— Всё в порядке? Там?
Хью Франклин задержался на пороге кухни. Дочка у раковины моет посуду после завтрака. У них нет современной раковины из нержавеющей стали. На фермерской кухне по-прежнему стоит достопочтенная и внушительная чугунная с фаянсовым покрытием, увенчанная огромным неповоротливым холодным краном. Тамми приходится подниматься на цыпочки, она с трудом достает до глубокого дна. Над раковиной тихо шипит маленькая газовая колонка с сигнальной лампочкой, милостиво подавая горячую воду из узкого загнутого носика при повороте треснувшего пластмассового вентиля. Когда ее устанавливали тридцать с лишним лет назад, подобное устройство считалось вершиной комфорта. «Больше не придется каждый раз кипятить в котле воду!» — восторженно восклицала мать Хью.
Соня относилась иначе: «Ты соображаешь, что это жуткое старье? Просто опасно, она может взорваться прямо у меня перед глазами!» Насчет раковины тоже ворчала: «Господи боже мой, её во двор надо вынести вместо поилки для скота!» Ей требовалась новенькая встроенная кухня. Он сочувствовал, но нет денег. Обещал: «Когда-нибудь», слыша в ответ недоверчивое фырканье.
— Да, папа, — ответила Тамми, едва дотягиваясь до крана и лишь двумя руками его поворачивая. Хью пошел помогать, но она успела справиться.
Хлынула холодная вода, девочка принялась споласкивать вымытые тарелки и осторожно ставить их на деревянную сушилку, которую следовало регулярно скрести, что тоже сильно не нравилось Соне среди многого прочего. Помнится, мать чистила столешницы содой. Соня пользовалась современными моющими средствами, поливала все кругом большим количеством хлорки, постоянно жалуясь, что это не гигиенично и вредно для рук, даже если пользоваться резиновыми перчатками. «Долго еще мне, по-твоему, заниматься допотопной черной работой?»
Вспоминая все это и глядя на непосильный труд маленькой дочки, Хью сравнивал себя с пловцом в океане, не видящим земли. Саймон уверен, будто он горюет по Соне, хотя сам Хью точно знает, что чувствует вину, а не горе. Саймон неправильно понимает вину, объясняя ее опасением брата, что он не оправдал ожиданий жены. На самом деле вина объясняется облегчением от её исчезновения из его жизни, от свалившейся с плеч тяжкой ноши. Как ни стыдно, это правда. Они с Соней завершили круг по крутой американской горке, к которому свелся их краткий брак. К несчастью, в кабинке не было тормозов, она была обречена с сокрушительным грохотом сорваться с обрыва. В душе Соня неимоверно злилась. Глубоко укоренившаяся едкая мрачная злоба была направлена на мужа, на ферму, на жизнь. Он со своей стороны все отчаяннее ненавидел красоту, которая его когда-то пленила, приходя к заключению, что готов уже любой ценой заглушить оскорбительный упрекающий голос.
Вопрос мисс Бренди об отношении Тамми к произошедшему только сильнее уязвил совесть. Он понятия не имеет, потому что поспрашивал. А не спрашивал, потому что не знал, как спросить, в чем решительно невозможно признаться учительнице. Впрочем, наверняка она догадалась. Разумеется, надо было хотя бы попробовать, что он сейчас и делает, стоя у кухонной раковины.
— Мне очень жаль, Там, что так получилось.
Звучит слабовато, но больше ничего не придумалось. Искать слова, которые все скажут, все равно что шарить в пустой корзине. Он с самого детства завидует Саймону, который их с легкостью подбирает и связывает. Брат всегда говорит за него.
— Пап, ты совсем ни в чем не виноват.
Тон, как обычно, спокойный и сдержанный. Скорее всего, легкое напряжение только мерещится.
— Она… Соня… изо всех сил старалась, — продолжал Хью. — Знаю, тебе не очень нравилось видеть ее рядом. Ей тоже было трудно.
— Тогда нечего было к нам приходить, правда?
Тамми повернула к нему бледное личико, и его удивил обвиняющий взгляд.
Он растерялся:
— Я думал, ты поймешь. Сама знаешь, как я любил твою маму. Но жизнь продолжается.
Вдруг понял, что выразился в высшей степени неудачно. Жизнь Сони резко и бесповоротно оборвалась.
Тамми сдернула с крючка полотенце, начала вытирать посуду, аккуратно расставлять по местам — тарелки сюда, чашки туда, ножи и вилки в ящик в отдельные ячейки.
— Я думал, тебе будет лучше, Там, — неловко пробормотал Хью. — Думал, пока растешь, в доме должна быть женщина. С кем можно поговорить. Со мной ведь не обсудишь платья да прически. Много я в них понимаю!
— Никогда не хотела быть такой, как Соня, — объявила Тамми с глубоким презрением. — Наряжаться, красить ногти, всякое такое.
Надо выступить в защиту погибшей жены.
— Она всегда потрясающе выглядела, и тут нет ничего плохого.
Может быть, все-таки есть. Хью взглянул в окно над раковиной, дав себе время подумать о том, что сказать дальше. Прямой взгляд серых глаз дочки пронзает насквозь, смотрит в самую душу. Можно просто уйти и закончить на этом беседу. Если продолжить, скорее всего, будет хуже, как при скандалах с Соней. Но уход будет бегством. Вечным бегством от эмоциональных конфликтов. Может, как раз его трусость сыграла роль в трагедии? После смерти Сони он задает себе этот вопрос бесчисленное множество раз и неизменно слышит единственный жестокий ответ: да!
Размышления и поиски необходимых слов для дочери прервало неожиданное явление во дворе. К дому направлялась процессия в составе мистера и миссис Смит вкупе с тремя младшими Смитами.
Непривычно видеть всех вместе. Когда в дом зовут Дэнни, он, как правило, не проходит дальше кухонной двери, только изредка добирается до деревянного стула, присаживается на краешек. При нем часто мешок, сшитый из тряпок, наполненный собранным по дороге хворостом. Сегодня все иначе. Смиты при полном параде. Дэнни влез в пиджак, в котором, вероятно, женился, судя по покрою. Великолепная Зилпа щеголяет в наряде, смахивающем на палатку, сшитом из пурпурного бархатистого материала, как у римского императора. Все части тела, которые можно украсить, украшены золотыми изделиями: уши, шея, запястья и пальцы. Юные Смиты тоже в лучшем виде: мальчишеские волосы безжалостно прилизаны, девичьи заплетены в косу. Чистая одежда идеально отглажена.
— У нас гости, Тамми, — с благоговейным ужасом вымолвил Хью. — Дэнни с супругой идут. Скорее всего, выразить соболезнования. С ребятишками. Ставь чайник.
Он пригладил волосы руками в неэффективной попытке привести себя в порядок и пошел к дверям приветствовать гостей.
Поскольку визит был официальный, он провел их в гостиную, чувствуя себя неодетым в не слишком чистых джинсах и старом свитере. Даже у Дэнни сейчас золотые кольца почти на каждом пальце. Пого, встревоженный присутствием в помещении такого количества народу, убрался прочь с сиплым пыхтением. Смиты расселись на имевшихся сиденьях. Зилпа сложила на бархатных коленях натруженные руки, унизанные золотом, окинула комнату зорким оценивающим взглядом. Дэнни прокашлялся.
Хью ждал, но гость вместо речей полез в подозрительно оттопырившийся карман пиджака, вытащил пол бутылки виски, поставил на журнальный столик, робко взглянув на хозяина.
— Очень благодарен, — сказал тот. — В чай плеснем. — Вспомнил о младших гостях и обратился к ним: — Бегите на кухню. В холодильнике кока в банках и прочее. Тамми покажет.
— Ведите себя прилично! — приказала мать чадам и, когда весь выводок умчался, продолжила: — Мы пришли принести соболезнования, как положено. Вместе с Дэном скорбим об утрате. Миссис Франклин была очень добрая и хорошая женщина. Просто ужас, вечером даже погулять нельзя, чтоб с тобой ничего не случилось. Не знаю, куда катится мир. Когда я была маленькой, то ничего подобного не было. Все время детям говорю, чтобы посматривали по сторонам. Не знаешь, кто откуда выскочит.
Дэнни снова прокашлялся и на этот раз прохрипел:
— Когда похороны?
— Сначала коронерское дознание,[5] в понедельник, — сообщил ему Хью. — Потом, если полиция отдаст… если позволят забрать Соню, можно будет похоронить. Я говорил с викарием.
— Мне велено на дознании, — объявил Дэнни по-прежнему с хрипом, словно надышался дыма у своего костра, — рассказать, как я ее нашел.
Возникла неловкая пауза, прерванная появлением Тамми с тяжелым подносом, нагруженным чайными принадлежностями. Хью поспешил на помощь.
— Я сам справлюсь, иди поболтай с ребятами.
С поданным чаем роли несколько переменились. Хью поставил поднос на столик, Дэнни принялся откручивать колпачок с бутылки, чтобы смазать голосовые связки, Зилпа взялась разливать чай.
— Малышка хорошо управляется, — заметил Дэнни.
— Ужас и кошмар, — уныло вздохнул Хью. — Не того я хотел для нее. Сначала родная мать умерла, теперь Соня…
— Без матери плохо, — подтвердила Зилпа. — Моя еще крепкая, да и бабушка тоже. Ей восемьдесят четыре, и у нее семнадцать детей.
Все культурно потягивали чай, сдобренный виски, миссис Смит орлиным взором присматривала за мужем, который с некоторым трудом обращался с хрупкой фарфоровой чашкой, которую где-то откопала Тамми. Дэнни предпочел бы кружку.
— Наверно, полиция и у вас побывала, — сказал Хью. — Один к нам приходил. Вчера утром, какой-то инспектор. Слава богу, тут был Саймон. Я бы один не справился.
— Сержант к нам заглядывал, — подтвердил Дэнни. — Здоровенный бугай, скажи, Зил? Хоть вполне вежливый для копа. Только ты, Хью, никому не верь. Думай, чего говоришь.
— Саймон советует примерно то же самое. Очень жалко, Дэнни, что ты в это вляпался… и Зилпа тоже. — Он поймал взгляд цыгана. — Все будет по-прежнему. В Хейзлвуде вы всегда желанные гости.
— А… — протянул Дэнни и отвел глаза.
Интересно, появятся ли тут когда-нибудь еще Смиты после того, как все кончится? Хочется надеяться, что появятся. Но будет ли хоть что-то по-прежнему? И тут Хью до конца осознал, что ведется полномасштабное расследование убийства, любой результат которого все бесповоротно изменит. Он почему-то думает лишь о ближайших событиях — о дознании и похоронах. Но конечно, полиция будет ходить и расспрашивать бесконечно, пока не откроется правда…
— Они не отвяжутся, — медленно вымолвил он. — Вцепятся, как терьер в крысу…
Дэнни кивнул и повторил предупреждение:
— Хитрые бестии. Поосторожнее, Хью.
— Поосторожнее! — предупредил Алан Маркби почти в то же самое время, спускаясь по железнодорожной насыпи.
Ветки и колючки цепляются за старую зеленую непромокаемую куртку, ноги скользят на раскисшей земле. Недавнее столпотворение изменило картину. Кусты ежевики обломаны, ковер из листьев растрепан и смят. Разнообразные отходы вкупе издают незнакомое и непонятное зловоние. Он принюхивался, стараясь идентифицировать составляющие. Лис. Фекалии. Гнилые листья, невидимая в кустах плесень. Запахи разложения. Так пахнет на старых кладбищах после дождя и в кафедральных криптах, где из камней сочится влага, оставляя пятна, а в застоявшемся воздухе непременно присутствует пыль. «Земля к земле, прах к праху…» Он процитировал:
— «Пойди-ка теперь к госпоже и объясни, на что она будет похожа, несмотря на краски в дюйм толщиной…»[6]
— Хватит, я и так знаю, что ты образованный! — рассердилась едва поспевавшая за ним Мередит.
Он с ухмылкой оглянулся, протянув руки.
— Сама справлюсь, — упрямо бросила она, хотя, возможно, еще побаивалась выпустить ветку. Съехала к нему по склону. Мередит купила такую же куртку с пропиткой, только синюю, объявив, что не собирается ходить рядом с ним как близнец. Он ответил, что зато будет похожа на настоящего полицейского.
Теперь понял, что тут нет ничего хорошего.
— Рядом с твоей курткой моя выглядит даже хуже, чем я думал.
— Купи новую.
— Мне эта нравится. Новые парафином пахнут.
Мередит принюхалась к своему рукаву:
— Правда. А на твоей вообще ничего не осталось. Можно спрей купить, заново пропитать.
— И так хорошо.
— Я и не говорю. Сам сказал, вид страшный.
Маркби оглядел куртку:
— Некогда это была стандартная форменная одежда. У каждого копа имелась такая. Сухо, тепло во время слежки в мороз да еще куча карманов для сэндвичей.
— И каждый преступник мгновенно ее замечал, — вставила Мередит.
— Пожалуй. Ну, так где ж ты видела лягушку?
Она нерешительно озиралась.
— А где нашли…
— Тело? Где-то там.
Алан пошел по тропинке, протоптанной множеством ног. Место в кустах легко различимо. Ежевичные кусты сломаны, крапива примята. Среди разрухи обнажились кроличьи норы. На земле кучки кроличьих экскрементов. Остальное свидетельствует о недавнем присутствии человека. Смятые пачки из-под сигарет, обгоревшие спички, обрывки сине-белой пластиковой ленты фестонами болтаются на деревьях.
— Хорошо бы побольше знать о деле, — пробормотал он. — Я приехал после обнаружения трупа, поручив следствие Пирсу. Не пойми меня ложно, он очень способный. Но, поскольку теперь я вроде бы ввязался, лучше б поинтересоваться с самого начала.
Не слыша ответа, оглянулся. Мередит пристально вглядывалась не в утоптанную землю, а вниз сквозь кусты и тонкие деревца на сверкавшие на солнце рельсы.
— Уже известно, ее здесь убили? — тихо спросила она.
— На это могу ответить. Нет. По крайней мере, мы так думаем. Есть свидетельства, что вниз по насыпи тащили тяжелый предмет. Обнаружены частицы синей джинсовой материи, и, хотя лабораторные результаты еще не получены, они вполне могут совпасть с тканью её одежды. Попытки отыскать следы шин наверху, — он махнул на дорогу вдоль насыпи, — не увенчались успехом, поскольку позже там проехала и остановилась патрульная машина. В тот момент сидевшие в ней полицейские еще не проявляли должной осторожности. Их тоже винить нечего. Люди сообщают о найденных трупах, которые потом оказываются старыми коврами в рулонах или чучелами Гая Фокса.[7] К нам в бамфордский участок как-то явилась женщина в истерике, сообщив, что видела в лесу скелет. И точно — пластмассовый, который приволокли туда студенты-медики в качестве первоапрельской шутки.
— Значит, она лежала тут мертвая, когда я сидела в поезде, глядя в окно на лягушку.
Мередит повернулась и по диагонали направилась сквозь кусты в сторону виадука. Ей стало вдруг неприятно находиться на этом месте.
Следуя на ней, Алан поднял глаза. Старая дорога шла когда-то через холмы, связывая разбросанные деревни. Железнодорожная колея глубоко вгрызлась в землю, и для переброски дороги потребовался виадук. Сквозь листву видны обветренные темно-серые камни. Через провал переброшена двойная арка на трех опорах. Прямо перед глазами из кустов ежевики вырастает массивный пилон. Корявые зеленые пальцы вцепились в каменную ногу, как бы затаскивая ее в подземный мир. Огромные блоки покрыты мхом, испещрены следами дождевых струй, просачивающихся в трещины в искрошившемся известковом растворе. Первая арка перекрывает одну пару рельсов и опирается на пилон, расположенный между двумя колеями, вторая — другую пару рельсов и соединяется с опорой на противоположной стороне, утонувшей в параллельной насыпи. Среди веток на той стороне смутно виднеется заросшая мхом кладка.
Можно представить себе бурную деятельность, разворачивавшуюся на этой сцене. Землекопы рыли туннель и воздвигали насыпь. Инженеры руководили прокладкой рельсов. Строители снимали деревянные леса по мере того, как с земли поднимался каменный мост. В воздухе звучали голоса с незнакомым акцептом — рабочих вербовали повсюду. Визжали и скандалили женщины, набранные для готовки еды в громадных котлах. Случались драмы — земля обваливалась или кто-нибудь падал. В зловонных палатках лежали больные, павшие жертвой холеры, разносившейся землекопами…
Теперь это заброшенный памятник прошлого. С тех далеких времен проложили новые дороги, старые перестали использовать и ремонтировать, они наконец заросли сорняками, кустами, деревьями. Впрочем, люди здесь еще работают. Возятся на колее, как сто пятьдесят лет назад. Издали доносятся голоса, гул генератора. Это ремонтная бригада, задержавшая поезд Мередит. Алан нахмурился, снова взглянул вверх на парапет. В одном месте видны чугунные скобки, скрепившие камни, затянутые металлической сеткой.
— На мой взгляд, все равно опасно, — заметил он, указывая на крепление. — Стоит сообщить ответственным лицам. Только вообрази, что подобная глыба рухнет на рельсы! Им надо бы подумать как следует.
— Могу поспорить, Викторианское Общество охраны памятников не позволит, — заявила Мередит, щурясь на парапет. — Наверно, туда можно забраться.
— Пожалуй. Для этого надо подняться на холм и пролезть сквозь кусты.
— Напоминает замок сказочной Спящей красавицы, сплошь заросший, утонувший в лесу.
— Весьма романтичная аналогия, — хмыкнул Алан.
— Просто одна мысль пришла в голову, далеко не романтичная. Фактически страшная. Хочешь выслушать?
Она взглянула на него, вздернув брови.
— Давай. Я больше привык к страшным мыслям, чем к романтичным.
Это была просто шутка, но Мередит отнеслась к его словам иначе.
— Извини, — сухо бросила она.
— Да ведь я не о том… Ну, выкладывай свою мысль.
— Почему убийца не бросил труп на рельсы? Как я понимаю, он его притащил в темноте. Тело переехал бы поздний поезд, сошло бы за самоубийство.
— Не был уверен, что сойдет. Или в панике не подумал. Или опасался рабочих на колее. Интересно, во сколько кончается последняя смена… В понедельник выясню с Пирсом.
Суперинтендент вздохнул. Не хочется настораживать Дэйва, внушая ему подозрение, будто он сам берется за дело. С другой стороны, шеф обязан знать, как продвигается следствие.
Мередит пошла вперед, оглядывая стволы деревьев.
— По-моему, здесь.
Алан подошел. Колея совсем близко. Определенно можно видеть это дерево из вагона. Рядом падает тень виадука. На наручных часах около полудня, поезд шел тут приблизительно в это время.
— Она была на солнце? — уточнил он.
— Лягушка? Да. Ярко-зеленая, и черные глаза блестели.
Он тщательно осматривал кору дюйм за дюймом, вдруг охнул, вытащил из кармана пластиковый пакет и пинцет, под пристальным взглядом Мередит с чрезвычайной осторожностью подцепил что-то с ветки, сунул в пакет, запечатал, потом предъявил для осмотра крошечные зеленые ворсинки.
— От твоей лягушки.
Она не успела ответить — с диким воем навстречу им вылетел поезд.
Маркби схватил ее за руку, с силой вздернул на насыпь. Обоих обдал горячий вихрь. Мередит для равновесия уцепилась за ветку.
— Пошли, — сказал он. — Машинист доложит, что видел двух вандалов на рельсах. Только не хватало попасть под арест.
Днем Джейн поехала с Тамми по магазинам. Девочка отнеслась к делу с полной ответственностью: старательно составила список продуктов и прочих необходимых хозяйственных принадлежностей, представила на рассмотрение учительницы. Джейн просматривала с интересом и некоторым удивлением. Подобно многим прочим, она всегда думала, будто ферма ipso facto[8] сама себя обеспечивает. Оказалось, что нет. По крайней мере, не в нынешние времена. Конечно, удовлетворяет некоторые потребности, но многое давно исчезло с деревенской кухни.
— Хлеб кончился, — докладывала Тамми. — И сыр. Это очень нужно, потому что папа берет с собой хлеб с сыром, когда работает далеко от дома. Тогда ему не надо возвращаться к ланчу. И еще пикули. Мама сама солила, а Соня не умела, поэтому пришлось покупать. Магазинные не такие, как мамины, но все лучше, чем ничего, — заключила она умудренным старушечьим тоном.
Джейн улыбнулась. Яйца в списке отсутствуют — полученных от своих несушек хватает на семью, но не на продажу. Тамми объяснила, что из-за постановлений насчет сальмонеллы и обязательной проверки птиц дело того не стоит.
Уже видно, что роли поменялись. Джейн учительница в школе, а здесь и сейчас — Тамми. Одно хорошо: у нее в результате язык развязался.
Что касается роли Хью в закупочной экспедиции, то он просто протянул подписанный чек и карточку. Взвалив на себя всю ответственность, Джейн отправилась с Тамми. День оказался на удивление занимательным. Девочка по-прежнему непринужденно рассказывала о жизни на ферме, о том, что папа ест с удовольствием, а что нет. Рассуждала с точки зрения домашней хозяйки.
— Язык терпеть не может. Можно взять четверть фунта ветчины, только, смотрите, жареная свинина дешевле — специальное предложение.
В голове назойливо вертелся вопрос:
— Твоя мачеха любила ходить по магазинам?
— Соня? Тряпки выбирать любила, — с крайним презрением сообщила Тамми. — Еду почти всю брала замороженную. Мама такой дряни не покупала до самого конца… знаете, пока уже совсем сильно не заболела.
Понятно. Девочки в школе считают Тамми не такой, как все, потому что она живет другой жизнью. В последние месяцы жизни собственной матери и во время недолгого заместительства мачехи — иначе не скажешь — именно она была домоправительницей на ферме Хейзлвуд. Следила за припасами, напоминая Соне, что надо пополнить, что отец любит и чего не любит. Сознает ли он это? Представляет ли, сколько обязанностей ляжет на детские плечи в отсутствие женщины в доме? Вопрос щекотливый, но рано или поздно придется его обсудить.
По возвращении, когда все сидели за кухонным столом, Джейн предъявила товарные чеки, пытаясь объяснить, на что потрачены деньги. А Хью не обратил никакого внимания, довольный, что все куплено и доставлено без его участия. Бросил пренебрежительный взгляд на выложенные в ряд бумажки:
— Хорошо.
— Нет, — энергично возразила она. — Слушайте, я вашими деньгами расплачивалась. Объясняю, куда они ушли.
Хочет или не хочет, пускай поинтересуется.
— Знаю, на продукты и прочее, — сердито буркнул Хью.
— Но вы должны знать, на какие продукты и «прочее», по вашему выражению. Вам нужно составлять списки необходимого: стиральный порошок, чистящие средства, кухонные и туалетные принадлежности… И каждую неделю перед походом по магазинам проверить, что подходит к концу и надо прикупить.
— Господи помилуй, — ошеломленно сморщился он, — некогда мне этим заниматься. У меня все время уходит на ферму.
— Постойте! — Нельзя отступать. Если он сейчас выкрутится, то его уже никогда не заставишь. Ей самой придется регулярно ездить за покупками, по крайней мере в обозримом будущем. — Так не годится. Понимаю, у вас сейчас тяжелое время, и вовсе не хочу докучать. Очень рада немного помочь, но, в конце концов, вы обязаны уделять больше внимания домашнему хозяйству. Тамми не может этим заниматься. Не должна. Ей всего двенадцать лет! — Не хотелось слишком скоро ставить вопрос, да так уж вышло к слову.
— Сразу видно учительницу, — проворчал Хью, насупив брови. — Урок мне даете?
— Даже не думала, — смутилась Джейн. — Простите, если так вышло. Вы только что потеряли жену, с моей стороны непозволительно вас поучать. Я думаю о Тамми.
— Я тоже, — сухо ответил Хью. — Она моя дочь. Что касается потери жены… Странно, когда вы это сказали, я думал о Пенни, моей первой жене, матери Там. Нас с Соней… ну… по-настоящему не назовешь мужем и женой. Скорей это был пробный опыт. — Серые глаза сощурились, возможно, в ответ на выражение ее лица. — Видно, вам не нравится.
Джейн вспыхнула:
— Не мне судить.
— Но у вас есть мнение. Не отрицайте. По-моему, у вас на любой счет имеется мнение.
Она почуяла укол:
— Я уже извинилась! Не надо грубить.
— Разве я грублю? — удивился он. — По-моему, очевидно. По правде сказать, я тоскую по Пенни. Даже сейчас при всех заботах и хлопотах. Конечно, лучше б она была рядом, хотя если б была, то не было бы ни забот, ни хлопот. Потому что я бы никогда не женился на Соне. Не хулю ее перед вами. Просто снова говорю очевидное. — Он помрачнел. — Может быть, слишком скоро. Наверно, надо быть тактичнее.
Джейн подавила желание выпалить: «Вот именно!» — и просто смотрела на него. Чудовищный свитер, даже если предназначен для грязной работы на ферме. На локтях дыры, ворот распущен. Впрочем, сегодня Хью выбрит и на самом деле выглядит симпатично. Фактически она уже признала его славным мужчиной, правда, неспособным справляться с некоторыми проблемами. Его надо немножко встряхнуть. Хотя смерть второй жены — вполне сильная встряска. Он болезненно честен относительно своего второго брака. Интересно, что думает полиция по этому поводу?
— Лучше быть откровенным, — сказала она наконец, хотя сомневалась в своей правоте, учитывая обстоятельства. — Продолжайте.
— Ладно. Мне надо заниматься фермой, — сказал Хью с уже знакомой упрямой ноткой в голосе. — Я почти каждый день встаю утром в полпятого. Один старик Сид помогает, а он сейчас болен. К счастью, Дэнни Смит заехал, можно на него положиться. Но он появляется только два раза в год. Когда я совсем зашиваюсь, Саймон руку протягивает. А у него своя работа, он книжки пишет. Скажите, когда мне ходить по дому, пересчитывать куски мыла?
— Что ж, вполне откровенно и честно, — признала Джейн.
Хью издал непонятный сдавленный звук, возможно, смешок.
— Вам надо бы поговорить с моим братом. Растолковать ему, что значит «откровенно и честно». Саймон дергается, словно кот на горячих углях, боится, чтоб я чего не сболтнул копам, которые расследуют смерть Сони. А я все его спрашиваю, что можно сказать, кроме правды? Просто говорю, как было. — И неожиданно добавил: — Знаете, чувствую себя виноватым в случившемся. В конце концов, она моя жена, надо было за ней лучше присматривать.
Последовала неловкая пауза, которую прервала Джейн:
— Тамми мне рассказывала о своем дяде. А ведь я сразу не догадалась, что это тот самый Саймон Франклин, автор серии детских книг о жизни в далеком прошлом. Они есть в нашей школьной библиотеке. Наверняка имеются почти в каждой школе. «Семейная жизнь в эпоху Тюдоров» у нас вместо учебника. Я сама преподаю историю, — пояснила она.
— Я кое-что читаю, когда есть возможность, — объявил Хью, как бы оправдываясь. — Реймонда Чандлера[9] и всякое такое. У нас книги есть. Целый шкаф, — кивнул он в сторону гостиной.
Джейн уже видела. Поджидая Тамми перед поездкой по магазинам, она взглянула на корешки по неизменной привычке. Как и следовало ожидать, зачитанные книжки в бумажных обложках, вероятно стоящие тут со времен отца Хью, а может быть, и деда. Детективы Эдвина Криспина, собрание Агаты Кристи, исторические саги Маргарет Ирвин, сказка Фрэнка Ричардса «Билли Бунтер из школы Серых монахов» в твердом, сильно засаленном переплете, полные комплекты «Домоводства» и «Здоровой семьи», изданные в начале века. В «Домоводстве» рассказано, как наносить на печку графитовую смазку. Не было бы ничего удивительного, если б «Здоровая семья» учила вязать детям жилетки на зиму. Хотя Саймон Франклин — ученый. Вероятно, он забрал свои книги, устроившись в собственном доме.
Хью положил на стол загорелые руки, сцепил пальцы.
— Не подумайте, будто я глух к вашим словам. Знаю, маленькой Тамми трудно. Я не слепой. После смерти ее матери старался сделать как лучше. Понимал, что ей требуется другая мать. Так получилось — казалось, удачно, — что встретил женщину, она мне понравилась, я и женился. Смотрите, что вышло.
Неизвестно, что вышло, но, судя по тому, что Джейн успела услышать, — катастрофа.
— Возможно, поспешили, — осмелилась предположить она. — Не дали времени ни себе, ни Тамми. То есть перед новой женитьбой. В таком деле нельзя торопиться.
— А может быть, просто в женщинах не разбираюсь. Может быть, льстил себя мыслью, будто Соня относится ко мне так, как я к ней. О мертвых плохо не говорят, и я не говорю о ней плохо, упокой Бог ее душу. Она делала что могла. Ни в чем не виновата. Однако мы в любом случае дошли до последней черты. Понимаете?
— Пожалуй, — серьезно ответила Джейн.
— Не знаю, что ей было нужно, но только не я, вот и все. — При всем намеренном хладнокровии в голосе Хью прозвучало глубокое чувство.
— Понимаю. — Джейн постаралась прогнать болезненные воспоминания, проснувшиеся от его слов. Питеру тоже она не нужна, вот и все. Больше ничего не скажешь.
Чувствовалось, что Хью пристально наблюдает за ней. Серые глаза, унаследованные дочерью, на удивление проницательные.
— Да, — тихо проговорил он. — Вы понимаете.
Она с грохотом отодвинула стул, схватила свою сумочку, принялась отыскивать ключи от машины.
— Мне уже надо ехать. Дела. Надеюсь, купили все необходимое. К следующим выходным помогите Тамми список составить, и мы снова съездим.
Вылетела из дома и, только отъехав, вспомнила, что не простилась со своей ученицей.