Под "крылом" Феникса

Глава 23

Колонне имперских войск, которую возглавлял сам И-Лунг, пришлось задержаться на перевале из-за заставы, запирающей один из проходов в Тыйских горах. Ворота укрепления оказались закрыты, из-за стен в ченжеров летели стрелы и тяжёлые камнемётные ядра.

Видимо, кто-то из гиньцев, в захваченных ранее ченжерами заставах, сумел выпустить прирученного горного орла и послать собратьям весть о нашествии с крылатым гонцом. Ранее лазутчики доносили военачальникам И-Лунга о том, что тайгетские монахи часто используют птиц и собак для доставки писем между своими обителями. Наверняка, гиньские кулбусы переняли этот способ у тайгетов. По этой причине И-Лунг распорядился, чтобы воины убивали всякую живность, которую встретят на своём пути.

Два дня подряд ченжеры осаждали крепость. Наконец, после кровопролитного приступа, перебив почти всех защитников, они сумели ворваться во внутренний двор укрепления. Бой продолжался и в цитадели. Беженцы и мирные жители, укрывшиеся внутри, были безжалостно перебиты Железными Ястребами, которые спешившись, возглавляли атакующие колонны.

Тайчи сабраков донесли И-Лунгу о потерях – шестьсот восемьдесят семь бойцов пало под стенами крепости. Ещё триста сорок четыре получили ранения «в кость» и не смогут продолжать поход.

Правда, скорбную весть о потерях, заслонила другая, более приятная. В крепости было захвачено много драгоценных камней, а также богато украшенное оружие и дорогие изделия местных и тайгетских мастеров. Это позволило И-Лунгу выплатить четверть обещанного жалования воинам вперёд, а захваченное серебро, бронзовые и медные изображения кулбусских богов отправить в Дацинь, на монетный двор для чеканки денег.

В верховьях одной из горных речек, что впадали в Чулбу, ченжерам встретился большой караван паломников. С ними были и несколько тайгетских торговцев. И-Лунг разрешил своим воинам пощадить только тех, кто годился в рабы. Все слабые и больные были уничтожены, а голова караван-баши была отослана в мешке с солью в Дацинь в качестве трофея.

И-Лунг решил сделать остановку в округе Вэньгэд, осадив его одноимённую столицу. Его воинам, после перехода по горным дорогам и тропам, был необходим отдых. Кроме того, надо было подтянуть отставших и обозы со снаряжением и припасами. Сюда же вскорости подошла колонна войск князя Чже Шена.

Гиньский наместник-акридимарх, что командовал войсками в округе Вэньгэд, запросил помощи из столицы княжества. Однако передовой отряд имперского войска, возглавляемый самим князем Чже Шеном, встретил гиньскую вспомогательную рать на подступах к Вэньгэду.

У ченжерского полководца было два сабрака пехоты и два сабрака конницы. Всего три тысячи пехотинцев и две тысячи всадников. Ему противостояло около десяти тысяч пеших и две тысячи конных воинов из кулбусов. Несмотря на своё численное превосходство кулбусы были слабее обучены и хуже вооружены. В последующем упорном бою, длившемся несколько часов, ченжеры наголову разгромили гиньцев.

После этого защитники города потеряли надежду на спасение, и Вэньгэд сдался без боя. Едва его ворота открылись, как имперцы ворвались внутрь. Сгорая от алчности, ченжеры бросились грабить дома горожан и дворцы знати. Размахивая совнями и чимканами, они убивали всех, кто попадался им на пути.

Центр города, торговые ряды и дома богачей, как всегда, достались Железным Ястребам, легкоконным стрелкам и пехотинцам Первого и Четвёртого габаров, поспевшим следом за конницей.

Воинам Второго габара, вошедшим в город последними, достались дома и строения, прилегающие к крепостной стене и часть предместий, где в основном ютилась городская беднота.

Если в остальном городе и было что взять, то разочарованным воинам Второго габара нечем было заняться в захваченном предместье. Единственным зданием, сулившим хоть какую-нибудь добычу, являлось большое каменное подворье, где останавливались паломники Мизирта идущие из различных уголков Империи Феникса помолиться святыням Тайгетара.

Само подворье было построено виде двухъярусного каменного здания с четырёх сторон окружавшего широкий, мощённый каменными плитами двор, в середине которого стояла небольшая кумирня.

В отличие от других храмов и обителей это строение отличалось завидной скромностью, если не сказать бедностью. Дело в том, что оно принадлежало братству нищенствующих монахов. Обитель, существующую при подворье, населяли в основном увечные и больные калеки. Это обстоятельство объясняло бедность подворья, единственными доходами которого были собранное подаяние и пожертвование сердобольных горожан.

Когда имперцы ворвались внутрь, то здесь их постигло горькое разочарование. Захваченная добыча оказалась столь скудной, что её и добычей-то нельзя было назвать. Некоторые, в бессильной ярости крушили ветхие навесы, служившие местным обитателям защитой летом от палящего зноя, а зимой от дождя и изредка выпадающего в этих местах снега.

Однако вскоре одному из воинов пришла в голову спасительная мысль – сокровища есть, просто упрямые поклонники Мизирта где-то их спрятали. Поиск живых, чтобы вырвать под пыткой признание о храмовой сокровищнице, не дал желаемых результатов. Тогда, разбившись на отряды, ратники стали обшаривать помещения. Иные пробовали ковырять тяжёлые гранитные плиты, покрывающие дворы, простукивать стены.

На заднем дворе обители располагались отхожие места постоянно проживающих в ней отшельников. Искусные тайгетские каменотёсы, когда-то построившие подворье, отвели воду одного из многочисленных источников в водовод, с таким расчётом, чтобы напор воды не давал скапливаться нечистотам в отстойниках. Монахам приходилось только изредка поднимать крышку отстойников и очищать трубы от попавшего туда мусора. Этим объяснялось отсутствие запаха и относительная чистота в отхожих местах подворья.

Таохэ и Щербатый ведомые жаждой богатой добычи приняли уборную за одну из храмовых кумирен. Оба воина пыхтя от натуги, пытались сдвинуть тяжёлую каменную крышку, справедливо полагая, что уж здесь-то точно спрятано нечто ценное. Тайгетские руниры, выбитые на крышке отстойника, несомненно, означали что-то очень важное.

За этим занятием их и застал тайчи Кастагир, случайно оказавшийся на заднем дворе обители. За ним, осторожно ступая копытами, следовал его конь. В беспорядке, охватившем город, тайчи отбился от сопровождавших его воинов, а затем заблудился среди узких улочек городских окраин. Заметив возвышающееся над лачугами здание подворья, он решил пробиться к нему, чтобы потом найти дорогу обратно на главные улицы города.

– Что это вы тут делаете? – задал он вопрос, воинам, которые вытянулись по стойке смирно при виде грозного военачальника.

– Мы нашли её, господин,– отдышавшись, шёпотом ответил ему Щербатый.

– Кого? – недоумённо спросил Кастагир.

– Сокровищницу храма,– также шёпотом ответил Таохэ, показывая рукой на плиту.

Кастагир нахмурился, разглядывая каменную крышку с выбитыми на ней непонятными знаками, лежащую вровень с плитами двора. Конечно, это не очень-то было похоже на сокровищницу, но кто знает, может быть, монахи при их приближении к обители, могли сюда спрятать свои богатства.

Тайчи вопросительно глянул на воинов. Те безмолвно смотрели на него, ожидая какое решение он примет. Некоторое время Кастагир прислушивался к шуму и грохоту, производимому остальными ратниками, обыскивающими подворье, потом обернулся к обоим воинам, приложил палец к губам и молча кивнул на крышку. Таохэ взял свою совню и вставил лезвие в щель между крышкой и плитой. Рядом воткнули вторую совню и все трое налегли своим весом на получившиеся рычаги. Каменная крышка начала медленно поддаваться.

По случайной или неведомо чьей прихоти, в одной из гранитных плит, составлявших облицовку стенок отстойника, был вкраплён небольшой кусок кварца, видимо оставшийся по недосмотру каменотёса в плите. Дневной свет, проникший в образованную усилиями ченжеров щель, отразился от него весёлым солнечным зайчиком. Именно этот блеск кварцевой чешуйки и увидели находящиеся снаружи искатели сокровищ.

– Там драгож-женные камни! – радостно взвизгнул Щербатый, и тут же получил затрещину от Кастагира.

– Тихо, шепелявый дурак,– тайчи мотнул головой в направлении шума, который сопровождал других искателей сокровищ по всему подворью. Он опять переглянулся с обоими воинами и дал знак приступать к дальнейшим действиям. Трое ченжеров налегли на совни с удвоенной силой. Древки затрещали, грозя вот-вот обломиться, но внезапно тяжёлая каменная крышка поддалась и резко отъехала в сторону. Кастагир, стоявший ближе остальных, низко наклонился над зиявшим колодцем. В то же мгновение его случайно задел Таохэ. Коротко вскрикнув от неожиданности, тайчи ухнул вниз головой прямо в отстойник.

До стоящих на поверхности воинов сначала донёсся громкий всплеск, а затем отчаянный вопль, который сопровождался страшными богохульствами и проклятиями, призываемыми на их голову. Таохэ с Щербатым пришли в оцепенение. Доносившийся снизу из темноты голос Кастагира пообещал им, что как только он отсюда выберется, то они оба будут немедленно посажены на кол и поджарены на медленном огне.

На лицах обоих ченжеров проступил страх. Несомненно, что какой-либо из злых духов, призванных защищать сокровища обители, вселился в их начальника. Охваченные суеверным ужасом оба воина бросились бежать прочь несмотря на то, что голос Кастагира приказывал им каким угодно способом поднять его на поверхность.

За ближайшим углом они наткнулись на Кендага. Увидев тайгета, незадачливые искатели сокровищ поведали, что злобный дух, поднявшийся из глубин преисподней, утащил туда самого тайчи Кастагира.

Хмуро выслушав сбивчивый рассказ обоих ратников, Кендаг подозвал к себе Джучибера ещё двух наёмников из числа своих соплеменников и велел ченжерам вести их к месту, где пропал Кастагир.

Подходя к тёмному провалу отстойника, они на всякий случай приготовились к бою. Разобравшись в чём дело, Кендаг немедленно послал Таохэ и Щербатого за верёвкой. Те, поняв какую ошибку они совершили, поспешили броситься на её поиски, так и не вернувшись назад. Вероятно, после всего случившегося, оба воина благоразумно решили не показываться на глаза Кастагиру. Наёмники же устав ждать обещанной верёвки, разорвали два плаща на полосы и, связав их между собой, вытащили изрыгающего проклятия тайчи из отстойника.

Вид грозного и непобедимого военачальника был поистине ужасен. Как только Кастагир появился на поверхности, воины поспешили отойти подальше от него, отворачиваясь и зажимая носы. Переглядываясь между собой, они старались сохранить невозмутимое выражение лиц, но как только Кастагир отводил от них взгляд, злорадно посмеивались над ченжером.

«Непобедимый» тайчи испытывал двойное унижение оттого, что из выгребной ямы его вытащили тайгеты, которых он всей душой презирал и ненавидел. Наёмники удалились от Кастагира под предлогом поиска воды, которой он сможет смыть с себя нечистоты.

Тем временем князь Чже Шен приказал разыскать Кастагира, которому он намеревался поручить возглавить передовые части войска и послать его вперёд в долину Тыйфыня. Полководец справедливо опасался засад у водопадов среди многочисленных скал.

Дежурный начальник караула доложил, что тайчи Кастагир в ставке отсутствует. Вероятнее всего он отправился с частью войск в захваченный город, и начальник караула уже послал за ним гонца. Чже Шен выслушав доклад, приказал седлать коней. Это даже хорошо, что Кастагир находится при войсках, тем быстрее он и его воины смогут выступить.

Подъехав к городским воротам, князь обратил своё внимание, что ратники необычно веселы. Чже Шен нахмурился – он жестоко карал воинов за пьянство в походе. Однако те не производили впечатления людей бывших в подпитии или нанюхавшихся пыльцы серого лотоса. Весело перебрасываясь непонятными князю шутками, они покидали разграбленный город, устремляясь к месту сбора.

Ментарх, охранявший со своей полусотней городские ворота, столь же весело поблёскивая глазами, рассказал, что тайчи Кастагира видели на подворье, расположенном в одной из городских окраин.

Когда Чже Шен добрался до указанного места, то на храмовом дворе он увидел странную картину. Голый тайчи Кастагир стоял посреди двора, а несколько воинов, держась на почтительном расстоянии, окатывали его водой из кожаных вёдер.

Сначала князь так и не понял, зачем Кастагир решил раздеться перед кумирней захваченного подворья, но высокий пожилой тайгетский наёмник, лукаво посвёркивая глазами и тщательно скрывая усмешку, прояснил сложившееся положение.

Сначала Чже Шен хотел подъехать к незадачливому искателю сокровищ и выразить сочувствие по поводу прискорбного происшествия, которое приключилось с ним. Но, поразмыслив, князь решил сделать вид, что он ничего не заметил, ибо Кастагир мог расценить проявленное сочувствие как насмешку. Чже Шен не хотел обижать преданного ему военачальника, чьи услуги ещё пригодятся. Да и запах, исходящий от Кастагира, несмотря на старания воинов с вёдрами, был ещё слишком силён.

Показывая пример окружающим, князь направил коня к воротам и с непроницаемым лицом принялся рассматривать окрестности. Молодой тайчи Бейтар склонился к нему, выслушивая распоряжения о проведении разведки. Лишь по весёлым огонькам, мелькавшим в его глазах, Чже Шен догадался, что тот, как и все окружающие, про себя посмеивается над Кастагиром.

Ладно, пора было возвращаться в лагерь.

На обратном пути Чже Шен опять заметил какое-то непонятное столпотворение. Неподалёку от стен города около сотни одетых в красные одежды людей, устанавливали ряды высоких кольев, окружавших высокий помост, воздвигнутый в середине поля. Помост был убран богатыми коврами и тканями. На нём стоял трон, предназначенный для богоравного владыки. На самом краю поля чадно дымили костры. Сюда же сгоняли пленных и жителей из захваченного Вэньгэда.

– Что это? – князь обернулся к сингарху Югюлаю.

– А-а,– тот пренебрежительно махнул рукой.– Богоравный повелитель тешится очередной казнью изменников и предателей, после справедливого суда.

Чже Шен повернул коня в сторону лагеря. Всю жизнь убивавший и умеющий убивать, тем не менее, он никак не мог понять истязания поверженного противника. Вытянуть нужные сведения, устрашить в качестве наказания. Да, это он ещё мог понять, но вот так бессмысленно истреблять собственных подданных…

Впрочем, сингарх Югюлай сказал правильно: повелитель тешится. К тому же, И-Лунгу как правителю надо привыкать к пролитию крови.

Над равниной повис протяжный, наполненный мукой и болью, крик первой жертвы. Следом последовал второй. Палачи подходили к толпе, выхватывали из неё очередную жертву и уводили в сторону помоста, где сидел И-Лунг.

Для оставшихся ожидание, было мучительнее, чем сама казнь. Многие из пленников, ожидавшие своей очереди, не выдерживали. Одни, теряя сознание падали на землю. Другие рвали на себе волосы, царапали лица, били себя в грудь и громко кричали. Одному из пленников удалось разбить себе голову о лежащий на земле острый камень. Остальным такой возможности не представилось.

Вскоре всё поле у городских стен Вэньгэда покрылось кольями и виселицами, на которых повисли окровавленные трупы. От костров вздымался в небо чадный дым, воняющий палёным мясом и сгоревшей плотью. Некогда цветущие и радостные окрестности Вэньгэда превратились в мрачную долину смерти.