Поцелуй разбойника

Глава 10

Чарлз молчал почти всю дорогу до дома Маргерит, и она остро ощущала отчужденность, возникшую между ними. Наконец он заговорил:

— Я знаю, ты что-то скрываешь, Маргерит, и я также знаю, что не имею права вмешиваться в твою личную жизнь. Но я бы хотел, чтобы ты доверилась мне. — Он вздохнул. — Ведь я твой друг, не так ли?

— Да… — торопливо закивала Маргерит. — Ты мой дорогой друг, Чарлз. И ничто не изменит этого.

Он молча раздумывал над ее словами, и она догадывалась, что он очень хочет заставить ее рассказать правду. Чем меньше людей знают о тайной жизни Леннокса, тем лучше, думала она, но эти тайны угнетали ее.

У нее жгло веки, словно она не спала несколько ночей, а после столкновения с Ренни болело горло. Она обрадовалась, когда карета остановилась перед ее домом.

— Рад, что благополучно доставил тебя домой, — сказал Чарлз и, проводив ее до дверей, направился к карете.

— Если хочешь, зайди в дом. Я не возражаю, если ты составишь мне компанию. — Она улыбнулась. — Я приберегла бутылку хорошего бренди для особых случаев.

Он тоже улыбнулся, и она видела, что приглашение доставило ему удовольствие.

— А это особый случай?

— Думаю, да, — кивнула она, входя вместе с ним в дом. На пороге их встретила Бетси с канделябром в руке.

— В гостиной горит камин, миледи, и приготовлен поднос с холодными закусками. Я подумала, что, протанцевав весь вечер, вы проголодаетесь. — Она внимательно присмотрелась к Маргерит. — Однако не ожидала вас так рано увидеть. Господи! Да у вас такой вид, как будто вас протащили сквозь колючие кусты. Что же…

— Несчастный случай. Ничего серьезного, — прервала ее Маргерит. — Иди спать, Бетси, и спасибо за заботу.

Бетси присела и исчезла в темном коридоре, ведущем на кухню. В дурном настроении Маргерит вошла в гостиную. Она взглянула на разорванные шелковые юбки и не удержалась от восклицания:

— Оно погибло! Не знаю, можно ли его починить. — Она подошла к круглому зеркалу в позолоченной раме, висевшему над камином, и посмотрела на свое отражение. Грязные пятна украшали ее щеки и подбородок, а волосы свисали пыльной спутанной массой, какую даже торговка рыбой не затолкала бы под свой чепец. — О Боже! Я и не представляла себе…

— Пыль и пудру можно смыть. Самое главное, ты невредима. Случись что-нибудь с тобой, я бы очень огорчился. — Чарлз подошел и встал рядом с ней. — Так теперь ты понимаешь, почему я не поверил тебе в саду Бентуорт-Корта. Если бы Ренни просто споткнулся и сбил тебя с ног, ты бы сейчас так не выглядела.

Маргерит отвернулась, пряча лицо от его пристального взгляда. Чарлз был слишком проницателен.

— Я полагал, что Ренни был другом твоего мужа. Почему он преследует тебя? У него что… э… романтические цели?

Маргерит вздрогнула, словно ее ударили.

— Нет! Он ничего для меня не значит, ничего! Я не считаю его другом, несмотря на то что раньше они с Ленноксом действительно были друзьями.

— Так чего же он хочет?

Маргерит закрыла глаза и ухватилась за складки юбки, чтобы он не заметил, как дрожат ее руки, и, подумав, ответила:

— Он приезжает сюда иногда… вспоминать прошлое. Я рассказала тебе все, что могла рассказать.

— Попробую догадаться сам. У тебя затруднения… возможно, с деньгами. И каким-то образом это связано с Рении. Ты занимала у него деньги? Он требует вернуть долг?

Она изумленно смотрела на него.

— Нет! Что за нелепое предположение. — Она провела рукой по растрепанным волосам, затем подошла к столу и взяла с подноса хрустальный графин. — Я обещала тебе бренди.

Она налила два бокала и один протянула ему. Отблески огня в камине падали на лицо Чарлза, подчеркивая его суровое властное выражение. Его вид пугал ее и в то же время, как ни странно, притягивал. В парике и расшитом золотом камзоле он казался прекрасным незнакомцем. Его элегантность в сочетании с мужественностью и силой восхищали ее, а от его высокой стройной фигуры и мускулистых ног в коротких панталонах и белых шелковых чулках она не могла отвести взгляд.

Ее сердце трепетало под его хищным взглядом, жар охватывал тело, щеки пылали.

Он медленно направился к ней, как будто рассчитывал каждый свой шаг и оценивал ее реакцию. Его чары обволакивали, околдовывали, и она удивлялась, почему вдруг так трудно стало дышать. Он не взял бокал из ее рук.

— Знаешь, с чем мне труднее всего примириться, Маргерит? С тем, что ты называешь меня другом, но не доверяешь мне. Совсем не доверяешь. — Последние слова он произнес с угрозой, и Маргерит попятилась, но наткнулась на стол.

— Есть вещи, которые нельзя сказать даже другу. Тебе придется с этим смириться.

Когда она начала так задыхаться? И почему у нее дрожат ноги? Не в состоянии отвести от Чарлза взгляда, она ждала его дальнейших действий.

— Не уверен, что хочу быть твоим другом, — покачал он головой. — Это так скучно, не лучше, чем быть братом, а я тебе не брат, слава Богу.

Он наклонился, и его сильные руки легли на ее плечи. Она не могла уклониться, в руках у нее все еще были бокалы с бренди. Он осторожно провел кончиками пальцев по ее руке, лаская нежную кожу. Она замерла, чувствуя, как сладостное ощущение от его прикосновений разливается огнем по телу.

Она с трудом удерживала бокалы. Если он не прекратит ее мучить, она выронит их и хрусталь разобьется вдребезги. И от нее самой тоже ничего не останется.

А он продолжал водить пальцем по ее руке, и не было ни одной клеточки, которой бы он не коснулся. Столько нежности и чувственности было в этой ласке! Она раньше и не подозревала, что мужские ласки могут доставлять наслаждение. Если руки… то как же все остальное? Неужели и ее тело откликнется на его медленные, горячие, нежные прикосновения? Она с трудом подняла руку и поднесла бокал к его губам.

— Вот, выпей.

Если бы он не перехватил ее руку, она в волнении ударила бы его бокалом по зубам. Ее рука лежала, как в силке, в его ладони, маленькая хрупкая птичка, сдаваясь на милость победителя. Его сила была нежной, но если он выпустит на волю с трудом подавляемую страсть, чем это обернется для нее? Он станет нежным настойчивым любовником или свирепым зверем?

Он поднял бокал вместе с ее рукой медленно сделал несколько глотков.

— Превосходный бренди, моя дорогая. Мягкий и теплый, как солнечный свет, нежный, как поцелуй влюбленного, и такой же обжигающий.

Она постаралась изобразить на дрожащих губах улыбку.

— И похоже, пробуждает поэтический дар у мужчин. По-моему, ты мечтатель, Чарлз.

Его улыбка проникла в самую глубину ее души.

— На свете много разных людей, и среди них попадаются даже мечтатели.

Он сделал еще глоток и поцеловал ее пальцы, сжимавшие бокал. По ее руке пробежали мурашки. Он взял у нее бокал и поставил на стол. Потом его рука прижалась к ее боку, позолоченные пуговицы жилета врезались в грудь, и она почувствовала твердые, словно стальные, мускулы его бедер. Он мог бы опрокинуть ее одним легким движением, и было заметно по опасному блеску его глаз, что ему очень нравится такое положение.

— Я сейчас упаду, Чарлз, — пожаловалась она, глядя на кружево его шейного платка. Бриллиантовая булавка подмигнула ей, когда его грудь заколыхалась от смеха.

— Ты предложила мне бокал бренди, и я воспользовался приглашением, — пожал он плечами, наклонившись так близко, что его дыхание щекотало ей ухо. Он дунул на выбившийся локон и провел рукой по ее шее. Желание, запрятанное в потайной уголок ее души, вырвалось наружу, и у нее перехватило дыхание от неистовой силы нахлынувших чувств.

Она стояла неподвижно, не смея выдать своего возбуждения, ибо он мог подумать, что она в него влюблена. Но ей нужно время, нужно подумать… прежде чем совершить какую-нибудь глупость. Чарлз ничего не делал наполовину, и она не хотела его поощрять… О, какими же приятными были его ласки!

Он вытаскивал шпильки из ее волос.

— Что ты делаешь? — удивилась она.

— Твои волосы хотят получить свободу, и я просто помогаю им.

— Нет…

— Они будут выглядеть естественными, — объяснил он, продолжая нащупывать шпильки.

Тяжелые пряди упали ей на спину, и голове сразу стало легче. Так легко, так свободно, как никогда до этого. С распущенными волосами она вдруг почувствовала себя молодой и беззаботной.

— Ну вот. Намного легче, правда? — нежно прошептал он ей на ухо. Он погрузил руки в ее волосы и осторожно, не дергая, накрутил их на пальцы. — У тебя волосы мягкие как шелк. Я так и предполагал.

Она хотела рассердиться, но почему-то у нее не было на это ни сил, ни желания. Наконец-то она была не одна; мужские руки обнимали ее истосковавшееся по любви тело, мужское сердце билось рядом с ее сердцем, и этому мужчине, судя по всему, было приятно ее касаться. Она не чувствовала себя так уютно с той поры, когда кормилица качала ее в своих ласковых руках.

— Ты не хочешь, чтобы я расчесал их? — тихо спросил он.

— Щетка наверху, — с трудом выговорила она, преодолевая дрожь, пробегавшую по ее телу от того, что он легкими круговыми движениями массировал ей шею и затылок.

— Она лежит на столе позади тебя.

— Гм… видимо, Бетси зачем-то оставила ее здесь. Она не отличается аккуратностью.

— Сегодня это нам на пользу.

Он медленно отпустил ее, и, не чувствуя на себе его рук, она словно осиротела. Она села на стул, он начал медленно и осторожно расчесывать ее волосы. Она подумала, что может сейчас уснуть, так спокойно и безмятежно она чувствовала себя в его присутствии.

— Маргерит, ты как-то сказала, что хочешь в доме все переделать, потому что он слишком мрачен. А я не вижу ни новой мебели, ни новых занавесей. Ты передумала?

Его движения замедлились, и безмятежность покинула ее.

— Я еще не все продумала, — уклонилась она от ответа. Ничего не случится, если она скажет ему правду, ничего страшного. — Откровенно говоря, я думала продать этот дом и переехать вместе с Софи и Прю в дом поменьше. Легче будет вести хозяйство, да и…

— Намного дешевле, — закончил он.

— Ферма не приносит ожидаемого дохода, — нехотя проговорила она. — К тому же лошади, которых держал Леннокс… Понимаешь, я не питаю склонности к разведению лошадей. Я продала их вскоре после его смерти, всех, кроме моей кобылки, лошади Софи и выездных.

— Он не слишком-то много тебе оставил, не так ли? Она тяжело вздохнула, подумав о своем безвыходном положении.

— Я не желаю обсуждать мои денежные дела.

— Гм… позволь все же напомнить, что я к твоим услугам, Маргерит. Я небогат, но вместе мы могли бы найти способ решить твои проблемы.

Она не ответила. Его мастерское владение щеткой для волос чудесным образом выгнало из ее сердца дурные предчувствия, и она полностью отдалась во власть приятных ощущений. Он гладил ее голову, растирал виски, и это возбуждало, заставляя желать еще большего наслаждения. Он наклонил ее голову и провел губами по ее шее. Словно пузырьки шампанского заиграли на ее коже.

Он гладил ее спину, пока его рука не опустилась до шнуровки корсажа. Затаив дыхание, она ждала… ждала… И хотя она думала, что он сделает это, он не стал распускать шнуровку.

Он переменил позу, и ее груди легли на его раскрытые ладони. Дрожь сотрясла ее тело, и что-то горячее разливалось внутри. Он прижал Маргерит к себе, и она прильнула к нему, впитывая в себя тепло его близости.

Чарлз боялся, что не устоит на ногах от разрывавшего его желания. Он сжимал ее груди, твердые, как два апельсина, но такие дразнящие, такие сладкие, какими могут быть только запретные плоды. Его изумляло, что она позволяет ему эту дерзость.

Он замер, перестав дышать, ожидая взрыва, который последует, если он не отпустит ее, у него — от страсти, у нее — от гнева. Ему хотелось спустить корсаж и прикоснуться к ее обнаженному телу, но для этого проклятое платье было слишком узким, а декольте недостаточно глубоким…

— Боже, ты пахнешь жасмином и розой, Маргерит… да, как летний луг.

В груди его рождались стихи, и он не стал держать их в себе:

— О, как мило, — тихо произнесла она. — Ты ухаживаешь за женщинами весьма необычным способом, Чарлз. Мне лестно и приятно слышать от тебя такие слова.

— Рад, что ты замечаешь мои прекрасные качества, моя милая, — прошептал он и зажмурился. Боже, страсть убьет его! Он опустился на пол и, потянув ее за собой, обнял, прежде чем она успела запротестовать.

Она засмеялась, словно выпила слишком много шампанского.

— К тому же ты сумасшедший, Чарлз!

— Знаю. Я с ума схожу от желания узнать вкус твоих губ. — Он прижался к ее губам. В горячей глубине ее рта влажная шелковая мягкость, вкус бренди опьяняли его своей сладостью. Он упивался ее близостью: под легким шелком прятались соблазнительные изгибы ее тела, стройные ноги, кожа, сиявшая как перламутр. Он умер и попал в рай. Гибкие руки обхватили его шею, нежные губы отвечали на его поцелуи.

Пышная юбка Маргерит терлась о его возбужденную плоть, и желание разрывало его на частиц О, к черту все, он положит Маргерит на пол и задерет эти юбки Выше талии… Но когда его рука смело заскользила вверх по ее ноге, она застыла, опустила руки, ее губы сжались.

— Не надо! — испуганно вскрикнула Маргерит. — Пожалуйста, не надо.

Он взглянул на ее лицо и увидел пылающие щеки и сверкающие глаза. Как янтарь в лунном свете, подумал он. Невероятным усилием он сдержал себя и сидел неподвижно пока не овладел собой. Это далось ему с большим трудом; каждой клеточкой его тела владело желание, и она как бы жила своей, независимой от него жизнью. Стараясь глубоко и ровно дышать, он отпустил Маргерит. Она молча смотрела на него, превратившись на его коленях в деревянную куклу. Сейчас ему нужен был свежий воздух, холодный колючий северный ветер, быстрый галоп, купание в ледяной воде.

Поднимаясь, Маргерит нечаянно дотронулась до самой чувствительной части его тела, и это чуть было не заставило его потерять голову. Он легко мог бы овладеть ею, может быть, даже убедить ее, что именно этого она и хотела. Она — он знал это — давно мечтала о любви. Но не с ним.

С тихим проклятием он встал и привел в порядок свою одежду.

Она, отвернувшись, поправляла растрепанные волосы.

— Тебе лучше сейчас уйти, Чарлз, пока я не сделала или не сказала чего-нибудь, о чем бы потом пожалела.

Он повернулся, чтобы увидеть ее лицо. Она отвергала его, он прочел это в ее глазах, и ему стало трудно дышать.

— Тебе была приятна наша близость не меньше, чем мне, Маргерит. Ты не можешь этого отрицать.

— Ты захватил меня врасплох. Мы уже говорили об этом, и я не изменила своего мнения. Моя… дружба остается неизменной. Сегодня я расстроена и слаба, и ты воспользовался…

— Замолчи! — Он ударил кулаком по столу с такой силой, что на подносе задребезжали бокалы. — Не перекладывай вину на меня. Если не хочешь получать удовольствие, то не приглашай мужчин в свою гостиную.

— Я думала, Чарлз, что могу доверять тебе, что ты будешь вести себя как джентльмен, — холодно ответила она.

— Насколько мне известно, я тебя не оскорбил. Отправляйся в свою одинокую постель, Маргерит. Ты не ценишь тех, кто восхищается твоей красотой, и не желаешь поступиться хоть каплей своей драгоценной свободы ради того, кто тебя обожает — искренне обожает. Могу поспорить, что даже сам король не удостоился бы твоих милостей.

Ее губы, которые он только что мечтал поцеловать, недовольно скривились. Он надел шляпу и набросил на плечи плащ.

— Полагаю, нашей дружбе конец. Ты ведешь свою игру. Другими словами, ты не доверяешь мне как другу.

С этими словами он вышел и услышал, как она задвинула засов на двери. Черт бы ее побрал! Почему он отдал свое сердце такой холодной, скрытной женщине? Она никогда не изменит своего отношения к нему.

Он знал, что теперь Маргерит будет избегать его как прокаженного, и вопреки здравому смыслу все-таки решил заставить ее полюбить его. Он добьется этого с помощью писем Полуночного разбойника. Может быть, этот мерзавец сумеет найти дорогу к ее сердцу, если уж никто другой не смог? Однако она придет в ярость, если… когда узнает правду…

Маргерит долго стояла, прислонившись лбом к двери, прежде чем собралась с силами и, еле передвигая ноги, добралась до своей постели. Только Богу известно, как ей хотелось испытать всю силу и красоту любви Чарлза, но ей нельзя было этого делать. Она не имела права вводить в заблуждение того, на чью любовь не могла ответить любовью. Нельзя сказать, что она не питала к нему никаких чувств — разве могла женщина остаться равнодушной к его мужскому обаянию?

Но он хотел больше, чем она могла ему дать, и потому любовные отношения следует прекратить прежде, чем она согласится на близость с ним. Было бы жестоко отдать свое тело, но не дать любви.

Охваченная неутоленным желанием, она вытянулась под одеялом, уверенная, что ее ожидает бессонная ночь. Задув свечу, стоявшую у кровати, она уставилась в темноту.