплюнул с досады — нет, ну что ж за день-то сегодня такой!

Подошел, посмотрел эту сволочь. Молодой паренек, волосатый, как есть — натурально скубент-народоволец, тварь такая. Спину изрешетили ему, вместо глаза выходное от пули — красавец, так и надо, жаль, быстро помер. И ведь, чего, спрашивается, психанул, сука? Поди, мы б и обыскивать не стали, проехал бы себе — нам приказ из города не выпускать, а в город — езжай себе. Нет же… Вот урод, а?

Решил проверить телеги, может, есть чего действительно? Может, он снаряды везет? Или полный примус марксистской литературы и тираж газеты «Искра»? В первой телеге, с убитым дедком, было вообще пусто. Дед видать за покупками в город ехал. Соломки немного на дне, и все. Велел Боре обшарить старика — раз за покупками, то с грошами, не бросать же на произвол? Под сидухой нашелся обрез ружья, одностволки. Вообще-то в Союзе не запрещается вовсе. Разве что пользуется таким или криминал, или совсем по бедности. Но, формально… Будем считать, бандит ты был, старый. Иначе, зачем же впереди террориста ехал? На второй телеге кроме поганца возница простреленный валяется. Еще дышит, может и выживет. Но без сознания. Велел забинтовать. Благо, бинтов нам Горн тоже прислал с избытком. Обыскали все — ничего нет, в повозке какая-то конопля, что ли, в тюках, на веревки, поди? Или лён? Ну, что-то такое, я в этом сельском хозяйствовании не разбираюсь. Под сидухой, правда, револьвер нашли, неплохой, гражданский. Ну, тоже, если что, бандитом будешь. К третьей подошел, и снова сплюнул. Нет, ну что ж за день такой, а? Походу, мы тут всю семью целиком угрохали — родители и детишек двое, всех сразу насмерть завалили, ворошиловские стрелки, блять. Ахренеть, какие мы все тут со страху меткие стали. В бою бы так стрелять — цены бы нам не было. И ведь, даже умудрились никого из своих не задеть, что удивительно. Хорошо еще, что гранаты поистратили, и я велел экономить. В самой телеге какой-то мотлах, и ни чорта под сидухой, даже топора нету. Вот чорт… и что теперь делать? Спалить их всех что ли, или зарыть? Пока никто не в курсе. И пусть потом ищут, тут на АТО что угодно спишешь… Медведь зажрал, ясное же дело. Вот гадство… Пожалуй, и впрямь, стоит этих куда-то прикопать поодаль, пока не поздно.

Впрочем, уже поздно. Скачут к нам, на выстрелы, похоже, среагировали, палили-то мы знатно. Видать издалека синие мундиры — жандармы пожаловали. Сейчас начнется… А, катись оно все лесом… если что, медведь голодный, и жандармов сожрать может… скажем — этот вот волосатик и пострелял. Парни-то все повязаны, не станут болтать, поди. А там уже, мы отсюда и обратно на фронт свалим. Мелькнула еще мысль, что надо было у кого-нибудь из наших парней трофей какой отобрать, да мужику этому с третьей телеги в руку сунуть, да поздно уже, пожалуй. Ну, сейчас, поди, начнется…


Загрузка...